Ярость Пламени. Рожденные в огне

– Да, Карвен. Я понимаю.

Он протянул свиток обратно.

– Готовьте всё. После похорон она заговорит. Но говорить будет уже не командир.

Карвен кивнул и растворился в коридоре, неся с собой ту лёгкую торопливость, свойственную тем, кто живёт немного быстрее своего времени.

Сарем остался один. Он задумчиво смотрел в полумрак, осознавая неизбежность: через несколько дней его повелительница станет тем, от чего уже нельзя будет отступить.

Утро опустилось на столицу мягкой дымкой. Первые лучи солнца ворвались через узкие окна покоев Вирены, заливая полы натертого дерева и вытягивая тени в длинные блики. По коридорам дворца разлился приглушённый шорох суетливых слуг, лёгкий стук подошв по плитам, отдалённый гул ударов молотков в оружейной.

В её комнате стояла полная тишина, такая, что можно было услышать собственное сердце. На столе – ещё тёплая чашка чёрного чая. В саду за дворцом раскрывались цветы: под солнцем лепестки жёлтого люпина и пурпурного шалфея словно тянулись к ней, как к светилу, которое выходит на вершину своей власти. Лёгкий ветер донёс до неё звуки собирающихся граждан: звонят колокола, шёпотом обсуждая, что сегодня изменит ход истории.

Перед большим зеркалом стояла Вирена, обнажённая до рубашки, с перебинтованным боком. Её волосы, распущенные и свободные, отчаянно контрастировали с привычными доспехами: ни брони, ни формы – только она и своё отражение, задающее неизречённый вопрос: кем я стану, когда выйду к ним?

На кушетке лежало несколько образцов одежды: парадный плащ Совета, чёрное платье с золотыми узорами, простая командирская туника. Всё выглядело неправильно, будто жило в чужом ряду.

Вирена отошла от зеркала и подошла к столу, где стояла полупустая бутылка. Глядя на стекло, она пыталась найти в нём ответ, но это был всего лишь сосуд недавнего вечера.

Тихий стук прервал размышления.

– Войди.

Сарем переступил порог без галантности и поклонов, сдержанно и уверенно. В руках он нёс длинный свёрток, туго обмотанный тканью.

Вирена обернулась и сразу заметила свёрток.

– Что это? – спросила она, вытягивая губы.

– Ответ, – сухо сказал он, укладывая свёрток на стол. – Ты не стала бы выбирать между доспехом и платьем. Всегда шла своим путём.

Он осторожно развязал ткань. Перед ней предстали доспехи, лёгкие и гибкие. По латам тонкими линиями тянулось узорное пламя, которое в свете очага будто оживало. Под ними лежало платье цвета тёмного вина – без украшений, но с высоким воротом, подчёркивающим линию шеи. На груди мерцал знак: огонь, пронзённое крылом – символ выбора, а не рода.

Вирена молча провела ладонью по наплечнику, ощутив едва уловимый холод металла.

– Когда ты это заказал? – спросила она почти шёпотом.

– Когда понял, что ты всё равно выйдешь, – ответил Сарем. – Хоть в бинтах, хоть в крови. Я решил, что пусть хотя бы будет красиво.

Она усмехнулась, и это было не радостно, а тепло и тихо.

– Знаешь, это почти корона.

– Нет, – Сарем посмотрел ей прямо в глаза. – Это напоминание о том, что ты не отказалась ни от меча, ни от пепла. Теперь они идут за тобой.

Вирена подняла доспех и прижала его к себе. Он был тяжёл, но ощущался родным.

– Ты уверен, что я в нём не похожа на проклятие?

– Ты выглядишь, как ответ, которого никто не ожидал, – прошептал Сарем. – Именно поэтому тебя будут слушать, молчать и верить.

Она кивнула. Незаметно, но решительно. Забрав у него из рук одежду, она мягко прошла в соседнюю комнату.

– Помоги надеть, – через некоторое время она его позвала.

Вирена стояла перед ним в нижнем слое доспеха, ткань платья цвета винного мрака облегала её фигуру. Открытая спина, тугой ворот. Всё продумано, всё точно. Свет очага дрожал, высекая тени на стенах, словно вычерчивая будущие клинки. Вирена стояла, одной рукой держа волосы. Он знал, с какой стороны начать. Где ткань не должна морщиться. Где металл ляжет так, чтобы не мешать движениям.

Он не спрашивал. Просто встал за её спиной и начал. Тёплая рука коснулась её талии, наплечники лежали готовые в его ладонях. Сначала он закрепил первый ремешок под лопаткой, потом – второй чуть ниже, почти у линии талии. Каждый щелчок пряжки отдавался тихим эхом боли и решимости. Он остановился на мгновение над третьим, височно-ключичным, касаясь бинта так бережно, словно боясь разбудить привкус жжения.

– Болеть будет ещё? – спросил он тихо.

Вирена глубоко вздохнула, чувствуя, как доспех охватывает её тело, словно вторая кожа.

– Боль останется, но её не будет видно, – сказала она твёрдо.

Он хотел что-то сказать, но не стал. Просто остался стоять рядом. Ладони всё ещё у её талии. Словно проверял, не ослабли ли ремни. Словно не хотел отпускать.

– Я надеялся увидеть тебя именно такой, – едва слышно произнёс он.

– Какой? – спросила Вирена, не оборачиваясь.

– Настоящую.

Он застегнул последний ремешок и поправил ворот, слегка коснувшись шеи, словно даря дополнительную защиту. Она закрыла глаза на мгновение, а когда открыла их снова, доспех уже стал неотделимой частью её существа.

– Пора?

Сарем шагнул в сторону, уступив пространство.

– Пора.

Вирена развернулась и вышла из кабинета. В её походке зазвенел металл, не как доспех, а как крылья. Сарем стоял у дверей, провожая её взглядом. Он знал: вот-вот она станет тем центром, от которого уже не будет отступления. И с горечью отметил, что всё бы отменил, лишь бы еще раз почувствовать её в своих руках.

Узкий коридор перед балконом казался вырезанным из тьмы и тишины. Ни звука, ни ветра, ни звёзд – только камень под ногами да гул голосов за аркой, куда сейчас нацелены все взгляды. Она стояла в глубине тени, спиной к свету. Доспехи облегали её тело: лёгкие, но властные, как судьба. Пальцы её скользили по холодному металлу, останавливаясь там, где под пряжкой ещё мерцало тепло отпечатока его рук.

Она вспомнила прикосновение: указательный палец, едва коснувшийся ткани, пауза, полная смысла. Сердце дрогнуло, но не от страха. Оно тогда крепче соединило её с тем мгновением, когда он молчал, удерживая её. В груди забился ровный, размеренный ритм – словно барабан перед маршем, зовом, к которому нельзя остаться равнодушной. И именно в этот момент тёплый шёпот заполнил сознание, голос, что жил в ней не как чужой. Её собственный голос, но глубже и древнее:

– Ты боишься, – прошептал ее демон.

– Да, – согласилась она мысленно, – но не оборачиваюсь.

– Вот в чём разница между теми, кто рождается, и теми, кто поднимается на ноги. Ты не стала собой – ты всегда ею была. Просто перестала прятаться.

Вирена задержала дыхание и кивнула сама себе. Плечи расправились, пальцы сжались, а потом медленно разжались. Её последний вдох был полон решимости.

За аркой солнце начало подниматься выше, вырезая световые полосы на холодном камне. Гул за спиной становился отчётливее: кто-то назвал её имя, но она уже не слышала ни голоса, ни человека. Только собственное сердце, готовое к её выбору.

Сделав один шаг вперёд, она нарушила безмолвие: мягкий звон металла, отголосок решимости. Арка осталась позади, и перед ней воцарилась площадь, уставленная тысячей лиц.

Наступила такая тишина, что можно было уловить собственное решение: она не отступится перед страхом, она примет свой путь.

Вирена ступила на балкон, и в эту самую секунду небо, казалось, вздрогнуло. Солнце жгло камень, доспех, лицо, будто испытывая её на прочность. А под ней расстилалась площадь, заполненная людьми – от закалённых воинов до ремесленников и матерей с детьми на руках. Кто-то крепко сжимал рукоять меча, как последний обет, кто-то едва дышал, но все они были здесь.

Первым делом Вирена закрыла глаза. Два ровных вдоха – и выдох, освобождающий её от привычного страха.

– Я не рождена по праву на трон, – и слова наполнили пространство.

Под её голосом камень дрогнул, а люди напряглись, словно чувствуя на себе стальной отзвук её воли.

– И не избрана голосами знати. Я стою здесь лишь потому, что вы остались.

По рядам пронёсся лёгкий шорох – как коллективный вздох, сбрасывающий груз сомнений. С каждым шагом толпа становилась молчаливее, плечи выпрямлялись, сердца замирали.

– Нас не спасут обещания и не удержат клятвы, – продолжала она. – Нас держат те, кто не смог отступить: павшие под обломками, выстоявшие линию, откликнувшиеся на зов и не вернувшиеся обратно.

В её голосе не было ни дрожи, ни лести – только чистая решимость.

– Поэтому мой первый указ – не об оружие, а о памяти, – сжатый в руке пергамент свечением очага озарился золотом.

– Я издаю указ о создании Фонда павших. Каждому бойцу, отдавшему жизнь за Вестру, будет отдана честь; их семьи больше не останутся в тени, их дети получат образование, а их имена навсегда сохранятся в камне.

Затем она сделала паузу, позволив каждому слову проникнуть в обжигающий воздух.

– Мы не построим крепкую империю, если забудем имена тех, кто проливал кровь ради нашего спокойствия.

И, сжав кулак, опустила руку.

– А дальше мы пойдём вперёд не как покорённые, а как люди, ежедневно выбирающие вставать. Я рядом с вами. И если вновь опустится тьма, я окажусь первой с огнем в сердце.

Сарем стоял в тени балкона, внимательно слушал и смотрел за всем, что происходило. Когда Вирена заговорила, он не моргнул ни разу. Его глаза были суровы, отражая отблески доспеха, а на губах дрогнула крайняя линия – не улыбка, скорее признание. Он видел, как её голос цеплялся за камень и возносился к сердцам. Толпа ликовала. Она смогла достучаться до каждого на этой площади. Они радовались, кричали, как один большой зверь:

«За Императрицу! За Императрицу!».

И в этот миг понял, что она перестала быть просто командиром и женщиной, которую он любил. Она стала божественным символом Вестры, и Карвен оказался прав, символы не имеют права на обычные человеческие чувства: на привязанности, на любовь, иначе они потеряют свой статус. Он лишь посмотрел, твердо и без права на отступление. Это его цена за спокойствие и будущие империи.

Вирена возвращалась неспешно. За спиной народ продолжал радостно шуметь. За аркой её снова встретил знакомый коридор – строгие каменные стены, едва ощутимый сквозняк с дымным привкусом пепла и света.

Он ждал у поворота. Без суеты, без слов, просто опёрся о стену так естественно, словно был частью этой древней кладки, а весь остальной мир медленно вращался вокруг.

Вирена остановилась в двух шагах. Доспехи на ней ещё поблёскивали, а эхо слов медленно стихало в её сердце, оставляя в груди лёгкое дрожание.

– Ты остался, – сказала она ровно.

Он кивнул так тихо, словно слова могли нарушить этот хрупкий миг.

– Ты вышла, – добавил он.

Она улыбнулась, но глаза её не смягчились, в них по-прежнему горела сталь.

– Я думала, ты пойдёшь за мной, когда это всё кончится.

Он сделал шаг ей навстречу, осторожный, будто пространство между ними стало тяжёлым.

– Я уже пошёл, – ответил он. – Просто не подошёл.

– Почему?

– Потому что, знал, если подойду сразу, могу сорваться.

Она чуть наклонила голову, и лишь тихий вздох выдал сомнение.

– И что ты тогда сделал бы?

Он замолчал на мгновение, подбирая слова, будто драгоценные камни, затем заговорил едва слышно:

– Всё, чего не должен сделать. Вместо поддержки, я схватил бы тебя за руку.

– Вместо «молодец»? – её тон сорвался в полутоне.

– Вместо «молодец» я сказал бы, как ты сияешь в этих доспехах.

Она отвела взгляд, рука сама нашла нагрудную пластину, а пальцы едва дрожали.

– Я боялась, – призналась она, – выйти. Выстоять. Потом вспомнила, как ты держал меня там, за ремешки. Ты предал мне решимости.

Он смотрел на неё долго, пристально, а потом шагнул вплотную. Не касаясь, но настолько близко, что между ними не осталось пустоты.

– Я буду рядом, – шёпотом сказал он, – всегда за твоей спиной… даже если ты никогда не обернёшься.

Она медленно повернулась. В тех глубинах взгляда уже не было ни страха, ни стального напряжения.

– А если обернусь? – проговорила она и прикоснулась к его лицу.

На мгновение, он прикрыл глаза, ощущая тепло её руки. Он взял её ладонь нежно, провел к своим губам и поцеловал. Внутри Сарема бушевал раскаленный огонь. Нет, он не может ради своих чувств подставить её.

Сделав несколько шагов назад, он выпрямился, оставаясь внешне спокойным, поклонился ей:

– Ваше величество, прошу прощение, меня ждут дела, – развернулся и ушёл, оставив Вирену наедине со своими мыслями.

Глава 9

Во дворце продолжили приготовления. После объявлению её ждало новое поле битвы. Дневной свет во дворце играл по узорам на витражных окнах, раскрашивая стены нежными брусковыми пятнами. Вонзаясь в Полупрозрачный Зал Совещаний, лучи выхватывали из полумрака высокие колонны и лица советников: строгие, усталые, кажется, ещё не выбросившие из мыслей утренние тревоги.

Вишнёвые панели, книжные шкафы, сплошь заваленные отчётами, и бархатные кресла – всё дышало властью, испытанной тревогами. В центре зала за гранёным столом собрались лидеры провинций, посланцы соседних королевств и ключевые лорды Вестры.

Вирена стояла у высокого оконного проёма, сжимая в руках свиток с последней редакцией договора о торговле и военной помощи. Рядом Сарем, плечом прислонившись к колонне, наблюдал за ходом встречи.

– Сегодня вечером ужин в честь новой Императрицы, – тихо напомнил он ей, не отводя глаз от собрания. Его голос, едва слышный у её уха, внушал уверенность. – Будь готова к вопросам. И к камням в спину.

Она кивнула, поправив рукав, и шагнула вперёд.

– Уважаемые лорды и посланцы, – её голос лёг по залу ровно, как камертон, – благодарю вас за участие. Перед нами стоит задача не только укрепить границы, но и связать провинции узами доверия и совместных интересов. Наши решения сегодня – это залог мирного завтра.

В ответ прозвучали короткие кивки. Стало заметно, как старые ветра сомнений уступают место тихому согласованию. Документы пошли из руки в руку: новые таможенные пошлины, согласованные условные границы, пункт о совместных учениях Ткачей и флота Мессаны.

Сарем наблюдал, и в его взгляде было бесстрастное одобрение. Ещё час – и дворец вновь погрузится в праздничную торжественность.

Вечернее небо над двором пылало карамелью рассвета, уступив место тысячам свечей, выстроенных вдоль балюстрад. Зал для торжественного ужина сиял, как ракушка: золотые люстры, зеркала в резных рамах, полированное дерево столов, на которых стояли фарфоровые блюда и хрустальные кубки.

За столом разместилась знать: лорды вассальных территорий, главы древних баронских родов и близкие советники. За каждым восседала тишина в ожидании новых слов Императрицы.

Вирена вошла в зал, и на мгновение музыка потухла в воздухе, уступив место тяжёлому дыханию ожидания. Она шла к главному столу в сопровождении Сарема, держа осанку прямую и гордо расправленную, словно герб сама. Все взгляды устремились к ней.

– Дорогие друзья, – начала она, – сегодня мы собрались не ради пышного праздника, а ради единства. Пусть каждый бокал станет символом нашей новой клятвы – работать вместе и помнить цену мира.

Бокалы чокнулись, и первый глоток вина скользнул по залу тёплой лентой согласия. Обсуждения за столом заиграли мягкими оттенками: кто-то говорил о восстановлении дорог, кто-то – о новых школах ремёсел, поступало предложение о совместных фестивалях в честь Знака Пламени.

Время шло быстро за смехом и разговорами. Когда бокалы начали опустошаться, один из лордов, барон Мардрик, слишком увлёкся гостеприимством. Его голос сначала дрожал, а затем накалился:

– Спасибо за любовь и мир… но кто даст мне гарантию, что эта новая королева – не порождение этих демонов, и она не сойдет с ума. И мы утонем в новом хаосе?

Он водрузил кубок так резко, что вино расплескалось по скатерти. В зале повисла мгновенная тишина. Взоры обратились к Сарему, затем к Вирене.

– Барон Мардрик, – Сарем поднялся, держа чашу спокойно, – вы известны своей прямотой. Но сегодня вы подняли не вопрос, а сомнение в честности наших подвигов.

– Я спрашиваю не о честности боёв, – буркнул барон, раскачиваясь, – а о лояльности.

– Тогда позвольте прояснить, – Сарем шагнул к нему, голос его стал твёрже, – Ваша лояльность не подлежит сомнению. А лояльность нашей Императрицы проверена кровью и честью наших солдат.

Барон взвыл, пытаясь подняться, но Сарем опустил ладонь на его плечо так спокойно, что сила касания остывала любой вспышке гнева:

– Ваш выпад не вопрос, а оскорбление. Я предлагаю вам извиниться перед Императрицей или оставить зал.

Несколько мгновений барон метался взглядом между собравшимися, и, наконец, с хитрой усмешкой и кивнув, опустил взгляд:

– Приношу извинения… Ваше Величество.

Шёпот одобрения прокатился по залу, бокалы снова наполнились, музыка заиграла новую мелодию мира. Вирена улыбнулась Сарему одним лишь взглядом, молчаливым «спасибо» за то, что он снова стал щитом, когда сомнение пыталось прорваться к ней.

И праздник продолжился: вино лилось рекой, смех дрожал, а в каждом новом тосте звучало подтверждение слова Сарема. Теперь никто не сомневался в новой Императрице.

Гул праздника ещё звучал в нижних залах, как далёкое эхо мира, который рождался наверху: медленно, больно, сквозь пепел. В глубине дворца, среди узких переходов и закопчённых ниш, горела тусклая лампа. Её свет дрожал на стенах небольшой комнаты, чьи камни хранили недавний жар. Здесь совсем недавно бушевал огонь. Здесь кричали. Боялись. И всё же, они снова собрались. Остатки Совета. Те, кто выжил. Те, кто не простил.

Лорд Бренель сидел прямо, хотя голова его была туго перевязана, бинт белел на фоне пепельной кожи. Рука дрожала, но голос звучал, как прежде: твёрдо, привычно, с оттенком угрозы. Госпожа Нери вертела кольцо на пальце, не отрывая взгляда от обугленного края пергамента, лежащего на столе. В нём всё: не решённое, не сказанное, не подписанное.

– Это недопустимо, – прорезал тишину Бренель. – Её речь не была согласована. Доклад не утверждён. Ни одного голоса. Ни подписи.

– И всё же толпа аплодировала, – отозвалась Нери, тихо, как будто сама себе.

– Толпа всегда хлопает, если ей бросить хлеб вместо налогов, – отрезал Бренель.

– Она уже признана, – вмешался третий, угрюмый мужчина в сером. – Народом. Воинами. Ткачами. Даже они – в строю за ней.

– А где Совет? – рыкнул четвёртый, худой, с узкими зрачками. – Мы – не украшение на её короне. Мы – подпись. Печать. Основание. И если нас вычеркнут…

На мгновение наступила тишина. На столе лежал обугленный свиток, тот самый указ, что так и не был скреплён их руками. Запах гари, давно впитавшийся в камень, напоминал, как быстро всё может сгореть.

– Если промолчим сейчас, – выдохнул Бренель, сжимая кулак до побелевших костяшек, – она укрепится. И тогда всё, что мы выстраивали годами, всё управление – рассыплется.

– Предлагаешь войну? Открытую?

Ответа не последовало. Только взгляд. И страх. Не за Вирену – за себя.

– Сарем не был на собрании, – заметил один из них. – Советник… исчез.

– Он с ней, – буркнул Бренель. – Он стоял рядом, когда она вышла к народу. Он будет стоять до конца. Но без него… легче. Пока он не вмешивается.

– Нам нужно время, – заключил он, откинувшись в кресло. – Она молода. Сильна, но не умеет править. Мы найдём трещины. Вложим туда камни. Маленькие сначала. Потом те, что расколют весь фундамент.

Разговор потёк тише, осторожнее. Планы рисовались с точностью хирургов: как сбить поддержку, как размыть её образ, как создать внутреннее сопротивление без явных флагов.

Они думали, что одни. Но над ними, в сводах, где тени лежали между балок, едва заметно дрогнул воздух. Фигура скользнула вглубь камня, не издав ни звука.

Карвен.

Светлая прядь волос на миг поймала отражение пламени. Он всё слышал. И исчез – так же бесшумно, как появился. Оставив после себя только тонкое предчувствие: у каждого шёпота есть уши. У каждого заговора – своя цена.

Ночь застыла над дворцом, укрыв крыши и башни вуалью сумеречного золота. Праздничные ленты ещё колыхались на ветру, но в их движении не было жизни – только инерция прошедшего торжества.

Вирена стояла у стола, одной рукой держась за край, словно за опору. Плащ давно снят, доспехи – аккуратно отложены на подставку, туфли сброшены. Она была босиком, в тонкой рубашке, устало сутулив плечи. Свет от камина плясал по полу, отбрасывая длинные тени.

– Ты стоишь, как будто можешь ещё час вести бой, – раздался позади неё голос.

Тихий, чуть ироничный. Знакомый до боли. Сарем. Она не обернулась сразу. Только закрыла глаза.

– Боюсь, если сяду, то больше не встану.

Он вошёл, не торопясь. Подошёл, остановился на расстоянии вытянутой руки. Несколько секунд просто смотрел. Потом мягко сказал:

– День был долгим. Но завтра будет не проще.

– Я надеялась на хотя бы одну ночь без свитков, – с горечью усмехнулась она. – Хотя бы до рассвета.

Он кивнул, подошёл ближе. На мгновение его рука легла ей на плечо. Тепло, будто не напоминание, а прикосновение якоря.

– Если ты дашь себе сломаться сейчас, они решат, что имеют на это право. Завтра тебя будут ждать. Все. Особенно те, кто называет себя Советом.

Вирена отстранилась не от него, а от мысли.

– Совет… – повторила, словно слово оставляло привкус. – Полузабытые лица, которые помнят себя хозяевами.

– И всё же они нужны, – тихо ответил Сарем. – Не как власть. Как зеркало. Чтобы ты знала, кого держать перед собой. И кого – за спиной.

Она опустилась в кресло. Медленно, почти беззвучно.

– Я ещё не выбрала. Не решила, кто войдёт в новый круг.

Сарем подал ей свиток.

– Тогда начни с этого. Не потому что нужно. А потому что рассвет не подождёт.

Она взяла его.

– Спасибо, что напомнил.

– Всегда, – тихо сказал он. – Это моя работа – быть там, где ты начинаешь забывать, что ты не одна.

И в его голосе было не только дежурное спокойствие советника, но и та самая тишина, в которой слышен пульс.

Глава 10

Комната Вирены тонула в мягком свете раннего утра. Сквозь приоткрытое окно пробирался запах дождя, впитавшийся в камень, и чуть терпкое послевкусие бумаги, лежавшей на столе ровными стопками. Она сидела, не отрывая рук от пергаментов, пальцы двигались быстро, но взгляд был рассеян.

Доспех лежал на лавке у стены, плащ небрежно перекинут через спинку кресла. В этом была почти интимная небрежность, как в чашке горячего чая, оставленной наполовину допитой перед тем, как идти на войну.

Раздался стук.

– Входи, – отозвалась она, не поднимая глаз.

Дверь открылась. Вошёл Сарем. Но не один. За его спиной появился молодой мужчина, будто случайный гость на слишком официальном приёме: расстёгнутая куртка, светло-русые растрёпанные волосы, лёгкая, почти издевательская улыбка. Он двигался легко, с грацией человека, которому простят многое – потому что иначе невозможно.

– Карвен, – сказал Сарем, сухо. – Тот, о ком я тебе говорил.

– К несчастью, это правда, – вставил молодой человек с театральным поклоном. – Да, я выгляжу на девятнадцать. Но дайте мне минуту, и вы сами захотите, чтобы я охранял ваши сны.

Вирена подняла взгляд. Одна бровь едва заметно изогнулась.

– Это попытка вызвать доверие?

– Ни в коем случае, – Карвен шагнул вглубь комнаты. – Лучшая часть ещё впереди. Сейчас вы, скорее всего, решили, что я наглый мальчишка с подвешенным языком. А через минуту заметите, что я знаю, сколько шагов от вашего ложа до окна. Что в одной из шкатулок костяной фрагмент, собачий, если судить по сколу. И что вы уже трижды откладывали вот этот пергамент, потому что он важен, но причиняет боль.

Он говорил спокойно, с лёгкой усмешкой, но без вызова. В его словах не было угрозы только холодная точность. Вирена медленно выпрямилась и встала. Подошла ближе, разглядывая его, словно редкое оружие на тайной выставке: красивое, опасное и, возможно, полезное.

– Сарем, ты в этом уверен?

– Более чем, – отозвался тот, не отрывая взгляда от нее.

Карвен снова поклонился глубже, чуть насмешливее.

– Я здесь не для трюков. Я здесь потому, что слышал Совет. Всю ночь. Бренель, Нери и ещё трое. Комната с закопчённой аркой, запахом вина и горевших бумаг.

Он подошёл ближе.

– Они говорят о тебе. О том, как «удержать». Как «напомнить о настоящей власти». И моя любимая часть – обсуждение Сарема. Спорят, спишь ли ты с ним. Если да – придётся менять план. Слишком предан.

Сарем усмехнулся.

– Приятно чувствовать себя угрозой, – бросил он.

Вирена подошла почти вплотную. Она смотрела на Карвена, как воительница, вглядывающаяся в глаза вражескому вестнику: не с ненавистью, а с уважением к точности удара.