Ангел тьмы-божественный Демон

– Хотел, что, Люцик? – мой голос стал тише, но в нем зазвенела сталь. – Убить тебя? Предать ад? Или, может, просто навестить мать, которую ты сам же изгнал из своей жизни? – он замер, я задел его за живое.

– Ты…

– Я что? – шагнул вперед, заставляя его отступить. – Я – тот, кто поставил тебя на этот трон. Кто сражался за тебя, когда остальные сомневались. И если бы я хотел тебя предать, ты бы уже гнил в чистилище. – тишина. Потом – удар. Его кулак врезался мне в челюсть, отбрасывая назад. Кровь наполнила рот медным привкусом. Хорошо. Если он хочет драки – получит её. Через мгновение мы уже катались по полу, мешая удары с проклятиями. Столы летели в стороны, Демоны шарахались, как испуганные вороны. Мой кулак врезался в Люцифера с такой силой, что его тело пробило стену, обрушив каменную кладку внутрь зала. Пыль еще не осела, когда я выхватил меч – холодное адское лезвие уже прижалось к его горлу, оставляя тонкую кровавую росу на бледной коже.

– ХВАТИТ! – голос Лилит взорвался в тишине, как удар грома. Она встала между нами, ее пальцы сжали мое запястье, но я даже не дрогнул. Лезвие не отодвинулось ни на миллиметр. – Ты победил, Соф. Опусти меч. – ее дыхание было прерывистым, но в глазах читалась не просьба, а приказ. Я оскалился, чувствуя, как адреналин превращает мою улыбку в нечто животное.

– Ну что, Люцик? – прошипел я, игнорируя ее. – Убедился? Или тебе нужна еще одна дыра в теле, чтобы понять, что я не предатель? – Лит резко развернулась ко мне, ее ногти впились в мою руку.

– Он поверил наговорам! Но ты-то знаешь правду – ты бы скорее сгорел в Святом Пламени, чем предал своих! – ее голос дрожал, но не от страха, а от ярости. Потом добавила тише, только для меня: – Дэвид ждет у озера. Иди к нему.

– Мне нечего сказать ни ему, ни тебе, шлюха. – я произнес это медленно, наслаждаясь тем, как ее зрачки сузились от удара. – Но, если ты посмеешь еще раз указывать мне… твой милый мальчик узнает, каково это – быть разорванным тварями Чистилища. – снова тишина. Ее губы задрожали, но она не ответила. Только кивнула, едва заметно.

Я убрал меч, плюнул на окровавленные обломки у ног Люцифера и развернулся к выходу. За спиной стояла мертвая тишина – даже демоны не смели дышать. Но я уже знал: это только начало. Кто-то стравливает нас. И этот кто-то заплатит. Мне нужно было одиночество. Воздух в зале после стычки с Люцифером казался густым от невысказанных угроз и предательских намёков. Я вышел, оставив за спиной немой вопрос в глазах демонов.

Дворцовые коридоры, обычно кишащие прислугой и подхалимами, сейчас были пусты – словно сам Ад затаил дыхание в ожидании развязки. Кому выгодно сталкивать нас лбами? – этот вопрос гвоздём сидел в мозгу. Рафаил с его вечными интригами, Ангеил с лицемерной улыбкой, Уриил с незаживающей обидой… и, конечно, Михаил – эта пернатая мразь, которая уже трижды пыталась подставить мне ногу. Но они всего лишь крысы, ждущие крох с барского стола. Пусть себе грызутся – скоро их перья покраснеют не от заката, а от их же крови. Спустя два часа я уже лежал в своей опочивальне, впитывая тишину, как бальзам. Боль в сжатых кулаках потихоньку утихала, мысли выстраивались в чёткий ряд. Всё просто: меня хотят посадить на цепь. Ну что ж, пусть попробуют – я-то знаю, что даже в самой глубокой темнице можно найти рычаг давления… Дверь скрипнула.

– Можно войти? – голос Дэвида прозвучал неуверенно, как скрип несмазанных петель.

Я даже не повернул головы:

– Уже вошёл. Чего хотел? – он шаркнул ногами, плюхнулся в кресло, напротив. Энергетика парня колебалась, как пламя на ветру – смешно, что он вообще решился прийти.

– Ты… ты странный сегодня. – выдавил он наконец.

Я приподнял бровь:

– Странный? Мальчик, ты хоть понимаешь, с кем разговариваешь? – мои пальцы постукивали по рукояти кинжала под подушкой. – Или тебе мало историй о том, что я творю с наглецами? – Дэвид побледнел, но не отступил.

– Я просто хотел поговорить… отец. – последнее слово повисло в воздухе тяжёлым грузом. Чёрт побери, он действительно был похож на меня – те же чёрные волосы, тот же пронзительный взгляд. Только в его глазах не было той вековой горечи, что съела мою душу.

– О чём? – я намеренно сделал голос ледяным. – О твоей мамаше, что прыгает с чёрта на демона? Или о том, почему я не прижимал тебя к груди в младенчестве?

Он сглотнул, но не опустил глаз:

– Я… я просто хочу понять. Почему вы оба…

– Потому что мы не «семья». Ты – случайность. – перебил я резко. Я – падший ангел. А она… – мои пальцы сжались в кулаки. – Лилит всегда была и останется шлюхой, которая использует всех, включая собственного сына.

Слёзы на его глазах вызвали во мне странное чувство – не то злость, не то что-то ещё, давно забытое. Чёрт возьми, зачем он вообще пришёл?

– В отличие от твоей дорогой мамочки, я всегда наблюдал за тобой. – мой энергетический поток нервно бил по полу, оставляя вмятины в камне. – Через сны. Через Абаддона. Помнишь того щенка, которого назвал Ангелом? Иронично, не правда ли? – я встал, моя тень накрыла его полностью. – Ты привязал его на морозе, а потом вернулся босой, в одной пижаме. Он смотрел на тебя тем же взглядом, что сейчас у тебя – преданность, смешанная с болью. Или вспомни Марию. Ее глаза, когда ты бил ее… а потом приносил цветы в больницу. Она до сих пор корчится в психушке при виде роз. И ты спрашиваешь, почему я не навещал? – сын сжался, пытаясь отгородится от меня.

– А… а мама? – его голос дрогнул. Я рассмеялся так, что задрожали витражи и пламя за окном моих покоев.

– Все та же дьяволица, только ребра теперь виднее. Хочешь знать, как она расплачивалась за каждого мертвого ребенка? Как продавала клочки своей душонки? Как ползала между мной и Люцифером? – его зрачки расширились, он сел более прямо, готовясь слушать.

– Два тысячелетия я держал ее на цепи. Пока она не прикончила моего сына от другой. – я показал шрам на запястье. – Теперь она жена Сатаниила, наша общая игрушка. Люцифер воет по ночам, а я.... – мой коготь прошелся по его щеке, оставляя тонкую кровавую полоску. – Просто трахаю ее, укалывая этим брата и Яблиэля.

– А если она… всё ещё любит тебя? – голос Дэвида дрожал, как осиновый лист на ледяном ветру. Я оскалился, ощущая, как демоническая сущность рвётся наружу.

– Любовь? – мои когти впились в подлокотники, оставляя глубокие борозды. – Ты путаешь страсть с игрой. Она наслаждается этим цирком – смотреть, как мы с Люцифером рвём друг друга из-за неё. Разговор окончен. – резко встал, слыша, как трещат швы на моём камзоле от напряжения. Идея вспыхнула как адское пламя – если кто и знает правду, так это Лилит. И она заговорит, даже если мне придётся вырвать язык вместе с позвоночником.

Спальня любовницы встретила меня тяжёлым ароматом ладана и греха. Она полулежала на шелках, словно змея на солнце, но я не дал ей насладиться моментом.

– Дорогая. – мои пальцы обхватили её горло с нежностью удава. – Давай поговорим о твоих… Ангельских связях.

Её тело затрепетало в моей хватке, ногти впились в моё запястье, оставляя кровавые дорожки. Я сжал сильнее – хруст шейных позвонков был музыкой для моих ушей.

– Солжешь – сначала убью всех твоих выблядков, потом медленно сниму с тебя кожу. Начинай говорить. – когда отпустил, она рухнула на ковёр, давясь розовой пеной.

Глаза безумца в её взгляде говорили – она уже придумывает новую ложь.

– Соф… Ты… правда убьёшь меня? – её хрип напоминал скрип ржавых ворот Преисподней. Мой меч уже был у её горла, остриё черпало капли крови.

– Имя, сейчас. – её тело сжалось, когда я придавил простынёй к кровати. В воздухе запахло страхом и испорченной амброзией. Я занес меч над своей головой.

– Михаил! Это он… его план… –выдохнула она, словно тонущая. Я провёл лезвием по её щеке, оставляя тонкий порез.

– Если солгала – твою голову пришлю ему в золотой клетке. – уходя хлопнул дверью так, что с потолка посыпалась штукатурка. Пусть теперь дрожит – у меня появился новый объект для охоты.

Вельзевул встретился мне в коридоре, выходя из моих покоев. Его обычно безупречные волнистые волосы висели грязными прядями, лицо осунулось. Увидев меня, он неестественно улыбнулся – где-то в темноте звякнул меч.

Я лишь кивнул, проходя мимо: сейчас мне было не до его игр. Лазарет встретил меня запахом крови и ладана. Люцифер лежал неподвижно, лицо превратилось в кровавую маску. Я приподнял его подбородок, заставив открыть глаза и посмотреть на меня.

– Пришёл добить? – его шёпот едва долетел до меня.

– Ты действительно считаешь, я уподоблюсь этим пернатым ублюдкам? – мой голос звучал хрипло. Тишина растянулась, пока я рассматривал его раны. – Где твоя богиня, Люся? Та, за которую мы тысячу лет рвали друг друга? Она сейчас греется в чьих-то объятиях, а ты здесь истекаешь кровью. – его пальцы слабо сжались в кулаки.

–Мы стали игрушками в руках Михаила. Он стравливает нас, пока Лилит шепчет ему на ухо. Пора переиграть этого крылатого ублюдка. – я наклонился ближе. Люцифер закашлялся, но в его глазах вспыхнул знакомый огонь, такого огня в его глазах давненько не видел.

– Ты… псих… Он не поведётся…

– Рассвет. Армия. Ловушка. – я встал, поправляя перчатки. – Выбирай – лежать здесь и ныть или снова почувствовать вкус настоящей битвы. – его алые глаза, те самые, что горели голубым при нашем падении, встретились с моими. Брат метался в раздумьях.

– Чёрт с тобой… Собери армию к утру. – он потерял сознание, но дело было сделано. Казармы оказались пусты.

Ровно до того момента, пока дверь не распахнулась, и передо мной не предстал Абаддон – босой, в одних штанах, с потным торсом.

– К утру – лучшие воины Ада! И приведи себя в порядок, ты выглядишь как последний чертёнок. – мой голос прокатился эхом. Он исчез быстрее, чем успел кивнуть.

На пути к спальне меня поджидала ловушка – та самая змея в алых шелках. Лилит стояла, облокотившись о дверной косяк, её платье кровавого оттенка подчеркивало бледность кожи. Глаза пылали адским огнем, губы дрожали, шепча какие-то жалкие оправдания. Я чувствовал, как её страх сковывает тело крепче любых цепей. В этом была вся её суть – соблазнять, дрожать, убегать.

– Прости… – её шёпот был слаще самого изощрённого яда. Я прошёл мимо, не удостоив взглядом.

Её поцелуй повис в воздухе, не достигнув цели. Вельзевул уже ждал в моих покоях, его толстые пальцы перелистывали древние фолианты.

– Значит, война неизбежна? – его голос булькал, как кипящая смола.

– Пернатые хотели крови – получат её. – я провёл рукой по бороде. – Если людская плоть станет удобрением для наших садов – что ж, так тому и быть.

– Абаддон привлёк Каина для подготовки войск. – доложил он, облизывая жирные губы. – Но хватит ли у тебя сил разрушить врата Рая? Эта магия может разорвать тебя изнутри. – я оскалился в ответ.

– Мне хватит сил проткнуть Михаила его же собственным крылом! Это будет сладкая месть. – Вельзевул исчез так же внезапно, как и появился, оставив после себя запах гниющей плоти. Абаддон ворвался с мраморной чашей в дрожащих руках. Этот демон-саранча, чей образ так пугал людей, передо мной пресмыкался, как последний чертёнок, которого вот-вот поведут на казнь.

– Для обряда… – он едва не уронил священный сосуд.

– Как подготовка? – я осматривал комнату в поисках повреждений, попутно считывая энергию.

– К утру будем готовы штурмовать врата Рая. – в его голосе звучала гордость. – А как Люцифер?

– При смерти, поэтому поведу вас я. А теперь – прочь! Все должны отдохнуть перед битвой. – холодно ответил я.

Запах жасмина и греха ворвался в спальню прежде, чем я услышал её голос:

– Ты спятил! Ты погубишь нас всех! – Лилит стояла в дверях, её грудь тяжело вздымалась.

– Да, я безумен! – мой рёв заставил задрожать стены. – Безумен настолько, чтобы спасти этот проклятый Ад, пока ты прыгаешь с одного члена на другой! Теперь ВОН ИЗ МОЕЙ СПАЛЬНИ, ШЛЮХА! – её крик замер в горле, когда я швырнул в неё кубок. Она исчезла, оставив после себя лишь шлейф духов и ненависти. Я провалился в сон, как в бездну. Передо мной раскинулась лесная опушка, а посреди нее – тот самый дом из детства. Теплый свет лился из окон, внутри за грубым деревянным столом сидели Михаил, Гавриил, Люцифер, мать и Отец.

– Где Софериэль?! – гром Отца заставил дрожать стены. Михаил с грохотом свалился со скамьи, получив пощечину. – Я велел тебе не спускать с него глаз, а ты?! Вон отсюда и найди его! – когда дверь захлопнулась за убегающим Михаилом, я вошел. Мать тут же бросилась ко мне, ее пальцы дрожали на моих сломанных крыльях.

– Яхве, он не сможет летать! – ее голос сорвался на шепот. Слезы оставляли мокрые дорожки на ее бледных щеках, капли падали мне на спину и раны жгло.

– Сам виноват! – рявкнул Отец, хлопнув кулаком по столу. – Тренировка есть тренировка. На пути к силе всегда будут преграды! – я не стал слушать дальше. В нашей комнате Люцифер пытался вправить мои крылья.

Боль была такой, что темнело в глазах. В конце концов их просто… вырвали. Надежда, что отрастут новые, была слабым утешением. Я проснулся в холодном поту.

Лилит лежала рядом, ее пальцы скользили по шрамам на моих лопатках, оставляя еле заметные следы.

– Снились крылья? – ее голос звучал странно мягко. Я лишь кивнул, стиснув зубы. – Шрамы светились… Какие же это были прекрасные крылья.

Ее смех заставил меня ощетиниться.

– Если пришла издеваться – вали отсюда! – но она лишь обняла меня крепче. На ней был только черный атласный корсет, подчеркивающий каждый изгиб.

Я ненавидел ее. Ненавидел за то, как мое тело отзывалось на ее прикосновения.

– Люблю тебя, Соф. – она щелкнула меня по носу, и я невольно рассмеялся. Ее рука скользнула вниз… После мы лежали, пытаясь отдышаться. Лилит прижалась к моей груди, ее пальцы выводили узоры на моих татуировках.

На груди – козлиный череп, на руках – сцены из адской жизни. Каждая линия – память о падении.

Я подошел к мольберту. Краски смешивались сами, кисть будто вела мою руку. Лилит встала за спиной, ее дыхание обжигало кожу.

– Это больше чем картина. Это встреча времен. – прошептала она, глядя на появляющиеся образы. На холсте проступали силуэты – Отец тогда и Отец сейчас. Как сильно он изменился… Как сильно изменились мы все.

– Ты хотел изобразить отца? – её пальцы лениво скользнули по моему бедру, оставляя горячие следы.

– Нет. Это вышло само. – я резко поднялся, сбрасывая её прикосновения. Лилит опередила меня, ловко натянув простыню. Её довольная ухмылка раздражала больше, чем должно было.

– Доброй ночи, Соф… – её поцелуй повис в воздухе, не достигнув цели. Дверь захлопнулась с тихим щелчком.

Тишина и покой, наконец-то. Я подошёл к шкафу, где между трактатами о некромантии и демонологии пылилась та самая книга. Кожаный переплёт треснул под пальцами, испуская запах плесени и старой крови.

Перевод занял три часа. Три часа, в течение которых тени на стенах шевелились неестественно, будто наблюдая за каждым моим движением. Магическая лавка встретила меня звоном колокольчиков и взглядом одноглазого старика за прилавком.

– Ингредиенты для ритуала сокрытия. – бросил я, швыряя на стол список. Старик скривился, обнажив почерневшие от времени и отсутствия ухода дёсны:

– Кого собрался хоронить, падший? – процедил он.

– Не твоё дело, старый крот. – сборы заняли больше времени, чем ожидалось. Каждый ингредиент – от корня мандрагоры до пепла феникса – словно прятался от меня.

Дома я разложил компоненты на алтаре. Руны в книге засветились кровавым светом, подтверждая – всё готово.

Сон не шёл. Мысли роились, как осы в разорённом гнезде. Я вышел в коридор, где воздух дрожал от адского жара. Гончие Преисподней встретили меня, сверкая клыками в темноте.

– Кушайте, мои милые злобные песики. – бросил им окровавленный кусок мяса. – Завтра вам предстоит поохотиться… на Ангельскую плоть.

Их глаза вспыхнули красным, когда они рвали добычу, обрызгивая стены клочьями плоти.

– Рвите их на куски. – прошептал я, гладя одного за ухом. – Пусть перья летят, как снег в день расплаты. – где-то в глубине Ада завыл ветер, предвещая бурю. Завтра кровь изольётся рекой. А сегодня… сегодня я буду мечтать о крыльях, о вырванных с кусками хребта.

Они были преданы мне. Они приняли мою судьбу, а потому я не сомневался в их верности – знал их слишком давно. Сначала они завыли, махая хвостами, потом завертелись вокруг, будто звали поиграть. Я привык к этому шуму, даже не обратил внимания и отправился спать.

Но через несколько часов сквозь сон до меня донеслись голоса. Кто-то разговаривал с гончими. Смеялся. Плакал. Звал меня по имени. Когда я проснулся, голоса исчезли -так же, как и вой псов. Но теперь сна не было. Лишь тишина, на этот раз густая, тяжёлая, пропитанная чем-то горьким, словно полынь. И шаги. Чьи-то шаги рядом.

И снова женский голос – дрожащий, полный страха и слабой надежды. Она назвала имя моего брата, но его самого не было слышно – он ещё спал.

– Покажите мне его. – попросила она. Я сорвался с кровати, на ходу натягивая одежду. Шёл недолго. Когда приблизился, то узнал её. Лайла.

– Что за дивный ангел забрёл к нам в ад? – улыбнулся я, подхватывая её на руки. - Мой маленький хранитель. Неужели не узнала?

Она несколько секунд вглядывалась в моё лицо, потом обняла и разрыдалась.

– Софериэль… Не верю, что это ты! Ты знаешь, где Люцифер? И что замышляет этот безумец Михаил? – её голос дрожал, губы коснулись моих рук, будто она боялась, что я рассыплюсь в прах и исчезну навсегда.

– Люцифер в лазарете. Мы подрались после Мишкиных козней. – я сжал её плечи. – Он хочет стравить нас, как псов, чтобы проложить путь к престолу Отца. Он и его приспешники готовы уничтожить всех.

Лайла кивнула, лицо её потемнело.

– Он… убьёт кого-нибудь? – голос её задрожал. Я лишь пожал плечами.

– Всё увидишь сама, когда придёт время. А теперь – назад, в Рай. Пока тебя не хватились. И ни слова о том, что была здесь. Поняла? – не дожидаясь ответа, я поцеловал её в лоб, распахнул портал и втолкнул сестру в мерцающий свет. Темнота сомкнулась вокруг, холодная и липкая, пропитанная серой и чем-то древним, гнилым. Предательством. Где-то в глубине тлел адский огонь – тусклый, умирающий, отбрасывающий кривые тени. Я шагал вслепую, будто крот в бесконечном лабиринте собственного изгнания. Внезапно – острая боль под ребром.

Я дёрнулся, но вовремя вспомнил, где нахожусь. Меч в руке – удар – хруст костей. Хрип. Из клубов серы показался череп, отделённый от тела. Минус один предатель. Жан. Я вытащил кинжал из своего бока. Ещё пригодится. Предатели не заслуживают вечности. Теперь оставалось только идти вперёд – умереть с честью, а не бежать от судьбы. Я провёл пальцем по лезвию. По тусклому металлу струилась ало-жёлтая жидкость, словно кровь, смешанная с огнём. Запах – малина, гарь, железо.

И тогда я понял, чего мне не хватало за всю эту бесконечную жизнь. Настоящей любви. Той, ради которой я бы сравнял с землёй Небеса. Или отказался от бессмертия. Возможно, я не встречу её. Потому что умру на этой войне – той самой, которую так жаждал Михаил. Если не вернусь – что ж, умру как герой, защищая правду. Но клянусь: с собой я утащу не одну пернатую душу. А если вернусь… попробую начать всё с чистого листа. Хотя бы попытаюсь. Сейчас главное – не дать Михаилу прийти к власти. Любой ценой. Лучший способ – убить его. Но я знаю: даже после этого войны не закончатся. Наша природа требует крови, ужаса, бесконечной борьбы.

Но, может быть… может, я уговорю Отца создать место, где Ангелы и Демоны смогут жить без ненависти. Или хотя бы их дети. Хотя это уже неважно. Главное – уничтожить Михаила. Здесь и сейчас. Я говорю в последние мгновения, что мне остались. В те, что Ты мне предначертал. Отец, прошу… не допусти худшего. Иначе я сотру с лица земли Твоих любимых людей. Ведь это Ты определил мою судьбу. Твой суд решил, где мне искупать грехи. Вразуми Михаила. Останови войны. Не ради нас – ради Лайлы. Ради матери. Ради Твоих жалких питомцев.

Защищай их. Даже если у Тебя не останется воздуха в лёгких. Я знаю – Ты добрее к ним, чем ко мне. Не дай им сломаться. Не дай им жить в страхе. Что бы Ты ни услышал, как бы ни отвернулся – будь рядом. Ты отвернулся от меня и Люцифера слишком давно. И теперь ебнутый Михаил рвётся занять Твоё место. Он слаб. Недостоин. Труслив. Его ярость уничтожит всех, кто живёт в этом мире. И я говорю не об оборотнях и прокажённых, с которыми Ты когда-то боролся. Я говорю о Тебе. Об Ангелах. Ты был на Земле. Ты защищал людей. Наказывал их. Так сделай хоть что-то для нас. Объедини своих детей. Пусть они увидят, какой Ты на самом деле. Помоги им понять истинную природу Бога. Но Ты никогда не слушал нас. Не хотел слышать. Значит, войны не избежать. Значит, братоубийство и падение Рая неизбежны. Что ж… пусть будет так. Но знай: я не хотел этого. До скорой встречи, Отец. Надеюсь, Ты будешь рад нас видеть.

Ты – Отец. В Твоих руках ключи от всех врат. Но ответы, что за ними, горьки, как полынь, и холодны, как звёзды. Почему Ты отдал нас на растерзание ветрам? Почему не спас, когда мы тонули в бездне? Ты увидишь не детей. Не наследников. Ты увидишь тех, кто выжил. Несмотря ни на что. Объедини нас, Отец. Не ради власти. Ради любви. Пусть предательства станут уроком, а не приговором. И когда мы встретимся – пусть это будет не бой, а объятие. Не война, а мир, выкованный на руинах прошлого.

И когда мы встретимся – пусть это будет не бой, а объятие. Не война, а мир, выкованный на руинах прошлого. Но мир – удел сильных, а не безумцев. А Михаил был безумен в своей жажде порядка. Его шаги уже отдавались в каменных сводах, предваряемые лязгом доспехов его личной гвардии. Не ангелов, нет. Архангел давно перестал доверять небожителям. Его окружали хмурые молчаливые твари, выкованные в глубинах Геенны из металла и ненависти. Ходячие крепости, лишенные воли, в которых лишь искра его повеления заставляла светиться тусклые глаза-щели. Война началась. Прямо сейчас. И её первая битва должна была произойти не на поле брани, а в сердце того, кто считал себя непоколебимым.

В сердце Михаила. Я стоял в тронном зале, том самом, где когда-то звучал наш смех, где Люцифер бросал вызов с ухмылкой, а я с холодным любопытством наблюдал за игрой, в которую, как мне казалось, мы никогда не будем играть всерьёз. Теперь зал был пуст и молчалив. Мрамор, отполированный до зеркального блеска, отражал лишь призраки былого величия.  Если бы Отцу было не все равно не было бы этой войны и вражды между кровными братьями. Но увы, он давно не слышит молитв и прощений если для него нет выгоды – след Михаила.

Глава III. Война

Я проснулся в тот странный, зыбкий час, когда ночь уже не властвует, но и день ещё не наступил. Последние звёзды, бледные и нерешительные, словно боялись исчезнуть, цеплялись за небосклон, мерцая в предрассветной дымке. Время было пограничным – ни свет, ни тьма, ни сон, ни явь. Время, когда завеса между мирами истончается до прозрачности.

Комната была погружена в синеватый полумрак, но я не зажигал свечей. Мне хватало тусклого света, пробивавшегося сквозь узкое окно, чтобы разглядеть ингредиенты, разложенные на каменном столе.

Компоненты обряда

Аконит – его листья, тёмно-зелёные и заострённые, напоминали клинки, отравленные тысячелетней злобой.

Корень аира – скрученный в тугой узел, будто сама земля сжала его в кулак, не желая отпускать.

Ягоды омелы – бледные, почти прозрачные, липкие на ощупь, словно застывшие капли лунного света, собранные в полночь.