
Полная версия:
Записки из Чистилища
Лучинки, абсолютно сухие, звонко вспыхнули от пламени, объявшего газету. Истопник вернул мне свечу и закрыл дверцу печки. Пробравшись в угол нар, начал распаковывать принесённый с собой пакет. Из его недр появилась простынь (прикиньте, девочки… -простынь!), наволочка и ещё одна простынь. Пакет был размером со среднюю спортивную сумку.
Поэтому там ещё поместились и бутылочка винца с кое-какой провизией. И одноразовая посуда с ножом.
– Я занимаюсь спиртным, а ты, как хозяйка – закусью.
– Может, наконец-то познакомимся? – робко предложила я, – хотя я понимаю: секс – не повод для знакомства… но всё-таки общаться как-то удобнее, когда знаешь имя собеседника…
– От ведь, дурак-то я какой… совсем за всеми этими страшилками – угрозами о том, чтобы представиться-то я и позабыл… Виктор.
– Лёля.
– Как-как?
– Лёля. Оля.
– А-а-а-а… Олька. Так бы сразу и сказала. Романтичная ты барышня, Лёлька, – подсмеял меня Виктор.
Минут через 15 в комнатушке уже было гораздо теплее. За это время я настрогала колбасы, хлеба и свежих помидоров с огурцами и зубчиком чеснока, присолив слегка это блюдо, соорудив что-то подобие салата. А Виктор накатил почти по полному стакану вина.
– Ну что, Оля – Лёля, за знакомство!
– За знакомство, Виктор, – тоном приговорённой к смертной казни ответила я.
– Да расслабься. От этого ещё никто не умирал.
– Умирали. Я знаю…
– Ну это – если множественные порывы. И то – умирают уже от потери крови. Тебе это не угрожает, обещаю.
Выпили. Вино оказалось не самим плохим. Закусили.
– А как ты пьяным за руль-то сядешь? – недоумённо спросила я Виктора.
– Не боись. Вино у меня выветривается быстро. Наша автобаза – как раз на въезде в город по этой трассе. Завтра, то есть – уже сегодня – мне на работу во вторую смену. Так что единственное неудобство предстоит тебе – добираться на автостанцию своим ходом. Хотя… могу кого-нибудь из мужиков, выходящих на линию, попросить забросить тебя туда… не бесплатно, естественно.
– Не надо… сама доеду! – зло парировала я.
– Да шучу, шучу я. Неужто думаешь, что я совсем уж конченный негодяй?
– Не совсем, но конченный.
– Ха-ха-ха! – от души расхохотался Витёк, – ну ты меня и уморила. Тебе ещё не жарко одетой-то сидеть? Раздеться немного не желаешь?
Я уже действительно немного начала париться. Поэтому стащила с себя пальтушку и замерла, встав со скамейки, в поиске местечка куда бы её примостить.
– Давайте, мадам, я за Вами поухаживаю. Надеюсь, что Вы уже не мадемуазель?
– Расслабься, за совращение малолетней не посадят. Впрочем, и гордиться особо тебе тоже будет нечем: первым у меня, слава Богу, не ты будешь…
– Какие мы грозные… а ты погляди…
– Какие есть… не нравится – не кушай.
– Именно такие-то кусаки-забияки мне и по вкусу, – возразил мне мой спутник…
Налили ещё по стаканчику… закусили.
– Ты куришь? – спросил Виктор.
– Угощай. Надо же хоть чем-то себе себестоимость набить,
– И с чувством юмора у тебя неплохо. И это я люблю.
Закурили, не выходя из домика, использовав в качестве пепельницы найденную в углу комнаты чистую пустую жестянку из-под консервов.
Покурив, Виктор потянулся как сытый кот, отошёл в угол возле двери, спустил штаны, помочился в стоявшее там ведро и ополоснул свои причиндалы водой из чайника, стоявшего на плите и разбавленной из ведёрка с третьей стороны стола. Я его сразу как-то и не заметила.
– Иди, облегчись да подмойся, чтобы от тебя селёдкой не воняло, принцесса.
– Не хочу!!
– Иди-иди… полдня в туалет не ходила. Сдурела что ли?
Против разумного довода не попрёшь… Пришлось плюнуть на стыд – не выходить же на холодрыгу уличную ради этого, присесть над ведром пописать и тоже подмыться… Вот незадача: вытереться-то нечем…
– Рядом на гвоздике – туалетная бумага висит, – понял причину моего подвисания Витька, – и иди стелись. Время идёт.
В качестве туалетной бумаги использовались обычные, не туалетные, газеты… Н-да уж… Но всё же лучше, чем просто ладошкой.
Туалет провела, пошла стелить постель… Раскатав рулон, постелила предусмотрительно захваченную Витькой простынь, надела наволочку на единственную подушку и накинула вторую простынь, поверх которой уложила то, что по идее должно было служить одеялом…
– Ну-у-ус-с-с, мамзель, прошу в постель, – шлёпнув слегка меня по заду ладонью, в которой свободно поместилась моя ягодичка, скаламбурил мой весёлый насильник.
– Можно подумать, что у меня есть выбор, – огрызнулась я.
– Вот именно – выбор нулевой. Если не считать, конечно, ночное путешествие нагишом по осеннему лесу без элементарного умения ориентироваться вне городских знакомых улиц. А потому, рекомендую максимально расслабиться и получить максимум удовольствия, – на последних словах мужчина почти замурчал от вожделения.
Я так и поступила… Легла на импровизированную брачную постель на спину и вытянула ноги. Раз ему так хочется – пусть сам всё и делает. А я наслаждаться буду результатами его труда.
Витька улёгся рядом со мной на бок, лицом ко мне. Немного пододвинул меня к стене:
– Подвинься. Ишь, разлеглась как королевишна здесь.
– Сам сказал наслаждаться создавшимся положением. Вот я и наслаждаюсь.
– А ты – способная ученица. В свою пользу, – хмыкнул мужик.
Развернувшись на локте, перекинулся на меня. И начал нежно, почти невесомо меня целовать… Я такого не ожидала… Я уже приготовилась, что он с африканской страстью на меня набросится аки голодный лев… А здесь – такое…
Он касался губами моих опущенных век, носа и уголков моих губ… Нежно подхватил губами мою верхнюю губу, немного её пососал, выпустил на волю и впился в нижнюю… Сосал её, причмокивая, одновременно проводя по ней языком…
Я помаленьку, сама того не желая, начала возбуждаться… У меня участилось дыхание, руки уже не в состоянии были просто лежать на постели. Они словно крылья, сами по себе взметнулись на спину этому страшному человеку. Я очнулась, когда мои пальцы ерошили его буйную русую шевелюру.
А мой рот был занят тем, что сам в свою очередь то сосал его нижнюю, слегка полноватую губу, то облизывал его верхнюю моим горячим и умудрившимся пересохнуть от жажды (только вот чего я хотела? – пить или секса?) языком. Виктор стонал… От наслаждения или от боли желания – не знаю.
Он обхватил меня за талию и немного приподнял наверх, так, что я едва не коснулась головой раскалённого металла буржуйки. Пришлось подложить между мною и печуркой единственную подушку. В это время мой тиран уже терзал мои груди. Он мял их, сжимал обеими ладонями. Целовал соски, втягивая их по очереди в рот и щекоча их там языком… Слегка прикусывал так, что я от пронзавшего меня всю острого наслаждения выгибалась дугой ему навстречу…
Я всё глубже зарывала свои пальцы в его волосах… Мне хотелось проникнуть в его голову… Пальцы мои судорожно сжимались от наслаждения… Но вот Виктор опустился ещё ниже, к моему пупку… Вдохнул его запах… лизнул языком ямочку пупка… и… цепочкой поцелуев перебрался на мой заросший нежным пушком рыжеватых завившихся после того, как я подмылась. кудрями волос, лобок…
Я затаила дыхание… Втянула до упора в себя живот… Руки замерли на голове партнёра… А он просунул свои руки под мои ноги, которые уже сами собой, незаметно для моего сознания, слегка раздвинулись, развёл их шире и слегка согнул в коленях… И… зарылся лицом в мою писку.
Я не удержалась и вскрикнула. Он же продолжал безумства языка. Он вылизывал мой клитор, который набух и стал точной копией мужского члена в миниатюре. После обхватил его губами, сомкнул их плотно-плотно вокруг него и сильно всосал в себя… Я ахнула… Меня накрыло ощущение приторной пронзительной истомы, граничащей с болью…
Выпустив добычу из кольца своих губ, мой страж и мучитель слегка прикусил мой клитор зубами, одновременно щекоча его кончиком горячего и тонкого, словно у пресмыкающегося, языка… Я выгнулась дугой навстречу этому жалу и притянула голову Виктора к своему лобку что есть силы, снова вонзив свои пальцы в его шевелюру.
Мне хотелось сесть верхом на его язык… Но мужчина поменял тактику. Он ввёл свой язык в моё влагалище, а клитор стал теребить пальцами. Я елозила своей киской по его лицу. Как могла, сильнее прижималась к нему. Витька ввёл в меня сначала один палец, потом второй… но мне показалось этого мало и я выдохнула:
– Введи третий… я так хочу… я хоч-чу-у-у-у-у тебя-я-я…
Дважды повторять просьбу не пришлось. Вот уже три пальца массируют моё лоно… Через несколько минут я почувствовала, что большой палец его «рабочей» руки переместился на мою промежность, а затем – плавно – к моему анусу…
Я сжала сфинктер… Я ненавижу анал… Тогда Витька поднял мой таз повыше, закинул мои ноги себе на спину и… я почувствовала его язык на своей промежности… Аааах… это было просто восхитительно… Спустя несколько минут мужской язык коснулся моего ануса… Он нежно вылизал вход в мою запретную дырочку… Я почувствовала, как влажное горячее жало языка стучится внутрь… Он просился так нежно, так сладко, не переставая ласкать рукой мой клитор и массировать вагину, что я прекратила сопротивление…
Его язык победно скользнул в мою попочку… Я ахнула ещё раз… Мне понравилось его там ощущать… Мне захотелось, чтобы его язык вдруг вырос до размера фаллоса… Виктор с наслаждением трахал мой зад своим языком… Я извивалась под ним… И не заметила, когда вместо языка в моей попе оказался его палец… А язык снова ласкал мою девочку.
Он медленно и осторожно вводил и выводил из моего ануса палец… Туда-сюда, туда-сюда… Немного осторожно его там вращал… И снова туда-сюда, туда-сюда… Я была уже близка к оргазму, когда он ввел в меня второй палец… И снова туда-сюда, туда-сюда, вращение уже двух пальцев внутри моего ануса… Темп немного ускорился… Амплитуда увеличилась… Я почувствовала, как в меня входит третий палец…
Мне стало дискомфортно… Я попыталась вытолкнуть из себя его пальцы, вылезти из-под него, но не тут-то было… он лишь усилил одновременные движения пальцев внутри меня и щекотания языка… Я не понимала, что я ощущаю? – боль? наслаждение? стеснение? Ещё миг и я взорвалась криком:
– Да-а-а-а-а-а-а-а!!!
Виктор вылез из-под меня, впился в мои губы своими и… ввёл свой член туда, где только что были его пальцы… В мой многострадальный анус…
Я готова была заплакать… Мне было неприятно, дискомфортно, больно и обидно почему-то.
– Потерпи… чуть-чуть… девочка моя… я уже почти готов…
Он ввёл пальцы правой руки в мою вагину… И начал ими там шевелить. То поглаживал стенку промежности, то просто сводил и разводил их словно ножницы… А то сжимал их вместе и получившейся палочкой одновременно с хуем в моей заднице трахал мою пизду…
Как я ни пыталась не поддаваться его напору, но вскоре моё тело сотряс второй оргазм… Я просто кричала во всё горло. Благо, что нас никто не мог услышать:
– А-а-а-а-а-а-а!!!
Через мгновение хилую избушку заполнило рычание, которое впору бы пришлось гималайскому медведю… Закончили наши тела содрогаться одновременно…
Обессилив, мы оба вытянулись на спинах, прижавшись друг к другу… Разметаться не позволяли размеры нар. Немного отпыхавшись, я с ужасом поняла, что хочу… я снова хочу этого ублюдка, который по сути меня изнасиловал с применением угроз.
Но моё тело имело на этот счёт совершенно иное мнение. Более того. Я не только жаждала дальнейших ласк со стороны Виктора. Я очень хотела поласкать его сама. Я очень этого хотела… Не помню, по-моему, в психологии рассматривается что-то типа «синдрома заложника» – это когда заложник начинает оправдывать того, кто его захватил и даже жалеть преступника. Таким образом психика потерпевшего из последних сил пытается не улететь в даль неведомую…
У меня же пошло ещё дальше. Да оно и немудрено: ведь Витька меня не бил, не связывал… ну запугал словами… И то ведь неизвестно: пошёл бы он на самом деле на такое: я же ведь могла вполне запомнить номер его автобуса. Тогда уж ему надо бы было мне глаза повыколоть… А если я его запомнила сразу? – тогда и язык отрезать… Короче, я сглупила… А может, и нет: не факт, подобрал бы меня отсюда кто-то. И если подобрал, то неизвестно кто…
Одним словом, я перекинулась верхом на распластанного мужика, и, не дав ему понять в чём дело, сползла в самые его ноги, раздвинула их пошире и угнездилась, усевшись на колени, там.
Его член, уставший от недавнего обильного фонтанирования, опал и, опустошённый, лежал себе спокойно на левой стороне лобка. Он даже в таком виде был прекрасен. Витька оказался «обрезным».
По какой причине: то ли потому, что был мусульманином, то ли из-за соображений гигиены… А может- травму какую получил в детстве и повредил залупу – я не знала и уточнять у него не стала: от причины не менялась суть дела.
Хуёныш лежал, словно молодой опёнок, который растёт на стволе живого ещё, молодого достаточно, дерева. Его головка была до того мила, и беззащитна… Она словно маленькая медуза на скале, готова была в любой момент раскрыть свой зонтик… Я решила её опередить и потянулась к ней губами.
Головка уже успела обсохнуть. Слегка поцеловав красавицу, я высунула свой шаловливый язычок и задорно лизнула её в самый центр, туда, куда выходит мочевыводящий канал. В самую его сокровенную дырочку. Член на долю мгновения едва заметно вздрогнул и покачнулся, снова заняв прежнее положение.
Меня это прикольнуло, но не устроило абсолютно. Хмыкнув, я раскрыла губы и захватила лентяйку в их плен, всосав их в недра своего рта. Руки принципиально не пускала в ход. Мне не очень нравится послевкусие члена после того, как его потискают в руках… Вы уж, девочки, простите меня за тавтологию.
Удерживая головку во рту, я начала её аккуратно посасывать и одновременно щекотать языком. От такого проснулся бы и мёртвый. Но фаллос этого ушлёпка был мертвее всех их вместе взятых. Он не откликался на мои призывы и все мои старания реанимировать его естественные функции. Я начала понемногу звереть.
Как это? – на мои старания и не откликаться?? Не реагировать на мои суперэротические ласки?? Я не могла такого ему простить. Я с лёгкостью простила ему всё – и шантаж с угрозами, и похищение, а вот этого – не смогла… Как я удержалась от того, чтобы не отрезать ножом этот бесполезный кусок мяса – я не понимаю до сих пор…
Пока я тщетно пыталась раскрутить моего нежданного партнёра на ещё один заход, он, утомлённый вознёй со мной и винными парами (по-видимому, человек не особо пьющий), уже спал, мирно сопя как паровозик из Ромашково. Всё. Это было пределом.
Я слезла с него. Пошарила в его барсетке и найдя там листок бумажки с каким-то чеком и авторучку, написала на оборотной, чистой его стороне, записку:
СПАСИБО ЗА ВСЁ. ЖАЛЬ, ЧТО БЫЛО МАЛО. НЕ ИЩИ И НЕ БЕСПОКОЙСЯ – ЖАЛОВАТЬСЯ НЕ БУДУ. ВЗЯЛА НЕМНОГО ДЕНЕГ НА ПРОЕЗД. ЛЁЛЯ.
После чего, с чистой совестью вытащив червонец, подмылась, немного привела в порядок морду своего помятого лица, и, попытавшись смыть заодно и выражение разочарования, оделась. Посмотрев напоследок на спящего, я укрыла его подобием одеяла и бесшумно выскользнула на улицу, плотно прикрыв дверь лачужки. Там уже начинало потихоньку светать.
Стараясь не слишком шуметь и не хрустеть валежником, я потихонечку отправилась на выход из леса по дороге, что привела нас к этой заимке. Я шла и всё время вслушивалась: если бы я услышала шум мотора или голос проснувшегося мужчины, я бы немедля рванула бы в лес и затихла бы под первым кустом… Мне почему-то не хотелось снова оказываться с ним наедине.
Но Бог миловал, и я благополучно вышла на трассу, ведущую в городок. У меня вообще зрительная память весьма недурная, поэтому я перешла на правую обочину относительно города: чтобы тормознуть идущий туда автобус или машину. Ждать пришлось недолго: я увидела показавшийся из-за ближайшего поворота автобус, следующий из одной деревушки в районный город.
Взятые у Виктора деньги оказались как нельзя более кстати. Оплатив проезд, я с чистой совестью доехала до автостанции. Войдя внутрь здания автовокзала, я ощутила нехилый голод и направилась к уже знакомой стойке буфета. Купив бутылку своего любимого лимонада, я с наслаждением запила им остаток ночного пира и закусила солёным крекером. На ближайшие тройку-четвёрку часов голодная смерть мне не угрожала.
Первый «отбой» в клинике. Перерыв в рассказе
Лёльки.
– Отбой!! – гаркнувший, словно из рупора, голос охранника, стоявшего у меня над головой, заставил меня вздрогнуть и поднять на него глаза.
– Отбой, ты что, не слышала? – перешёл он сразу на панибратское «ты».
Осознав, что возмущаться ещё и по этому поводу будет лишь самой себе дороже, я сделала вид, что это хамство было исключительно с моего разрешения.
– Не слышала, – покаянным тоном призналась я. Рассказ Лёльки меня и вправду увлёк и отвлёк от действительности.
– Теперь уж точно услышала. На первый раз прощаю и отпускаю перед сном сходить в туалет. В следующий раз будешь терпеть три часа, хоть в постель мочись, поняла? – вполне себе дружелюбно закончил нравоучительную тираду санитар.
– Спасибо большое, – искренне поблагодарила его я и встала с кровати.
Вернувшись обратно, я застала своих соседок уже спящими. Мне ничего не оставалось кроме того, чтобы попытаться присоединиться к сопяще-храпящему и пускающему на все аккорды газы контингенту.
Я честно легла лицом к окну, свернулась калачиком и попыталась уснуть… Но не тут-то было. В голову лезли разные мысли, общей чертой которых я бы назвала их сексуальную негативность. Даже агрессивность. Я не сразу заметила, что кисти обеих рук у меня сжаты в кулаки до побеления костяшек пальцев. Из ладошек того и гляди грозила политься кровь.
Время тянулось мучительно долго. В здоровом состоянии, дома, я бы в это время суток ещё и не собиралась забираться в постель. У меня была бы самая активная фаза бодрствования. Если не тусня с друзьями-приятелями, то зависание в социалках – точно. И меня озарило: СМАРТ! У меня же с собой принесён ещё один, запасной, смарт!
Потихонечку, словно во сне, я немного отодвинулась к противоположному от окна краю кровати, засунула руку под матрас- благо – успела переложить смарт туда из кармана халата, слегка отстав под благовидным предлогом от своих новых подружак при предпоследнем походе в курилку-туалет.
Один из Церберов в белом это заметил, но я протянула ему пару сотен, и при этом с невинным видом попросила:
– Можно, я изредка буду подзаряжать аккумулятор?
Опешив от моей наглости, санитар проблеял:
– Можно, но не наглядно.
– Спасибо! – мило улыбнулась я в ответ.
Хотела было уточнить как это – не наглядно, но вовремя успела прикусить язык.
Поэтому сейчас я достала смартфон, уже не слишком опасаясь: взяточник был на месте, контингент – спал. Достала гаджет и, накрывшись с головой одеялом, подобрав под себя ноги, влезла в свои социалки. Громкость отключила. Немного, всего с часик там пошарившись, я ощутила резь в глазах: за очками не стала лезть, а без них яркий свет дисплея быстро ухудшил и без того не блестящее зрение.
Впрочем, мне этого и было нужно добиться. Спрятав снова (хотя, куда можно было что-то спрятать в психушке – непонятно) на прежнее место телефон, я, успокоенная, так и уснула на левом боку…
По-видимому, я здорово отлежала руку во сне, и она у меня окончательно онемела. Потому как проснулась я ещё до отбоя вся в холодном поту от своего первого сна на новом месте…
Я увидела себя маленькой девочкой в числе многих других детей на Новогоднем утреннике. То ли это был Детский садик, то ли – Детский Дом, а может – просто актовый зал санатория – не знаю. Детей было много. Они все были нарядно, красочно одеты. Здесь присутствовали и мишки с белочками, и снежинки с Котами в сапогах… Помню, увидела даже Джека Воробья.
Звучали весёлые аккорды Новогодних напевов. Кто-то пытался водить хороводы вокруг стоявшей в центре зала зелёной пушистой красавицы ёлки. Среди этой пёстрой и шумной толпы виднелись 5—6 инвалидных колясок…
И всё бы было ничего, если бы не одна особенность этого дитячьего контингента: они все, включая меня саму, были явными инвалидами… У кого-то не хватало руки, а то и обеих, у кого-то – ноги… Присмотревшись, я заметила, что в одной коляске сидело нечто с одной головой на торсе без рук и ног. Вообще… Эдакий «самоварчик»…
На более отдалённой от меня другой повозке восседала половина девочки: рука и нога с правой стороны отсутствовали полностью… От вида такого множества калек в одном замкнутом пространстве мне едва не сделалось дурно… Но и это ещё было не всё… Я вдруг осознала, что и сама принадлежу к их числу: во сне у меня отсутствовала ниже локтя левая рука…
Вначале я сильно напугалась, а после почему-то облегчённо подумала: «Ну и хрен с ней. Хорошо, что левая – она всё равно у меня была не совсем здоровая». Просто стоять в толпе и ничем не заниматься было скучно. И я снова продолжила рассматривать своих друзей по несчастью.
Как раз в это время от дальней стены в центр, поближе к ёлке, подкатили коляску с пацаном без обеих ног. Левой не было от самого паха, а правая отсутствовала, начиная с уровня чуть ниже колена. По пустому пространству, напоминающему коридор, взявшись за руки, заплетающимися ногами прошли сразу трое ДЦП-эшников. Они загребали своими нижними конечностями, умудряясь двигаться почти синхронно. Два мальчика по бокам и девочка между ними.
Видно было, что девочка страдала сильнее их: тонус мышц был у неё очень напряжён… Мальчишки как клешнями, своими пятернями, держались за её чуть приподнятые вверх руки со сжатыми судорожно кулаками. Она не волочила ноги, а резко выбрасывала вперёд и вверх свои острые худющие коленки, всем телом содрогаясь в унисон с шагами…
Мы явно кого-то ждали… Но тот или те кто-то не спешили появляться. Тем временем, мимо меня продефилировали несколько даунят. Одна девочка была даже красивой. Её диагноз был почти незаметен. Она улыбалась всем окружающим так, словно хотела одарить их солнечными зайчиками. А ведь у неё не было правой руки по самое плечо, и левая нога подозрительно не желала шагать ровно.
У ещё двоих Солнечных мальчиков отсутствовали кисти левых рук. У обоих. Симметрично… Я вздрогнула. Наконец-то я увидела тех, кого мы ждали. Под дружный смех и топанье – хлопанье: каждый издавал звуки уцелевшими конечностями, в освещённый юпитерами круг возле самой ёлки вышли Дед Мороз и Снегурочка. Они были бы прекрасны, если бы не одно незначительное «но»: у Деда не хватало правого глаза и левой руки до середины предплечья – это явно показывал пустой рукав его алого с белым полушубка, заправленный в карман.
А, одетая в цвета летнего неба полушубочек, Снегурка грациозно вышагивала одной правой ногой. Вместо левой у неё был костыль, которым она управлялась так, как некоторые не управляют
здоровыми ногами. Когда я это рассмотрела, то едва не упала в обморок.
После, как зачастую бывает во сне, картинка внезапно поменялась. Я уже не видела этой тусовки глубоких инвалидов. Пропала и ёлочка в шарах и гирляндах… Не было вообще этой залы. От слова «совсем» не было… Но были ОНИ… Дед Мороз и его Внученька. Я оказалась в какой-то полуподсобке или гримёрке… Точно я разобрать не смогла…
Грязные замызганные шторы на не мывшихся уже не один год окнах… Старое, с наполовину оползшей амальгамой, зеркало, встроенное в антикварный по возрасту и помойный по виду трельяж, точнее – в среднее из трёх гнездо для зеркал… Пыльная лампа под высоким закопчённым табачным дымом потолком… У стены, оклеенной выцветшими и полуоборванными обоями – маленький, с продавленным сиденьем и разорванным передним валиком, диван…
И на этом диване творилось что-то мерзкое в своей сакральности… Два изуродованных тела пытались сношаться… Иногда у них это даже получалось. Оба были пьяны как сапожники… Перегарный смрад плотной пеленой висел в помещении. Меня едва не вырвало… Силу воздействия аромата сивухи усиливало само действие.
Та, что играла роль Снегурочки, совершенно оголённая, лежала на своём голубом одеянии поперёк дивана. Её единственная нога в поперечном шпагате лежала почти на самой подушке в замызганной и не стиравшейся как минимум полгода, наволочке. Её лобок был чисто выбрит… Не видно было ни волосинки, ни пенёчка от них…