
Полная версия:
Записки из Чистилища
Будни нашего дурдома
На первый мой день в этом чудненьком местечке никаких иных интересных вещей со мной не произошло. Мы провалялись до ужина в кроватях. Хорошо, что я набрала с собою книг. Если дела пойдут таким образом, они уже через неделю у меня закончатся… Придётся просить родичей, чтобы снабжали литературой.
После ужина ещё раз сходили покурили. Интересно всё-таки устроено человеческое общество. Никотин – яд. Вроде как идёт борьба с курением в общественных местах.
А в больницах дымят как паровозы. На заводе перекур – святое дело. Когда я работала на заводе по производству белой техники, нам не разрешалось даже в свободную – не по нашей вине – минутку, посидеть и почитать книгу или газету.
А в курилку сходить – Бога ради. И никто не имел права курящих оттуда растурить или наказать за курение. А вот за чтение на рабочем месте огуливали только так…
Немного меньшей радостью для пациентов была кормёжка. Вообще, приём пищи в психбольнице – маленький праздник. Правда, в нашей палате я этого не ощутила, потому что есть нас не выпускали в столовую вместе с остальными пациентами.
Мы были временными (в большинстве) изгоями местного общества. Карантинниками. Пищу нам привозили прямо в палату. И поглощали мы её в поле зрения всё тех же санитаров – охранников.
А вот позже, когда меня перевели уже на постоянное место «жительства» – лечения – в дальнюю от входа, возле самого туалета, палату, я вполне насладилась этим скромным праздником местной жизни.
Чего стоило само стояние в очереди, неспешное продвижение к окошку раздачи, занятие места за столом, расстановка чашек и кружек на нём…
Сам по себе процесс рассаживания за эти столы, каждый из которых был накрепко прикручен уже знакомыми болтами… А как весело было стучать ложкой по железной миске, требуя добавки.
Иногда эта какофония переходила во что-то, напоминающее бравурный марш или симфонию надвигающейся бури…
Насытиться тем, что в этом заведении называлось едой с непривычки после нормальных домашних харчей большинству страдальцев было нереально… нет… сами по себе продукты были не хуже, чем в обычных российских стационарах… Но, ёлкин… соли-то почему они так жалеют? Постно-пресная жратва лезла в горло лишь тем, к кому вообще никто не приходил и ничего не передавал… И то они старались хоть соли у соседок выпросить.
Итак… насытившись (я в первые дни ещё способна есть такие «яства») и выкурив по последней сигарете, мы снова расположились на своих лежбищах… Моя кровать оказалась поблизости от спальных и дневальных мест Лики и Лёльки. С Ольгой мы лежали голова к голове.
– Светик, – позвала меня наша Профессорша, как я уже окрестила про себя Ольку.
– Ась? – отозвалась я.
– Пока до отбоя время ещё есть…
– А во сколько здесь отбой-то? Что-то я позабыла разузнать.
– В 21—00 начинаем укладываться, а в 22—00 гасят свет, оставляют только дежурные лампочки в коридоре и на посту- чтобы голову не сломали по пути в туалет.
– А что, эти громилы и по ночам здесь стоят? – недовольно покосилась я на санитаров, которые присели на стулья возле выхода, утомившись стоять.
– А ты как хотела? – ночью-то они и нужны больше всего… Вдруг ты под покровом темноты вздумаешь перепилить решётки на окнах.
– Это, интересно, чем? – опередила меня Лика, взгромоздясь на кровать Лёльки позади неё.
– Как это – чем? Странные вы, девочки, – притворно удивилась Лёлька, – зубами, естественно.
– ????
– А что, они у тебя не металлические что ли?
– Аааа… ну даааа… – протянула я, не в силах поддержать смехом несмешную шутку, – в самый раз только решётки ими перекусывать.
– Не перекусывать, а перепиливать!! – повысив голос, возразила Лёля.
– Перепиливают пилами, – парировала я.
– Успокойтесь обе. Перетачивать, – снова вмешалась в диалог Лика.
Не выдержав, мы закатились от смеха. Он едва не перешёл в гомерический хохот, но, едва посмотрев на наших телохранителей и встретившись с одним из них взглядом, мне махом перехотелось смеяться. Дядя намеревался шагать к нам… и не с пустыми руками… В руках у него явно что-то было…
– Девки, ша!! – я стукнула одновременно по спинам обеих, – к нам Цербер направляется… И у него что-то в руках…
Лика выглянула из-за спины Лёльки.
– Оооо… это- верёвка и кляпы…
– Он что, любитель поиграть в садо-мазо? – невинно спросила я.
– Ага… Тематик… на общественных началах… Слышала о таких?
– БДСМ здесь? Ты издеваешься?
– Шучу. Просто шучу. Но связать могут вполне. Если понадобится успокоить. Обычно, правда, смирительную рубашку применяют… Но к кровати могут и бельевой верёвкой примотать, если специального пояса под рукой не окажется. Не бойся… Он просто пугает… Чтобы перед сном не особо «расходились».
– А-а-а. Ну спасибо, что успокоила… А то я уже и спать как-то опасаться начала.
– Вот для этой цели нас в это чистилище и бросили.
– ??? – снова не поняла я.
– Они с недельку понаблюдают за новенькими, то есть – и за нами тоже, и раскидают по палатам…
– Ага… это как по клубам по интересам?
– Ну да… Кстати, они стараются селить подружившихся рядом. Меньше хлопот. А то будут по отделению по ночам шмыгать друг к другу.
– А откуда ты всё это знаешь? – недоверчиво спросила я, – ты же вроде почти со мной одновременно сюда пришла.
– В этот раз – да…
– Что значит – в этот раз? Ты что?..
– Ага… уже по пятому кругу… – печально подтвердила Лика…
Я округлила глаза…
– Но почему?
– Рецидивы… Диссоциативное расстройство идентичности… в быту часто называемое раздвоением личности… У меня, их, этих личностей, правда, немного поболе будет… Так что, вернее сказать – расщепление личности…
– Так у тебя шиза? – слегка отстраняясь от подруги, спросила Олька.
– Нет… врачи говорят, что к шизофрении это не имеет никакого отношения.
– Бедная ты… так мучиться… – вздохнула я.
– Да я в принципе не очень мучаюсь… Самое плохое то, что когда одна альтер-личность уступает место другой, я напрочь забываю, что со мной происходило во время царствования первой… Вот сейчас я – Лика… А ещё во мне живёт чумовой парень Стас и тупая нахрапистая тётка Марфа с одной рукой.
– Так ты их помнишь? – радостно воскликнула Лёлька.
– Если бы… Это мне рассказывают, когда я снова становлюсь Ликой…
– Кто рассказывает? Врачи?
– Врачи и мама… Я её едва… точнее не я, этот сукин сын Стас едва её не убил в последний раз…
– Ну ладно тебе о печальном на сон грядущий… Давайте я вам лучше об опасности гомерического смеха расскажу, – предложила Профессорша.
– А что, хохот ещё и угрожать чем-то может? – в два голоса спросили я и Лика.
– О-о-о-о… Ещё ка-а-а-а-к может… Слушайте, детишки… Этот мой рассказ не найти вам в книжке.
– Светкааа… ты глянь – наша заумная-то стихами заговорила, – восхитилась Лика.
– Профессорши – они такие.
С той поры Лёльку начали называть именно так.
– Так вы слушать будете или как? – немного обиженно спросила Оля, – я им самое сокровенное, можно сказать, рассказать хочу, а они…
– Слушаем, слушаем, Оленька. Прости нас. Ну что с дурочек взять можно? – ласково погладив собеседницу по головушке как маленькую девочку, утешила её Лика.
Рассказ Лёльки
– Итак… на дворе стояла… блин… тоже осень. Только Золотая. Самое её начало. Хотя нет… начну иначе. Всё началось после выпускных экзаменов в средней школе. Закончив школу со средним баллом в аттестате 4.5, я сразу же приступила к подготовке к поступлению одновременно в два ВУЗа – в фармацевтический и в библиотечный… Решила, что уж в один-то из двух я непременно поступлю.
Готовилась я со всей серьёзностью. Старалась запомнить всё. В принципе мне учёба давалась не очень тяжело. Да и школьная база была хорошим подспорьем.
На первый год случилось так, что я провалилась… Да-да! я не поступила ни в один из выбранных институтов. В библиотечный я не добрала одного балла – переволновалась и написала сочинение на «хорошо», а на фармацевта мне не хватило целых двух… То же – сочинение и подвела химия…
Сказать, что я была расстроена – это значит не сказать ничего… Но дома решили, что я получше подготовлюсь и попытаюсь на второй год. А пока немного поработаю в школьной химлаборатории.
На следующий, этот – год, всё повторилось снова. Я опять не смогла поступить ни в один из институтов… Но мне совсем не хотелось терять ещё и этот год… А здесь неподалёку есть колледж. Очень хороший колледж. Он раньше техникумом был. готовят в нём техников- агро- и метеорологов. Интересные специальности.
А уж местность – и вовсе волшебная, чарующая… Колледж этот расположен на территории бывшей графской усадьбы. На самом берегу русской реки Оки. Графский парк, точнее – то, что от него осталось – уступами спускается к самой кромке воды… остовы фонтанов и самого графского замка… Полузатёртые фрески внутри… ореол таинственности… Какой-то полумрачности.
Рядом с нами – небольшой посёлочек с настоящим деревенским магазином… Вверх по течению, километрах в10 – районный городок. К нему можно было добраться на редко ходящих автобусах. Но мы обычно «голосовали» работающие в местном карьере, где добывали ценную и редкую чёрную глину, КАМАЗы. Или же – наш техникумский, покрытый брезентом ГАЗон, по типу военного, на котором мы ездили на покорение трудового фронта. На уборку картошки, то бишь.
И всё это утопало в лесах… Стоило прогуляться пару километров по широкой грунтовой дороге в лесном массиве, как ты оказывался уже на территории соседней области.
Я сдала документы на агрофак. У меня их взяли безо всяких препонов и без экзаменов я была зачислена на 2 курс. Учиться надо было всего 2 с небольшим года.
При расселении я попала в комнату с ещё 3-мя девчатами. Две были из Республики Коми, одна – из соседней области. Я оказалась постарше своих соседок на полтора года.
До начала занятий оставалась неполная неделя. Мои соседки были ещё совсем детьми. По вечерам – из общаги – ни-ни. А меня словно подрывало. Едва опускались августовские сумерки, как я одевалась, просила у девчат что-нибудь из косметики: своей краситься постоянно было просто неинтересно.
Просила таким тоненьким дурашливым голоском… самой было противно, и соседки недоумённо на меня поглядывали… Но разрешали попользоваться. А я таким образом просто свой неудобняк маскировала: не люблю ни у кого ничего просить… стыдно…
Накладывала сей немудрённый макияж и выходила в ночь… Там, чуть подальше от корпусов общаг, густые заросли кустарника почти с меня ростом были. А в соседней общаге жили взрослые мужики: слесари, плотники… моим-то деткам они сто лет не были нужны… Впрочем, как и детки мужикам: ещё срок за несовершеннолетних получишь… А мы – как кошки мартовские – на случку…
Но однажды меня едва не выследила одна из «комячек» – наиболее боевая… Но мне удалось запутать следы в зарослях, притаиться на время, а затем дальше продолжить свой путь к заветному призу. На сей раз это был плотник.
А вот этот эпизод я знаю лишь со слов соседок по комнате… У нас в двери был «английский» замок. Но открывался он в противоположную от большинства замков сторону. Короче… проснулась я ночью сходить в туалет… Подхожу к двери… пытаюсь открыть замок… тщетно… Я его и так, и сяк – бесполезно.
Слышу голос всё той же активной «комячки»:
– Лёль, он в другую сторону открывается!!
Бесполезно… Крутила-крутила. Плюнула и улеглась спать, решив, что не обоссусь до утра.
Утром просыпаемся. Девки дверь открыли. И ночная «хохмячка» интересуется:
– Лё-ё-ё-ёль, а, Лё-ё-ёль… ты что, лунатик?
– Это ещё почему? – обиженно рыкнула я, вернувшись из туалета, наконец-то там облегчившись.
– Ну как – почему? – я тебе шумлю: крути в обратную сторону, а ты не слышишь, позабыла как замок открывается…
– Вообще ничего такого не было, – заявляю я.
– Это как это- не было? Мы видели.
И здесь я выдала:
– Я же не говорю, что вы по ночам по карнизам гуляете.
НЕМАЯ СЦЕНА…
Прошли пара дней. Нас переселили в другую… так и хотела сказать- ПАЛАТУ- комнату. Большую такую и светлую. Окно выходило на вход в общагу. рядом с которым была могила неизвестного советского лётчика, погибшего здесь ещё во время ВОВ… Да, забыла сказать: общаги – их 3 штуки на территории студгородка – все двухэтажки. Мы на втором этаже располагались.
Короче, въехали… И решили сделать небольшую перестановку. Сдвинули две кровати вместе – получился такой немаленький себе сексодром. А в головах поставили третью. На сдвинутых решили спать мы втроём: я и две подружки из Коми. Наша одиночка улеглась у нас в головах.
А был это канун 1 сентября… «Уж небо осенью дышало…» Но цвета оно было ещё пронзительной голубизны… Листва только-только собралась менять свой окрас… теплынь, красотень… Короче – кайф полный.
Приготовили на утро себе сумки с тетрадями и ручками и завалились якобы уже спать, но надо же перед сном поболтать-то… А то ведь дня-то явно на это не хватило… Слово за слово перешли на анекдоты… Травим по очереди. Хохот стоит гомерический. А если учесть, что комната пустая – эхом усиливается всё в разы.
Звучит очередной анекдот про Бабу Ягу… Не помню содержания, но хорошо запомнилось, что заканчивался он упоминанием курьих ножек… Что нам показалось в этом смешного – понятия не имею, но смеялись мы долго. Да ещё «головная» наша бросила эдак начальственно: «Будут вам гусиные лапки, только давайте спать, а то утром не проснёмся!!»…
Это оказалось последней каплей… У меня началась форменная истерика… Я бы рада была остановиться, да они-то не утихают… А я уже закатилась… всё… в голове шум и звёзды… Дальше уже ничего не помню… Когда в себя меня всё-таки привели, сказали, что я перекатилась на ту соседку, что слева от меня лежала и начала её душить… По-видимому, имитировала добрую бабушку ягушку… И всё это – не прекращая хохотать…
Одним словом… На следующий день сразу по возвращению с занятий мои мадамы пошли к коменданту общежития и уломали её пересилить их в другую, угловую. комнату… Меня оставили в этой одну до приезда девчонок со старшего, третьего курса.
Всю неделю мне даже это нравилось. Никто не указывает в какую сторону крутить замки, никто не следит куда и с кем я ухожу до самого отбоя (отбой у нас в 22—00 тоже был, как и здесь. И после отбоя общага закрывалась на ключ. Все опоздавшие обязаны были писать объяснительные. Поэтому проще было вообще не приходить до утра.).
А в пятницу, зайдя после занятий в магазин, и купив там симпатичненький такой арбузик, я принесла его в свою комнату, поставила в тарелке на стол, стоявший в самом её центре, прилегла на кровать… А после… решила устроить себе весёлый уик-энд.
Не оповестив никого – я же была на всех обижена, позабыв закрыть дверь в комнату, я вышла из общаги и отправилась на остановку… дождалась автобуса… доехала до автостанции… Купила билет на последний рейс в соседнюю деревушку, которая располагалась уже в соседней области.
При посадке оказалось, что из пассажиров – я – одна. Но меня это ничуть не смутило. Зашла, отдала билет и уселась на самое переднее место. За всю дорогу до места назначения в салон вошли три человека. Двое вышли на предпоследней остановке. Один – крупный такой дядька, чем-то смахивающий на брата – партизана – на конечной.
Я тоже вышла с ним… Уже почти ночь… Холодает… К самой остановке подступает граница леса… опушка уже не просматривается в тени сосен. Дядька так плотоядно на меня посмотрел… едва не облизнулся смачно и спрашивает:
– Не боишься одна-то идти? А то давай- провожу…
Я замялась, напряглась… весь мой пыл и азарт пропали…
– Н-н-не-е-е… спасибо… не нужно. Я как-нибудь сама.
– Ну смотри… Ты это… заходи если что… Я здесь постоянно бываю… в леску…
Я пулей кинулась в кассу. Благо, она ещё не успела закрыться. И купила билет на обратный рейс. До отправления у меня было ещё немного времени. А есть захотелось уже жутко.
Тем более, что «лесной человек», как я про себя окрестила приветливого доброжелателя, внушил мне безотчётный страх, который ещё усилил голод. Хотя я даже самой себе не призналась бы в том, что была напугана и была хоть пешком в ночи топать, лишь бы убраться подальше от этой деревеньки, её лесочка и полубезумного егеря заодно. Смотрю: на автостанции буфет работает. Ура! Что-что, а кошелёк с наличкой я не позабыла с собой прихватить.
Подхожу к витрине… ба, а там – «мой» шофёр!! В ту минуту он мне показался Робин Гудом, спасающим Красавицу от Чудовища.
– Девушка, Вы всё ещё здесь? Я думал, что Вы уже давным-давно дома сидите и чай с малиной пьёте.
– Как видите- вместо чая с малиной сейчас лимонадику выпью и бутербродиком с колбаской закушу.
– Что так? Неужто дома нечего поесть? – сокрушённо спросил водила.
– Дома-то есть… Да дом в совсем другой стороне…
– А здесь тогда что делаете на ночь глядя? Если не секрет, конечно.
– Не секрет. К подруге приезжала. Та пообещала встретить с мужем на машине. Да вот… что-то не срослось…
– Так позвоните ей.
– Телефон оставила в общаге…
– Давайте я Вам свой дам, – не унимался добряк.
– Не стоит… я не помню её телефона. Лучше я вернусь обратно. Я уже билет купила.
– О! Значит, снова вместе, снова рядом! – обрадовался водитель, – не опаздывайте – отправляемся через 15 минут. Жду от силы минут 5…
– Я не опоздаю.
Перекусив, я повеселела. Даже холодный лимонад согрел мой голодный и продрогший от осеннего уже озноба желудок. Выйдя на посадочную площадку, увидела стоявший там уже знакомый мне автобус и с наслаждением забралась в его тёплое чрево. Сразу потянуло в сладкую дрёму.
Очнулась я уже в незнакомом мне месте. Автотрасса. Через кювет – очередной всесущий лесочек. Метрах в 100 от автобуса – плавный поворот налево, ведущий на грунтовую дорогу, поворачивающую в этот самый лесок.
– Ну что, принцесса, проснулась? – шофёр стоял надо мной улыбающийся.
Только вот улыбка его была… не та… не открытая и дружелюбная… Она больше смахивала на оскал хищника… У меня внутри всё сжалось даже не в комок, в горошину… Сжалось и похолодело…
– Чего молчишь? Или совсем замёрзла? Так я вроде старался, печку не выключал, тебя согревал, – продолжал мужик.
– Да нет, спасибо… всё в порядке… отогрелась…
– Это уже хорошо. Для тебя – как минимум, – усмехнулся собеседник.
– Н-н-надеюсь – неплохо, – уже начала запинаться я.
– А чего это ты вдруг заикаться начала, словно я тебя чем напугал? Всего пару часов назад ты меня вроде не боялась…
– Да я и сейчас Вас… тебя вроде не боюсь, – попыталась соврать – только не знаю кому больше – ему или самой себе, я.
– Ага… только зубы морзянку отстукивают, да? – уже не сдерживал он смеха.
Я промолчала. Он подсел ко мне, обнял одной рукой. Второй начал расстёгивать моё полупальто. Я вообще не реагировала на это. Никак.
– Слушай сюда, девочка. Если ты не против немного расслабиться, то мы сейчас заедем вот в этот лесочек; там есть сторожка брошенная. Растопим печурку, расстелем постельку… и все дела. А утром на работу отправимся. И я тебе подкину на автостанцию.
– А… А если я против? – нашла я в себе смелости спросить.
– Нууу, если Ваше величество против… Что же… я не смею Вас насиловать, и мне придётся несолоно хлебавши вернуться в город в автопарк. Но не могу же я притащить туда постороннего человека, да ещё даму? Придётся высадить тебя… здесь…
– А… почему здесь, а не в городе? – не унималась я.
– Как это почему? – недоумевал мой недавний спаситель от безумного егеря, – должен же я себе доставить хоть самое маленькое удовольствие за недавно содеянное доброе дело по избавлению красавицы от лап лесного чудовища. А то в следующий раз и стимула никого спасать не будет…
Я испуганно моргала, хлопая ресницами, как ночная бабочка крыльями.
– Да не пугайся ты так, – «утешал» меня мой мучитель, – здесь оживлённая трасса. Неужели ты решила, что я тебя в глухомань увёз. Машины так и жигают…
А за всё время нашего разговора не проехали ни одна. Ни в какую сторону…
– Ночью подобрать стоящую голосующую голую девушку – это дело святое.
– П-п-п-поч-ч-чему го-голуюю? – уже подвывала я от объявшего меня ужаса, – я…я…я…я в од-д-деждеее.
– Так я же тебя, деточка, раздену… чтобы большее удовольствие получить, – снова ухмыльнулся водила. И да… я не могу поручиться, что отвезут они тебя к маме-папе… или хотя бы в больничку, – уже с нотками сочувствия закончил он свою реплику.
Я с бешенной скоростью взвесила все открывающиеся перспективы и решила сдасться на милость этому чудовищу…
– Я.. я.. я согла-а-а-асна-а-а… – проблеяла я.
– О-о-о-о-й… а голосок-то как колокольчик, – продолжал он надо мной издеваться, – и на что это наша мамзель только что согласилась?
– На твоё предложение, – внезапно прекратив дрожать и обретя свой нормальный голос (чему быть – не миновать), – ответила я.
– На которое из двух?
– Блядь, едем в сторожку!! – уже рявкнула я.
– Заметь: это предложила ты сама, – мурлыкнул, как кот, обожравшийся сметаны, этот змий… не искуситель, нет… змий – душитель.
Минут через 10 мы были возле сторожки. Накатанная колея к самой двери домика говорила о том, что мы здесь будем не первыми и не последними скорее всего «любовниками». Не знаю – остальные пары здесь на таких же условиях себе развлекалово романтическое устраивали?..
Выпустил меня мой временный тюремщик из автобуса первой – а чего ему было бояться? – коли убегу – поймает тут же, да и не стал бы он щемиться по подлеску меня вытаскивая – парень и так уже достаточно прикололся и насладился произведённым на меня эффектом. Это я уже сейчас понимать начинаю. Но и бежать мне было гораздо опаснее, чем оставаться: тогда мне мой инстинкт самосохранения так говорил.
Мой спутник открыл дверь сторожки и пропустил меня внутрь со словами:
– Аккуратнее, не сломай себе шею. Я не хочу щемиться по лесу с целью поиска местечка, где будет удобнее закопать твой труп.
– Весельчак хренов, – огрызнулась я.
– О, к тебе, по-моему, вернулась жизнь наконец-то!! Значит, остаток ночи пройдёт не столь сумрачно, как я уже начал опасаться.
Немного присмотревшись и привыкнув к темноте, я увидела в маленькой комнатке этого человеческого жилья стоявший возле окна с чудом не разбитым стеклом небольшой столик с парафиновой свечой в жестяной банке, игравшей роль подсвечника.
Осторожно, с вытянутыми вперёд руками, как неожиданно ослепшая, я прошагала к нему. Впрочем, «прошагала» – это слишком громко сказано. От двери до окна было-то всего шагов 5—6. не больше. А до столика- и того меньше.
Со стороны противоположной от входа стены избушки столик упирался в довольно-таки широкие деревянные нары. Нары, в свою очередь, почти вплотную стояли к металлической печке «буржуйке».
– Ты пока зажги свечу, а я выйду за дровами. Не паникуй – здесь недалеко. Я скоро, лишь валежника наберу, а то здесь мало, а надо будет оставить и тем, кто прибудет сюда после нас.
Я даже на слух поняла, что сейчас мой компаньон улыбался прежней своей, доброй улыбкой. И потому совсем расслабилась и успокоилась. Действительно: почему мне отказываться от подаренной романтики? Когда ещё я проведу такую безумную ночь с незнакомым мужчиной в лесной сторожке сентябрьской ночью?
Присела на стоявший с другой стороны стола деревянный табурет, зажгла лежавшей возле импровизированного подсвечника зажигалкой свечу. Стало немного поуютнее. Увидела свернутую и упакованную от сырости и мышей в полиэтилен постель, состоявшую из сплющенного – ну прямо-таки как здесь – матраца и чего-то, отдалённо напоминающего одеяло. В центре этого рулета торчал уголок небольшой подушки.
Вскоре вернулся водитель с охапкой толстого валежника. Бросил его возле печурки и вышел снова. Через пару минут вернулся с ещё одной вязанкой и каким-то пакетом в свободной руке. Сбросил и эти дрова на пол. Присел на корточки перед печуркой.
– Посвети мне свечой, а то не видно.
Я повернулась в его сторону и протянула руку с горящей свечой в его сторону. Чугунное нутро буржуйки осветилось пламенем. Мужчина выложил часть дров в пасть печурки в виде заготовки для костра и подложил внутрь откуда-то вытащенную смятую газету. Подпалил её от взятой из моей руки свечи и легонько придавил несколькими лучинками, лежавшими здесь же, когда мы только прибыли в сторожку.