Между строк и лжи. Книга II

Он сделал шаг назад, картинно поклонился и, бросив на нее последний насмешливый взгляд, неторопливо пошел прочь, его шаги гулко отдавались под высокими сводами читального зала.

Вивиан осталась стоять посреди зала, дрожа от гнева и отвращения. Ее щеки горели, руки сжимались в кулаки. Этот человек… он был омерзителен. Его цинизм, его наглость, его неприкрытая враждебность к Сент-Джону, его явное удовольствие от того, что он ее унизил и напугал…

«Никто еще не вызывал у меня такого омерзения, – подумала она, с трудом переводя дыхание. – Даже Рэндольф со своими угрозами не был так гадок».

И в этот момент холодная, злая решимость охватила ее. Она должна узнать о нем все. Кто он такой на самом деле? Каковы его истинные мотивы? Почему он так ненавидит Сент-Джона? И откуда ему известно об «Atlantic Cargo» и ее интересе к Чендлеру? Да, она займется им. Обязательно займется. Раньше ей было не до этого, были дела поважнее. Но теперь… теперь это стало делом принципа. Она выведет этого наглеца на чистую воду.

С этой новой, мстительной решимостью она подняла упавший стул, и, закрыв оказавшейся бесполезной подшивку, на мгновение задумалась. Встреча с Блэквудом не давала ей покоя. Его слова, его вызывающая манера, его очевидная неприязнь к Сент-Джону… Что за тайны их связывали? Движимая внезапным импульсом, она решила проверить еще одну ниточку.

Она запросила у служителя подшивки конкурирующей «Бостон Дейли Ньюс» за последние пару лет. Найдя колонку Уоррена Блэквуда, она начала просматривать его статьи. Он писал остро, хлестко, часто выбирая темы, связанные с социальной несправедливостью, критикуя городских чиновников за расточительство или неэффективность. Стиль его был далек от сдержанной респектабельности «Бостон Глоуб», в нем чувствовалась какая-то злая энергия, неудовлетворенность, вызов существующему порядку.

«Неудивительно, что они с Сент-Джоном так не ладят», – подумала Вивиан.

Она решительно направилась к стеллажам, где хранились подшивки театральных журналов и газет за последние тридцать лет. Ее интересовал раздел «Искусство и развлечения».

Поиски оказались еще более утомительными. Имя Сильвии Блэквуд встречалось крайне редко и лишь в рецензиях на постановки небольших, второсортных театров или мюзик-холлов, популярных в менее респектабельных районах города. «Миловидная мисс Блэквуд была весьма жива в роли горничной…», «…голос мисс Блэквуд приятен, но ему недостает силы для этой партии…». Ничего существенного. Вивиан уже готова была бросить эту затею, как вдруг в колонке светских сплетен одной из бульварных газет за 1878 год ее взгляд зацепился за короткую, но интригующую фразу:

«Говорят, сердце одного весьма известного и несвободного джентльмена с Бикон-Хилл, большого ценителя искусств и завсегдатая театральных премьер, было пленено чарами юной актрисы из театра «Элизиум» на Тремонт-стрит. Инициалы прелестницы – С.Б. – уже шепотом передаются из уст в уста в гостиных, вызывая ревнивые вздохи законных супруг…»

Имя лорда не упоминалось, но Вивиан почувствовала, как кровь застучала в висках. Лорд Филипп Сент-Джон, отец Николаса, был известен своим увлечением театром и богемной жизнью… Если Уоррен Блэквуд – его незаконнорожденный сын, это объясняет многое: его фамилию, его очевидную неприязнь к законному наследнику Николасу, его намеки на «семейные грехи». Это была бомба замедленного действия, способная взорвать респектабельный фасад семьи Сент-Джон.

Она почувствовала азартное возбуждение первооткрывателя. Эта ниточка могла оказаться не менее важной, чем история «Atlantic Cargo». Если Уоррен – непризнанный сын лорда Филиппа, он может многое знать о тайнах семьи Сент-Джон, о делах отца… возможно, и о делах, связанных с судоходной компанией?

Она торопливо, стараясь, чтобы ее рука не дрожала, переписала текст заметки в свой блокнот. Это была опасная информация. Опасная для Сент-Джонов. Опасная для Блэквуда. И опасная для нее самой, если кто-то узнает, что она это раскопала.

Она закрыла тяжелый том, чувствуя, как усталость смешивается с азартным возбуждением. Расследование приобретало новый, неожиданный оборот, уводя ее от портовых махинаций в темные закоулки семейных тайн самой влиятельной династии Бостона.

***

Пока Вивиан погружалась в пыльные тайны генеалогических справочников в тишине Городской библиотеки, а затем выводила на чистую воду мистера Блэквуда, Дэш Уиттакер окунулся в совершенно иную атмосферу – густую, просоленную и пропахшую дешевым виски реальность бостонских доков. Ему нужно было найти следы Джонатана Пайка, второго директора «Atlantic Cargo», который, согласно найденным в архивах сведениям, разорился и бесследно исчез два года назад. Интуиция подсказывала Дэшу, что такое исчезновение вряд ли было добровольным.

Он направился к Атлантик-авеню, туда, где гранитные фасады банков и контор сменялись приземистыми кирпичными зданиями складов, портовыми управлениями и бесчисленными салунами, двери которых почти никогда не закрывались. Воздух здесь был густым, тяжелым, несущим в себе резкие запахи рыбы, дегтя, сырого угля и чего-то еще – кисловатого и затхлого, как трюм давно не чищенного судна. Здесь, среди грохота повозок, скрипа погрузочных кранов и хриплой ругани грузчиков, Дэш чувствовал себя в своей стихии. Он вырос в подобных кварталах Нью-Йорка, и этот мир грубой силы, быстрых денег и опасных тайн, где информация ценилась не меньше золота, а порой могла стоить и жизни, был ему понятнее и ближе, чем накрахмаленные воротнички и фальшивые улыбки респектабельного и чистоплотного Бикон-Хилл.

Его путь лежал в «Пьяный якорь» – портовый кабак с дурной репутацией, где собирались и докеры после тяжелой смены, и мелкие клерки из судовых контор, и личности куда более сомнительные. Именно здесь, по его сведениям, можно было встретить Пита «Крюка» Макгвайра – бывшего боцмана, потерявшего руку в какой-то заварушке на Карибах и теперь промышлявшего тем, что собирал и перепродавал слухи портовым репортерам и частным сыщикам.

Дэш толкнул тяжелую, рассохшуюся дверь и шагнул в полумрак, наполненный густым сизым дымом дешевых сигар и трубок, запахом пролитого пива и немытых тел. За длинной стойкой из темного, исцарапанного дуба угрюмый бармен с лицом, напоминавшим старый морской узел, протирал мутные стаканы. В зале стоял гул голосов, прерываемый взрывами грубого хохота и стуком пивных кружек. Дэш заказал стакан ржаного виски – здесь важно было не выделяться – и, прислонившись к стойке, стал осматривать зал цепким взглядом.

Пит Макгвайр сидел в самом темном углу, за столиком, залитым пивом, в компании двух мрачных типов, похожих на стивидоров. Вместо руки у него действительно был железный крюк, которым он время от времени постукивал по столу. Дэш дождался, пока собеседники Пита поднимутся и уйдут, затем подошел и без церемоний опустился на стул напротив.

– Макгвайр, – сказал он тихо, но так, чтобы Пит услышал. – Мне нужна информация.

Пит медленно поднял голову. Его маленькие, глубоко посаженные глазки внимательно, без всякого дружелюбия, уставились на Дэша. На щеке виднелся свежий синяк.

– Уиттакер? Какого дьявола репортеру из «Глоуб» понадобилось в моей скромной компании? – прохрипел он, сплюнув на грязный пол. – Снова ищешь сенсацию про наших доблестных городских отцов?

– Ищу человека, Пит. Старая история. Джонатан Пайк. Из «Atlantic Cargo». Контора их тут неподалеку была. Слышал о таком? Говорят, разорился и исчез года два назад.

При упоминании имени Пайка лицо Макгвайра дернулось. Он быстро огляделся по сторонам, словно боясь, что их подслушивают, хотя в общем гаме их тихий разговор вряд ли кто-то мог разобрать, затем наклонился к Дэшу, понизив голос. От него несло перегаром и дешевым табаком.

– Пайк… – прошипел он. – Опасное имя ты вспомнил, репортер. Очень опасное. Зря ты его ворошишь.

– Мне нужно знать, что с ним стало. Куда он делся? Уехал? Или?..

– Или его «уехали», хочешь сказать? – Макгвайр нервно потер свой крюк. – С такими делами, как у «Atlantic Cargo», люди просто так не исчезают. Пайк… он болтливый был, особенно когда выпьет. Говорят, после того, как его из компании выкинули, он грозился рассказать кое-что… О грузах, которые шли не по тем документам… О больших людях, которые за этим стояли…

– Каких людях? – быстро спросил Дэш, чувствуя, что напал на след. – Имя, Пит! Мне нужно имя!

Макгвайр испуганно отшатнулся.

– Ты спятил, Уиттакер?! Я жить хочу! Нет у меня никаких имен! – он снова огляделся, его взгляд стал затравленным. – Знаю только, что Пайк был не дурак, но и его заткнули. Быстро и тихо. Пропал человек – и концы в воду. Будто и не было его никогда. А те, кто его искал… ну, скажем так, они не из тех, с кем стоит связываться. Один мой знакомый клерк из конторы напротив тоже что-то видел или слышал… так его через неделю нашли в заливе. Несчастный случай, конечно. Утонул по пьяни.

Он нервно рассмеялся, но смех прозвучал фальшиво.

– Так что мой тебе совет, репортер, – он снова наклонился к Дэшу, его голос упал до шепота, – бросай это дело. Забудь про Пайка, про «Atlantic Cargo». Оно того не стоит. Некоторые тайны лучше оставить на дне гавани. Вместе с теми, кто их знал.

Он залпом допил свое пиво, поднялся и, не оглядываясь, быстро зашагал к выходу, растворившись в толпе у стойки.

Дэш остался сидеть за столом, задумчиво глядя в свой опустевший стакан. Слова Макгвайра, хоть и туманные, подтверждали его худшие опасения. Пайка не просто разорили и выгнали – его, скорее всего, убили, чтобы он не смог рассказать правду о махинациях «Atlantic Cargo» и тех влиятельных людях, что стояли за ними. И теперь те же самые люди, без сомнения, шли по следу Вивиан. Холодная ярость смешалась с тревогой, сдавившей горло. Он допил остатки виски одним глотком, бросил на стойку монету и вышел из кабака на сырую, промозглую улицу, чувствуя себя так, словно только что заглянул в пасть к самому дьяволу. Нужно было срочно связаться с Вивиан.

ГЛАВА 4

Ближе к вечеру, когда поток посетителей в Городской библиотеке иссяк, а за окнами Копли-сквер окончательно стемнело и пошел нудный, мелкий дождь, Вивиан почувствовала, что больше не в силах сидеть над пыльными томами. Голова гудела от обилия информации и недостатка свежего воздуха, а находки дня – смерть Арчибальда Чендлера, туманная история его вдовы Элеоноры, призрак Сильвии Блэквуд и ее возможная связь с отцом Сент-Джона – требовали немедленного обсуждения с Дэшем.

Она собрала свои записи, вернула книги смотрителю и вышла на улицу, поежившись от сырого, промозглого ветра. Напротив библиотеки располагался отель «Brunswick», известный своим роскошным вестибюлем, где, как знала Вивиан, имелся общественный телефонный аппарат – привилегия, доступная в те годы далеко не везде. Решив, что звонить из уличной будки в такую погоду будет неудобно, а возвращаться в редакцию уже поздно, она решительно пересекла площадь и вошла под своды отеля.

Вестибюль отеля встретил ее теплом, приглушенным светом хрустальных люстр, запахом дорогих сигар и тихим гулом респектабельных голосов. Найдя в дальнем углу за колонной вожделенный телефонный аппарат в полированной дубовой кабинке, Вивиан опустила монетку и попросила телефонистку соединить ее с редакцией «Бостон Глоуб». После недолгого ожидания и нескольких щелчков на линии она услышала знакомый голос Джинни Марлоу.

– Джинни? Это Вивиан Харпер. Соедините меня, пожалуйста, с мистером Уиттакером, если он еще на месте.

– О, мисс Харпер! – в голосе секретарши послышалось удивление, смешанное с любопытством. – Минуточку… Да, он еще здесь. Кажется, только что собирался уходить. Соединяю!

Снова щелчки, и вот в трубке раздался голос Дэша – усталый, но с узнаваемыми нетерпеливыми нотками:

– Уиттакер слушает! Харпер? Это ты? Ну что там у тебя? Нашла что-нибудь стоящее?

– Кое-что нашла, Уиттакер, – ответила Вивиан, стараясь говорить тихо и быстро, чувствуя себя неуютно в этой стеклянной будке на виду у холла отеля. – Адрес миссис Чендлер, вдовы Арчибальда. Живет на Бикон-стрит.

– Бикон-стрит? Отлично! – в голосе Дэша послышался азарт. – Это уже что-то. А у меня… – он вздохнул, – пока глухо. Пайк словно в воду канул. Ни единого следа, кроме сообщений о банкротстве. Но я тут копнул поглубже в старые портовые декларации «Atlantic Cargo»… И знаешь, чье имя там пару раз всплыло в связи с какими-то уж очень странными, «особыми» грузами из Южной Америки незадолго до краха компании?

– Чье? – Вивиан затаила дыхание.

– Имя лорда Филиппа Сент-Джона, – голос Дэша в трубке стал напряженным. – Отца нашего сиятельного Николаса. Похоже, папаша был не только любителем театралок, но и не брезговал… контрабандой? Или чем похуже. И я почти уверен, что Чендлер и Пайк знали об этом. И кому-то очень не хотелось, чтобы они заговорили.

Вивиан молча слушала, чувствуя, как волосы шевелятся у нее на голове. Отец Сент-Джона… Сильвия Блэквуд… «Atlantic Cargo»… Мистер Блэквуд, который тоже интересуется этим делом… Нити сплетались в тугой, зловещий узел, и центр этого узла, похоже, находился в самом сердце семьи Сент-Джон.

– А теперь слушай еще кое-что, Харпер, – продолжал Дэш тем же напряженным шепотом. – Я тут поболтал с одним своим старым знакомым… ну, ты понимаешь, из тех, кто много слышит и мало говорит… Так вот, он шепнул мне, будто Уоррен Блэквуд из «Дейли Ньюс» тоже последнее время очень активно интересуется этой историей. Задает вопросы о Пайке, об «Atlantic Cargo», пытается раскопать старые грехи…

– Блэквуд?! – выдохнула Вивиан. Значит, ее встреча с ним в библиотеке не была случайностью! Он действительно что-то ищет. Но что? И на чьей он стороне?

– Да. Странно, не правда ли? Зачем ему это? – в голосе Дэша звучало подозрение. – Ладно, Харпер. На сегодня, думаю, хватит новостей. Собирайся и поезжай домой. Нужно все это обдумать. А завтра утром, часов в десять, я заеду за тобой, и мы отправимся с визитом к миссис Чендлер. И будь начеку. Мне все это очень, очень не нравится. Слишком много теней вокруг этого дела.

– Хорошо, Дэш. И ты… береги себя, пожалуйста.

– Непременно, Харпер. До завтра, – бросил он, и в трубке раздались короткие гудки.

Вивиан медленно повесила трубку, чувствуя, как дрожат руки. Отец Сент-Джона, замешанный в темных делах «Atlantic Cargo»… Уоррен Блэквуд, ведущий собственное расследование… Смерть одного директора, исчезновение другого…

Вернувшись на Маунт-Вернон-стрит, Вивиан с трудом заставила себя подняться по ступеням крыльца. Дом тети Агаты, обычно наполненный скрипом паркета под ее размеренными шагами, запахом лаванды и звуком тикающих часов, теперь казался непривычно тихим, пустым и холодным. Миссис Эллиот, домоправительница, встретила ее в холле с подносом, на котором стоял ужин, но Вивиан лишь устало отмахнулась, сказав, что не голодна, и поднялась к себе в комнату.

Она зажгла газовый рожок над туалетным столиком, но его шипящее пламя лишь подчеркивало гулкую пустоту спальни, где все напоминало об уехавшей тете. Дождь монотонно барабанил по стеклу, ветер завывал в каминной трубе, и каждый шорох в доме заставлял ее вздрагивать. Чувство одиночества было почти невыносимым, но возвращаться в редакцию или искать общества Дэша ей не хотелось. Ей нужно было время, чтобы побыть одной, чтобы разложить по полочкам все то, что она узнала и пережила за последние дни.

Она села за свой письменный стол, заваленный вырезками из газет и исписанными листами бумаги. Достала блокнот и разложила перед собой свои заметки, пытаясь увидеть общую картину в этом хаосе имен, дат и событий.

«Atlantic Cargo». Компания, процветавшая, а затем внезапно исчезнувшая. Арчибальд Чендлер, ее директор, погибший при «несчастном случае» ровно тогда, когда компания начала тонуть. Джонатан Пайк, второй директор, разорившийся и пропавший без вести. Сэмюэль Блэкмор – третий, неуловимый, как тень. Иск Кроули, таинственно отозванный.

Теперь к этому добавились новые нити. Лорд Филипп Сент-Джон, отец Николаса, респектабельный аристократ, меценат… и, как выяснил Дэш, возможно, контрабандист, связанный с темными делами «Atlantic Cargo». И его предполагаемый внебрачный сын – Уоррен Блэквуд, репортер-конкурент, который почему-то тоже роет землю под этой историей, и который так откровенно ее ненавидит… или ненавидит ее возможную связь с Николасом? И Сильвия Блэквуд, его мать, давно забытая актриса варьете…

Голова шла кругом. Слишком много вопросов, слишком мало ответов. Но одно Вивиан чувствовала ясно: все эти нити – смерть Чендлера, исчезновение Пайка, тайные дела лорда Филиппа, враждебность Уоррена – так или иначе сплетались вокруг семьи Сент-Джон. И, возможно, вокруг Николаса.

Его образ снова встал перед ее глазами. Его холодная ирония. Его внезапная, необъяснимая ярость при виде ее синяков. Его странное предупреждение в кабинете. И тот запах… запах дорогого одеколона в темном тупике… Был ли он ее спасителем? Или он просто убрал ненужного исполнителя, который вышел из-под контроля? Или это была еще одна часть его сложной игры, цель которой она пока не могла понять? «Не доверяйте никому», – сказал он. Но можно ли доверять ему самому?

А Блэквуд? Его поведение в библиотеке – наглое, провокационное – вызвало в ней не столько страх, сколько волну ледяного гнева. Его намеки, его знание деталей ее расследования… Он явно что-то знал. Или выполнял чье-то поручение? Чье? Рэндольфа? Или кого-то еще, кто хотел использовать ее или Сент-Джона? Нет, решила Вивиан, с Блэквудом нужно разобраться отдельно. Она найдет способ узнать о нем больше.

Дождь за окном усилился, его капли монотонно стучали по карнизу. Вивиан посмотрела на мокрые, темные улицы Бостона. Город хранил свои тайны, опасные, смертоносные. Но она не отступит. Встреча с миссис Чендлер завтра – это шанс. Шанс приоткрыть завесу над прошлым «Atlantic Cargo», узнать правду о смерти ее мужа. Это было опасно, она знала. Но страх уже уступил место холодной решимости.

Она встала и подошла к комоду из темного вишневого дерева. Выдвинула нижний ящик, где среди старых писем и засохших цветов лежал знакомый серебряный портсигар. Ее пальцы нащупали холодный металл. Она открыла его. Тонкое перламутровое лезвие складного ножа тускло блеснуло в свете газового рожка. Она провела пальцем по холодной стали. Это не было оружием нападения, но это был ее последний аргумент, ее безмолвный ответ на угрозы. Она тихонько щелкнула портсигаром, закрывая его, и положила обратно в ящик, под стопку писем. Нет, она спрячет его в ридикюль завтра утром, перед выходом.

***

Первые лучи ноябрьского рассвета, бледные и нерешительные, словно призраки, прокрадывались сквозь неплотно задернутые шторы спальни на Маунт-Вернон-стрит, рисуя на полу вытянутые, дрожащие полосы света. Город за окном только начинал пробуждаться от ночного оцепенения, его далекий гул – стук первых экипажей по булыжной мостовой, хриплый крик молочника, гудок парохода с гавани – доносился сюда, в тишину старого дома, приглушенно и нереально. Вивиан открыла глаза, и тяжесть непрожитой ночи, наполненной тревожными снами и обрывками воспоминаний, обрушилась на нее с новой силой. Голова гудела, словно в ней все еще отдавался оглушительный треск выстрела или жестокий удар, бросивший ее на холодные камни переулка.

Она с трудом повернулась на подушке, и тупая, ноющая боль в шее мгновенно вернула ее к реальности вчерашнего кошмара. Пальцы сами собой потянулись к горлу, ощупывая под тонким батистом ночной рубашки болезненные уплотнения и воспаленную кожу – немые свидетельства безжалостной хватки. Во рту все еще стоял привкус страха и горечи. Она вспомнила лицо Сент-Джона – его внезапную ярость, его странное предупреждение, его глаза цвета темного янтаря, в которых на мгновение мелькнуло что-то живое, почти человеческое, прежде чем снова скрыться за привычной маской холодной непроницаемости.

«Вам нужно немедленно прекратить это расследование. Не из-за меня. Из-за вас самой… Они не играют по правилам… Не доверяйте никому…»

Собрав всю волю, Вивиан заставила себя сесть на кровати. Комната, еще вчера казавшаяся уютным убежищем, теперь, в отсутствие тетушки Агаты, выглядела пустой и холодной. Тишина давила, подчеркивая ее одиночество и уязвимость. Но времени на жалость к себе не было. Сегодня предстоял визит к Элеоноре Чендлер, вдове одного из таинственно исчезнувших директоров «Atlantic Cargo». Шаг в неизвестность, возможно, опасный, но необходимый.

Она подошла к умывальнику, плеснула в лицо ледяной водой, смывая остатки сна и тяжелых мыслей. В зеркале над мраморной столешницей отразилось бледное, осунувшееся лицо с темными кругами под глазами. Следы на шее все еще были заметны – темные, уродливые пятна проступали сквозь нежную кожу. Нужно было выбрать платье, которое надежно скроет их, платье-броню, которое не выдаст ни ее страха, ни ее боли.

Ее взгляд скользнул по гардеробу. Легкое платье цвета морской пены? Слишком несерьезно. Изумрудное, которое она так любила? Слишком ярко и неуместно. Ее рука остановилась на платье из плотной шерстяной ткани приглушенного оливкового оттенка. Оно было строгим, почти деловым, но с изящной деталью – высоким стоячим воротником из плотного кремового кружева, который доходил почти до подбородка, надежно скрывая все следы. Длинные узкие рукава с такими же кружевными манжетами подчеркивали тонкость запястий, а юбка, гладкая и прямая, ниспадала тяжелыми складками, придавая фигуре собранность и строгость.

Она быстро оделась, застегнув мелкие пуговицы. Подошла к зеркалу. Да, это то, что нужно. Сдержанно, профессионально, с едва заметной элегантной ноткой. Она собрала свои темно-каштановые волосы в привычный узел на затылке, стараясь на этот раз закрепить непокорные пряди как можно надежнее. Ей пришлось зайти в небольшую аптеку «Root & Herb Apothecary» на Чарльз-стрит, где, чувствуя себя ужасно неловко под любопытным взглядом пожилого аптекаря в пенсне, она купила самую дорогую французскую пудру плотного, маскирующего оттенка и крошечную баночку розовых румян. Мысль о том, что ей приходится прибегать к таким уловкам, чтобы скрыть следы насилия, была унизительной, но Вивиан понимала: появляться где-либо с явными синяками – значит вызвать волну пересудов, ненужных вопросов и, что хуже всего, жалости. Она не могла себе этого позволить. Поэтому она потратила почти полчаса перед зеркалом, тщательно маскируя следы нападения. Немного румян на щеки, капля духов с ароматом вербены – и она готова. Готова к встрече с прошлым миссис Чендлер и с неизвестностью, которую сулило это расследование. В ридикюль, рядом с блокнотом и карандашом, лег знакомый серебряный портсигар.

Внизу ее уже ждал Дэш. Он стоял в холле, нетерпеливо постукивая тростью по наборному паркету, и вид у него был хмурый и встревоженный. На нем был темно-серый костюм-тройка, который сидел на нем на удивление ладно, хотя галстук был слегка сбит набок, а светлые волосы взъерошены еще сильнее обычного. Увидев Вивиан, спускающуюся по лестнице, он шагнул ей навстречу, и в его серых глазах мелькнуло облегчение, смешанное с тревогой.

– Харпер, ты готова? – спросил он чуть более резко, чем следовало, словно пытаясь скрыть свое беспокойство за привычной манерой. – Кэб ждет. Пора ехать, если мы хотим застать миссис Чендлер до полуденного чая.

Он внимательно оглядел ее – платье, прическу, бледное лицо, задержав взгляд на высоком воротнике. Она почувствовала этот взгляд и невольно коснулась шеи, хотя знала, что следов почти не видно. Его беспокойство было почти осязаемым, но основанным лишь на части правды – на том, что она рассказала ему вчера в редакции, умолчав о самом страшном.

– Все в порядке, Уиттакер, – стараясь говорить спокойно, ответила она. – Я готова.

Их взгляды встретились, и на мгновение между ними повисло неловкое молчание. Дэш первым отвел глаза.

– Пойдем, – буркнул он и, взяв ее под руку чуть крепче, чем требовалось, повел к выходу.

Поездка в кэбе прошла почти в полном молчании. Экипаж катил по улицам Бэк-Бэй, мимо внушительных особняков из песчаника и красного кирпича, чьи строгие фасады смотрели на мир с холодным достоинством. Утро было серым и промозглым, низкие тучи висели над городом, грозя пролиться дождем. Воздух пах сыростью и дымом. Эта респектабельная тишина, этот парадный фасад бостонского благополучия казались Вивиан особенно фальшивыми на фоне той опасности, что таилась где-то рядом, за этими безупречными стенами. Дэш молчал, глядя в окно и хмуро сжимая челюсти. Вивиан знала, что он думает о том же – о расследовании, о возможных угрозах, но он не знал всего, и от этого ей было еще тревожнее.

Кэб, прогромыхав по булыжной мостовой Бикон-стрит, свернул на одну из тихих, респектабельных улиц Бэк-Бэй, где воздух казался чище, а шум большого города – далеким и приглушенным. Экипаж замедлил ход и остановился перед высоким четырехэтажным особняком из темно-красного кирпича, чьи строгие, симметричные линии и большие окна с тяжелыми рамами из темного дерева говорили о богатстве и солидности его владельцев. Фасад, украшенный скромной, но изысканной лепниной и небольшим кованым балконом на втором этаже, смотрел на улицу с невозмутимым спокойствием, присущим старым бостонским семьям. Перед домом располагался крошечный, ухоженный палисадник, где почерневшие от сырости ветви гортензий и роз скорбно склонялись под моросящим ноябрьским дождем, роняя последние жухлые листья на идеально подстриженный, но уже пожелтевший газон. Дом казался спящим, погруженным в тишину и собственное прошлое, и лишь слабый дымок, вившийся над одной из многочисленных труб, говорил о том, что внутри теплится жизнь.