Скованные

– Не надо ее слушать, – лениво произносит парень со смазливой внешностью. – Сама не пришла, разодрала Шейну руку, шипит и скалится. Надо ей доходчиво объяснить правила поведения в Амоке.

Столичные солидарно кивают, поддакивают. Двое крепких парней поднимаются с похабными улыбками, следом встают еще двое.

Нэнси дрожит, и я вместе с ней.

Девушка пятится на нас, требуя не приближаться к ней. Столичных это лишь раззадоривает.

Наши одногруппники смело выходят вперед.

– Что вам надо? – выпаливает Питер резко и нервно. – Зачем вы нас сюда привели?

– Не торопись, не все сразу, – этот из четверых выглядит как водосточная крыса.

– Вам все подробно объяснят, – добавляет другой и отталкивает Питера с дороги.

Рюк замахивается, но Шейн опережает удар. С замиранием слежу за кулаком. Хруст челюсти настолько явный, что к горлу подступает тошнота.

Рюк безвольно падает, отключившись. Питер сглатывает рвущееся наружу ругательство и под взглядами пятерых столичных отступает.

Интересно, меня они тоже вырубят? Возражать не буду.

Сбрасываю руку Нэнси, изрядно измявшую рукав, и шагаю вперед.

– Меня ударишь? – холодно смотрю в неприятные глаза.

Игнорирую гул со стороны как на арене в период самого интересного. Все чувства вытеснены страхом, сковывающим по рукам и ногам.

От слишком миловидного лица напротив сводит зубы, словно съела невероятно сладкий зефир.

– Ну ты-то куда, полянка… – незнакомец бросает взгляд на Нэнси. – С поганкой. И до вас очередь дойдет, не волнуйся.

Я упорно не двигаюсь с места под смешки и неразборчивые выкрики столичных. В ушах только стук сердца.

Тяжкий раздраженный вздох сбоку перетягивает внимание. Глухо вскрикиваю под натиском огромных рук, обхватывающих меня. Беспорядочно бью кулаками куда попало, захлебываясь страхом, а через несколько секунд – водой. Она заливается в рот и в нос, давит на барабанные перепонки, жжет глаза.

Одежда быстро промокает и тяжелеет. Плотная ткань тянет вниз. Отсутствие кислорода стягивает внутренности, паника погребает вместе с толщей воды над головой.

Барахтаюсь в бессмысленной попытке выплыть. Никогда не умела плавать, но всегда представляла, как легко поплыву, если прыгну в воду.

Руки выскальзывают из рукавов, плотная ткань кофты поднимается, закрывая голову, запутывая. Не получается высвободиться из ворота!

Дикий ужас внутри вопит, изо рта вырывается паническое мычание.

Ничего не видно, кроме кофты. Хоть бы один глоток кислорода, хоть бы один.

Сознание медленно уплывает…

Что-то горячее обжигает живот. Сквозь туман ощущаю движение наверх… С хрипом вдыхаю кислород, беспрерывно кашляя. Выплевываю воду, пытаюсь сесть, опираясь на кого-то спиной. Насквозь мокрая кофта лежит рядом.

Легкие горят. Не могу надышаться. Вдыхаю жадно, пока не осознаю, чей запах так отчетливо снова обосновался внутри.

Одногруппники почему-то по другую сторону бассейна. Их откровенно испуганные взгляды не помогают прийти в себя. Чуть в стороне парни пытаются справиться с брыкающейся и истошно кричащей девушкой.

Перед глазами снова плывет. Упираюсь рукой, все же надеясь подняться. Мокрая ткань под ладонью слишком грубая, а… чье-то бедро слишком твердое.

Лишь теперь замечаю, что крепкая рука, негусто покрытая темными волосками, распаляет кожу в месте прикосновения.

Ужасающая догадка паскудной змеей пробирается в помутненный разум, но… нет. Нет же! Не мог Малин броситься в бассейн, чтобы…

Один полноценный вдох. Всего один, и бешеная концентрация самого вкусного в мире запаха течет по венам.

Вода. Крем.

Проклятье!

Вскочить, бежать, но поздно. Горячие пальцы пускают по телу разряды двести двадцать вольт, собирают с шеи прилипшие мокрые волосы. Малин оттягивает их, вынуждает наклонить голову и подставить шею.

Дергаюсь в попытке вырваться. Слишком вялой попытке. Хватка не ослабевает, Малин сильнее прижимает спиной к груди.

Шумный вдох раздается рядом с ухом. В животе что-то искрит, сжимается. Опускаю веки, закусывая губу изнутри.

– Не истинная, говоришь? – горячее дыхание опаляет ухо, шею.

Дрожь прокатывается по телу и теряется в пятках.

– Нет, – выдаю почти уверенно и ловлю взгляд Дрейка.

Идея проносится спонтанно и резво, оставляя после себя яркий след. Кажется, лучший выход из ситуации.

– Я принимаю твое предложение, – голос все же дрожит.

Слабая боль от рывка волос, и рука на животе заметно напрягается, став едва ли не железной. Голову насильно поворачивают за волосы. Не подаю вида, что мне больно и неприятно. Сжимаю зубы, твердо смотря в бледно-желтые глаза.

– Что ты сказала? – вкрадчиво интересуется Малин, размалывая мои кости одним взглядом.

Внутри все едва ли не поет от его рук и его близости. Истинность вопит меньше: не истошно орет, а мурлычет, подогревая, но не испепеляя.

Так вот как это работает…

Будет непросто.

– Я буду, как у вас это называется, под Дрейком, – повторяю уверенно, запрещая себе таять в руках Малина.

Тело плавится, а разум бунтует. Я на стороне последнего.

– Ты моя истинная, – на этот раз столичный не спрашивает.

Прошло слишком мало времени с нашей первой встречи. Да, очевидно, мой запах проявился четче, но все равно пока не принял окончательную форму.

Истинность берет свое, но не так быстро.

– Нет, – заявляю твердо, не собираясь подтверждать.

Малин вновь наклоняется к шее. Медленно, давая мне прочувствовать момент каждой клеточкой тела.

Будь ты проклят. Ты и твоя истинность.

Он втягивает воздух, пальцы в волосах напрягаются, хватка усиливается. Рука поперек живота давит.

– Слабый запах, но теперь я его чувствую, – произносит Малин прямо в сгиб шеи.

Мышцы сводит от сладких импульсов.

Надо сопротивляться.

Ему. Истинности.

Себе.

– Ты ошибаешься. У тебя проблемы с обонянием, надо лечиться, – упираюсь ладонями в мокрую футболку на груди, стараясь увеличить расстояние.

Не позволяет. Держит крепко, усмехаясь в мою шею. Гладкий горячий язык облизывает сгиб.

Крупная дрожь пробивает без предупреждения. Короткий вздох зависает на пересохших губах. Закусываю язык от слишком острых ощущений, чтобы не обронить случайный стон.

Зубы царапают кожу в месте, где истинные обычно ставят метку. Будто удар под дых.

Кончик языка под давлением зубов отзывается режущей болью.

– Тебя выдает тело, – шепчет Малин прямо в ухо.

Ежусь от щекочущего дыхания и впервые чувствую возбуждение между ног. Настоящее. Острое.

Это только из-за истинности. Я избавлюсь от нее, и, если захочу быть со столичным, сделаю выбор сама, а не пойду на поводу ужасающе сильной… проклятой… истинности!

– Ты меня чувствуешь сильнее, чем я тебя, но это пока, – Малин продолжает сводить с ума, но так, что окружающие точно не слышат ни единого слова. – Ты ведь знаешь, что теперь твой запах сформируется быстрее?

Очередная волна дрожи прогуливается по телу. Пешком. Неторопливо.

– Знаешь, – Малин верно распознает реакцию.

– Я уже говорила и повторю: я не твоя истинная. Пусти, – бью его по груди, требуя выполнить просьбу.

Малин не дергается, только вновь стягивает мои волосы на затылке. Это действие, смешанное со всеми не утихшими ощущениями, отзывается импульсами в самом низу живота.

– Знаешь, как работает гон? – очередной обжигающий шепот играет на возбуждении, а суть вопроса, наоборот, пугает.

Читала об этом явлении. Гон бывает только у альф и происходит каждый месяц. Длится недолго, примерно несколько часов, если альфа не знает истинную. Переносится легко и беспроблемно для окружающих. В ином случае может длиться до суток…

Гулко сглатываю, ничего не видя перед собой.

– Знаешь, – тянет Малин. – Если ты не моя истинная, как утверждаешь, я тебя не трону. Если моя…

Многозначительная пауза кувалдой давит на мозг.

Сжимаю бедра, живо представляя, что будет.

– Я не стану сопротивляться инстинктам и возьму свое.

– Я биомусор, забыл? – цежу сквозь зубы.

Контроль под натиском трещит по швам.

– Трахать тебя мне это не помешает, – горячая ладонь скользит по животу, тяжесть пропадает с волос.

Малин больше не держит меня.

Поднимаюсь на дрожащих ногах, придумывая, чем ответить. Желательно колким, едким…

Мысли выбивают ругательства, смешанные с криками. Четверо парней то ли не хотели прибегать к слишком грубой силе, то ли просто отвлеклись и позволяли той опоздавшей девушке отбиваться и вопить.

– Отстаньте от нее! – кричу, совершенно не задумываясь о последствиях.

Столичные уставились с удивлением. На меня. За меня.

На плечо ложится чья-то рука. Дергаюсь в сторону и ошарашенно смотрю на Дрейка. Он притягивает к себе за шею с шепотом:

– Борцы за справедливость здесь долго не живут.

Теплая ладонь поглаживает плечо.

Дрейк отходит, а его слова продолжают звучать в голове.

Одногруппники с потерянным видом, заполненные отчаянием до краев, как этот бассейн, топчутся на том же месте. Рюка на полу не видно.

Нэнси стоит в углу, обхватив себя руками, на щеках блестят слезы. Не из-за себя, очевидно. С ней, с виду, все в порядке.

Девушка продолжает активное сопротивление и бесконечный поток ругательств. Очевидно, парни легко могли с ней справиться, но отчего-то этого не делали.

– Отпустите ее, – бросает Малин раздраженно. – Хватит вопить.

По бассейну распространяется ощутимое плохое настроение, холодящее спину.

Девушка замолкает, выдергивает руку из захвата Шейна. Пятится, пока парни с недовольством прожигают в Малине пару-тройку новых дыр.

– Ты здесь не один альфа, – заявляет один из них с коротким ежиком волос на голове.

Смех, звучащий со стороны, медленно угас. Все невольно обратили внимание на мгновенно накалившуюся атмосферу.

Глава 6

Малин возвращается на свой лежак, как победитель. Воздух искрится от разрядов, пробегающих между столичными. Похоже, ситуация неординарная.

Взгляд запинается о парня в черной толстовке. На его губах саркастичная ухмылка, глаза по-прежнему скрываются в тени капюшона.

Как лучше обойти? С одной стороны отбитые парни, чуть не изнасиловавшие девушку, с другой – тоже столичные. На лбу не написано, кто более опасен, а рядом с кем можно передвигаться свободно.

Наклоняюсь за мокрой кофтой. Натянуть ее на себя и замерзнуть… Мрачная перспектива. Как бы ее избежать и при этом не светить бельем?

Распрямляюсь и невольно попадаю под словесный обстрел.

– Потом ее трахнешь, раз так запала, – Малин смотрит сквозь меня на столичных. – Не хочу слушать ее вопли.

Девушка, о которой идет речь, сжимает челюсть, лицо наливается краской от злости. Второй раз может не повезти так легко отделаться. Видимо, она тоже это осознает, поэтому сдерживается от необдуманного выпада.

– Можешь уйти, – пожимает плечами наглый столичный, – тебя никто не заставляет здесь находиться, смотреть, слушать.

Отхожу к окну, пока никто меня не замечает. Неторопливо пробираюсь вдоль, по периметру. Так наибольшая вероятность, что друг друга поубивают, и меня не заденут. Максимум кровью забрызгают. Это я как-нибудь переживу.

Малин усмехается.

– Я не спрашивал тебя, что мне делать. Я сказал, что не хочу слушать вопли.

– Мальчики, ну, не ссорьтесь.

Запинаюсь на ровном месте от протяжного и сладенького голоса. Аж зубы сводит.

Блондинка соломинкой помешивает оранжевую жидкость в пузатом бокале. Обращается к «мальчикам», а смотрит на Малина. Взгляд то и дело проходится по телу и возвращается к лицу. Пухлые губы обхватывают соломинку, щеки втягиваются. Она проглатывает напиток и улыбается под ответным вниманием Малина.

Длинное сверло с шипами проделывает дыру в печени и легких. Неприятное жжение в области солнечного сплетения усиливается с каждым вдохом.

Нога дергается в обратном направлении, к столичному. Помутневший разум истошно вопит, что во всем виновата чертова истинность.

Трясу головой, словно это простое действие разгонит туман. Прояснит сознание. Часто моргаю, надеясь, что лицо блондинки с надписью «опасность» рассеется. Резко отворачиваюсь, по пути зацепив взглядом Дрейка. Он с легкой усмешкой наблюдает за мной.

Еще раз дергаю головой и иду дальше намеченным путем. Надо добраться до своих.

– Никто не ссорится, Лиз, – столичный, что предлагал Малину прогуляться, улыбается.

В его глазах отражается предупреждение: ничего не закончено. Или моя фантазия разгулялась на фоне происходящего.

Что между собой делить столичным? Мне кажется, внутренние конфликты у них большая редкость.

– Вернемся к биомусору, – предлагает Стив. – Никто не против?

– Все «за».

«Малин, отвечать за всех у тебя обычная практика, да?» – усмехаюсь мысленному вопросу.

Добираюсь до другой стороны бассейна. Столичные разбрелись, освобождая территорию «приезжих».

Нэнси при виде меня тянет мешковатую футболку наверх.

С ума сошла, раздеваться на глазах у всех? Страх отчего-то кольнул, но быстро растворился. Под низом оказалась еще одна футболка.

– Возьми, – Нэнси протягивает мне нелепую одежду.

Принимаю с искренней благодарностью. Это лучше, чем светить бельем.

Утопаю в футболке по колено. Где только находят такие вещи?

Нэнси оправляет свою одежду и резко вскидывает голову. Слежу за ее взглядом. Она может смотреть на кого угодно: от парня в черной толстовке до надменных столичных дамочек.

– Вы все зарегистрированы в сети Амока, – голос Малина привлекает внимание. Он отскакивает от стен, становясь громче. – Каждый из вас преданно и верно служит своему хозяину. Мы не даем право выбора. У кого оно было, тот знает, – бледно-желтые глаза полоснули меня как ножом по горлу.

Пальцы Нэнси вновь вцепляются в мое предплечье.

– Посвящение традиционно является неким конкурсом, – подхватывает Дрейк. – Сегодня вам откроется доступ к первому этапу.

Мы участники развлекательной программы для столичных? Не слишком ли много мы должны для них делать?

– Ноги полизать, на задних лапках постоять? – опоздавшая девушка высказывает то, о чем я подумала.

Столичные хохочут с протяжным «о».

– Я точно тебя трахну, – смеется тот наглый столичный, вступивший в перепалку с Малиным.

Возможно что-то и отразилось на ее лице, но передо мной только затылок. Дальнейшей реакции от нее не последовало.

– Я не хочу участвовать, – заявляю твердо, сцепив руки под грудью.

Уголки губ Дрейка подергиваются наверх, а Малин не улыбается. Совсем. Он сверлит во мне очередную сквозную дыру и обводит нас, первокурсников, тошнотворно-убийственным взглядом.

– Вы представляете своего хозяина. Подведете его – отвечать будете перед ним же. Чей вы слейв узнаете из своего профиля.

Морщусь от знакомого слова. Брат рассказывал, что помимо гордого звания «биомусор» присваивается еще одно. Слейв – невольник, раб конкретного «хозяина». Он может сдать в аренду другому, например. Обменять на другого слейва, если надоел. Может делать что угодно. Что захочет.

Будешь послушной – молодец, не будешь – бросит толпе как кусок мяса. Поэтому все безропотны и безвольны. Остальных либо сломали, либо они сломались сами.

– Все, идите, – Стив машет кистями рук, будто отгоняет раздражающую букашку.

Нэнси идет рядом, не отпуская моей руки. Оборачивается на кого-то и продолжает идти, не сбиваясь с шага.

За спиной остается веселый гул. Смех, разговоры, громкий плеск. Между нами, наоборот, гнетущая, гробовая тишина. Только и слышно, как сверху по крышке гроба стучит земля.

Все без разговоров расходятся по комнатам.

Фиф и Джана обкололи мою спину внимательными взглядами. Они не спрашивают, а я говорить не хочу. Падаю на постель и разблокирую планшет. Захожу в свой профиль в сети Амока. Пустой. Ничего, кроме курса, имени и фамилии. Напротив последней загорается зеленый значок с текстом «слейв».

Внутри неприятно и болезненно ноет. Выдох застревает, чтобы следом протяжно и шумно вспороть пространство.

За значком добавляется имя. Теперь первая строчка выглядит так: «Карина Шерп слейв Дрейка Болдана».

Планшет ложится на живот, а я смотрю в потолок. Я считала, меня обойдет метка раба, что у меня не будет хозяина.

Опускаю веки. Неприятная вязкая слюна заполняет рот.

Это ведь ничего не значит, пока я считаю себя свободной, ведь так? Главное, что внутри, а не снаружи.

Снова вцепляюсь в планшет. Посмотрим, о каком первом этапе шла речь.

На главной странице сети Амока мелькает длинная вереница сообщений ото всех студентов.

Где искать этот… конкурс, будь он трижды проклят.

Наугад тапая по разным значкам, вылетаю на страницу со списком нас, первокурсников. Сверху жирным шрифтом выведено: «Посвящение. Этап 1». Разворачиваю с предвкушением чего-то гадкого. Обязательно унизительного, ведь столичные по-другому не могут.

Пробегаюсь по тексту. Одеревеневшие мышцы создают дикое напряжение в теле. Крик интуиции отскакивает от них, как от голых стен.

Нас ждала вечеринка. Вернее, не нас, а столичных. Мы, приезжие, должны их обслуживать весь вечер. Конкурс на «лучшую прислугу» в действии. Как издевательство – приписка, что для нас это шанс «неплохо заработать» на щедрых чаевых.

Унизительно. Отвратительно. Но слишком просто для столичных. Просто прислуживать? Нет, где-то между строк точно нагревается адский котел. Остается дождаться, когда он закипит.

Пролистываю однокурсников. Понять без фото кто есть кто непросто, когда с именами проблема. Нашла Нэнси. Напротив ее имени горит ярлык «слейв», но не обозначено чей.

На спине выступает пот, футболка прилипает к коже.

Что это значит? Нэнси никто не выбрал, и она принадлежит всем?

Страх за себя не одолевал так, как неожиданно охватил теперь. Мечусь по экрану, словно сию минуту что-то изменится или снизойдет пояснение. Напряженные пальцы отказываются разжиматься с первого раза.

Стоп, надо выдохнуть. Лучше это делать под теплым душем. Довести себя до нервного срыва – худший из возможных вариантов. Мне нужен здоровый ум, и крепкая психика.

В душ попала без очереди, а когда вышла, обнаружила толпящихся и зевающих студентов. Зеваю по инерции, возвращаясь в комнату. Соседок нет, они застряли где-то на пути в душ.

Ложусь на постель и снова заглядываю в сеть. К имени Нэнси добавилось: «слейв Скама Аштара».

Ни имя, ни фамилия ни о чем не говорят. Кто такой Скам Аштар?

Поинтересуюсь у девочек, когда вернутся.

Откладываю планшет на тумбочку, подтягиваю одеяло, устраиваясь поудобнее. Сонное сознание отмечает шорох на фоне, но сил открыть глаза нет. Переворачиваюсь на другой бок и окончательно погружаюсь в сон.

***

Просыпаюсь раньше остальных и спокойно иду в душ, мажусь кремом. Пусть Малин меня и учуял, глупо дразнить его. Истинность слишком сильно влияет, буквально подчиняет себе. Не хочу провоцировать.

За оставшееся время успеваю подготовиться к новому учебному дню. Мысли постоянно возвращаются к Нэнси и ожидаемой вечером вечеринке.

Последнее беспокоит не так, как милая и запуганная однокурсница.

Джана вернулась из душа и на ходу сбросила с себя полотенце, ничуть не смущаясь.

Я смутилась вместо нее. Зарываюсь в сумке, не ища ничего конкретного, пока Джана перебирает вещи в поисках «чего надеть».

– Кто такой Скам Аштар, ты знаешь? – бессмысленно перебираю тетради для конспектов.

– Нет. И вряд ли кто-то скажет «кто он».

– Как это?

Сажусь ровно, теперь смотря прямо. Соседка натягивает широкие штаны и завязывает пояс на талии.

– Вот так! – фыркает Джана, прикладывая к себе то одну безвкусную футболку, то другую. – Среди всех столичных Аштар самый неприметный. Я год здесь отучилась, а видела его несколько раз. Слышала о нем и того меньше. Никому не интересно его обсуждать.

– Почему?

Странно, что кто-то остался незамеченным. Врагов надо знать, поэтому о каждом столичном что-нибудь да известно.

– За прошедший год он никого не изнасиловал, не избил, не послал матом. Ну или мне о таком неизвестно, – Джана утопает в бесформенном свитере с ужасными цветами. – Что его обсуждать?

Она с искренним непониманием смотрит на меня, подхватывает свою сумку и вылетает из комнаты.

Любопытная логика. Исключительная. Впрочем, возможно, в этом кроется здравый смысл: не тратить силы и время на того, кто не хочет привлекать внимание.

В раздумьях иду на выход и сталкиваюсь в дверях с Фиф. Она саркастично усмехается, не произнеся ни слова, обходит меня и остается за спиной.

– Какие-то проблемы? – оборачиваюсь, сжимая дверную ручку.

– Никаких, – Фиф, не стирая усмешку с губ, пожимает плечами и скрывается за дверцей шкафа.

Потрясающе непонятное утро. Мне с Фиф однозначно нечего делить.

Отыскать разумное объяснение, что только что было, не получилось.

Нэнси вытаптывает неизвестный невидимый узор на выходе из блока, и выглядит не более потерянной, чем обычно.

– Ты в порядке? – спрашиваю без предисловий.

В ответ получаю утвердительный, но неуверенный кивок. Желание чем-то помочь скребется внутри. Неясно чем и для чего, но я точно должна это сделать.

– Не знаю, кто такой Скам Аштар, но мы выясним, не переживай, – понижаю голос, не давая лишнего повода нас подслушивать. – Наверняка можно что-то сделать, если он окажется говнюком, а в этом я даже не сомневаюсь.

– Кара, это я, – Нэнси, как обычно, слишком тихая.

– Что ты? Ты Скам Аштар? – усмехаюсь, ступая на лестницу.

Нэнси наклоняется к моему уху.

– Я сама его выбрала. Ну, приняла его предложение.

Хочу остановиться, но ноги продолжают двигаться по инерции.

Она сама?

– Тот парень в черной толстовке, – поясняет Нэнси очевидное. – Помнишь?

Хотела бы – не забыла. Он говорил что-то… прийти к нему и не брать меня с собой.

– Ты ходила к нему?

Нэнси смущенно кивает.

Неприятный укол обиды остается между ребер.

– Когда?

– Вчера.

Не на что обижаться. Нэнси ведь не ребенок, способна сама решать, что для нее лучше.

Хотя могла бы предупредить. Наверно.

Тогда бы я попыталась ее отговорить, возможно, тем самым сделала бы хуже. Я с ней тоже не советовалась. Приняла предложение Дрейка и даже не задумывалась с кем-то это обсудить. И сама до сих пор не обдумала свой поступок как следует.

– Как ты решилась?

До столовой осталось немного. Разговаривать об этом за столом точно не стоит.

Нэнси смотрит под ноги. Приоткрытые губы будто застывают на полуслове.

– Не знаю, – она мотает головой, не поднимая взгляда. – Поддалась страху и отчаянию. Я не такая сильная, как ты.

– Пойти к незнакомому столичному в комнату… Нэнси, мне бы на такое духу не хватило.

Усмехаться и улыбаться не хочется. Уголки губ магнитом тянет вниз.

Мы все – в одной большой ловушке. За нами наблюдают и веселятся, загоняя в очередные рамки, зная, что сопротивления не последует. Безвольное стадо, безропотно исполняющее прихоти.

Сжимаю лямку сумки. Челюсть ноет от стиснутых зубов.

Повсюду эти столичные, «хозяева». Довольные жизнью и новым днем.

Швыряю сумку под стол, падаю на стул. Разговор между Мишелем, Риной и Олдосом прекращается. Они смотрят на нас, будто никогда не видели.

– Что? – набрасываюсь на них без видимой причины.

Они переглядываются, а я шумно выдыхаю.

– Извините.

Тяжелая пустота заполняет грудную клетку, придавливает к стулу. Аппетита нет. Ни грамма.

На другом конце зала за окном под давлением ветра колышутся ветки. Листья местами пожелтели. Сочетание цветов на фоне голубого неба впечатляет.

Что толку от красивой осени, когда не можешь порадоваться?

Сцепляю руки под грудью, не притронувшись к завтраку. Шум столовой стучит молотком по нервам.

Сила – в спокойствии. Я далека от него как никогда.

От вида преподавателей хочется скривиться. Молча потакать текущему порядку вещей, значит быть сопричастными.

Мышцы лица каменеют. Моргнуть не получается. Перед глазами желтые и зеленые листья за окном, трава, только воздух не свежий – отравленный ядом истинности. Он медленно проникает в легкие, червями расползается по венам, заполоняет все. Мозг. Легкие. Сердце отбивается от ползучих тварей, не позволяет себя отравить.

Сжимаю кулаки из-за жгучего желания обернуться. Одеревеневшая смотрю в окно перед собой и не шевелюсь.

Сладкие импульсы в солнечном сплетении тянут туманные щупальцы к разуму. Затмевают, опутывают ласкающими движениями.

Смотрю в центр зала. Столкновение с бледно-желтыми глазами по-настоящему болезненное. Я будто на скорости влетела в бетонную стену и разлетелась на части.