Ангарский маньяк. Двойная жизнь «хорошего человека»

Вскоре ушел, не прощаясь, незнакомый мужчина, а затем и Тоня вышла из спальни, раскрасневшаяся, в помятом, но все еще красивом платье с глубоким вырезом. От нее так одуряюще неприятно пахло алкоголем, что ужасно захотелось убежать, а мать как ни в чем не бывало заваривала себе чай. Родители перебросились ничего не значащими бытовыми фразами, а затем переключились на Михаила и начали отчитывать его за побег из лагеря.

Упоминание этого эпизода содержится в психиатрической экспертизе Попкова, однако в последующих своих интервью он отрицал, что видел мать в постели с чужим мужчиной.

О том случае никто и никогда в семье Попковых не вспоминал, но Михаил отныне больше не пользовался ключами, чтобы попасть домой. Если он приходил из школы и дома никого не было, он делал вид, что забыл ключи. Впрочем, случалось такое крайне редко, а потом ключи просто стали оставлять под ковриком, и тогда уже Михаил открывал дверь без всяких душевных терзаний, так как понимал, что если ключи на месте, значит, дома точно никого нет.

С наступлением зимы Тоня как будто потускнела. Химическая завивка на волосах перестала держать форму. Если раньше ее прическа казалась париком, то теперь безжизненные локоны напоминали засушенные осенние листья, которые уже начали чернеть. Молодая женщина больше не делала яркий макияж, а летние платья отправились на самую высокую полку в шкафу. Впрочем, никто этих изменений не замечал. Лишь через несколько месяцев, когда Михаил вновь увидел мать в том самом платье в восточных огурцах, ему вдруг стало до тошноты неприятно. Случилось это накануне важных спортивных соревнований, благодаря которым он надеялся впоследствии поступить в институт. Несмотря на весь скепсис матери, он всерьез занимался спортом, объясняя это желанием получить высшее образование. Сейчас, за пять минут до выхода, Михаил как будто уже слышал, как наряд матери обсуждают старушки на лавочках, как рассыпаются в скабрезностях продавцы на рынке, и видел, как тот незнакомый мужчина выходит из ее спальни.

– Ты в этом платье на улицу пойдешь? – поинтересовался подросток.

– А зачем, по-твоему, я его надела? – фыркнула мать.

А дальше разгорелся скандал с переходом на личности и подробным объяснением Мише причин, по которым он ничего не добьется в жизни. Как ни странно, родительница оказалась права. На соревнованиях Михаил не только проиграл, но и получил травму ноги, из-за которой о серьезном спорте можно было забыть.

– Оно и к лучшему, полезную профессию получишь, вместо того чтобы ерундой какой-то заниматься, – сказал отец, когда подросток вернулся из больницы. За три недели, что Миша провалялся на казенной кровати, его ни разу никто не навестил, а когда он приехал домой, его никто и не ждал.

Закончив восьмой класс, Михаил ушел из школы и поступил в училище на слесаря. Через какое-то время он окончательно восстановился после травмы и продолжил заниматься спортом, впоследствии даже получив разряд кандидата в мастера спорта по биатлону.

В училище Попков имел хорошие оценки, отлично ладил с однокурсниками и прекрасно справлялся со всеми заданиями на практике. Правда, ему всегда было глубоко безразлично слесарное ремесло. В первый же день на заводе Михаил чуть не сбежал к чертовой матери от этого бесконечного шума и абсолютной невозможности остаться наедине с собой. Мастер смены зорко следил за тем, чтобы все были при деле и не разбегались на перекуры без особой необходимости. А по мнению начальника, необходимость проводить на перекурах большую часть рабочего времени возникала только после сорока лет.

В последний год обучения, за несколько месяцев до выпуска, Михаил познакомился с девушкой. С Мариной можно было обсудить книги и фильмы, она умела слушать и обладала самым заразительным смехом в мире, а когда потеплело, стала носить предельно откровенные платья с глубоким вырезом, практически не оставляющим простора для фантазии. Между молодыми людьми завязалась дружба, основанная на готовности Михаила помочь в любой непонятной ситуации. Такие отношения не предполагали ревности и исключали возможность критиковать наряды. Постепенно Марина все больше увлекалась сдержанным и немногословным спортивным парнем, который всегда готов был прийти на помощь, но повестка в армию пришла быстрее, чем успели разгореться взаимные чувства.

– Буду тебя ждать, – сказала девушка, – и письма отправлять. А может, и в гости приеду, если недалеко отправят, – чуть помедлив, добавила она.

Впрочем, Михаил услышал лишь первую часть фразы, этого ему было достаточно. Теперь о нем не забудут. Он не исчезнет на два года, в Ангарске останется та, что будет его ждать.

3

Юность

История о том, как уродливый юноша спасает слепую красавицу. Что может быть трогательнее и банальнее?

В. Гюго

1984–1987 годы

29 января 1690 года от острова Портленд, что в Шотландии, отчалил корабль, на котором скрывалась от правосудия банда компрачикосов. Еще недавно их способ заработка считался вполне легальным, а теперь они были объявлены вне закона и вынуждены были скрываться от властей. На берегу эти не слишком благородные люди оставили мальчика лет десяти, лицо которого было до того уродливым, что казалось даже смешным. Рот его был рассечен таким образом, что создавалось впечатление, будто он всегда улыбается, а когда ребенок говорил, чудилось, будто часть лица живет отдельно от черепа.

На улице было так холодно и ветрено, что Гуинплен уже не видел смысла продолжать борьбу, но затем желание жить победило и он все же сделал шаг вперед. Пройдя десять метров, он увидел вдалеке распластанную в неестественной и непристойной позе мертвую женщину. Подойдя поближе, он увидел, что на ее обнаженной груди лежит и все еще скулит ребенок. Младенец пытался прильнуть к груди своей погибшей матери, но та уже не в силах была о нем позаботиться. Гуинплен заметил застывшую каплю молока на груди женщины, которая в последние минуты жизни пыталась спасти своего ребенка. Мальчик поднял на руки младенца и пошел дальше. Все встреченные ему на пути люди сторонились уродца с младенцем на руках, и приют он смог найти только у Урсуса, актера-философа, который путешествовал в своей повозке вместе с ручным волком Хомо.

Пятнадцать лет они колесили по стране, веселя народ. Стоило Гуинплену лишь выйти из повозки, как все тут же начинали непроизвольно хохотать. Не смеялись лишь Урсус, лицо которого не знало улыбки, Дея, которая ослепла в ту ночь, когда Гуинплен спас ее от смерти, и Хомо, так как волку были не ведомы гримасы. Гуинплен и Дея выросли и полюбили друг друга нежной и чистой любовью юности. Так продолжалось до тех пор, пока эксцентричная герцогиня Джозиана не увидела на уличном представлении Гуинплена и не решила сделать его своим любовником. Вскоре после этого человек с изуродованным компрачикосами лицом узнал, что на самом деле ему была уготована совсем другая судьба – ведь его отец был богатым и влиятельным человеком. Роскошная жизнь вскружила голову Гуинплену, но он быстро опомнился и решил устроить уличное представление из церемонии посвящения в пэры. В своем монологе он поведал о том, как страдают бедные люди, но ничего, кроме насмешек и непонимания, не добился и решил сбежать назад, домой, к Дее, Урсусу и Хомо. Вот только не успел. Когда Гуинплен прибежал на место, где стояла повозка, он не нашел там никого. Море волновалось и грохотало, пока рыдал человек, который смеется. И вот тогда к нему осторожно, на мягких лапах подошел старый волк Хомо и проводил к Урсусу. Оказалось, что тот продал повозку, а Дея умирает от тоски. Гуинплен успел проститься с возлюбленной, а после ее смерти бросился в море, растворившись в вечном хохоте пучины над людьми. Люди хохотали над глупой смертью шута. Как и раньше, лишь только Хомо и Урсус не улыбались, так как им неведомы были улыбки.

– Что ты лыбишься тут мне? – не выдержал старшина, видя, как спокойно, безразлично и с блуждающей улыбкой на лице Михаил слушает очередную отповедь.

– А я просто человек, который смеется, как в книге, рот у меня такой, – тихо проговорил срочник. Михаил не стушевался, не стал что-то мямлить, а спокойно и даже с некоторой издевкой ответил на вопрос, явно полагая, что старшина не знает книгу, на которую он сослался. От этого старшине захотелось оправдаться, доказать, что он тоже больше одной книжки в своей жизни прочитал.

– Два наряда вне очереди, Гуинплен тут нашелся, – рявкнул старшина, однако в глазах солдата мелькнуло уважение. Два наряда того стоили.

Нельзя сказать, что «Человек, который смеется» был любимым романом Гюго у Михаила, но это произведение так часто вспоминали при знакомстве с ним, что постепенно он стал ассоциировать себя с Гуинпленом. За способность слушать самые ужасные истории и самые громкие крики с безразличной полуулыбкой на лице его часто сравнивали с «тем парнем с порезанным лицом из книги».

Вокруг все грезили о чистой, бескорыстной и всепоглощающей любви. Одни находили подходящий сюжет в книгах, другие – в фильмах. Так или иначе, женский образ в мужском сознании приобретал черты недосягаемого идеала, прекрасной Лауры Петрарки, которая не имеет слабостей, не кричит и не плачет, ничего не хочет и не требует, и в туалет тоже, естественно, не ходит. Этот прекрасный и недостижимый идеал разбивался при любом столкновении с реальностью, поэтому очень скоро в сознании молодых людей появлялся другой образ: доступной бабы, к которой можно заглянуть на часок от нечего делать. За такой не нужно ухаживать, такую нужно использовать по максимуму, при малейшей поломке – выкидывать, а если уж совсем экологично, то утилизировать.

В целом служба в армии для Михаила проходила вполне спокойно и комфортно. Он прекрасно умел соблюдать субординацию, много не болтал и был со всеми нейтрален. Ни друзей, ни врагов у него за эти два года не появилось, зато удалось получить водительские права. При первой же возможности он вызвался пройти обучение и весь остаток службы ездил на машине, чему был очень рад. К тому же Попков попал в часть, которая считалась элитной, и даже получил доступ к «секретным данным», хотя единственным секретом, который ему открылся за время службы, был адрес бабки, которая варила лучший самогон. Год службы Михаил провел в дружественной Монголии. Вернувшись на «гражданку», он иногда упоминал о том, что был на родине Чингисхана, чем неизменно вызывал уважение собеседника.

Служба раздражала в основном тем, что срочников старались занять каким-то глупым и бессмысленным делом. Михаилу было не трудно, но после выполнения одного «важного поручения» тут же прилетало следующее и так до самого вечера. В казарме продолжали раздавать приказы налево и направо «деды». Позже уже и сам Михаил мог отправить кого-то из «салаг» за водкой в магазин, но от этого легче не становилось. Надзирать и наказывать ему не слишком нравилось, так как задания всегда выполнялись не так, как он требовал, отчего становилось неприятно. На дорожке оставался неубранный снег или корку льда забывали отколоть, алкоголь в магазине покупали не тот, что просили, а когда Михаил перепоручил первогодкам покрасить машину, те умудрились залить краской лобовое стекло, весь салон и даже двигатель, причем двери нормально покрасить у них не получилось, ржавчина осталась на месте, только теперь не на ровной заводской покраске, а среди косоруких разводов и потеков. Михаил знал, как нужно сделать правильно, поэтому старался лишнего никому не перепоручать.

Но больше всего Попкова выводила из себя необходимость двадцать четыре часа в сутки находиться вместе с парой десятков человек, которые неусыпно следили друг за другом, а в случае чего всегда готовы были донести. Ни в казарме, ни на службе скрыться от этого контроля было невозможно, лишь в кабине автомобиля можно было оказаться в одиночестве. Начальство отправляло его с какими-то поручениями, парень садился в машину, и его уже больше никто не контролировал. Он оставался наедине с сибирскими пейзажами, плохими дорогами и вечно ломающейся «буханкой». Мишу такое положение дел вполне устраивало, тем более что письма из дома приходили регулярно. Марина исправно рассказывала о том, что происходит в Ангарске, что случилось с их общими знакомыми и как поживает его семья. Эти письма рассказывали о совершенно идеальном мире, который дорисовывала фантазия Михаила. Его ждали в родном городе, пока он нес службу. Сознание этого заставляло его скучать по дому, хотя от родных письма ему приходили нечасто. Марина писала о том, что сестра Михаила связалась с плохой компанией, но тот предпочитал не верить этим слухам. От матери изредка приходили весточки, но в них обычно не содержалось ничего, кроме сдержанных вежливых фраз, которые должны были продемонстрировать беспокойство матери за здоровье сына. Впрочем, к концу срока службы эти весточки из дома перестали приходить. Михаил не переживал на этот счет, понимая, что родным сейчас не до него.

После двух лет службы Михаил возвращался в Ангарск с мыслями о том, как все рады будут его видеть. На деле же оказалось, что никто особо не заметил его отсутствия и не был так уж рад его возвращению. Его комнату дома плотно оккупировала сестра, которая совершенно не собиралась переставлять свои вещи, чтобы освободить немного места для брата. Она и правда ужасно изменилась за время его отсутствия. Когда Михаил уходил в армию, Лена была еще ребенком со скверным характером, а теперь она превратилась в девушку с целым шкафом разных тряпок, шпилек и бигуди в придачу. Родители вели себя точно так же, как в письмах: сдержанно поприветствовали сына, отец даже хлопнул его по плечу, но на этом и все.

– Как дела? Что у вас тут изменилось? – неуклюже постарался завязать разговор сын.

– Да все вроде нормально, потихоньку, ничего не изменилось. Даже рассказать нечего, – ответил отец и предложил включить телевизор, раз уж они все сегодня собрались дома.

Самой большой драмой для Михаила стала встреча с Мариной. Он пришел к ней на следующий день после возвращения. Открывшая дверь Марина отчего-то заняла буквально все пространство дверного проема, хотя толстой ее нельзя было бы назвать даже при большом желании. Михаил опустил глаза и увидел огромный живот – Марина была на сносях.

– Ты не говорила, – пробормотал он.

– Так ты и не спрашивал, – рассмеялась девушка.

Их неловкий разговор проходил на кухне и занял от силы несколько минут. За время службы Миши Марина встретила молодого человека и влюбилась. Вскоре она узнала о том, что беременна, и пара постаралась поскорее сыграть свадьбу, «чтобы все как у людей было». Все это время Марина писала пространные красивые письма о том, что происходит в городе, какие книги она прочитала и какие фильмы посмотрела. В их переписке не было ничего романтического, а обещание ждать было дано в шутку, но все равно в некотором смысле исполнено: Марина была по факту единственным человеком, который регулярно отправлял письма в часть и интересовался Михаилом. Не это ли называется «ждать»? В части постоянно велись разговоры о том, что оставлять девушку на «гражданке» глупо, два года никто ждать не будет, какие бы сильные чувства ни были. Ну а здесь и отношений-то никаких не было, только история, которая очень красиво выглядела в фантазиях и мечтах. Такие истории не должны и вовсе заканчиваться встречей, от этого они разрушаются.

– Олег скоро придет, наверное, он не будет рад тебя видеть, – неуклюже переминаясь с ноги на ногу, сообщила девушка.

Михаил тут же поднялся со стула, кивнул на прощание и пошел к двери. Вернувшись домой, он сел на стул возле приставленного к стене стола и начал бессмысленно разглядывать его поверхность. Парень прекрасно осознавал, что семья не слишком рада тому, что он вернулся и будет продолжать занимать квадратные метры, но и ему деваться было некуда. Никакого плана не было. Дальше встречи с Мариной его фантазия никогда не заходила. Логично было бы устроиться на завод, но этого ему сейчас хотелось меньше всего в жизни. Это значило бы вернуться в первые дни в армии или даже хуже.

– Что ты сидишь тут сиднем, пойдем сегодня на подработку сходим в березовую рощу, – сказал как-то мимоходом отец. К тому моменту Михаил уже месяца полтора бессмысленно сидел на стуле на кухне, разглядывая разводы на глянцевой поверхности стола, изображающего из себя мрамор.

– На кладбище? – переспросил Михаил.

– А ты сок березовый решил в октябре нацедить? – язвительно поинтересовался отец.

Березовой рощей называли главное городское кладбище. Как и полагается, находилось оно в отдалении от города, за окружной дорогой, на темной стороне, как любили шутить местные жители. Место это было действительно удивительным. Рядом берег реки Китой и глухой лес, а само кладбище и все вокруг него заросло березами. Осенью здесь бывало очень красиво, а ближе к зиме не было места мрачнее, так как нет печальнее зрелища, чем хрупкая, лишенная листвы и почерневшая от холода береза.

Оказалось, что для подработки отчего-то нужно приехать на кладбище вечером и подготовить могилу затемно. Заплатили отцу и сыну сразу же, причем значительно больше, чем рассчитывал Михаил. После того раза Михаил стал ждать, когда отец вновь позовет его на подмогу. Подзаработать удавалось регулярно. Иногда нужно было готовить могилу ночью, а иногда требовалось приехать рано утром. За пару часов на холоде платили примерно половину месячной зарплаты на заводе. Такая подработка вполне позволяла неплохо жить и не слишком сильно задумываться о будущем. Люди, работающие на кладбище, обычно не строят планов на будущее.

Здесь, на узких, устланных золотой листвой дорожках, которые никто и никогда не чистил, Михаил впервые столкнулся с людьми, о которых в городе предпочитали не слишком громко говорить. Это были хорошо одетые пожилые мужчины, рядом с которыми вечно семенили молодые парни лет по двадцать. Со временем Михаил узнал о том, что один из этих стариков в меховых зимних шапках и добротных пальто был известной в регионе криминальной личностью, так называемым вором в законе. Среди посетителей кладбища было много людей с криминальным прошлым. То про одного что-то зловещим шепотом начинал рассказывать на ухо отец, то про другого что-то обронит охранник, работавший на погосте.

Михаил так бы и копал могилы, если бы не познакомился с Еленой, очаровательной девушкой с лицом ребенка, блестящими русыми волосами с густой челкой и заразительным смехом. Михаил поначалу принял ее за подростка, но в какой-то момент девушка обмолвилась, что ждет своего парня из армии. Выяснилось, что они, оказывается, почти ровесники. Как и с Мариной, общение с Еленой поначалу было просто дружеским. Михаил помогал девушке с учебой, делал ей чертежи, если требовалось, приносил рыбу, пойманную на рыбалке, и помогал с деньгами пару раз. Девушка жила с едва живой бабушкой в двухэтажке, построенной при Сталине, так что в помощи нуждалась постоянно. Ее дом был одним из первых общежитий для рабочих, построенных еще в те времена, когда Ангарск хотели сделать городом нефтехимиков. Снаружи это был красивый особняк из прошлого века, а внутри – барак из первых дней ГУЛАГа. Впрочем, Михаилу нравилось бывать в просторной и светлой квартире, из которой весь город был виден как на ладони. Здесь ему отчего-то казалось, что никто не хочет, чтобы он уходил. Дома он чувствовал, что ему не рады. Об этом не говорили, но Михаил вечно занимал место на кухне, когда кто-то хотел поесть, клал свои вещи так, что сестра не могла отыскать свои, ходил по только что вымытому матерью полу. С Еленой Михаил чувствовал себя нужным, да и бабушка ее хорошо к нему относилась.

– Когда Сережа вернется… – начала было девушка свой привычный разговор. Ее молодой человек должен был вернуться через полгода, и поначалу Елена только и говорила о том, как его встретит и что приготовит. Чем больше она общалась с Михаилом, тем реже поднимала эту тему, но все же и спустя пару месяцев со дня знакомства у нее проскальзывали эти приятные и бессмысленные мечты о том, как «Сережа вернется, и все будет хорошо».

– А может быть, не стоит тратить годы на это? – спросил Михаил.

– Что ты имеешь в виду? – нахмурилась девушка.

– Никто не уходит в армию, надеясь, что девушка его дождется, никто и никого не ждет. У каждого своя жизнь. Я просто думаю, что нам друг с другом хорошо, а вот с твоим Сережей все было не всегда гладко, судя по твоим рассказам.

– Но мы… – начала было Елена.

– Можно пожениться, – сказал Михаил, глядя на чайник. – Официально.

Михаил как будто не ждал ответ от девушки, а просто рассуждал вслух, разглядывая белый эмалированный чайник на плите.

Ни одна нормальная девушка в двадцать лет от предложения сходить в ЗАГС не отказывается. Как бы сильно Лене ни хотелось дождаться Сергея, с которым у них была долгая и далеко не самая гладкая история отношений, обещание будущего счастья победило уже потускневшие воспоминания. Через пару месяцев пара справила скромную свадьбу, и Михаил переехал к Елене.

На друзей и знакомых они производили очень благоприятное впечатление. Спустя всего пару месяцев знакомства казалось, что они вместе уже лет двадцать, так мало они разговаривали и так быстро и с полуслова понимали друг друга. Пара старалась не тревожить шумом бабушку в другой комнате квартиры. Михаил всегда первым предлагал свою помощь, если пожилой женщине требовалось что-то сделать, вывозил жену с бабушкой на шашлыки на берегу реки Китой.

Спустя месяц после свадьбы в дверь их квартиры позвонил молодой человек в форме. Лена открыла ему и испуганно отступила в сторону. Сергей прошел на кухню. Между ними произошел неловкий скомканный диалог, а минут через двадцать девушка пробормотала:

– Миша скоро придет, наверное, он не будет рад тебя видеть.

Молодой человек молча кивнул, попрощался и ушел.

С молодой женой уже нельзя было так же беспечно продолжать копать могилы, нужно было подыскать приличное место с нормальной ставкой и графиком. Вариантов у Михаила было немного – примерно один. Во всяком случае, работа слесарем на заводе казалась самым правильным и очевидным. И как бы сильно Михаил ни ненавидел завод, ради семьи нужно было идти на жертвы. По крайней мере, об этом часто писали в книгах и рассказывали в кино. Тем не менее молодому человеку становилось не по себе от одной мысли о заводе. Обязательно будет какой-нибудь начальник смены, который зорко следит за тем, чтобы все сотрудники были при деле. Причем если старшина в армии не мог с ним особо ничего сделать, разве что наорать, то на заводе так не выйдет – могут и премии лишить, и уволить.

Так и случилось. На завод Попкова взяли с распростертыми объятиями, но работу свою он ненавидел всем сердцем. Он двенадцать часов подряд притворялся, что занят делом, хотя всю необходимую работу можно было выполнить за пару часов, а в остальное время читать книги, например. Начальнику смены это было непонятно. Если он видел сотрудника не при деле, он тут же придумывал задание поглупее и потяжелее. Чтобы не попадать на такие задания и не получать выговоры, нужно было изображать кипучую деятельность. Бессмысленность убивала сильнее всего. После работы Михаил был уже не в состоянии делать хоть что-то, но он не мог себе позволить показать свою слабость, поэтому всегда соглашался на предложение сходить куда-то или помочь с чем-то.

Зарплата слесаря на заводе была не слишком большой, но на жизнь хватало. Лена тоже работала, да и у бабушки пенсия была приличная. Жили они скромно, но лучше многих в Ангарске, даже лучше родителей Михаила. Возможно, именно поэтому мать стала избегать всякого общения с сыном.

Примерно через год после свадьбы Михаил и Елена даже смогли купить «Ниву», хотя это и было не просто, так как нужно было не только заплатить за машину, но и сделать подарки тем, кто смог продвинуть их в очереди на ее приобретение. Как и когда-то в армии, сев за руль, Михаил почувствовал себя счастливым. Дома его ждала жена, на работе приходилось общаться с коллегами, но за рулем он имел возможность побыть наедине с собой, и это было как раз то, чего ему так сильно не хватало.

В середине 1980-х начались серьезные перебои с поставками продуктов, а уж мебель или технику стало просто невозможно купить. О голоде речи, конечно, не шло, но за многим теперь приходилось ездить в соседние города или искать возможность купить что-то у перекупщиков. Михаил на выходных стал частенько ездить в такие продуктовые вояжи, так случилось и накануне 1987 года. Тем вечером он как раз спешил домой с кучей покупок к Новому году. В сумрачном снежном тумане выросла фигура гаишника. Он остановил машину, и Михаил чертыхнулся, тормозя: отдавать последнее, что осталось от зарплаты, ему категорически не хотелось.

– Документы, – безразлично попросил сотрудник ГАИ.

Михаил протянул водительские права, и гаишник начал их изучать.

– Миша? Который смеется?

– Гуинплен, – машинально отозвался Михаил.

– Мы учились вместе с тобой, помнишь меня? – уже совсем другим тоном продолжил инспектор, остановивший машину.