Скованные

Нэнси за спиной уже открыто поскуливает, сбивая боевой настрой.

Нависшая надо мной куча мышц впечатляет. Один удар, и я улечу в иные миры, бороздить просторы вселенной.

Сердцебиение ускоряется, ладони неприятно липнут. Удерживаю дыхание в ровном ритме, чтобы внутреннее состояние не бросалось в глаза.

– Ты кто? – вибрация голоса ощущается даже на таком расстоянии.

В карих радужках клубится желание показать, где мое место и куда стоит засунуть язык. Кажется, что его рука расслабленно висит вдоль туловища, если бы не вздыбленные мышцы, неприкрытые коротким рукавом футболки-поло.

– Человек. По внешним признакам непонятно?

– Кара, – шепот Нэнси вперемешку с писком похож на ультразвук. – Не надо, давай уйдем. Он же убьет тебя!..

Парень, очевидно, услышал.

– Послушай подружку, биомусор. Свали, пока я не нашел твоему рту достойное применение. Хотя… и до тебя очередь дойдет, не волнуйся.

До боли сжимаю зубы, глядя в отвратительные глаза. Злость раздирает изнутри. Как лучше поступить: смолчать и уйти, или остаться и…

Резкий скачок эмоций кружит голову. Шатаюсь, но стою – Нэнси незаметно поддерживает со спины. Злость смешивается с диким восторгом, утягивающим в сторону. Жар, сконцентрированный в груди, тягуче разделяется: течет в низ живота и разбегается по венам.

Сглатываю образовавшееся во рту жжение.

Малин.

Не вижу – чувствую.

Здоровяк напротив впивается в меня мерзким взглядом.

– Что, уже потекла? – он паскудно ухмыляется.

Пальцы грубо хватают за щеку. Треплет как беззащитного ребенка, только не мило, а унизительно.

Отбрасываю его руку, вкладывая во взгляд все мыслимые проклятья.

– Не трогай меня, – цежу зло.

Управляемая внутренним порывом смотрю направо. Малин наблюдает за нами, сунув руки в карманы брюк. На губах лишь намек на усмешку, на глаза спадают черные пряди волос. Бледно-желтые радужки совершенно безразличны.

Обида против здравого смысла щемит грудь. Чертова истинность! Тело магнитом тянет к Малину.

Упираюсь ладонью в грудь здоровяка. Хочу оттолкнуть его, а получается лишь стукнуть. Не смотря больше по сторонам, вылетаю на лестницу.

– Ты такая бесстрашная, – Нэнси торопится следом. – Я бы так не смогла.

Бурчу в ответ что-то невразумительное. Внутренности выворачивает от желания вернуться и пасть в объятья Малина. Нервные окончания будто скручены в канат.

Чем дальше убегаю, тем слабее становится необходимость в нем. Оказавшись на свежем воздухе, обнимаю голову ладонями, поднимаю лицо к небу.

Один вдох. Второй.

Свежий воздух.

Чистый.

– Я боялась, он тебя ударит, – тихий голос Нэнси течет в уши. – Ты молодец, не отступила. Хотя это глупо, наверно… Наверняка глупо! Кара, не делай так больше. Их не исправить, а тебе здесь еще учиться.

Ее беспокойство звучит искренне, но отчего-то раздражает. Я не привыкла, когда кто-то обо мне печется. Заботится. Это слабость, она унижает.

Прикрываю глаза, сдерживая резкую реакцию. Не хочу грубить Нэнси. Она хорошая девушка, безобидная, я же и покусать могу.

Распахиваю глаза после очередного вдоха. В груди растекается приятное томление, легкие заполняет самый вкусный запах.

Передо мной – полупустая территория универа. Резко разворачиваюсь и утыкаюсь носом в мягкую ткань на твердой груди. Бешеная концентрация запаха врывается внутрь, заполняет собой всю грудную клетку. Сжимаю кулаки, чтобы ни в коем случае не прикоснуться к Малину.

– Брысь, – небрежно бросает он в сторону Нэнси.

Она настороженно, неуверенно отходит.

Я отступаю на шаг, увеличивая расстояние. Не глядя на Малина, схожу с асфальтированной дорожки, прохожу между деревьев. Здесь воздух чище.

Дышать не хочется. Дайте мне возможность только выдыхать.

Сбиваюсь с нетвердого шага из-за неприятных тисков на локте. Рывок. Зажмуриваюсь на миг, чувствуя спиной сквозь ткань все неровности жесткой коры.

Взгляд бледно-желтых глаз холодно, безразлично скользит по лицу. В глубине зрачка маячит непонимание.

Давлю ладонями на грудь Малина, не позволяя недопустимо приближаться. Он этого не замечает – упирается локтем в дерево над моей головой и не двигается.

– Ты что-то скрываешь? – его голос как сильнодействующий афродизиак.

– Нет.

Усиливаю давление на ладони… Тщетно.

– Вчера я почувствовал запах истинной.

– Рада за тебя. Я здесь при чем?

Малин наклоняется, но не дотрагивается. Ведет носом вдоль шеи, шумно втягивая воздух. Разгоняет по телу с ума сводящие импульсы.

– Я почти не чувствую твой запах.

– Насморк? Сочувствую.

Он усмехается мне прямо в шею.

Будь ты трижды проклят! Вместе с истинностью.

– У всех, кто вчера находился рядом, иной запах, и только ты вызываешь вопросы, – Малин задерживает нос над волосами, вновь заглядывает в глаза.

Теперь в них не безразличие. Там злость.

– Ты мне лжешь?

Конечно! И буду лгать. Всеми возможными способами, лишь бы ты не понял, что я твоя истинная.

– Нет, – дергаю рукава пиджака наверх, оголяя кисти обеих рук. Протягиваю запястьями кверху, – разрешаю облизать, если поможет.

Он прожигает меня недовольством. Горячие пальцы смыкаются на запястьях. Касание обжигает, подкидывает дров во внутренний пожар.

Кусаю губу изнутри. Держать лицо. Держать!

Под пристальным вниманием это делать очень, очень сложно.

Кончик носа Малина задевает тонкую кожу запястья, пуская дрожь по телу.

Рваный выдох вылетает через нос. По языку растекается металлический привкус. Прикусила губу до крови, лишь бы случайно не обронить непреднамеренный стон. Нежеланный.

Отвешиваю себе мысленных подзатыльников.

– Все? Или дать другие места понюхать?

Издевку в голосе Малин не проигнорировал. Дергает за запястья сперва на себя, а после снова впечатывает дерево. Морщусь от болезненного столкновения, впившейся в позвонки коры.

Горячее дыхание опаляет щеку и ухо.

– Не надо играть со мной, – голос угрожающе вибрирует. – Узнаю, что намеренно скрываешь запах…

Злость во мне переплетается с буйствующим пожаром.

– И что ты сделаешь? – предпринимаю очередную попытку его оттолкнуть.

Он отстраняется. Одним взглядом прижимает к дереву. Физическое касание не требуется.

На губах играет усмешка. Звериная, пугающая до дрожи в пальцах. Он оставляет на обозрение спину с широкими плечами, неторопливо, уверенно направляясь к корпусу.

Дыхание, словно почувствовав, что можно – ускоряется. Разгоняется вместе с пульсом, разнося по крови адреналин, страх и массу всего другого. Глубоко-глубоко втягиваю чистый воздух, с каждым выдохом выгоняя из себя Малина. Надо успеть выбраться в город, найти крем и вернуться до вечера.

Глава 3

Злость бурлит внутри. Звенит в голове, кричит, что никто не смеет вести себя со мной таким образом. Никто.

Преследовать, запугивать, вдавливать в дерево… Я ведь запомню. И никогда не прощу.

Нэнси молча плетется за мной в сторону общежития. Мысленно благодарю ее за молчание. В таком состоянии я легко могу нагрубить и потом жалеть.

Стоит утихомирить эмоции. В столице они мне не помощники.

Нам остается пройти два перехода до нашего корпуса, в том числе ответвление к столичным. Не обращаю внимания ни на кого. Безразличны эти лица, они не имеют и сотой доли значения.

Буквально чувствую спиной тревожное состояние Нэнси. Оно словно само по себе притягивает проблемы.

– Очкастая, стой, – невыразительный глухой голос доносится с подоконника.

Его обладатель с надвинутым на глаза капюшоном опирается спиной на окно. Тень закрывает половину лица, оставляет на обозрение чуть искривленные улыбкой полные губы.

Останавливаюсь вместе с Нэнси. С ее и без того бледного лица схлынула вся кровь.

Что ему надо?

– Не трясись, – усмехается он, не двигаясь. – Будешь подо мной?

Наивные глаза Нэнси за очками поблескивают огромными сапфирами.

– Под тобой? – тихо лопочет она, сжимая натянутые рукава.

– Плохо слышишь?

Нэнси мотает головой, смотря на неизвестного в капюшоне.

Чертовы столичные. Кроме презрения ничего не вызывают. Ненавижу.

– Сам под собой будь, – бросаю зло, хватая Нэнси за руку. – Тебе понравится.

Не вижу – чувствую пристальный взгляд.

– Заступница? – Его спокойная насмешка подогревает раздражение. – Пятая комната. Когда передумаешь – придешь, – он небрежно взмахивает рукой в мою сторону. – Ее с собой не бери.

Пальцы колет от желания врезать по наглой роже.

– Не передумает, – заявляю твердо и утаскиваю Нэнси за собой.

Парень усмехается так, словно уверен в обратном.

Моей злости хватит на двоих. Нэнси будто пребывает в некоем вакууме, где никаким эмоциям, кроме страха, нет места.

– Он идиот, вот и все. Не думай о нем.

В ответ доносится тихое: «Спасибо».

Дверь моей комнаты наконец-то возникает перед глазами. Переоденусь, быстро соберусь… Потрачу на поездку часа три. Если повезет – меньше. Точно успею вернуться до закрытия ворот.

Они блокируются в девять часов вечера, их с пульта открывает дежурный охранник. Столичных до одиннадцати впускают всех без исключения, а нас, приезжих, оставляют до утра на улице.

Возможно, улыбнется удача в виде загульного столичного, чтобы пройти вместе с ним, но лучше на это не рассчитывать.

***

На выходе прикладываю кулон с личным кодом к сканеру ворот. Система фиксирует покидание территории университета, замок щелкает и ворота приоткрываются.

Серебряная цепочка поблескивает под лучами солнца. Прячу топаз в форме сердца под ворот бежевого худи. Личный код записывают на любую удобную человеку вещь при въезде в столицу, не приходится таскать с собой документы.

Микроавтобус неторопливо увозит меня все дальше от универа. Высотки впереди отражают друг друга, небо, свет. Высятся гигантами, давят своей внушительностью.

Зеленый район – один из немногих спокойных территорий столицы. Благодаря университету, здесь по-прежнему много парков. Отдельно стоящие коттеджи различаются размерами и вычурностью. От одних веет очевидным безвкусием из-за обилия денег, от других чопорностью.

Табличка на въезде в Оранжевый район подсвечивается светодиодной лентой в цвет. По краям дороги друг напротив друга высятся узкие сканеры. Автобус замедляется, проезжая между ними, чтобы система зафиксировала личные коды всех, кто пересекает невидимую границу.

Такие штуки установлены на въездах и выездах каждого района. Неусыпный контроль.

Не люблю столицу так же, как она не любит приезжих.

Небоскребы престижного Желтого района вдалеке привлекают внимание. Яркое солнце словно намеренно выделяет их. Делает доступными для обозрения.

Автобус замедляется перед очередными рамками на въезде в Голубой район с кучей маленьких магазинов. Один из моего списка располагается здесь.

Внимательно слежу за дорогой, чтобы не пропустить остановку и не бродить в поисках нужной улицы. У меня не так много времени.

Теплый ветер бьет в лицо, едва ступаю на тротуар. Дверь за спиной беззвучно закрывается, автобус едет дальше, оставляя меня в незнакомом месте.

Автомобили проносятся мимо, создавая беспрерывный шум. Погруженные в себя прохожие никого не замечают.

Поправляю сумку на плече и направляюсь к пешеходному. Первый магазин находится через дорогу. Он оказывается маленьким квадратным помещением с развешанными по стенам сомнительными амулетами. Мужчина за прилавком внимательно выслушал, что мне необходимо, и сообщил неприятную новость: такого крема у него нет.

Вероятность найти искомое в двух других магазинах остается. Надежда теплится и не угасает всю дорогу.

Приятная женщина в следующем пункте назначения с сожалением качает головой, и трещина в уверенности достать чертов крем разрастается. Хрустальный шар грозит взорваться миллионом осколков.

Последний магазин расположился в Красном районе. До последнего надеялась, что ехать туда не придется. Черный, Красный, Серый – три района, в которые хочется попасть в последнюю очередь. Лучше бы их вовсе обходить стороной.

Поборов тревожное покалывание в стопах, захожу в полупустой автобус. В Красный район желающих ехать немного. Четыре экземпляра – все мужчины сомнительного вида.

Неприятные взгляды прилипают к телу. Борюсь с желанием демонстративно скривиться, и отворачиваюсь к окну. Тепло уверенности немного успокаивает – в потайном кармане сумки припрятан перцовый баллончик. Слабая защита, и все же поможет выиграть время. К поездке в столицу я подготовилась. Учла практически все, кроме истинности.

В голове не укладывается: как это возможно? Макс Малин. Кто он? Помимо того, что столичный и, очевидно, неприятный тип. Его поведение отвратительно даже в том малом, что меня коснулось.

Каким бы он ни был, истинность с ним мне не нужна. Мы никогда не станем парой. Никогда столичному не быть рядом со мной. Они все – животные. Беспринципные чудовища, для которых жизнь приезжих ничего не стоит.

Непроизвольно сжимаю твердый камушек на груди через худи.

Запутавшись в мыслях, не замечаю свою остановку. Водитель трогается с места.

– Подождите-подождите! – кричу, срываясь с места.

Неприятный комментарий ожидаемо догоняет в спину. Едва касаюсь кедами асфальта, автобус срывается вперед.

С виду ничего примечательного: старые высотки с множеством вывесок на первом этаже, редкие деревья по обочинам. С другой стороны дорога упирается в многоэтажку и разделяется, справа и слева скрываясь за углами домов. Обыкновенные на первый взгляд прохожие не обращают на меня внимания, я их тоже не рассматриваю.

Так и не скажешь, что Красный район имеет славу неблагополучного. Злокачественный нарост на теле столицы, наполненный притонами, борделями, подпольными клубами разной направленности. Место распространения болезни общества – наркотиков. Оружием владеет едва ли не каждый житель района. Или все это лишь слухи.

Возможно, повлияло соседство с Черным районом. Там сконцентрированы все места заключения преступников, властвуют группировки. Где должен быть порядок, – тюрьмы в теории хорошо охраняются, – фактически правит беззаконие.

Поскорее найти магазин и убраться отсюда, времени для беспроблемного возвращения немного.

Заворачиваю за угол, пробегаюсь по скромным вывескам. Нужная находится в конце длинного дома.

На двери противно звякает колокольчик, в нос проникает запах смеси трав и каких-то курительных веществ.

Здесь точно магазин, а не притон?

Сквозь задернутые шторы на окнах едва пробивается свет. Полумрак и общая атмосфера подсказывают скорее уносить отсюда ноги.

Разворачиваюсь на пороге и сжимаю дверную ручку. За спиной разносится скрипучий голос.

– Что вы хотели?

Незаметно убежать.

Не удалось.

Растягиваю губы в наигранной улыбке и оборачиваюсь.

Пожилая женщина с растрепанной копной седых волос курит трубку. Морщинистые веки щурятся. При таком освещении, вернее, почти полном его отсутствии, кажется, что глаз у нее нет вовсе.

Она крайне медленно шаркает обувью по полу, приближаясь мелкими шагами.

Пшикать в старушку перцовым баллончиком как-то невежливо, но рука все равно тянется к сумке.

Натужный хриплый кашель пронзает тишину. Вздрагиваю от неожиданности, не спеша расстегивая замок.

– Ну? – Недовольство из-за молчания сопровождается кашлем.

– Крем, убирающий запах.

Нащупываю прохладный вытянутый баллончик, на всякий случай.

Старушка останавливается в нескольких шагах, всматриваясь в мое лицо блеклыми глазами. Трясущейся дряблой рукой подносит трубку к губам. Тонкими, будто ниточками, обхватывает кончик.

Она снова кашляет, на этот раз не раскрывая рта.

– Крем… – хрипит старуха, делая маленький шаг ко мне.

Холод разбегается по спине от ее потустороннего пристального взгляда.

– От истинного бежишь? Ну, так, побегай, коль хочется, – она неторопливо разворачивается и бредет обратно.

– Я не бегать хочу, а связь разорвать. Он меня еще не почуял.

Хриплый смех смешивается с кашлем, разбавленный шарканьем мягких подошв по полу.

– Разорвать? Ну, пробуй, пробуй. Не ты первая, не ты последняя.

Женщина исчезает в темноте. Глухое покашливание доносится откуда-то из глубин магазина.

Куда она ушла? Мне стоит подождать или лучше уйти?

Желание получить крем сильнее желания сбежать.

Зуд в ногах не дает стоять спокойно. Адреналин бежит по венам, будоражит. Заставляет топтаться на месте, невесомо похлопывать себя по бедру.

Шарканье становится громче, вместе с ним появляется и старушка. Дрожащие пальцы сжимают крупную белую баночку без опознавательных символов.

– Это поможет тебе скрыть запах. Вода крем смоет, не забывай. Долго будешь пользоваться, прыщи полезут.

Она сует мне в руки баночку.

– Я прыщей не боюсь.

– Правильно. Лучше другого страшись: непрерывное использование твой запах скроет, это верно, – блеклые глаза вновь пристально скользят по моему лицу. – Месяц, два… а потом…

Старушка многозначительно замолкает, сует трубку меж тонких губ.

– Что потом?

– Вонять начнешь. Да так, что никто на тебя и не посмотрит.

Неприятные последствия. Об этом информации не было.

– За месяц я найду способ избавиться от истинности.

– Хе-хе, кхе-кхм, кха… – Она кашляет и хрипло посмеивается.

– Сколько я вам должна?

Перехватываю баночку поудобнее, вытаскиваю из сумки единственный и небольшой запас наличных.

Старушка не перестает кашлять и пугающе посмеиваться, смотря в пол.

– С вами все в порядке? Вам помочь?

Тонкие костлявые пальцы отделяют одну купюру. Дрожь ее пальцев даже меня зацепила.

Продолжая кашлять, она машет купюрой на дверь, разворачивается, и вновь прикладывается к трубке, по-прежнему бухая легкими.

Выхожу на свежий воздух. За закрытой дверью глухо звякает колокольчик. Прячу крем в сумку и прижимаю ее к себе, как сокровище.

Солнце плавно клонится к закату, окрашивая небо в оранжево-розовые тона. Полупрозрачные облака обретают новые яркие краски.

На полпути к остановке застываю на месте. Гул моторов разрезает тишину улицы, асфальт вибрирует под ногами.

Шагаю в сторону, поближе к крыльцу с выцветшей вывеской. На стекле двери с обратной стороны висит табличка «Закрыто». Спрятаться не выйдет.

Рев оглушает до звона в ушах. Рефлекторно нащупываю баллончик. Неизвестно чем он поможет, просто так спокойнее.

Впереди проносятся два… три мотоцикла. Следом вылетает синий автомобиль и с рокотом мотора скрывается за домом. Шум по-прежнему заполняет округу, но уже не так явно.

Чем скорее уберусь отсюда, тем лучше.

Перехватываю отяжелевшую от крема сумку и иду дальше. Легкий ветер играет с волосами, ласкает лицо и руки.

Пустота на остановке и на улице пробуждает тревогу. Она слабо зудит, курсируя под кожей мелкими иголочками.

Сажусь на обломанную скамейку, посматривая в разные стороны. Над дорогой между домами висит красный диск солнца. Кровавый закат горит ярко, не ослепляя, позволяя увидеть все оттенки. Вечное непостижимое сияние.

Каждый закат уникален. В нем можно утонуть, затеряться во времени, раствориться в его беспечности, непоколебимости. Рождение, смерть, разочарование, радость, разрушения, – что угодно произойдет, а закат будет всегда, как и рассвет. Незыблемая сила вечности.

Подперев голову кулаком, наслаждаюсь красками и тишиной, отрешившись от места.

Зря. Поздно замечаю подкативший автомобиль. Неторопливо выпрямляюсь, сажусь ровно, а желудок сжимается.

Тонированное окно с тихим шелестом опускается. Парень, днем предложивший найти моему рту «достойное» применение, паскудно ухмыляется.

– Биомусор в моем районе… – Крепкие пальцы барабанят по рулю, сам парень будто негодует. – Таким, как ты, здесь не рады.

Холод перцового баллончика помогает сохранить внешнее спокойствие. Любая провокация с моей стороны плохо кончится.

– Учту.

Тяжелый взгляд проходится по мне, задерживается на лице.

– Днем ты больше болтала. Дерзкая рядом с сородичами? Садись в машину.

Тело каменеет. Подходящие случаю выражения вертятся на языке. Проглатываю их. Риск часто паршивое дело.

– Чтобы мой труп нашли утром в сточной канаве?

В ответ незнакомец демонстрирует улыбку с белыми и ровными зубами.

– Будешь послушной, и обойдемся без трупа. В машину садись.

Из его голоса исчезает легкость: он становится тяжелее, более осязаемым и пробирающим.

– Я жду автобус.

– Последний уже уехал.

– Лжешь, – сжимаю сумку, не двигаясь с места.

Столичному точно нельзя верить.

– Как хочешь, – безразлично заявляет он и плавно трогается с места.

Думал, я поведусь. Фыркаю, хмуря лоб.

Допустим, автобус действительно уехал… Черт. Добираться пешком до перехода в Голубой район, там попытаться поймать попутку…

Черт! Опоздаю. Уже опоздала.

Синее авто снова оказывается перед глазами, на этот раз водитель сдает назад. Его задумчивость указывает в пользу того, что ему есть, чем думать.

– Не побежала за машиной, умываясь слезами и умоляя подождать. Долбанутая? На улице ночь не переживешь.

Его слова подтверждают то, о чем я не хотела думать.

– Какое тебе дело? Я биомусор, забыл?

Он раздраженно качает головой.

– Заканчивай выделываться и залезай в машину.

Хуже отсутствия выбора только выбор из двух одинаково хреновых вариантов.

Глава 4

Холодное кожаное сиденье засасывает, сковывает. Я словно сижу в вязкой, липкой жиже, измазанная с головы до кончиков пальцев ног.

Дыхание застревает в груди. Легкие не торопятся отдавать воздух.

Автомобиль стартует без рывков. Плавно скользит по дороге, управляемый уверенной рукой столичного.

Нагревшийся от ладони баллончик умиротворяет самую малость.

– Что у тебя там? – Столичный косится на сумку, не забывая следить за дорогой.

– Ничего.

– Показывай.

От командного тона вся ощетиниваюсь. Буду я еще свою сумку перед столичным выворачивать! Сжимаю крепче, подушечкой указательного пальца ощущаю распылитель баллончика.

Машина на скорости несется по зеленым лабиринтам улиц Красного района. Знак пересечения с другим районом пока не проехали. Несколько вычурно одетых девиц, одна пугающая компания парней и настораживающих типов вышагивают вдоль дороги.

Да, добираться в одиночку пешком было бы проблематично.

– Показывай, – повторяет столичный, добавляя настойчивости в голос.

– Ничего нет, я же сказала.

– Грозная, огрызаешься, – протягивает неприятным одобряющим тоном. – Так даже интереснее.

Хватает сумку, глядя на дорогу, и дергает на себя.

– Ты чего творишь?! – шиплю, не отпуская свою вещь.

Столичный раздраженно цокает и выдирает сумку. Машина резко виляет, но водитель быстро возвращает ее на полосу.

Баллончик остается зажатым в руке и не укрывается от внимания парня.

– Не советую, – хохочет он. – Толку от него как от водяного пистолета, только сильнее разозлишь или себе же в лицо зарядишь.

– Убежать успею.

– От такого же биомусора – да.

Он мельком посматривает на дорогу, копаясь в моей сумке. Раздражение колет шилом, толстыми иглами протыкает кожу изнутри.

– Это что? – столичный рассматривает банку с кремом.

Не твоего ума дело.

Не дождавшись ответа, он откручивает крышку и принюхивается. Кожа на носу собирается, а лицо искривляется.

– Фу, черт! Что это? Ты решила отравить весь биомусор?

Какой ты мерзкий. Тошнит от тебя.

Забираю у него крем и закручиваю крышку. Выдергиваю свою сумку, лежащую между его ног.

Столичный с ухмылкой следит за моими дергаными движениями, не забывая смотреть на дорогу.

– Такая серьезная, прям искришь.

Мы проезжаем сканеры на границе Голубого района. Слишком долгая дорога. До универа еще два района надо проехать.

Сумерки окутывают Амок. Ненавистная столица. Внешне красивая, но отвратительная по сути.

– Мне нравится твоя непокорность. Биомусор обычно жалкий, заикающийся, сопливый, вечно ноющий о несправедливости жизни.

Вы же в этом виноваты! Столичные. Пупы мироздания.

Молчу, сжимая зубы. Лучше не провоцировать и доехать целой.

– Слушай, что я тебе предлагаю. Расклад такой: ты идешь под меня, и тебя никто не трогает, пока я не скажу «фас».

Снова это выражение. Сдерживаю короткий нецензурный ответ. Послать успею, а вот добавить ясности…

– Что значит «под тебя»? Как тебя вообще зовут?

– А, у вас посвящения еще не было, – столичный задумчиво чешет подбородок.

Авто плавно поворачивает. Впереди маячат сканеры на въезде в Оранжевый район.

– Я Дрейк. Все просто: ты моя собственность, живешь, дышишь, ни в чем не нуждаешься. Лучшее предложение, которое ты можешь получить.