Скованные

Его ухмылка злит, но главное не это. Он искренен. Он действительно считает, что сделал мне шикарное предложение, даже одолжение. Что быть чьей-то собственностью – привилегия, а не унижение.

– Нет.

– Чего? – усмехается он. – Точно долбанутая. Биомусор без хозяина и года не протянет.

– А вас, таких уникальных и возвышенных, не напрягает владение «биомусором»?

Раздражение льется в каждом слове. Сочится из каждой буквы.

– Для чего еще вы нужны? Служить нам ваше истинное предназначение, – Дрейк говорит спокойно, без пафоса.

Но слова! Их смысл… Чудовищно: таких, как он, большая часть студентов универа, и почти все жители столицы.

Мы въезжаем в Зеленый район, остается совсем немного потерпеть.

– Лучше тебе смириться, – спокойно продолжает Дрейк. – Осознать, принять и свыкнуться, если не хочешь стать общественной игрушкой.

Его смешок только укрепляет мысль: он считает это фактом. Данностью, над которой и злорадствовать не имеет смысла. Абсолютное безразличное спокойствие.

Изнутри рвется шквал неприятных слов, которых достоин столичный.

Автомобиль паркуется перед воротами, выхожу первой из машины. Я все скажу… Сперва попаду на территорию универа, а после сдерживаться в выражениях не стану. Тем самым обреку себя на ворох проблем, но черт возьми! Как промолчать?

Прохлада ночного воздуха пробирается под свободное худи.

Дрейк неторопливо подходит к воротам. Сама даже не пытаюсь открыть, все равно не пропустят.

Столичный прикладывает циферблат наручных часов к сканеру.

Секунда ожидания, вторая, третья…

Перед глазами пустая улица, темные листья деревьев. Принципиально не смотрю на столичного.

По моему лицу блуждает взгляд Дрейка, и я с трудом сдерживаюсь от ненавистного ответного, когда все презрение читается в каждом пятнышке радужки.

Створка ворот с коротким щелчком приоткрывается. Влетаю на территорию, немедля ни секунды. Второй щелчок оповещает о закрытии ворот.

Разворачиваюсь на середине пути к корпусу. Дрейк с расправленными широкими плечами лениво смотрит по сторонам, неторопливо идет вперед.

Слова жгут язык и обжигают горло настолько, что желание дать им свободу нестерпимо-болезненное.

– За пределами столицы тоже люди живут. Такие же, как вы. Представляешь? Мы не хуже вас, а вы не лучше нас. Все ваше превосходство надумано. Никто не обязан служить вам, полируя ботинки и член до блеска.

– Как трогательно, – насмешливо тянет Дрейк. – Кто еще так считает?

Иду дальше спиной, удерживая между нами большое расстояние.

– Все! Все приезжие!

– Тогда завтра на посвящении вы объединитесь и дадите нам, столичным, достойный отпор, – ироничный скептицизм смешивается с воодушевлением.

Поворачиваюсь к Дрейку спиной и взбегаю по ступенькам ко входу.

Дадим отпор. Не сомневайся.

***

Джана и Фиф лежат на одной кровати и что-то смотрят на планшете. Они синхронно оборачиваются, когда я захожу в комнату.

– О, нашлась пропажа, – Фиф блокирует планшет и садится.

Спину жгут взгляды, пока я убираю крем в тумбочку.

– Где была? – Джана садится, скрестив ноги.

Терпела общество высокомерного столичного. Такой вечер хочется поскорее забыть.

– Неважно, – сажусь, упираясь локтями в колени.

Обнимаю лицо ладонями. От смелости распирает каждую клеточку тела.

– Мы должны бороться.

Гордость берет от твердости собственного голоса.

Соседки переглядываются с озадаченными улыбками.

– Мы? – Джана трет ладонь о свою голую коленку.

– Бороться с кем? – Фиф смотрит искоса.

– Со столичными, это ведь очевидно. Или здесь кто-то еще большая сволочь?

Вытягиваю сумку из-под кровати. Разбирать ее нет никакого желания. Достаю футболку и шорты.

– Как ты себе представляешь «борьбу со столичными»? – Джана отражает недоумение обеих. – Для чего?

Они что, серьезно? В самом деле не понимают, зачем с ними бороться? Не может такого быть. Они здесь второй год, знают лучше первокурсников местные устои и порядки.

– Вас устраивает, что с вами обращаются как с рабами?

Тревожные переглядывания соседок раздражают.

– Вам приятно чувствовать себя чьей-то вещью?

– Это не так работает, – Фиф спускает ноги с кровати, ищет пушистые тапочки.

– А как? Объясните, я хочу понять.

Фиф нарочно шаркает подошвой по истертому полу, резкие движения выдают нервозность. Она сжимает ручку двери до побелевших пальцев.

– Забудь! Бунты и прочую чушь. Все пострадаем.

Дверь закрывается, оставляя меня и Джану наедине.

Забыть? Смириться с предлагаемой участью безвольного существа?

Не знаю, какой спектр эмоций в моих глазах видит Джана. Она несколько раз открывает рот, но так и не произносит ни звука. И все же решается.

– Слушай, все поначалу сопротивляются. Все не так плохо, как ты думаешь. Главное – попасть к нормальному, кто бить не будет и по кругу не пустит. Многим даже платят хорошо, потом домой возвращаются и отлично живут.

Не могу поверить. Серьезно? Мне ничего не послышалось? Смириться с…

– Да что с вами не так?! – трясу зажатой в руке футболкой с шортами, как раз когда в комнату возвращается Фиф.

– С нами все в порядке. Ты не в провинции, здесь на твои высокие моральные принципы подрочат и кончат. Понимаешь? Идиотов нет, все жить хотят.

– Жить как биомусор?

Фиф падает на кровать и демонстративно утыкается в планшет.

Джана растерянно смотрит на подругу. Отвечать самой ей явно не хочется.

– Все не так однозначно. Я уже говорила: попадешь к нормальному и проблем не будет.

Нет слов. Просто… фантастика.

Беру полотенце и выхожу в коридор.

Душ не помог расслабиться. Нервное напряжение ощущается стянутостью в груди, по каждому пальцу словно пробегает ток.

Завтрашнее посвящение не идет из головы.

Что делать? Идти по комнатам в надежде найти единомышленников?

Нет, напрямую не стоит. Надо действовать аккуратно.

***

Наученная опытом первого дня просыпаюсь гораздо раньше. Спокойно умываюсь, принимаю душ и обмазываюсь кремом от шеи до пят.

Никакого специфического запаха на теле нет. Не вижу наморщенных носов, не слышу едких комментариев. Утро идет своим чередом.

Нэнси ждет меня на выходе из блока. Натягивает рукава серого вязаного свитера, надетого поверх белой рубашки. Из-за пасмурной погоды в корпусе прохладно.

Несколько переходов мы проходим молча, а на одном из поворотов перед нами появился тип, похожий на того парня, предложившего Нэнси пойти под него. Возможно это он и был: такая же толстовка, на голове капюшон.

Нэнси замедляется, намеренно отстает от него на несколько шагов. Пальцы сжимают рукава свитера.

– Мне страшно, – произносит она полушепотом. – Говорят, сегодня посвящение… Ты знаешь, что нас ждет?

Мотаю головой. Ничего хорошего нас точно не ожидает.

Взгляд Нэнси так и остается прикован к спине в черной толстовке.

Остальной путь до столовой мы идем без разговоров. Шум студентов заглушает мысли, дарит пресловутую видимость безопасности. Среди толпы кажется, что ничего случиться не может. Защитная реакция мозга. Обманчивая. В потоке людей легче воткнуть нож и скрыться, причинить боль и остаться незамеченным.

Нож – условный страх. Вонзается безжалостно, проворачивается, превращая плоть в месиво.

Отвратительные ощущения.

Ребята уже сидят за столом, мы с Нэнси занимаем те же места. Мишель приветливо улыбается. Я не успеваю поздороваться, улыбка слетает с его лица.

– Черт, у вас же сегодня посвящение, да?

– О-у, – тянет Рина и насаживает бекон на вилку, – сочувствую.

– М-да, – коротко и мрачно выдает Олдос.

– Кто-нибудь, объясните, что происходит на посвящении? – Нэнси, и без того бледная, сидит с огромными глазами.

Сжимаю вилку, тщетно успокаивая разогнавшийся пульс.

Рина со вздохом откидывается на спинку стула, по очереди смотрит на меня и Нэнси.

– Проверка на прочность.

– Моральную, – вкидывает Мишель.

– Физическую, – добавляет Олдос.

– Многие получают травмы, – продолжает Рина.

– Моральные, – кивает Мишель.

– Физические, – зубцы вилки Олдоса стучат о керамику.

Я взмахиваю рукой с тяжелым выдохом.

– Можете не продолжать.

Нэнси без лица ковыряется в тарелке, она словно надеется в ней раствориться.

У меня тоже пропал аппетит.

На другом конце столовой сидят преподаватели, среди них и Спенсер. Им ведь известно, что устраивают столичные. Они знают. И допускают, потворствуют издевательствам. Потому что сами наверняка были среди тех, кто устраивал «посвящение». Поэтому они к нам относятся не лучше.

Такой абсурд: заставлять, вынуждать поступать в Университет Амока, чтобы… Видимо, чтобы обеспечить столичных «игрушками». Развлечением на время учебы. Чтобы довести неприязнь к приезжим до первоклассного уровня.

Сквозь запах еды нос щекочет самый приятный аромат. Сложный, не поддающийся описанию. С множеством подтонов, один из которых, совершенно точно, миндаль.

Прикрываю веки от наслаждения. Внутри все восторженно поет.

В грудную клетку словно засунули жар-птицу. Она встрепенулась, расправила крылья, обжигая изнутри. Уронила пламенное перо в район желудка, еще одно упало в низ живота.

К центру зала, расправив плечи, идет Малин в окружении неизменной компании. Случайно сцепляюсь взглядом с Дрейком. Он усмехается мне, и Малин замечает это, следит за траекторией взгляда.

Бледно-желтые глаза будто просверливают дыру, сквозь которую бесконечно вытекает воздух, создавая дефицит кислорода. Сжимаю кружку, борясь с порывом подскочить с места и подбежать к Малину.

«Отвернись. Ну же!», – мой мысленный приказ нагло проигнорирован.

Не могу перестать смотреть. Это… чудовищная сила притяжения.

Крылья носа Малина подергиваются. Грудная клетка расширяется, заполняется кислородом. Он пытается учуять. Распознать запах, который случайно уловил в первую встречу, но… Отворачивается и садится за стол.

Без зрительного контакта натянутая пружина, готовая подбросить меня на месте, ослабевает. Только запах не исчез, он по-прежнему туманит разум.

За столом идет какое-то бурное обсуждение, а я пытаюсь отключиться от обоняния. Жаль, крем не блокирует запах истинного.

***

Учебное время утекало песком в огромных песочных часах. Так медленно, что казалось он никогда не закончится.

Стандартные предметы первого курса, ничего особенного. Не считая высокомерного отношения преподавателей, поистине достойного биомусора.

Радует, что занятия у нас и у столичных проходят отдельно. Слышали от старших курсов о крайне редких, но всегда запоминающихся совмещениях. Надеюсь, они не случатся в обозримом будущем.

Историю ведет Спенсер. Иронично: куратор биомусора рассказывает, как же мы докатились до такой жизни. Разумеется, через призму столичного: кривую, в трещинах и пятнах.

Когда случилась древняя химическая война, из восьми миллиардов людей на планете осталось примерно сто миллионов. Разбросанные по разным частям света, наиболее здоровые начали искать убежища. Появились общины, первые оплоты выживших.

Спустя некоторое время погибла еще треть, затем еще. Оставшиеся пятьдесят миллионов быстро сократили свою численность междоусобными столкновениями.

По известным данным, неточное количество оставшихся в живых едва доходило до пяти миллионов человек. Произошли мутации, превратившие запах в определение половозрелости. Тогда же появилось понятие «альфа».

Люди не стали оборотнями в прямом смысле, но и перестали быть «примитивными» – так обозначается человеческий вид до химической войны.

С того момента начался отсчет нашего времени. Из небольшого поселения вырос город, позже окрестивший себя столицей. Принято считать, что менее приспособленные и более слабые начали уезжать в окрестности, возводить регионы на земле, пригодной для жизни. Ее осталось не так уж много.

Я считаю иначе. Уезжают те, кто хочет не бороться за право жить, а просто жить. Создавать семьи и растить детей вне системы.

– Будьте благодарны за возможность находиться здесь, в университете Амока, – зачем-то произнес Спенсер в конце лекции.

Сдерживаю презрительный смех, выходя из аудитории.

Быть благодарной за возможность быть униженной? Потрясающе.

– Кара, подожди, куда ты? – Нэнси семенит рядом, озираясь по сторонам.

– В блок.

Она убеждается, что столичных нет рядом, и подается вперед.

– Ты не пойдешь на обед?

Отрицательно мотаю головой.

Нэнси снова наклоняется ближе.

– А потом?.. Ну, на посвящение…

Перед первым занятием в аудиторию вошла длинноногая брюнетка в короткой юбке. Ее шпильки стучали об пол, пока она проходила и перед каждым небрежно бросала небольшую прямоугольную карточку с датой, временем и местом. Все поняли, о чем речь.

Старшие курсы рассказали, что скрыться от посвящения никому не удавалось. Кто не приходил добровольно – притаскивали силой и обходились куда хуже, чем с остальными. Показательная порка как примитивный метод воздействия.

– Пойду, – отвечаю без лишних эмоций.

Игнорирование привлечет дополнительное внимание, а этого лучше избегать, пока возможно.

– На обед не…

– Нет, – обрываю Нэнси, продолжая идти своей дорогой.

Наверно, не стоило с ней так резко. Наверняка ранимая натура, обидится, а больше здесь и поговорить не с кем. С Фиф и Джаной не особенно тянет на беседы.

Оборачиваюсь посреди широкого коридора. Нэнси растерянно смотрит вокруг себя с высоты своего роста и разворачивается к лестнице.

– Нэнси, – окликаю ее, поправляя лямку сумки, – заходи после обеда. Пойдем вместе, если ты не против.

«Куда» уточнять не требуется. На ближайшее время у нас один пункт назначения.

Нэнси с робкой улыбкой кивает и ступает на лестницу.

Стоит подготовиться к этому… посвящению. Только как? Еще раз намажусь кремом, на всякий случай.

Глава 5

В блоке почти никого не было. Воспользовалась обеденным временем для похода в душ и новой порции крема. Сколько и как эффективно он действует неизвестно, лучше перестраховаться.

Нэнси застала меня за выбором одежды. Она тоже переоделась и теперь выглядит длинным мешком с головой.

– Ты всегда так одеваешься? Откуда у тебя это?

Совершенно бесформенная футболка гигантского размера скрывает руки и свисает до колен поверх безразмерных шорт.

– Соседки по комнате одолжили, – Нэнси смотрит на себя сверху вниз. – Вроде нормально, ничего не видно. Будто ничего и нет.

В самом деле, выглядит именно так. Возможно это большой плюс. У меня подобных вещей никогда не было.

Достала обычный костюм из худи и спортивных брюк. В меру свободный и комфортный, будет удобно убегать, если потребуется.

– Ты… хорошо выглядишь.

Нэнси на стуле упирается локтями в ноги. Острые колени выглядывают из-под шорт, подстать тонким рукам.

Смотрюсь в зеркало. Действительно, сиреневый костюм хорошо сочетается с изумрудными волосами. Внешнюю привлекательность не скроешь.

– Плохо, – выдаю мрачно. – Это плохо, что выгляжу хорошо.

Никогда не думала, что произнесу подобную нелепость.

– Вдруг нам повезет? – Нэнси с надеждой смотрит в пол.

Сомневаюсь. Настолько, что готовлюсь к худшему. Буду вопить, драться, впиваться ногтями в глаза, вгрызаться зубами в руки и в любые части тела. Но сперва следует оценить обстановку. Пока неизвестно, что нас ждет, загадывать сложно.

– Возможно. Идем?

Лучше прийти вовремя. Не дожидаться, когда за нами пришлют «парламентеров».

Студенты гудят только о посвящении. Со всех сторон шепотки и откровенные разговоры «о главном». Взбудоражены даже те, кого оно никак не затрагивает. Хотя… с какой стороны посмотреть. Подобное шоу, культ из ничего, напрягает.

Местом действия указана «комната развлечений». Опытным путем выяснилось, что речь о прилегающем к бассейну зале в корпусе столичных. Там можно отдохнуть, посидеть компанией. Кому? Разумеется, столичным.

Найти место оказалось просто: вокруг толпятся студенты. Стайка болтливых девчонок окидывает нас высокомерными оценивающими взглядами.

– Зеленая еще ничего, а этот мешок с костями только по кругу пускать, – блондинка сбрасывает с плеча конец высокого хвоста. – И то на раз.

Остальные поддержку своей предводительнице выражают мерзкими ухмылками. Прекрасно знают, что мы их видим и слышим.

– Тебе идет конский хвост, – смотрю на блондинку. – С твоей тяжелой челюстью идеальное сочетание. Копыта тоже интересные…

Смещаю взгляд на ее босоножки на высокой танкетке.

Подружки блондинки с глупым видом переглядываются. Не понимают ни смысла, ни сути. Зато главная стерва распознала.

Надменное лицо обретает оттенок сурового хладнокровия. Кобра в сравнении с ней выглядит приятней.

Она плавно приближается, состроив жалостливые глазки.

– Первокурсница-отброс, еще не знаешь, с кем и как разговаривать, да? – тянет она притворно сочувствующим тоном. Пальцы с длинными ногтями поддевают прядь моих волос.

Смерила движение уничижительным взглядом, шагаю вбок, не желая находиться с ней рядом.

Блондинка сдержанно улыбается, словно я несмышленый ребенок, а в ее глазах – холодное презрение.

– Ничего, я не обижаюсь. Тебе сейчас все объяснят.

Даже в бреду не сочту ее тон поддержкой. Мягко хватаю Нэнси за предплечье и веду дальше, больше не обращая внимания на смысл слов и звуки. На всех, кто здесь находится. Все слились в одно большое разноцветное пятно.

Фокусирую внимание, только увидев одногруппников. Парни держатся лучше девчонок. Демонстрируют иллюзию стойкости, вселяя мнимую уверенность, что мрак рассеется раньше, чем поглотит нас.

– Идите вперед, – произнес кто-то позади.

Перед нами выход к бассейну. Вокруг никого, кроме нас.

Нэнси вцепляется в мою руку. Ее страх вязкий и липнет ко мне.

Наша недружная кучка движется по указанному короткому маршруту. Окружающая обстановка остается за пределами видимости.

Полумрак помещения сменяется ярким светом от панорамных окон. По краям бассейна – лежаки и столики, высокие растения в кадках. Столичные вальяжно лежат, в бокалах жидкости различных цветов.

Парни в плавках, девушки в купальниках. На некоторых поверх накинута легкая рубашка. Одна фигура притягивает внимание нестандартностью. На одном из стульев среди пальм сидит парень в черной толстовке с надвинутым на глаза капюшоном. Единственный, кроме нас, полностью одетый человек. Он будто пребывает не здесь. Со всеми, и в то же время ни с кем.

Тот парень, предложивший Нэнси «пойти под него». Она его тоже заметила.

Пальцы на моем локте сжимаются. Шиплю в ответ едва слышно. Потерплю. Нэнси точно страшнее, чем мне.

Свежий и влажный воздух смешивается с ароматом, от которого из глаз сыпятся искры, а низ живота затягивает тугой узел. Проклятый истинный… где-то поблизости. Но его нет перед глазами.

Резко разворачиваюсь, интуитивно зная, куда смотреть.

Он идет от двери как царь зверей, с несокрушимой уверенностью в себе и своей стае. Если они, животные, чего начудят, он непременно решит все проблемы.

По левую сторону от него – Дрейк с не менее важным видом. На губах нахальная улыбка, в глазах шальные черти. Наши взгляды пересекаются. Он насмешливо приподнимает бровь, обводит взглядом моих одногруппников, как бы спрашивая, нашла ли я поддержку своим убеждениям.

Стискиваю зубы и отворачиваюсь, стараясь надолго задержать дыхание. До жжения в легких. Только это не помогает.

Запах Малина ввинчивается в кости, заставляет все тело нещадно ныть от ломки: подойти к нему, прижаться, почувствовать тепло… Оно почему-то кажется чертовой необходимостью, без которой следующие минуты жизни просто невозможны.

О таком в учебниках не пишут… Не предупреждают. А стоило бы.

– Стив, все пришли? – Дрейк хлопает в ладони и растирает их.

– Одного не хватает, – отвечает парень по другую сторону бассейна.

Он стоит на стуле и пересчитывает нас. Так унизительно, будто мы овцы на пастбище.

Нэнси неосознанно сжимает мою руку до боли. На чувствительной коже останутся синяки.

– Ну-ка, ребятки, кого из вас не хватает? Вы ведь успели познакомиться? – Дрейк разлегся на лежаке с другой стороны бассейна.

Малин тоже лежит там, напротив. Нас разделяет большое расстояние и тонна воды, но… проклятье! Малин будто стоит рядом и дышит мне в затылок.

Силой отвожу от него взгляд. Не надо играть на его сомнениях. Пусть Малин уверится, что я не его истинная, а каждый странный взгляд, замершее дыхание и прочее лишь подогреет подозрения.

– Кто не пришел? – шепчет Нэнси, смотря на одногруппников.

Все переглядываются, пытаясь понять, кого нет. Я не успела запомнить каждого, память на имена и вовсе отвратительная. Временами. Это как раз тот случай. Помню лишь, что парня с пшеничными волосами зовут Питер, а рыжего с конопушками – Рюк. Девчонок, кроме Нэнси, не помню совершенно.

– Ну, провели перекличку? – усмехается Стив со своего помоста.

Морщусь, сдерживая рвущийся наружу комментарий. Не стоит говорить вслух, чьи головы лучше посчитать, раз заняться нечем.

– Шейн, сходи, поищи, – Малин чуть наклоняется кого-то выглядывая.

Мы тоже оборачиваемся посмотреть. Тот, кого назвали Шейном, кивает.

Низкорослый коренастый парень выделяется среди остальных огромными, перекаченными руками. Он весь будто надутый – ткни иголкой и сдуется со свистом. Майка обтягивает пугающий рельеф. У него грудь больше, чем у меня. Ни грамма жира в этом здоровенном теле при небольшом росте.

Столичные хорошо проводят время: приподнятое настроение, смех, в бокалах наверняка алкоголь. Их улыбки – катализатор неутихающего раздражения.

Чертова истинность добавляет злости. Каждый глоток кислорода сродни адской пытке: выжигает изнутри, оставляя тлеющее мясо до следующего вдоха.

Взгляд мечется по светлым стенам и все равно неизбежно застревает на Малине. Он расслабленно переговаривается с Дрейком, не замечая никого вокруг.

Столичные ждут. Все. Пребывают в возбужденном ожидании того, кто посмел не прийти своими ногами.

– Мне не очень хорошо, – шепчет бледная Нэнси. – Голова кружится и кислорода не хватает.

– Я тебя понимаю.

Еще как. Мне тоже не хватает кислорода. Чистого, в котором нет Малина. Век бы его не чувствовать.

– Долго нам здесь стоять? – Я не сдержалась. Стратегия «не привлекать внимание» у меня неизменно плохо срабатывает.

Столичные не стерли улыбок, наоборот: теперь они смотрят на меня как на любопытный экспонат. Непросто забавный с виду, а еще и говорящий.

– Можешь присесть, – Дрейк кивает на свободный лежак. Рядом с ним.

Малин провожает его движение и проходится по мне беспристрастным взглядом.

Я словно попала под комбайн: меня перемололо, разрубило на десятки частей и смешало с землей. На выдохе жжет горло. Кашляю под пристальным вниманием. Среди десятков взглядов только один ощущается кожей.

Бледно-желтые глаза не отпускают. Малин слегка наклоняет голову. Ноздри раздуваются, грудная клетка вздымается, и единственное, что действительно радует – отсутствие его эмоций. Пока он отстраненно-равнодушен, я в относительной безопасности.

Истинность не желает этого понимать и принимать. Она вопит, скручивает жилы под его взглядом.

Недовольное рычание и шипение отвлекает всех. Взгляды синхронно устремляются на выход, Нэнси сильнее сжимает мою руку. Это слегка отрезвляет. Теперь тело бунтует тише.

Шин… Ше… Шейн, кажется… Плевать, как его зовут. Он за руку тащит сопротивляющуюся девушку. Она колотит по каменным мышцам, требует отпустить и сыпет всевозможными проклятьями.

– Боже, боже, – шепчет Нэнси, – что теперь будет?

Вряд ли кто-то знает, что с ней сделают. Кроме столичных. Они с предвкушением наблюдают за брыкающейся первокурсницей, потягивают коктейли через соломинку. Для них происходящее – интерактивное представление с полным погружением.

– Пусти меня, придурок!

Как же ее имя… Кажется, ее не было на парах. Лицо незнакомо.

– Почему сама не пришла? – Дрейк рассматривает новоприбывшую.

Даже почудилось сожаление в его тоне, что само по себе удивительно. Приподнимаю брови. Дрейк замечает, усмехается, подмигивает мне и возвращается вниманием к опоздавшей.

Он мне подмигнул?

Что, черт возьми, это значит?!

Нэнси практически прилипла к моему боку. Я плюс-минус на полторы головы ниже. При нашей разнице в росте мы наверняка выглядим комично.

– Я не собираюсь перед вами пресмыкаться, – шипит девушка, впиваясь ногтями в руку Шейна.

Он кривится и отталкивает ее от себя. Она по инерции пробегает вперед и тормозит в последний момент у края бассейна.

– Фу, некрасивое слово, – незнакомая столичная затыкает свой рот соломинкой.