
Полная версия:
В поисках себя
– Я попробую. Но лучше с тобой.
– Теперь про секс, – продолжила Олеся. – «Я хорошая, если я отказываю, потому что я забочусь о себе и при этом счастлива. А если я счастлива, счастливы окружающие. Я имею право отказать, если я не готова. Тогда, когда я не хочу». Это по-разному можно подать, в том числе сказав: «Мы же знакомимся…» Ведь женщина, когда начинает спать с мужчиной, к нему привязывается и «выходит за него замуж» раньше, чем они отправятся в ЗАГС. Поэтому естественно, что ты становишься хозяйкой… А как ещё? – Олеся замолчала, задумавшись. – Ещё надо стереть твою установку, что человек грязный. Бывает по-всякому. Любой человек может попасть в неприятную ситуацию, вольно или невольно. Избавишься от представления о «грязном» человеке, и ощущение, будто ты обвиняешь, уйдёт вместе с ним. Понимаешь? Надо убрать этот ярлык. Ну и тут же следующий момент: ты имеешь право заботиться о себе и своём здоровье. Это, кстати, и для мужчин лучше. Если ты так разбираешься в сексуальных партнёрах и заботишься о себе, значит, и они меньше рискуют чем-то от тебя заразиться. Это тоже стоит им объяснять. Сначала самой понять и потом уже им объяснять.
– А образ папы мы перепишем? – вспомнила я.
– Да, я тебе дам задание. Поживи с тем образом, который у тебя есть. Не выясняй истину. Работай с тем образом папы, который имеешь. Выпиши качества – какой он? Что он мог? Последи за своими установками, может, даже вылезут какие-то страхи. Когда есть страх, закрепляется именно он, а не желание или потребность. У них одинаковая энергетическая природа. Страх реализуется всегда, поскольку он связан с верой в невидимое и исполнением ожидаемого. Вопрос простой: чего ты ожидаешь? Если ты в контакте с желаниями, материализуются желания. Если ты в контакте со страхом, материализуется страх.
– У меня есть страх беременности. Точнее, что она не наступает. У меня же был незащищённый секс… – заговорила я о наболевшем. – Я решила даже к врачу пойти, чтобы назначил мне противозачаточные таблетки. Я решила переключиться с этой мысли…
– Защита не повредит. Так ты будешь свободнее себя чувствовать. А страх про ненаступление беременности запиши, – снова дала задание Олеся. – Знаешь, перепиши ещё вот какой страх, связанный с отцом: «Я не смогу себя защитить от этого человека».
– Что имеется в виду? – не поняла я.
– Ну, про этого товарища. Ты же его боишься сейчас? Вот и сотри этот страх. Я думаю, тут такая установка есть: «Нельзя отказывать мужчинам, иначе они могут убить». Запиши её тоже, – наставляла Олеся.
– Ещё вот что. Ты рассказываешь, что на некоторые вещи ты не реагируешь. Я за собой стала замечать, что на какие-то оскорбления – прямо ловлю себя в моменте – раньше я бы реагировала, а сейчас… по фигу! – поделилась я своими открытиями.
– Не цепляет, – улыбаясь, говорит Олеся.
– Ага, – кивнула я.
– Крючочка нет.
– И это так прикольно! – сказала я, тоже улыбаясь.
– Да, поэтому продолжаем…
Что нужно сильному мужчине?
14.01.2017
Я сидела у монитора, ждала звонка от Олеси и размышляла. Пару дней назад я проводила свою племянницу, которая у меня гостила. Мне было грустно, я глубоко ощутила то, насколько мне здесь одиноко, как мне не хватает моих родных и близких людей. Глаза были всё ещё на мокром месте. Полностью погрузиться в чувства я не могла, перебивали насущные проблемы: будь то личная жизнь, которую я так рьяно пыталась построить, будь то работа, да и вообще непонимание, как мне жить в чужой стране с моими амбициями.
– Привет-привет! – прервала мои размышления Олеся.
– Привет, Олеся! – с грустью ответила я.
– Ты чего такая? – Олеся, конечно, сразу заметила моё настроение.
– Да… я племянницу проводила позавчера домой. Так плакала… Осознала, насколько сильно я скучаю по своим родным. На расстоянии и отношения как-то налаживаются со старшей сестрой… Я когда в мае в прошлом году ездила, мы с ней так хорошо по душам поговорили. И открылись друг другу, наконец-то теплотой повеяло… И вот племянница приехала, я с ней, можно сказать, знакомилась. А когда она уезжала, я поняла, как мне их тут не хватает… Попросила, чтоб писали мне, чтоб не забывали…
– А она нормально? Не фыркает, что ты сама так решила? – спросила Олеся.
– Да нет, наоборот, они даже рады, что я вырвалась оттуда, – ответила я и замолчала. Вспоминала нашу поездку в Прагу, куда я возила племянницу. Хотела показать ей Европу, думала разжечь в ней желание тоже сделать какие-то шаги, показать, что жизнь можно менять. – В Праге мы немного поругались, – после короткой паузы продолжила я, – племянница у меня такая, с характером. Мы друг друга недопоняли. Да и знаешь, я увидела, что обе жёстко разговариваем. Вроде не хотела грубо ответить, а получается именно так…
– Значит, сердечко оттаивает, – заметила Олеся.
– Ну да, – согласилась я. – Мы там подарков разных набрали, я хотела и младшей сестре что-нибудь взять, а племянница категорично в отказ. Они там совсем в ссоре… Я всё-таки надавала с собой, старшая сестра сказала, на месте посмотрят…
– Ну я тебя поздравляю. Это определённое событие. Что оно для тебя? – задала вопрос Олеся.
– Ой, не знаю. Тяжело было, Олесь. И внимание надо уделять, а с другой стороны, с деньгами не очень пока всё хорошо… Так хотелось ей много чего показать. В тот день, когда её надо было отвозить в аэропорт, я на работе была, и до меня только там дошло, что она уезжает, – и всё, начала плакать, остановиться не могла. Как-то всё накатило разом… Ведь я поняла, как же чертовски тяжело мне дался первый период в Германии, только когда самолёт в моём родном городе приземлился, когда я домой полетела через год своей эмиграции.
– Дошло, значит, потихоньку… – прокомментировала Олеся.
– Да, дошло. Причём они же все думали, что я тут как на курорте, всё на блюдечке с голубой каёмочкой. И когда я пыталась донести, как тяжело обустраиваться на новом месте, от мамы постоянно слышала только: «Ой, да что ты преувеличиваешь». Так обидно! Мне ведь реально непросто! И правильно ты говоришь, что сейчас я оттаиваю. Со мной племянница поделилась, что у парня её рак. Раньше бы я сидела и молчала, а тут обнимала её, успокаивала… Не боялась свои чувства показать…
– То есть ты перестала бояться показывать свои чувства?
– Ну да.
– Хм… А это с родственниками и подругами только? Или с мужчинами тоже? – пыталась понять Олеся.
– А у меня мужчин-то нету… – задумчиво ответила я.
– Ну как же… – Олеся усмехнулась. – Так уж и нету?
– Ну… я сейчас с узбеком встречаюсь. Начала пить таблетки, как и говорила тебе, и решила, что не хочу никаких отношений серьёзных, а так… для здоровья, как говорится. Я же знаю, женятся они только на своих, у нас очень разный менталитет, я не принимаю некоторые моменты их культуры, ну и никогда не буду такой женщиной, как их женщины. Я сказала ему, что пока мне не охота серьёзных отношений, и предложила вот так встречаться. Ему надо было подумать. А когда я провожала племянницу, написал, что надо встретиться и поговорить. А мне надо пару дней отдохнуть, я ему так и ответила. В общем, судя по всему, ему нужно больше, чем секс… Капец какой-то… Сегодня будем разговаривать… – со вздохом закончила я свой рассказ.
Я замолчала. Олеся тоже ничего не говорила – ждала.
– Я вообще, Олесь, больше не вижу причины, зачем мне мужчина, – спустя какое-то время озвучила я свои мысли. – Ну, в смысле… теперь я думаю так: либо достойный, либо никакой вообще.
– Это хорошая позиция, – одобрила Олеся. – Могу тебя вдохновить. Нарвалась тут на очередную фразу Омара Хайяма, лично меня она вдохновила: «Можно соблазнить мужчину, у которого есть жена. Можно соблазнить мужчину, у которого есть любовница. Но невозможно соблазнить мужчину, у которого есть любимая женщина».
– Ну да, это хорошо сказано… – Я размышляла, пытаясь понять, к чему меня подводит Олеся. – И на что ты меня хотела вдохновить?
– А ты посиди подумай, я сейчас приду.
К чему она? Я не понимала. Смотрела в монитор, обдумывала фразу поэта и философа древности. «Невозможно соблазнить мужчину, у которого есть любимая женщина». Ну как же… ага… Всё возможно! Любимая женщина… Бывает такое? Любимая женщина… Любимая…
– Ну, что ты можешь сказать? – перебила мои нестройные мысли Олеся, вернувшись к экрану.
– Да я не знаю… Ноль предположений. – Я начинала злиться, что не понимаю. Чувствовала себя глупой.
– Сердце закрыто? – продолжала спрашивать Олеся.
– Да. Я хочу рядом достойного сильного мужчину, а не этих хлюпиков, которые как дети себя ведут, они меня бесят! – выпалила я со злобой.
– А достойному мужчине что надо-то? Секс, что ли?
– Ну нет… – задумчиво ответила я. – Наверное, ему нужны комфорт, спокойствие… Хотя это скорее мне нужно! – засмеялась я.
– Да, мне тоже важно, чтобы мужчина в быту был удобен. Чтоб как положил, так и лежит. – Олеся засмеялась. – А достойному, сильному что нужно? Чего ожидает сильный, интересный мужчина от женщины?
Я молчала. Я не знала, что надо сильному, достойному, интересному мужчине. Не знала, что ответить. Вопросы застали меня врасплох. Я хочу достойного сильного мужчину, но я не знаю, что ему надо… Олеся, увидев моё смятение, начала рассказывать историю из своей жизни. Мне нравится эта её черта. Я тоже всегда рассказываю истории из жизни, чтобы проиллюстрировать свою мысль по какой-то теме.
– Не просто так я тебя сейчас погружаю в тему любви и подвожу к чему-то, – резюмировала Олеся свою историю. – По-настоящему сильный мужчина может получить сколько угодно секса. И домработницу может нанять. А в отношениях ему нужна любовь.
– Ну, я уже поняла, к чему ты, – с грустью перебила я.
– Ему нужно чувствовать себя любимым, – продолжала Олеся. – Дело в том, что мужчины не в состоянии просто так любить. Они сильно зависимы от женщин. Почему мужчина не может быть один? Потому что мы можем любить, мы можем быть счастливыми. Мы любим детей, мы любим коллег, мы любим… да вот весь мир! Мы строим что-то. И вообще, силища женщины… Ну представь, какое-то такое маленькое семя, и мы из этого можем вырастить, создать целого другого человека…
– Вот у меня сразу тут затык, – перебила я. – Мы любовь эту даём, а они потом… как будто она им приедается, что ли… Они же интерес теряют…
– Ну вот смотри, любовь может выражаться в разных вещах, – объясняла Олеся. – Комфорт, про который ты говоришь, тоже форма выражения любви. Но я сейчас говорю о чувстве… Тебе страшно любить? А быть любимой – страшно?
– Ответственность, – отчеканила я.
– Ответственность должна быть у них, – категорично ответила Олеся.
– Ну да вот… – я задумалась. – Я сейчас вспомнила: он мне написал, что хочет, чтобы я его любила, хочет от меня большего. И я такая сразу: «Ага, влюбился…»
– Понимаешь, – объясняла Олеся, – они влюбляются тогда, когда мы их любим. И могут любить только женщину. Детей они любят через женщину и так далее. У них очень много природных ограничений! И они, как тебе сказать, в ответе больше. Тут вопрос выражения любви, поскольку у них в голове чёрт знает что. Но как он выражает свою любовь, это другой вопрос. Как ему можно выражать её. Как он фантазирует, чтобы не уронить своего мужского достоинства.
– Вспомнила! – перебила я. – «Должна». Вот что мне в голову ещё приходит. Если меня любят, то я что-то за это должна.
– Должна принять любовь, и больше ничего.
– А в чём проявляется «принять любовь»? – спросила я.
– Знаешь, ещё в юности у меня было решение – благодарность. Всех полюбить в ответ невозможно, и я просто чувствовала благодарность к тому, кто выражал мне свои чувства. А некоторые унижают.
– Ну вот да, – некоторое время помолчав, размышляла я. – В последнее время была ситуация, когда я тоже ощущала благодарность. Я никогда не унижала. Я уверена, что всё возвращается бумерангом. Ну и думала, почему я должна унижать, это же человеческие чувства…
– Очень много страхов и очень много боли у тебя, её надо распаковывать и отпускать, – сказала Олеся.
– Думаю, я поняла, почему ты мне Омара Хайяма процитировала. Потому что я боюсь, что он уйдёт? Или другую женщину заведёт?
– Здесь даже не про мужчину, а про страх любви вообще. Я просто вспомнила твою историю с москвичом… Очень много энергии в секс уходит… И мало вот сюда… – Олеся показала рукой на область сердца. – Я предполагаю, ты в принципе боишься любви. Если ты не готова соприкоснуться с этим чувством – а это страшно, я понимаю, – тебе будут встречаться только мужчины, способные контактировать исключительно внизу.
– Реветь опять охота… – усмехнувшись, заметила я. – Опять меня до слёз довела… Такие хорошие темы…
– Такая у меня работа, – ответила Олеся с участливой улыбкой, – доводить хороших девочек до слёз… Ну что делать, пока нарыв не вскроешь, гной не выйдет…
– То есть опять к родителям, что ли… Кстати, с нашей прошлой встречи я переписала мамину установку «любой, лишь бы рядом», – вспомнила я задание прошлой сессии. – Образ отца расписала, и этот товарищ один в один им оказался. Так что ты была права. Я примерила к себе образ папы как мужчины – мне не понравился. Еле сбежала! – Я горько усмехнулась. – Так что…
– Ну да. Когда ты написала, что один в один, я даже улыбнулась. Но хорошо, ты от него отказалась. Давай актуальное, про любовь, – вернулась Олеся к больной для меня теме. – Сосредотачивайся на теме. Почему реветь-то охота? А кстати, запиши первую установку, которую надо будет стереть: «Если тебя любят, ты должна…» Подумай о своих чувствах. Видимо, должна ты очень много…
– Замуж сразу выйти и детей рожать, – смеясь, начала я перечислять, что приходило в голову. – Жизнь ему посвятить. Любая просьба или вопрос – и я не могу отказать, не имею права!
– Тоже запиши, – инструктировала меня Олеся.
Мы обе замолчали. И тут я вспомнила про свой сон, который мне приснился на Рождество.
– Я тебе не написала, по-моему… Мне же сон на Рождество приснился, такой интересный. Мне мой декан в сельхозе, где я училась, всегда очень нравился как мужчина. Такой внешне очень статный, привлекательный. Немного с сединой. Интересный. Добрый. У него на экзамене или зачёте я только начинала отвечать, а он мне: «Элеонора, я знаю, что ты подготовилась, давай оставим это, расскажи лучше, что у тебя в жизни интересного происходит». И вот мне снится, что я работаю в институте, что он мой начальник и у нас с ним роман. Мы встречаемся тайком. И вот однажды мы что-то забыли в институте, надо было вернуться, я его под руку держу, мы подходим ближе к институту, и я руку убираю, а он её крепко держит. Нас увидел весь наш коллектив. То есть он как будто переводит меня за черту. И я в таком испуге и в то же время довольна, что наконец-то все поняли, что у нас отношения, что мы вместе. И я проснулась в таком хорошем настроении.
– Интересно. Переходим, значит, на следующий шаг? – Олеся улыбнулась.
– Да, – отвечала я тоже с улыбкой.
– Так что про любовь-то? Свернули с темы?
– Ну… – нехотя отвечала я, – что-то больно мне. Реветь охота. Первый парень мне вспомнился. Унижения. Страх потерять ужасный. Готова терпеть всё на свете…
– То есть теперь тебе страшно, что придётся многое терпеть, да? – уточнила Олеся.
– Вспоминаю родителей… Мама говорила, что она папу всегда любила просто безумно. И терпела все его выходки. Он и проституток домой водил, и баб приводил… Все это видели, всё знали… Разошлись. И всё равно она его до сих пор любит. И никто ей не нужен. И всё-таки мои мысли возвращаются к моему первому парню Пете, – сказала я после раздумий.
– Ну давай, какие именно, – последовала ходу моих мыслей Олеся. – Давай сейчас страх снимешь, а потом будешь наблюдать, куда тебя сносит, и записывать ситуации. Итак, тебе страшно быть любимой. Давай это для начала снимем. Почему страшно быть любимой? Страшно, что окажешься должной. Должна всё и вся: выполнять любую просьбу, раствориться в нём, посвятить ему всю жизнь. Рабство буквально.
Далее мы начали смывать страх, используя методику, которую я описала в самой первой записи.
– Когда убираешь страх, столько напряжения уходит – мне обычно спать хочется. Как тебе? – спросила Олеся.
– Мне зевать хочется, – ответила я, ещё погруженная в работу.
– Ну так зевай. Это очень важно, зажиматься нельзя. Потому что горло… Раньше бабушки, когда наговаривали на воду, снимали, например, сглаз с младенцев, и если что-то есть, то она прям иззевается вся. Что происходит? Происходит расслабление, и освобождается горло, а горло – горловая чакра – это предъявление себя в этом мире, это принятие себя, и это (если толковать символизм чакр) воля. И та, что за деньги отвечает, – центр воли, это всё солнечное сплетение. Здесь и сердечная чакра, с которой мы любим весь мир. И считается, что душа – она тут, между горловой чакрой и солнечным сплетением. И когда они все работают нормально, не пробиты, то горло выражает это всё: принятие себя и предъявление себя в этом мире. Мы говорим. Мы поём и так далее. И у тебя это освобождается сейчас для предъявления себя. Вибрации меняются. Даже если ты ничего не делаешь, тебя начинают замечать. Потому что эта штука расслаблена. Поэтому если идёт зевота, обязательно зевай.
– Мне спать охота, – устало перебила я.
– Ну да, – продолжала объяснять Олеся, – это очень хорошо. Чем серьёзнее тема, тем больше хочется зевать и чувствуешь усталость. Уходит большое количество напряжения. И первая реакция – это расслабление. А потом уже энергия приходит.
Я продолжала работать, сосредотачиваться на ощущениях, зевая так, что казалось, вот-вот порвётся рот.
– Смотри, есть какие-то ещё страхи? – спросила Олеся, когда я открыла глаза.
– Что-то пока ничего не приходит, – ответила я, до конца ещё не вернувшись в реальность.
– Ну хорошо, понаблюдай за собой, что ещё будет приходить, – давала заключительные наставления Олеся. – Почему страшно любить и почему страшно быть любимой? Как видишь, семейная жизнь ни при чём, когда мы про любовь говорим. Ну, вроде к разговору ты готова. Не обижай мужчину…
– Я не собиралась его обижать, – оправдывалась я.
– Чем мягче женщина, – продолжала Олеся, – тем сильнее, решительнее у неё мужчина. Ну не можешь ты дать любви, ты же не должна. Повстречаетесь, а там посмотрите, вдруг он твою любовь завоюет? Попытайся его подвести к тому, что твою любовь можно завоевать. Они ж завоеватели. Дай зелёный свет.
– Вот сейчас возник страх, – перебила я, – страх того, что я ему даю надежду, а может, я ему жизнь сломаю… Типа того… То есть дала надежду, он такой весь… а я…
– А тебе надежда что даёт? – спросила Олеся.
– Стимул что-то делать, – ответила я в размышлениях.
– Он тебе ещё спасибо скажет, – подытожила Олеся. – У них с надеждой вырастают крылья. Они мир готовы перевернуть ради любимой женщины. Что откуда берётся, знаешь ли. Так что вперёд, к новым вершинам. Но эту установку тоже надо переписать. Ты же ему даёшь шанс себя проявить. Тебя завоевать. Такова роль женщины в этом обществе. Её завоёвывают. Говорят, орлица себе орла знаешь как находит? Она смотрит, может ли орёл поймать орлёнка. Когда орлята учатся летать, родители вынуждают их вылететь из гнезда, чтобы они тренировали крылья. И отец за этим делом смотрит: если орлёнок не справляется, он должен среагировать и поймать его. И орлица, выбирая орла, кидает камушки и смотрит, сможет он поймать или нет. Если нет, то, увы, к отцовству он не готов.
– Справедливо. И логично, – подметила я.
– Дать силы, и пусть растут, – продолжала Олеся. – Но перепиши это всё. Обдумай ещё, поживи с этим и перепиши: надежда – это хорошо, даже если не получится… Хотя что тут может не получиться, если он спит с тобой…
Дар —
чувствовать людей
03.02.2017
Позанимавшись с репетитором английского, я написала Олесе, что на связи и готова с ней работать.
Я была не очень довольна своим репетитором: много теории, мало практики. Теории мне хватало и в школе, а сейчас мне нужна была именно практика. Я сравнивала её с моим репетитором по немецкому языку, которой я обозначила задачу: нужен такой-то уровень к такому-то числу – и всё. Чётко, ясно, профессионально. Она нагружала меня много, но результат даже превзошёл мои ожидания – я поступила в магистратуру здесь, в Германии.
В общем, анализ моих занятий показал мне, что занятия с данным педагогом мне не подходят. О чём я рассказала Олесе, когда она подключилась.
После потока недовольства, который я обрушила на неё, наша беседа вышла к теме доверия себе. Олеся рассказала, как ей пришло осознание того, что её наказали за обесценивание дара.
– Представляешь, оказывается это дар – чувствовать людей, – начала новую тему Олеся. – Я даже и не предполагала. То есть я не доверяла себе. В моей жизни произошёл ряд событий. Раньше я ориентировалась на мнение людей. Не на себя, а на людей… Я не слышала Высшие Силы, я не слушала себя, а оборачивалась на людей, которые очень охотно по сей день пытаются сбить меня с моего пути. Доверие к себе… Я даже не предполагала, что это может быть настолько серьёзным.
– Ой, что-то опять реветь охота, – вставила я.
– Реви.
Олеся замолчала.
Как удивительно схожи наши пути, и Олеся как нельзя кстати вспоминала свои истории, которые напоминали мне мои…
– Я поймала себя вот на чём. Про дар, про всё остальное… – продолжила Олеся. – Пустота, про которую я думала, что она про любовь, на самом деле про опустошение, когда ты отрекаешься от своих талантов и от своего дара… Вот не имеешь права ты их не реализовать. И всё. И это может быть очень жестоко…
– Что-то я не понимаю пока, к чему ты ведёшь, – вставила я.
– Пустота внутри — отречение от себя и своих талантов. Я говорю про отключение от контакта с собой, – выдохнула Олеся. — От контакта со своим Высшим Я. Не людей надо слушать.
Я начала всхлипывать, слёзы лились.
– Что ревёшь-то? – спросила Олеся.
– Да откуда я знаю! – смеясь, ответила я. – Меня хлебом не корми – дай пореветь. Это моё любимое занятие в последнее время. Вот ты говоришь про пустоту. Я сейчас думаю, что эту пустоту я и чувствую. Я себя сейчас в каком-то ступоре ощущаю. Мне кажется, я, наверное, что-то не так делаю…
– Ну, про последнего твоего товарища я могу сказать, что ты не так сделала… – В голосе Олеси почувствовалось сомнение, которое она тут же пояснила: – Но будешь ли ты что-то с этим делать?.. Нужно ли тебе вообще это говорить?..
– Наверное, лучше да, чтобы я уже как-то разобралась с этим…
Я понимала: сейчас будет что-то неприятное. Хотелось сбежать от этого разговора, этого чувства. Не хотелось слышать правды. Понимала, что будет больно. Но ещё я интуитивно понимала: дальше так нельзя…
– Ну вот смотри, – начала объяснять Олеся, – в прошлый раз мы говорили о любви. Ты ему сказала, что, мол, готова только спать с ним. И потом прислала мне ваш диалог, где он тебя спрашивает, готова ли ты давать, когда он захочет, и так далее и так далее… – Олесе было неловко, она замолчала, подбирая слова помягче, но в то же время такие, чтобы наконец-то достучаться до меня. – Это была провокация с его стороны. Ведь если речь идёт о любимой женщине, тогда мужчина ей служит, а если только койка, то… ведёт себя подобно тому, как он тебе написал… Отношения без чувств, без искреннего интереса к личности друг друга, скорее товарно-денежные…
– И что? Я не понимаю! – перебила я.
– Да ты обидела его своим «любви нет, буду только спать с тобой», Эля. Ну и он обидел тебя: «раз только шлюхой быть готова, то как насчёт того, чтобы давать мне тогда, когда я хочу…» – Олеся вздохнула. Она не хотела меня обидеть, но сказать это надо было.
– И я не готова на это, судя по моему ответу ему, – рассуждала я.
– Я не очень понимаю, что ты делаешь… – продолжала Олеся.
– В смысле: что я делаю?
– Ну вот что за прикол – обсуждать с мужчиной то, что ты с ним только спишь? – спросила Олеся довольно эмоционально.
– Расставить точки над i, – невозмутимо ответила я.
– Какие i? Какие точки? – продолжала наступать Олеся.
– Я не знаю! – Я засмеялась. – Не знаю.
Мы обе замолчали. Я не понимала, что происходит. Я не понимала себя. Я чувствовала, что сделала что-то ужасное, страшное, и не знала, не понимала, как это исправить…
– Не знаю я, Олесь, – через какое-то время тихо повторила я.
– Ну что это тебе даёт, когда ты мужику говоришь, что у тебя с ним только секс? – спросила Олеся.
– Чтобы он меня своими чувствами не обременял. Даже, наверное, скорее для себя это говорю, чтобы я себе никаких замков не рисовала.
– Потому что они все козлы?
– Ну да. Мне подружка каждый раз, когда мы с ней общаемся, твердит, что они все козлы… Я, конечно, возражаю, что вовсе не все. А она меня переубеждает… – Мне было некомфортно в этот момент. Разговор шёл туда, где мне было очень неприятно и больно.