На грани вымирания

Приподняв лицо, смотрит в растерянные глаза, которые Кэрнил долгое время не видел. Деймон, принявший на себя весь удар и осознающий ответственность за все свои действия и действия младшего сводного брата, облачился в камень, перестав показывать истинные эмоции окружающим. Для всех он хотел быть сильным, стойким, тем, на ком всё держится, и на кого действительно можно положиться. Хотел казаться сверхчеловеком, совсем потерявшись в себе и своих мыслях, заплутав меж тоннелей лабиринта, не зная, где найти выход и смочь показать всё, что так рьяно рвётся наружу. Но насколько бы сильным ты не был, всем нужна поддержка.

Крупные капли, быстро скопившиеся в уголках тёмных глаз, стекают кривыми дорожками, проникая под ладони Леона. Тот не обращает внимания на мокрость – сейчас его волнует только слишком много взявший на себя старший брат.

Слегка улыбнувшись, поджимая губы, Кэрнил притягивает лицо Деймона, утыкаясь своим лбом в его. Если до этого не было других звуков, стояла невыносимая тишина, то сейчас вокруг них были только они, словно укрытые невидимым куполом. Где только они, спокойствие, и где безопасно.

– Дей… – от этого в груди Фрая разгорается целое пламя: такое родное, тёплое и привычное. Только Леон может так произносить его имя, только он может искажать его и делать это с достоинством. – Дей… – Кэрнил, словно смакуя имя на вкус, повторяет его снова, перемещая одну руку на затылок, сжимая в руке сальные чёрные волосы, прикрыв глаза.

Повернув голову немного в бок, хмуря лицо, готовый расплакаться, Леон молчит некоторое время, собираясь с мыслями, потому что сейчас, в этой странной атмосфере, он не хочет спугнуть Деймона. На данный момент старший брат, открывший душу, позволивший слезам потечь, слишком уязвим и слова, которые сорвутся с пересохших уст, должны звучать утвердительно, твёрдо.

Открыв глаза, видя перед собой лишь лесную глушь и чувствуя размеренное дыхание в районе подбородка, поворачивается, снова обеими ладонями обхватывая лицо и утыкаясь сильнее лбом, давя. Сейчас Кэрнил походит на мужчину, познавшего все невзгоды и принявшего на себя роль родителя, которому следует обучать своего ребёнка, давая полезные уроки. Пусть они немного поменялись ролями, но Деймон обычный человек, со своими извилинами в голове, со своими чувствами, страхами и эмоциями. Он хочет казаться сильным для него и ради него, поэтому Леон не может не показать свою поддержку, давая понять, что они вместе, и пока это так – плохого исхода не будет.

– Дей, а теперь послушай ты меня. Я твой брат. Мне плевать, как считаешь ты, но ты для меня единственный родной человек, оставшийся на этом свете. И если лошадь убили, шансов мало, ничего уже невозможно, то это не так, слышишь?! Мы выберемся, потому что мы вместе. – В голосе слышны нотки стали, твердости. То, чего так хотелось в глубине души услышать Фраю. Всё-таки, Кэрнил умеет задеть его с любой стороны этого слова. – Я не дам тебе подохнуть, пока сам того не захочу, понимаешь? Я не дам подохнуть нам. Если кому-то так понадобится наш труп, то тому придётся хорошо постараться. Мы выживем, понял? Мне плевать на всё, мне плевать на всех… Кроме тебя. Ты мой брат, я не позволю никому отнять тебя у меня, и никому не позволю перейти нам дорогу, – Деймон, не веривший в то, что всё это действительно слетает с уст Леона, широко раскрывает глаза, видя его лицо перед собой слишком близко. Оно немного расплывается, потому что Фрай не видит вблизи так же чётко, как вдали. – Тем более, Мерелин с нами. Она странная, да, но я чувствую, что она хорошая. Нас трое, мы уже маленькая банда, которая сможет найти безопасное место и спокойно жить. Ты мне веришь? Мы справимся. Обещаю, я всегда буду рядом.

Держась из последних сил, чтобы не расплакаться посреди своей красноречивой речи, Леон резко обнимает брата за шею, прячась в ней, позволяя слезам наконец выплеснуться. Он смог. Он сам не верит в то, что смог найти в себе, скрываемый очень глубоко, стержень, являющийся его мужеством.

Опешив, всё ещё пребывая в шоковом состоянии, Деймон покрасневшими глазами смотрит на ствол дерева с суховатой корой, медленно перемещая руки, обнимая в ответ. Сейчас это то, что ему действительно нужно. Подняв глаза туда, где должно располагаться небо, он встречается с густой кроной. Улыбнувшись одними уголками губ, ощущая боль от непривычных слёз в районе глаз, он говорит только одно, отвечая:

– Верю.

Глава VIII. На дне

Журчание воды, шелест листьев – звуки, которыми так любит наслаждаться маленькая Мерелин, постоянно сбегающая из-под присмотра родителей со старшим братом. Это рискованно, опасно, но она, не слушая никого, а только собственное сердце, и потакая своим желаниям, каждый раз просится с ним, зная, что узнай об этом отец, худо будет всем. Особенно, Стефану – любимому старшему брату, но не столь любимому ребёнку в семье: только мать искренне ценит и дорожит каждым, будь воля отца – давно бы избавился от отпрыска, портящего его любимую дочь. И вывод тут только один: он не сын своего отца. Стефан прекрасно это знает, но Мерелин, совсем маленькая, юная, не поймёт, поэтому от неё всё сокрыто, пока не настанет время. Возможно, ей это знать и ни к чему. Какой от этого будет прок? Мать одна – остальное неважно.

Опустив маленькие ножки в бегущий ручей, Мерелин блаженно прикрывает глаза, ощущая его прохладу и свежесть, глубоко вдыхая лесной воздух и наслаждаясь атмосферой спокойствия. Находиться рядом с братом, тренироваться с ним, учиться, заниматься – что угодно, лишь бы быть рядом и чувствовать себя свободной. Только в такие моменты маленькая Мерелин понимает цену свободы.

– Аккуратнее, хорошо? – Стефан, тихо подошедший сзади, хватает сестру за плечи, пугая, и удерживая, чтобы та не свалилась от испуга.

– Бра-а-атик! – девчачий визг разносится по округе, слегка оглушая его на одно ухо, когда Мерелин резко поворачивается.

– Ну всё, оглушила, негодница, – он заливается смехом, нарочно вставляет палец в левое ухо, делая вид, что действительно оглох на него.

Недовольно надув губки, скрестив руки на груди, Мерелин исподлобья взирает на него, давая понять, что такие игры с ней уже не пройдут: она, конечно, ещё даже не подросток, но мозги всё же работать умеют. Иногда она размышляет действительно получше многих деревенских жителей, становясь при этом выше их на голову, а порой – на две. Старший брат занимался с ней за учебниками не зря. Он хотел, чтобы она была не только хороша собой, но и умна, чтобы лишний раз никто не мог воспользоваться её глупостью: лучше пусть она будет пользоваться другими, чем наоборот.

– Моя маленькая умненькая сестричка, – он тепло улыбается, произнося ласково, присаживаясь на колени, чтобы поравняться с ней. Влага тут же безжалостно впитывается в коричневые лёгкие штаны, оставляя тёмные разводы. – Пошли, будем учиться стрелять из лука: я его как раз закончил, – ему достаточно было сказать только «пошли», чтобы вместо недовольной гримасы лицо Мерелин озарила лучезарная улыбка до ушей, почти светящаяся. В этот момент Стефану показалось, что ему улыбается само солнце.

Встав, разминая спину, подняв руки к небу и опускаясь в разные стороны, Стефан отходит глубже на участок, беря в руки самодельный деревянный лук, обвязанный верёвками. Поправив конец, проверяя натяжение тетивы, он берёт стрелу, дожидаясь своей маленькой сестры, радостно скачущей к нему.

Подпрыгивая, чуть не путаясь в ногах, Мерелин налетает на него, обнимая, чуть сжимая за талию, и громко хихикая.

– Если ты хочешь меня убить, то у тебя отлично… Кхм… Получается… – он кряхтит, пытаясь сохранить равновесие и не повалиться на землю вместе с ней.

Звонкий девичий смех снова оглушает собой территорию, позволяя чувствовать только радость, тепло, и не верить в то, что это действительно происходит с ними. Каждый раз, находясь с ней рядом, ему кажется, что всё происходящее лишь сон, который совсем скоро закончится: возможно, на самом интересном месте или оборвётся тогда, когда будет невыносимо больно. Растягивая губы в улыбке, поглаживая светлую макушку, Стефан даёт ей лук, обходя, чтобы встать за спиной. Присев на корточки, старший Колинс кладёт грубые ладони на маленькие подрагивающие от нетерпения плечи, усмехаясь.

Его маленькая сестрёнка действительно взбудоражена этим.

Приложив стрелу к тетиве, Мерелин пытается удержать её на месте, натягивая, что получается весьма скверно.

Стрела, словно являвшая собой живую змею, упрямо выскальзывает из маленьких пальчиков, падая на пушистую траву. Злясь, гневно топая ногой, Мерелин также упрямо, как и стрела, повторяет всё снова и снова, желая достичь уже хоть какого-нибудь результата.

– Т-ш-ш. Спокойнее, – Стефан кладёт ладони поверх маленьких, сжимая, чтобы удержать лук на весу и натянуть тетиву со стрелой. – Вот так. Успокойся, почувствуй его, задержи дыхание и расслабься, выпуская.

Натягивая вместе тетиву до нужного момента, держа ровно локоть руки, Мерелин проделывает всё то, что проговорил ей минутой ранее старший брат, выпуская из рук снаряд. Стрела, тоже сделанная Стефаном, разрезает воздух, пространство, чуть задевая кору дерева и улетая вглубь леса, там остановив своё движение, вонзившись в землю.

– Почти. Ты умница, Колосок.

Он начал называть её так, как только впервые увидел маленькие пухлые щёчки, розовые, тёплые и мягкие; как только впервые взял на руки и понял, что станет её рыцарем в блестящих доспехах, а точнее – смазливым мальчонкой в рваных тряпках, но это не столь важно. Важно то, что для неё, своей младшей любимой сестры, он сделает всё, даже если это «всё» будет за пределами его принципов.

– Почти – не считается! – выкрикнув откуда-то из-за кустов, Мерелин отважно пробирается сквозь них, выискивая стрелу. Та просто не могла улететь далеко.

Кряхтя, возмущаясь, забавно морща крохотный носик, младшая Колинс начинает ругаться сильнее, когда край футболки цепляется за торчащий сухой сук. Нахмурив брови, поджимая губы, чувствуя спавшие с висков волосы, Мерелин закатывает глаза, убирая непослушные пряди. Отцепив край ткани от ветки, проверяя на наличие дыр, девочка громко дышит, раздувая широко ноздри, в мыслях проклиная всё на свете.

Сегодня частично не её день.

Просунув тонкие пальчики в образовавшиеся дырочки, Мерелин устало хмурится, откидывая край футболки, начиная идти дальше, вглубь, пытаясь найти стрелу. Стефан, начавший волноваться и переживать за сестру, поднимается с корточек, двигаясь следом: пусть лучше он будет видеть её перед глазами, чтобы лишний раз не прокручивать в голове самые разнообразные ситуации, в которых ему видится и летальный исход. Всё-таки, они живут в деревушке посреди леса, гуляют в нём, охотятся, радуются жизни, любят… Лес – не то место, где стоит растить детей, особенно, если он может кишеть тварями. И самыми опасными из них являются люди.

– Колосок… – не получив ответа, Стефан с опасением в сердце и тревогой на душе, ускоряет шаг, быстро пробираясь через кусты и видя на открывшейся поляне, обросшей мелкими кустарниками, папоротниками и полевыми цветами, Мерелин, державшую стрелу. – Ты меня напугала…

Проходя дальше, выскальзывает из тени леса в солнечное пространство – открытое, просторное, на котором можно лечь и посмотреть на фигуристые облака, размышляя и наслаждаясь атмосферой. Такие места единичны, оттого притягательно манящие и захватывающие. Только на подобных полянах в районе лесных пустошей можно свободно созерцать небо и восхищаться его силой.

– Не делай так больше, хорошо? Не убегай от меня далеко. – Голос слегка встревоженный, с нотками власти, надламывается. Стефан хочет, чтобы Мерелин понимала, что он лишь пытается защитить её и дать понять, что маленькой девочке разгуливать одной в такой местности крайне рискованно. Здесь может быть слишком опасно.

– Хорошо, братик. Пошли снова стрелять, я нашла её, – широко улыбаясь, тыкая наконечником стрелы в сторону Стефана, Мерелин размахивает ею, пробегая мимо него, крича что-то наподобие «кто последний, тот…».

***

Колосок. Стрельба. Брат. Всё одно и то же каждую ночь. Последние их дни вместе, и сейчас, когда всё снова возвращается в сновидениях, Мерелин ощущает свою никчёмность, беспомощность и отвращение к самой себе. Всё из-за неё! Каждая ночь – один из последних дней, проведённых с ним. Это было так давно, но осада от его потери навсегда оставила отпечаток в сердце, выгравировав ножом «виновата». От осознания того, что если бы не её прихоти, желания и капризы, он мог бы быть сейчас рядом, снова успокаивая, поглаживая по плечам и шепча что-то наподобие «Колосок, моя маленькая, глупая, я рядом, всё будет хорошо…», ей становится тошно.

Ничего уже не будет хорошо.

Поджимая губы, сжимая в руках ткань порванной футболки, Мерелин роняет крупные слёзы, криво стекающие по лицу. Ежедневно совесть, являющая себя во снах, позволяющая почувствовать ту беззаботность, каждое утро разбивает её со всей силы о скалы, отрезвляя и давая понять, что реальность достаточно страшна. Страшна настолько, что слабым в ней нет места.

Обнимая себя за плечи, подтягивая ноги к груди, Мерелин, отвернувшись к стене, пытается сдержать эмоции, чтобы они, ушедшие собрать хвороста для огня, вернувшись, не видели её в таком подавленном настроении. Никто из них не знает историй друг друга. Возможно, знать прошлое, ворошить его, сейчас не самое лучшее время: сейчас главное выжить, найти безопасное место и, может быть, удастся узнать о каждом чуть больше того, что уже известно.

Кинув мимолётный взгляд за спину, убедившись, что их ещё нет, Мерелин осторожно приподнимается, вжимаясь в угол, надеясь хоть так согреться. Ей холодно, но не от того, что на улице ударили морозы. Нет, погода прекрасна. Не будь всех этих проблем, она бы с удовольствием вышла на прогулку, наслаждаясь свежим лесным воздухом, прошлась бы до речки, окунувшись в прохладу, и ощутив истинную свободу и уединение с природой, а идеальным завершением стали бы посиделки у костра с родными, друзьями… С теми, кого больше нет…

Всхлипнув, вжимаясь в угол старого сарая, Мерелин пальцем вытирает нос, оставляя на нём стекающие сопли. Склизкие, зеленоватые. Поморщившись, кривя покрасневшее от слёз горечи лицо, Колинс обтирает липкий палец о край футболки, снова обнимая себя за слегка подрагивающие плечи. Ей холодно от собственных снов.

Подняв голову к потолку гниющего здания, Мерелин всё же подмечает про себя, что ночлег нашёлся достаточно быстро и сарай, в который они забрели, просторный, сокрытый в самой глуби леса. В нём мало что есть, он почти пуст, но им достаточно только заночевать, чтобы с рассветом двинуться дальше. Пусть он выглядит непримечательно, в какой-то степени безопасно, оставаться в нём дольше нельзя. Они видели людей, вооружённых, наглых, громких, ранили одного из них и сбежали: те головорезы были достаточно близко к ним и, хоть они прошли приличное расстояние до привала, рисковать лишний раз не стоило.

Вздрогнув, вынырнув из мыслей, Мерелин замирает, затаивая дыхание. Где-то за стеной, снаружи, она услышала хруст ветки и грузные шаги. Может быть, это вернулись Деймон и Леон, но, наученная горьким опытом, она не издает ни звука, ожидая дальнейших действий ходящего вокруг да около.

Словно сливаясь со стеной, становясь её полотном, Мерелин прижимает ладони ко рту, закрываясь сальными волосами.

– Напугал?

Совсем погрязнув в мыслях, спрятавшись в копне волос, стараясь не смотреть, в голове вырисовывая самые разнообразные события, в которых вернулись не они, она пугается, слыша его голос. Приятный, бархатный, тягучий.

– Не хотел, – он виновато опускает глаза, приподнимая один уголок губ, почёсывая затылок левой рукой. В правой – у него был дряхлый лук.

Зацепившись взглядом за оружие, не совсем понимая, зачем Деймон принёс его и где, в принципе, отыскал, она внимательно смотрит на него. Под пристальным взором синих глаз Фрай тушуется, принимая серьёзное выражение лица. Кивнув на оружие в руках, сделанное собственноручно, Деймон протягивает его, начиная:

– Он теперь твой.

Без прелюдий. Без лишней фальши. Без всего. Он говорит твёрдо, коротко, понятно. Его редко удаётся разговорить, и пока Мерелин не могла присутствовать в такие моменты: всё доставалось только Леону. Оно и понятно, они давно друг друга знают, поэтому доверять незнакомой девушке не самый лучший вариант, и слов должно быть как можно меньше. Больше действий, больше знаков, больше внимания.

– М-мой? – Мерелин прекрасно умеет стрелять из лука, ей не доставит труда сделать это с большого расстояния, попав в зайца, который будет убегать, но столь неожиданный подарок немного вгоняет в замешательство.

– Твой, – присев рядом, облокотившись о стену, Деймон протягивает его Колинс.

– Подарок? – решив разбавить угнетающую атмосферу и внести в серый вечер красок, она берёт оружие, откладывая в сторону, усмехаясь, видя красные пятна на бледной щеке юноши. Профиль у него действительно красивый, изящный, ровный: такому только позавидовать. Природа не обделила, постаралась.

– Да, подарок, – придя в себя, Фрай поспешно отвечает, отгоняя смущение на задний план: он не робкий и по глупости краснеть не собирается, и, – уж тем более, – не собирается показывать это другим.

Мерелин, отведя взгляд, мельком пробегает по ровной, вытянутой дугой, ветви, обмотанной веревками, образовавшими тетиву. Пусть он был самодельным, самым обыкновенным, но от того, что он позаботился о её безопасности и доверил оружие, греет душу и заставляет расплываться в лёгкой улыбке, вспоминая сон и последние дни с братом, когда он обучал стрельбе. Благодаря его вложению она не бросила то занятие, и сейчас умело может владеть этим, оберегая не только себя, но и их.

– Решил, что ты тоже должна защищаться в случае чего.

Мерелин правильно поняла. Она верно растолковала этот жест и это преподнесение.

– Или охотиться, – подняв синие глаза, смотря на красивый профиль Деймона, она продолжает улыбаться, начиная ощущать предательский жар на щеках. Ещё немного и она будет подобна пламеню.

– Или охотиться. – Деймон машинально повторяет за ней, поджимает губы, смотря прямо стеклянными тёмными глазами. Замер, медленно дышит, видит перед собой только одну точку и фокусируется на ней, забывая о другом.

– Ты в порядке? – в голосе слышатся нотки беспокойства, какое-то волнение. Это немного пугает Мерелин, но она, словно не владея собой, в каком-то безумном порыве, легко кладёт маленькую ладонь на широкое плечо, вынуждая Фрая обратить на неё внимание и перестать смотреть в одну точку.

– Прости, да, – его голос бархатный, спокойный. Он поворачивается к ней, видя совсем рядом горящие синие глаза, глубокие, бездонные. Кажется, в них он утонул. И уже не раз. – Я не подумал, ты умеешь с ним управляться? – собравшись с мыслями, отводя свой тёмный взор от этих бескрайних озёр, кивает на лук, вырывая Мерелин из собственных цепей разума.

– Д-да, – опешив, отогнав все безобразные рисунки из головы, она трясёт головой, кладя руку поверх древка.

– Хорошо, – сглотнув вязкий ком, застрявший в горле, приложив немного усилий, Деймон отворачивается от Колинс, просто смотря на выход.

В голове пустота. Он не думает ни о чём, и это его пугает. Такого ещё не было, это что-то новое, и тепло, медленно разгорающееся по маленьким крупицам, внутри тоже отталкивает, потому что это то, чего он раньше не испытывал, и сейчас, когда все действия должны быть направлены на выживание, а голова – сохранять ясность ума, становится немного страшно. Прикрыв глаза, передёрнув плечами, Фрай не издаёт больше ни звука: почти не дышит, не шевелится. Словно слился со стеной, став её неотъемлемой частью. Возможно, так его никто не заметит, и он перестанет испытывать эти странные ощущения.

Время тянется. Размеренное дыхание слышится над ухом слева, лёгкое шуршание одежды и скребок ногтём по деревянному сырому настилу. Ему кажется, словно он стал отчётливее распознавать звуки, доносящиеся поблизости, в особенности – остро ощущает Мерелин, и всё то, что она делает. Как дышит, как шмыгает носом, водит пальцем по полу, касается лука, любовно поглаживая. Абсолютно всё!

Смотря на выход из сарая, с каждым годом отсыревающего всё сильнее под дождями и солнцем, Фрай старается сфокусироваться, чтобы перестать слышать только её. Он согласен на звон в ушах, тресканье поленьев в костре, болтовню Леона, но не на то, чтобы так рьяно ощущать и чувствовать всё, что делает она!

Вдохнув больше воздуха, затем тяжело выдохнув, Деймон мельком бросает взгляд на Колинс, пытающуюся не смотреть на него. Она изредка дёргает курносым носом, вытирая пальцем стекающие сопли, и старается всячески бросать свой взор куда угодно, но только не на него. Мерелин не боится его. Совсем нет. На самом деле такой человек, как Фрай, внушает ей некое спокойствие и… доверие? Нет, слишком пока громкое слово. Пусть они уже в пути несколько дней и друг друга ещё никак не успели подвести или загнать в ловушку, предав, доверять на максимальном уровне она пока не готова: слишком высок риск и не оправдана затея.

Её пугает совсем не то, что он пришёл, сидит рядом и старается делать вид, что не обращает внимания. Хотя она прекрасно видит периферическим зрением, что он смотрит. Бросает свои нелепые попытки взглянуть на неё и сделать вид, что этого не было. Если бы она только знала, что в чём-то они всё же похожи.

Дёрнув носом, вдохнув исходящий от него запах древесины, свежей травы и отдалённых ноток костра, Мерелин прикрывает глаза, наслаждаясь. Такое душевное сочетание, столь родное: оно позволяет ей окунуться в детство и вспомнить посиделки у прыгающего пламени, когда все родные и близкие люди были рядом, весело что-то обсуждая и споря. Это то время, которое ценилось меньше всего. Правильно, ведь не зря говорят: мы начинаем ценить, когда уже потеряем.

Возможно, тогда Мерелин не отдавала отчёта себе и своим действиям, иногда грубя и делая так, как не следовало бы, но сейчас, следуя зову сердца и инстинкту самосохранения, воспоминания теплящей надеждой будут греть её душу, наставляя на правильный путь. Теперь каждое новое мгновение будет ценным. Осознание всего пришло слишком поздно, но лучше уж так, чем никогда не вырасти из своих старых неверных устоев и навсегда застрять в детстве, где всё решали родители, несмотря ни на что.

Открыв синие глаза, блестевшие от наплывших слёз, Мерелин резко смахивает их пальцами с подрагивающих ресниц, поворачиваясь к Деймону:

– А… а когда вернётся Леон?

Вопрос, неожиданно прозвучавший для Фрая, пытающегося совладать со своим внутренним цунами, снова заставляет надеть его на себя маску спокойствия. Он отвечает довольно резко:

– Пойду посмотрю, где он: уже должен был прийти.

Ответ немного её удивляет: не так коротко, как обычно. Наверное, ей кажется, он мог ответить иначе, сказать, как и всегда: «уже должен» или «скоро будет». Но слов было чуть больше.

Слегка приподняв уголки губ, Колинс мягко кивает, смотря в отдаляющуюся широкую спину юноши, исчезнувшую за хлипкой сарайной дверью.

—–

Пламя, яркое, оранжевое, танцует под дуновениями вечернего ветра, искрящимися бликами одаривая сидящих неподалёку. Горящие поленья, медленно исчезающие в огне, превращаются в пепел, одурманивая своим тягучим и густым древесным ароматом, отдающим смолистыми оттенками. Под их одурманивающими чарами глаза невольно закрываются, перенося в те дни, когда всё было тихо, размеренно… спокойно. В те дни, когда они задорно смеялись, не боясь быть услышанными, и веселились, медленно потягивая эль. В те дни, когда никто не думал о том, что скоро всему человечеству будет угрожать монстр, созданный собственными руками, случайно вырвавшийся, и уничтожающий всё, что возможно.

Загребая двумя пальцами остатки мясной консервы, Фрай смотрит в пламя – то обволакивающе пляшет на дне тёмных глаз. Перед ним проносятся телегой воспоминания былых времён, в которые он также просто следил за всеми. В которые ему не нужно было лишний раз осторожничать или подбирать слова, усердно думать, как выжить, и не попасться никому, потому что патронов в обойме мало, а стрел – ещё меньше. Он самостоятельно сделал лук для Мерелин, но снаряды, совсем хлипкие и плохие, были за сараем, приставленные в колчане к стене. Они знали, что тут обитал охотник, поэтому это не было каким-то удивлением. Всё обыденно и нормально.

Проведя последний раз пальцами вдоль железных стенок, собирая остатки скудной пищи, Деймон отставляет банку в сторону, всё ещё чувствуя голод. Живот не так сильно урчит или болит, они умело распределили найденные припасы на эти дни, и сейчас им настал конец. Еды больше нет. Не дели они всё с Мерелин, им бы хватило на дольше, но Деймон и Леон, хоть и голодающие, не могли себе позволить опуститься до того, чтобы не дать бедной девушке, вмиг лишившейся всего, даже поесть или находиться в их обществе. Они не высший свет или не самая приятная компания, но точно получше заражённых или озверевших людей, переставших на самом деле ими являться.