Степное проклятье

Она еще раз украдкой взглянула на сына. Как он относится к своему дяде? Можно ли говорить с ним открыто о возможных подлых планах Шпиона?

Она вспомнила, как однажды он вернулся в свою комнату после дня тренировок. Лет ему было семь или восемь, совсем маленький, щуплый мальчик. Это был один из тех дней, когда ему разрешалось ночевать в своей комнате, рядом с комнатой Элины. Обычно она дожидалась его с чем-нибудь вкусным на подносе, принесенном с кухни. Еще она знала, что он обязательно попросит рассказать или прочитать ему какую-нибудь сказку. Он знал, что баллады о знаменитых сражениях она не любила, поэтому их читать он не просил. Иногда, когда к ним присоединялась Ива, они вместе просили рассказать им про бабушкин замок. В их воображении, наверное, благодаря ее восторженным рассказам, замок был населен целой толпой домовиков и кошек, увешан картами островов и захватывающе опасных проток между ними. Одним словом, бабушкин замок был волшебным местом, куда однажды они мечтали попасть вместе с ней.

Но в тот вечер, который ей вспомнился сейчас, он вернулся в свою комнату с опущенной головой и таким напряженным лицом, что сердце у нее сжалось. Что-то случилось на учениях, она это почувствовала сердцем. От угощения он отвернулся, молча лег на кровать и завернулся в одеяло. Когда так ведет себя совсем маленький мальчик, это может означать только одно: на его душу было совершено нападение такой сокрушительной силы, что она была не в силах с этим справится и решила забиться в самый дальний и темный угол его сознания и съежиться там.

Он притворился спящим, и, наверное, нужно было тихо уйти из комнаты и закрыть дверь, но что-то не давало ей оставить его одного, один на один с каким-то мучительным воспоминанием.

– Тяжелый день сегодня выдался, – сказала она тихо. Он молчал, но это было лучше, чем если бы он сказал «нет» на её вопрос, не случилось ли чего-нибудь плохого.

– Ничего, утро вечера мудренее. Завтра проснешься, и будет легче на душе.

– Ничего не будет легче, – выкрикнул он из-под одеяла. И снова она обрадовалась, потому что это было лучше, чем молчание.

Молчала и она, ожидая продолжения. Он был поразительно честным и открытым мальчиком, и она знала, что продолжение обязательно будет, стоит лишь немного подождать.

– Уходи, – крикнул он, не вылезая из-под одеяла. Плохо, очень плохо. Неужели так и не удастся помочь ему выкрикнуть обиду?

– Хорошо, – сказала она спокойно и направилась к двери. Нечего делать, придется подчиниться на этот раз. Что-то прочно застряло в его душе, и вырвать эту занозу так просто не удастся.

– Подожди, – он скинул одеяло и сел на кровати, глядя на одеяло, не поднимая на нее глаз. Она повернулась и подошла к кровати.

– Я не хотел этого делать, но должен был, – его голос звучал глухо.

– Что ты не хотел делать? – спросила она тихо, садясь на кровать.

– Стрелять в живую мишень, – еле слышно сказал он.

– Что такое живая мишень? – спросила она, чувствуя, как ужас начинает медленно проникать в ее сердце.

– Ты разве не знаешь? – Он вскинул на нее глаза. Она отрицательно покачала головой.

– Во время войны ты сражаешься на настоящих мечах, с настоящим противником, – начал объяснять он, с гордостью в голосе. – Уследить за движениями живого противника очень сложно. Так же сложно как попасть стрелой в птицу. Но это я мог легко.

– Но вот…, – его голос дрогнул, и он сжал руки в кулаки. – Но сегодня я не смог.

– Вы стреляли не в птиц? – осторожно спросила она. Неужели сволочи заставляли мальчиков стрелять в людей?

– Сегодня … не в птиц, – он почти прошептал это. Потом вдруг прошипел злобно, – Лучше уходи.

– Но ведь ты сказал, что не хотел делать это? Не хотел стрелять … в него.

– И не стал, – он почти выкрикнул это. – Притворился, что промахнулся. Пусть смеются надо мной. Мне плевать. А он убежал.

– Кто убежал?

– Кот. Мы должны были стрелять в кошек, – сказал он устало.

– Какой ужас, – это было все, что она могла сказать.

Он фыркнул, – Женские страхи. Тебе не понять. Мужчина должен преодолевать себя.

– Не правда это, – она сказала громче, чем хотела. – Мужчина должен помогать тем, кто не может защитить себя сам. Легко напасть на слабого. Гораздо труднее от этого удержаться. Хорошо, что дал коту убежать.

Он покосился на нее с подозрением и ничего не сказал. Он выглядел маленьким и усталым старичком, сидя, сгорбившись, на кровати.

– Ну хорошо, – сказал он наконец, снова ложась, но уже не закрываясь одеялом. – Можешь дать мне поесть, но сказки свои сегодня мне не читай.

Она отправилась за подносом в свою комнату, но в дверях обернулась и спросила:

– А что, твой отец тоже там был, на этих учениях?

– Отец – нет, ответил он. – А Шпион был.

Он сказал последнюю фразу с какой-то странной гримасой на лице, она тогда не совсем поняла, что эта гримаса значила. Шпион. Ну конечно же, эти учения устраивал Шпион, кто бы сомневался.

Глядя на своего выросшего сына и вспоминая тот вечер, она вдруг подумала, что вполне может говорить с ним совершенно открыто обо всем, что происходило в замке. Мальчик поймет ее. Возможно, он не был так уж слеп по отношению к своему дяде. Возможно, он видел связь между священниками и степным проклятьем. Зло сгущалось вокруг него и его семьи со всех сторон, и она должна была быть совершенно открытой с ним. Она завтра же поговорит с ним. Поговорит о своих страхах, о необходимости на время исчезнуть из замка. Желательно, туда, где его не сможет до поры до времени обнаружить Шпион.

А сегодня … Она улыбнулась. Сегодня ночью она и домовик встретятся с валгалианином на кладбище. Потому что на ветвях самого старого и большого дуба на кладбище висел, качаясь на ветру, пояс от ее плаща.

Глава 9 ВСТРЕЧА

– Постой, – снова перебила лесовика русоволосая девочка. – Ловцы и вправду хотели овладеть телами оборотней? За этим они готовили войну с Черным Лесом?

– Не совсем. Ход мыслей у Крылатого был правильный, но кое-чего он в тот момент просто не знал. Оборотни были нужны ловцам, а вот зачем, скоро поймете.

Луна стояла высоко над кладбищем, когда Элина и Леонард ступили под старый дуб. Они тихо сели на мшистые корни с той его стороны, которая была обращена к степи. Элина прислонилась затылком к дубу и закрыла глаза. После долгих и тягостных похорон ей хотелось спать, но новости из Черного Леса были сейчас важнее чего-либо другого. Спать было никак нельзя.

– Скажи что-нибудь, – попросила она домовика. – Не хочу заснуть, а в сон клонит. Ты почему на похоронах не был?

– Не хотел попадаться на глаза священникам, – тихо ответил Леонард. – Они всерьез мне угрожают расправой и требуют, чтобы я убирался из замка. Вроде мы, домовики, наводим чары и порчу на вас, степняков. Неровен час обвинят в смерти короля.

Сон как рукой смахнуло, а сердце застучало от страха – неужели Леонарду придется покинуть замок? Кто же поможет ей в трудную минуту? Элина не решилась высказать свои мысли вслух, но поневоле нервно вздохнула.

– Ничего, – откликнулся домовик. – Время еще есть.

– Не рискуй собой, – решилась все-таки сказать Элина. – На свободе и живым от тебя будет больше пользы, чем если священники поднимут на тебя руку. Если нужно, уходи из замка. Что-то происходит, и они явно готовятся к захвату власти. Я сегодня весь день думала о том, как сделать так, чтобы убрать Алека из замка до его шестнадцатилетия. Шпиону нужна власть, и он не упустит шанса за этот месяц ее захватить. А священники ему подыгрывают, потому что на его тщеславии сыграть гораздо легче, чем на честолюбии Томана или на детской честности Алека. Не сомневаюсь, что болезнь и смерть короля – это их рук дело. От Томана они просто избавились, потому что управлять им было совсем не просто.

– Тебе и самой бы покинуть замок. Взять и уйти вместе с детьми. В конце концов, разве власть стоит дороже жизни? Ну хотя бы в Домашний Лес, – пробормотал Леонард. Она промолчала в ответ, но домовик знал, что она обдумает его слова.

Степные травы шевельнулись, и неожиданно из них выскользнул валгалианин. Как они могли не заметить его раньше, подумалось Элине. Вероятно, Ксандр нарочно пробирался по степи как можно более незаметно, чтобы часовые на замковых стенах его не обнаружили. Валгалианан приветственно махнул рукой и быстро сел рядом с ними, на один из корней огромного дерева. Увидеть его было огромным облегчением, Элина сама не ожидала, что так обрадуется ему. Домовик прижал руку к сердцу в знак приветствия, и валгалианин повторил его жест.

– Много слышал о тебе, мастер Леонард, – сказал он своим низким и спокойным голосом.

– Спасибо, что позвал меня на вашу встречу, – откликнулся домовик. – Я рад, что ты помогаешь нам понять, что происходит в Черном Лесу и в горах. А также с нашей дорогой девочкой, с Ивой. Мы ведь теряемся в догадках.

Ксандр кивнул. – Прими мои соболезнования, королева, по поводу мужа, – сказал он, обращаясь к Элине.

Она качнула головой, принимая его сочувственный взгляд.

– У меня нет времени горевать, – тихо сказала она. – Мне надо спасать детей. Боюсь, что оба они сейчас в большой опасности. Расскажи, что ты узнал о ловцах душ от человека с гор. Я только и думаю о том, что моя девочка превращается в чудовище.

Она знала, что времени у них не так много, потому сразу же хотела перейти к делу.

– Ну, во-первых, мы убедились в том, что ловцы душ действительно охотятся за некоторыми из чудовищ Черного Леса, – Ксандр говорил тихо, но уверенно, как это было ему свойственно.

– Чудовища леса, скорее всего, нужны черным священникам для того, чтобы овладеть их телами. Так думает мой друг с гор, и я с ним согласен. Степнякам же священники рассказывают сказки о том, как опасен лес, потому что иначе им никак не заставить степняков вторгнуться в лес, – продолжил валгалианин.

– Кто такой твой друг с гор? Можешь рассказать нам о горных жителях? – воскликнул Леонард. —Дело в том, что мне удалось прочитать кое-какие старые книги, в которых говорится о горных людях и о зле, которое они заточили в пещеры. Я полагаю, зло из горных пещер – это и есть ловцы душ, сбежавшие из плена и рвущиеся к власти.

– Ты не поверишь, – усмехнулся Ксандр. – Но мой друг с гор хоть и живет в горных пещерах и похож на человека, но он – выходец из Черного Леса. Те горные люди, о которых написаны твои книги, действительно жили в горах, но покинули их много лет назад и так и не вернулись. Охранять зло в пещерах было поручено беглецам из леса, которые спасались в пещерах от холода, а те не усторожили зло. Так что мой друг с гор – такое же лесное чудовище, как и сами черные священники. Черные священники похитили из пещер синие камни с душами ловцов, выпустив зло на волю. Но вообще-то и пещерные жители, и черные священники – это лешие-мимики, особая порода лесных чудовищ.

Леонард онемел от изумления, а валгалианин продолжил:

– Сами чудовища Черного Леса называют себя первой расой. Когда-то они были могущественны и многочисленны, но холод выгнал их из леса, либо же очень сильно изменил. Но как бы они не изменились, они нужны ловцам. Особенно оборотни.

– А что, оборотни существуют? – почти шепотом спросила Элина.

– Еще как, – вдруг опустил голову Ксандр. – Даже среди нас.

– А что, если священники пытаются превратить в оборотня мою дочь? – с ужасом спросила Элина. – Как мне её спасти? Об этом ты спросил горного человека?

– Пока единственное, что ты можешь сделать, – это отправиться в горные пещеры, к горным людим. Ты, твоя дочь и сын, – ответил ей валгалианин. – Возможно, именно там отыщутся ответы на твои вопросы.

– А ведь это мысль, Элина, – живо откликнулся Леонард. – Там есть и горная библиотека, где могут быть нужные нам сведения.

– Возможно, вы оба и правы, но Алек ни за что не покинет свой замок, свою армию и свое королевство, – ответила, немного подумав, Элина. – Да и что ему делать в горах?

– В горы сбегаются крестьяне со всего королевства, – ответил ей Ксандр. – И эти люди могли бы стать началом армии сопротивления священникам и вечным солдатам. А возглавить эту армию мог бы Алек, тем более что он законный король. С крестьянами и простыми солдатами – его законной армией – священников можно было бы разоблачить и изгнать из степных земель. Алек мог бы создать армию сопротивления.

Элина и Леонард потрясенно молчали.

Валгалианин сошел с ума, было первой мыслью Элины. Алек никогда в жизни не согласится отправиться в горы, чтобы возглавить какую-то совершенно незнакомую ему армию. Или согласится?

В ночи неожиданно и отчетливо прозвучал рог, который использовали часовые на стене, если видели что-то, что их настораживало. Элина вздрогнула всем телом.

– Нам пора расходиться, – перешел на шепот Ксандр. – Приходите сюда же через две ночи на третью и приведите с собой Алека. Я же приведу Крылатого, человека с гор, и он сам вам обо всем расскажет.

Со стороны Черного Леса от костра валгалийского стража тоже раздался звук рога. Валгалианин облегченно вздохнул:

– Лесные стражи дают знать, что в лесу все в порядке. Теперь у лесного костра дежурят несколько человек. Раньше мы костры жгли, можно сказать, для спокойствия степняков, потому что наш настоящий дозор находится в лесу, на Сквозной Дороге, но теперь все по-другому. Вампиры ведут себя беспокойно. Вот уже третий день как мы выходим на все посты по нескольку человек. А теперь идите, друзья. Вас никто не заметит, потому что луна села.

***

Утро выдалось ранним, а день обещал быть суетным и утомительным. Она снова ночевала в комнате дочери, потому что не видела другого способа остановить превращение дочери в чудовище, если оно вдруг начнется ночью. Но она выскользнула из комнаты дочери на рассвете, как только первые лучи солнца заглянули в окно.

Замок был набит гостями в трауре уже в этот рассветный час. Гости были повсюду, пьяные еще с ночи, шатающиеся по всему замку и засыпающие на ходу. Слуги сбивались с ног, но это был удобный момент, не вызывая вопросов, быть везде и нигде.

А быть Элине нужно было сразу же во многих местах. Выполнить роль скорбящей королевы и быть везде. Одновременно проследить за тем, что черные священники делают с ее дочерью, и быть нигде, незамеченной, незаметной.

Здороваясь с гостями у выхода в центральный дворик замка, где стояли поминальные столы для солдат и крестьян, она успела заметить, как ее дочь проскользнула среди гостей и исчезла в направлении храма вечности. Натянуто улыбаясь грустной улыбкой, королева стала двигаться через дворик в ту же сторону. Смутными пятнами проступали из утренней полутьмы бородатые крестьянские и солдатские лица и хищные лица придворных, все в теплых плащах и капюшонах под легким снегом и по-зимнему хмурым небом. Пища на столах остывала мгновенно, но разместить в замке всех было решительно невозможно. Под аркой, ведущей к храмовому дворику, её окружили жены Томановых племянников, её ровесницы, с волосами, убранными под темные шарфы в память о почившем короле. Она была вынуждена стоять с ними, вздыхая и бросая быстрые взгляды на храмовый дворик за аркой. И все-таки даже во время этой бессмысленной, но обязательной беседы, она кое-что увидела.

Увидела, как в небольшой каменный храм во дворике за аркой входили священники. Двери храма были закрыты, поэтому они стучали, и дверь приоткрывалась им навстречу. Никогда раньше, в дни служения старым богам, двери храма не закрывались. Любой мог войти и побеседовать с богами ветра, воды, грозы, земли, жизни и смерти, а также с меньшими богами, их детьми, богами лесов, урожаев, рек, озер и гор. В любое время дня и ночи.

Черные священники открывали двери храма только на несколько часов, которые были наполнены странными протяжными молитвами и пением. И песни были о вечной жизни, наполненной борьбой с чудовищами. Больше не слышно было в храмах смеха и детских голосов. Деревянные статуи старых богов с веселыми, грозными, добрыми или сердитыми лицами были заперты, как непослушные дети, в подвалах замка, а новый бог имел алтарь, на котором стояли сосуды с яркими синими камнями, символами вечной жизни. Лика он не имел, поскольку был везде и нигде, как говорили священники, невидим в сияющем свете вечности.

Сейчас, до начала службы, в храм могли войти только священники, но – странное дело – она заметила, как за одним из священников в дверь проскользнул какой-то ребенок, почти подросток, возраста её дочери. Вероятно, и ее девочка была сейчас в храме, подумалось Элине.

Механически кивая на какие-то ничего не значащие фразы, она стремительно перебирала в уме возможности что-то узнать о происходящем в храме. Неожиданно она вспомнила о совсем простом решении. В храм вела задняя дверь, которой когда-то пользовалась королевская семья и ключ от которой должен был храниться где-то в спальне её мужа. Что если попробовать воспользоваться дверью и понаблюдать за тем, что происходило в храме за закрытыми дверями?

Всхлипнув, она закрыла лицо краем шарфа, и родственницы, наконец, отстали от нее. Она вернулась в замок и сравнительно быстро добралась до спальни короля по необычно людным коридорам замка. В спальне никого не было, и она воспользовалась этим моментом, чтобы лихорадочно перебрать вещи в шкатулке, где обычно хранились ключи. Ключей была целая связка, и она едва успела засунуть её в карман плаща, когда в спальню вошли слуги с какими-то покрывалами и подушками.

Длинным коридором добравшись до кухни, она пересекла её среди лихорадочной суеты слуг и выскользнула через маленькую дверь, которая вела к кладовым. У кладовых тоже было людно. Слуги суетились с мешками муки, бочками с овощами и связками копченостей. От двери одной из кладовых вдруг резко шагнула в ее сторону какая-то фигура и она, вздрогнув, остановилась. Поднимая глаза, она уже знала, что путь ей преградил Шпион.

Встретившись с его острым как нож взглядом, она отступила на шаг. На его лице мгновенно появилась та же улыбка, которую она уже видела вчера. Сочувствующая, но взгляд при этом отстраненный, наблюдающий.

– Ни о чем не беспокойся, королева. Я прослежу за всеми церемониями. У тебя на сердце слишком много скорби сейчас.

Вероятно, он ждал, что она что-то ответит, но она только опустила голову, чтобы пройти мимо. Она не обязана была докладывать ему, по какому делу и куда шла.

Уже вслед ей он бросил, – Ведь ты любила его … как отца.

Она не стала оглядываться. Нашел время иронизировать.

На её удачу задняя храмовая дверь находилась за сараем, который когда-то использовался как летняя кладовая, и никто еще не успел забрести за сарай в этот утренний час. Еще одной удачей было то, что она почти сразу же нашла нужный ей ключ, открыла дверь, проскользнула в храм и плотно закрыла дверь за собой.

***

– Никогда не думала, что камни могут так ярко светиться в темноте. Дневного света почти не было – окна-то в храме узкие и их мало, – но я ясно видела всех, кто был в здании. И только благодаря камням, – рассказывала она вечером Леонарду, сидя у камина в его комнатушке за библиотекой.

В камине потрескивал огонь, но от утренних воспоминаний по спине у нее пробежал холодок.

– Вокруг алтаря стояли священники, а за столом у камина сидело человек десять детей. Ива была среди них.

Домовик не перебивал ее, ожидая продолжения.

– И представляешь, дети что-то писали, рисовали или чертили. Кое-кто из детей писал, но большинство что-то рисовало или чертило, они довольно долго так сидели, склонившись над бумагами.

– А священники что делали? – спросил домовик.

– Священники просто стояли за спиной у детей, как будто следили за ними. Потом один велел им остановиться, а еще один принес в тарелке какой-то белый порошок. Поставил его на стол, дал детям ложки, и они … они стали его есть. А я …я увидела, что один из священников стал оглядываться по сторонам, словно почувствовал меня, и я выскользнула за дверь. Закрыла ее за собой тихо. В том углу, где дверь, там темно совсем было, думаю, он меня не заметил.

– Что еще за порошок такой, – пробормотал Леонард.

– Я спросила Элину про порошок, позже, после того как она вернулась в свою комнату из храма, – ответила королева. – Она сказала, что еще совсем недавно порошок казался ей отвратительным, как мел. А сейчас она не может обойтись без него, ждет своего утреннего порошка, потому что без него ей становится совсем плохо. Боюсь, что это дурманная трава.

Домовик расстроенно покачал головой.

– Что за записи, ты спросила у нее?

– Конечно, спросила, – кивнула Элина. – Главный священник говорит им какое-то слово, и они начинают видеть сны наяву. Вот эти сны они и должны записывать или рисовать. К сожалению, снов своих Ива совершенно не помнит.

– Сны наяву. И вызывает их, судя по всему, не порошок, потому что порошок они получают уже после, – пробормотал домовик.

Он довольно надолго замолчал, потирая лоб. Элина, так и не дождавшись от него каких-либо слов, снова заговорила сама.

– Завтра я собираюсь поговорить с Алеком. Поможешь мне?

– Конечно. Вот только, – домовик немного помолчал. – Завтра утром священники требуют, чтобы я пришел в их храм.

Он взял со стола письмо и дал ей прочитать. – Сегодня вручили мне. Не знаю, зачем я им нужен, но подозреваю, они что-то пронюхали про мои записи о библиотеке горных людей в пещерах Красных Предгорий.

– Почему ты так думаешь? – встревоженно спросила Элина.

– Потому что мои записи о пещерах и библиотеке в горах пропали, – домовик кивнул на стол, на котором ворохом лежали бумаги. – Когда я сегодня вернулся с кухни, бумаги на моем столе лежали в беспорядке, как будто кто-то рылся в них. А потом я обнаружил, что нет моих самых ценных записей. О пещерах и горной библиотеке.

Леонард вздохнул и встревоженно покачал головой, – Как только я завтра вернусь из храма с этой встречи, я сразу же разыщу тебя, и мы поговорим с Алеком, а потом отведем его на встречу с валгалианином и горным человеком. А пока … пока хочу кое-что показать тебе.

Домовик встал со стула.

– Ты знаешь, что именно мы, домовики, спроектировали замок, да? Так вот, в замке есть подземный ход, который никому, кроме нас, не известен. Мы о нем не имеем права сообщать степнякам, но я не могу не показать его тебе. У меня предчувствие, что я должен тебе его показать.

Они вышли из комнаты домовика в библиотеку, он подвел ее к одному из шкафов и сказал тихо:

– Видишь маленькую выпуклость, как будто плохо обработанный сучок на боковой стенке? Если нажать на нее, шкаф отодвинется, немного, но хватит, чтобы проскользнуть в подземный ход. Потом он довольно быстро сам закроется, поэтому все нужно делать очень проворно. Ход выведет тебя в овраг, довольно далеко от замка, но ты не заблудишься. Вот, собственно, и все.

Элина кивнула, но сердце ее тревожно сжалось. Домовики редко говорили о своих предчувствиях, но уж если говорили, то они всегда сбывались.

***

Ива дождалась того момента, когда её мать заснула глубоким сном и осторожно спустила ноги на пол. Заботливо поправила на матери сбившееся одеяло и осторожно провела рукой по её шелковистым волосам. Она проснулась от того, что с ней заговорил во сне голос, который она уже слышала раньше несколько раз, но совсем не тот, которым говорил священник. Не тот, который заставлял её делать странные вещи, которые она потом помнила очень смутно.

Этот новый голос был добрым, и совсем не казался страшным. Она пробежала глазами по вещам в своей комнате, но никого чужого в комнате не было. Села в кресло у постели и задумалась. Она смутно чувствовала чье-то присутствие, но чье?

Поднимая глаза к окну, её взгляд вдруг задел за что-то, что ее насторожило. Кукла. Прекрасная кукла, которую подарил ей Алек. Она сидела на полке с другими куклами, нелепыми тряпичными куклами, но её взгляд из-под полуприкрытых век был, казалось, направлен прямо на Иву.

– Это ты меня разбудила? – шепотом спросила девочка куклу.

– Это не она, – откликнулся голос, и Ива вздрогнула от того, что голос прозвучал у неё в голове.

– Кто ты? – спросила Ива, опустив голову и прислушиваясь к себе.

– Часть тебя, которую заставляют стать тобой, – ответил голос.

– Священники? – вздрогнув, спросила Ива. – Это ты снишься мне, когда священники заставляют меня писать и рисовать?

– Тебе снится лес. Черный Лес во времена своего могущества. Тот, откуда я родом. Священники заставляет тебя и меня что-то искать в лесу и записывать то, что я вспоминаю. Но я знаю, что мне нельзя служить священникам, а если я стану тобой, они заставят меня служить. Этого я и боюсь.

– Ты мой враг? – упрямо спросила девочка.

– Какая же ты глупая, – откликнулся голос. – Если бы я была тебе врагом, я бы стала уверять тебе, что я твой друг, ведь правда?

– Наверное, – откликнулась Ива. – Но тогда кто ты?