За туманными вратами

– Про ракшасов… это… – рука дяди Яша дрогнула, и на стол упала капля чая, – Это уж совсем ерунда. Один недалекий сказал, другой повторил и дальше понеслось. А ты слушаешь. Ты сам-то видел?

– Нет, но это не значит, что ничего не было, ага. Не ракшасы, конечно, но что-то было.

– Да брось! Не бери в голову. Ты же доктор! – дядя Яш расстегнул верхнюю пуговицу рубашки, – А если и предположить, что кто-то к ним заглядывал в окно, так тем более не лезь – жди комиссию. Они разберутся.

– Да в чем они разберутся-то? – дядя Раджив с грохотом поставил чашку на стол, – Ты же бизнесмен и знаешь, как они там разбираются. Впору бить тревогу, а они молчат и все скрывают от общественности. Никто в мире не знает, что у нас происходит. А тут дети. Как же просто сидеть? – вдруг он подскочил на стуле так, что тот чуть не перевернулся, – А знаешь, что я думаю? А не пойти ли нам к Кашьяпу? И как я раньше не сообразил, ага!

– Да ну, что может этот старик? – дядя Яш махнул рукой, – Он давно впал в маразм, и ему уже не выбраться. Сидит на берегу Бхагирати и мух считает.

– И все же! Думаю, стоит попробовать.

– Я тебе, конечно, не указ, дорогой друг, но по-прежнему считаю – надо ждать комиссию. Не лезь ты в это!

– Исключено. Завтра же в лесную хижину, ага.

– Что ж, как знаешь, – дядя Яш пожал плечами, – Обращайся за любой помощью и обязательно, слышишь, обязательно держи меня в курсе.

– Ага, – ответил дядя, отпив наконец чая.

– Мила, скажи-ка мне, девочка, – дядя Яш посмотрел на меня, – Может, завтра с Виром погуляешь? Он тебе город покажет.

Предложение настигло меня врасплох. Погулять с Виром? Только не это! Не говоря о том, что я его боялась и чувствовала себя рядом с ним совершенно некомфортно, так еще и ситуация с Даной не располагала к прогулкам.

– Пока я не могу, – сказала я, – Может, позже.

– Не отказывайся. Он такие места знает!

– Да разве ей до того? – сказал дядя Раджив.

– Она ничего не сможет сделать, – дядя Яш отпил чая, – Сама еще ребенок. Пусть развеется.

– Просто… Дело в том… Мне надо много работ нарисовать до сентября. Задание такое. – соврала я.

– Ведь не будешь же ты рисовать круглосуточно, – дядя Яш улыбнулся и добавил: – Подумай.

Я кивнула, не желая продолжать разговор, но думать вовсе не собиралась. Не хватало только этого Вира! Никуда я с ним не пойду.

Облегчение, которое я испытала, когда гости засобирались, сравнимо только с внезапно отмененным школьным экзаменом. У порога Вир вынул телефон из кармана, уронив серый сверток на столик у входа. Из ткани выпал толстый браслет, похожий на золотой, прокатился между статуэтками богов, врезался в окно позади столика и с шумом упал.

Вир украдкой от всех заглянул мне в глаза, поднял браслет и вышел.

С деревьев во дворе шумно взметнулись птицы.

***

Итак, было решено навестить местного мудреца – Атхарву Кашьяпа. Он жил в лесной хижине к востоку от Дехрадуна вместе с внуком. Десять лет назад мудрец потерял жену и детей в автомобильной аварии и с тех пор посвятил свою жизнь медитации и поискам ответов. Иногда мудрец уходил в горы, где оставался один, словно отшельник, среди озер, ручьев, заснеженных вершин и облаков.

Дядя Раджив обещал взять меня с собой.

Вечером на первом этаже загорелись разноцветные лампады, и в тот же миг на кремовых стенах вспыхнули пестрые отблески. Я посмотрела в окно – горы утопали во всепоглощающей темноте. День заканчивался, но, не смотря на усталость, спать совсем не хотелось.

Наверху тетя Вера устроилась рядом с бледной Даной, протерла ее ароматным отваром и поправила одеяло. Соня разложила травы вокруг кровати. Дядя Раджив заварил всем чай с кардамоном. А я почувствовала себя совершенно бесполезной.

Когда дом затих, я ушла к себе. Остановилась посреди комнаты – что-то казалось неправильным. Осмотрелась. Не хватало любимой птички! Я поискала на кровати, заглянула за штору, посмотрела на прикроватной тумбочке, в платяном шкафу и даже под кроватью – Пернатый исчез. Испуганная, я выскочила из комнаты, разыскала тетю, но она ничего не видела, как и все остальные. Подавленная, я вернулась в комнату.

Перед сном я подошла к открытому окну. Над пропастью висела огромная луна, а среди гор змеей извивалась река, поблескивая в холодном сиянии и теряясь в лесу. Словно шпионы, в темноте сновали птицы, изредка разрезая воздух протяжными криками.

В соседней комнате лежала Дана.

Почему это произошло? Как такое возможно? Что я скажу маме? Конечно, она никогда не была образцовой матерью, но ведь всему есть предел. Вот я попала! Я же отвечаю за сестру.

Вечером, прежде чем тетя заступила на ночное дежурство у кровати Даны, я долго сидела у ее изголовья. Дана провалилась головой в подушку, тихонько посапывая носиком, так похожим на мой. Она казалась просто спящей. Волосы ее были собраны на макушке в маленький веселый хвостик бирюзовой резинкой – одной из пары, вторую Дана подарила мне на восемнадцатилетие. Тогда я приняла ее подарок снисходительно, словно делая одолжение, бросила в рюкзак и как будто забыла. Но нет, это было притворство – я помнила.

В душе блуждала тревога, и волнами накатывали воспоминания о зимнем проступке. Тот случай утонул в глубинах сознания, но временами, когда я оставалась наедине с собой, всплывал, отравляя мысли ядом вины. Тогда мама поручила мне отвести Дану на новогодний праздник, где должны были представлять ее любимую историю о Снежной королеве. Но я так хотела остаться дома и порисовать!

Когда Дана закатила истерику из-за потерянной куклы, я ухватилась за повод и отменила поход, тем самым наказав ее за плохое поведение. Мама, как это часто бывало, ничего не узнала, а Дана не стала жаловаться, помня, как однажды за подобное мама выбросила в мусорное ведро мои акварельные краски. Бедная, одинокая добрая девочка. Если только… нет, как только она придет в себя и мы вернемся домой, я обязательно отведу ее на лучшие представления и куплю сказку о Снежной королеве с самыми красивыми картинками – глянцевыми, размером в целую страницу.

В рюкзаке я быстро нащупала ту самую резинку, как будто точно знала, где она лежит. Мягкий кусочек эластичной ткани обернулся вокруг сердца тугим захватом. Я положила резинку обратно. Покопавшись еще немного в рюкзаке, я уколола палец и достала маленькую брошь с фиолетовой розочкой. Дана так хотела ее получить, но я не давала из-за дурацкого упрямства. Я отправила брошку в нагрудный карман джинсовой рубашки. Та до сих пор пахла сиренью – аромат кондиционера, которым пропиталась ткань во время последней перед отъездом стирки, когда все еще было так, как всегда. Теперь я понимала, как приятна обычная жизнь, во всяком случае, я думала, что уже понимала.

Наутро тетя приготовила картофельные лепешки – Алу паратхи. По дому витал пряный чайный дух. Аппетита не было, и тетя Вера завернула нам еду с собой, почти насильно влив в меня обжигающий губы сладкий чай. Для верности оставалось провести трубочку от стакана в рот и подключить мотор.

Перед отъездом я зашла в спальню Даны, прикрепила брошь с фиолетовой розочкой к ее пижаме и шепнула на ухо:

– Подарок.

***

Машина петляла по извилистой горной дороге среди леса. В просветах между деревьями то и дело мелькали длинные тени, и каждый раз я отворачивалась, списывая это на стресс.

– А чем нам поможет этот мудрец? – Спросила я, пытаясь отвлечься от грустных мыслей.

– Он многое знает, дочка, – ответил дядя. – Поговорим с ним, а там и посмотрим.

Резкие каменистые обрывы вызывали страх. Казалось, стоит машине подъехать хоть на сантиметр ближе к краю, и бездонная пропасть затянет нас и проглотит. Но даже после этого маленькая красная птичка продолжит заливисто щебетать на ветке дерева с фиолетовыми цветами… Я вздохнула.

– Это муния, ага. – сказал дядя, заметив, что я наблюдаю за птичкой. Свободной рукой он почесал кончик носа, пригладил почти черные усы и добавил, возвращая ладонь на руль: – Скучаешь по школе, милая?

– Нет, – выпалила я, не раздумывая.

– Почему? – дядя помахал в окно пожилому мужчине, протиравшему столы в придорожном кафе с надписью «Дхаба» на вывеске английскими буквами, и улыбнулся ответному приветствию, а я сказала:

– Там не было ничего интересного.

– А как же подружки?

Я пожала плечами. Мне не нравилось говорить о школе. Я не хотела рассказывать, что друзей у меня вовсе нет, а потом выслушивать сочувственные речи. Да мне одной даже лучше. Но дядя не унимался:

– В нашем городе много молодежи, ага. Школьники, студенты. Вот как ты. Со всей Индии. Дехрадун – город студентов, – он поднял указательный палец, как будто подтверждая свои слова. – Так-так… – в этот момент машина затормозила, и он махнул рукой вперед: – Макаки.

– Ух ты! – я не смогла сдержаться и потянулась к дверной ручке.

– Стой! – дядя подпрыгнул на сидении, – Они же вредные! К макакам не подходи – голову откусят или тапки отберут. Тике?

– Что?

– Шучу. А тике – как окей. Хинди, знаешь ли. Поняла, милая?

– Ну, тике, – я немного улыбнулась, почувствовав тепло в дядином взгляде.

– Вот это молодец, ага! Дай пять! – правая рука дяди взметнулась в воздух и зависла в ожидании, так что мне оставалось только хлопнуть по ней. Я не стала медлить.

Дядя сигналил, пока макаки не разбежались, и мы снова тронулись в путь. Он рассказывал о своей работе: как после получения диплома врача в России учился аюрведе в Индии, как собирал травы в гималайских лесах, как ездил в Тибет и Кералу за новыми знаниями и опытом. Он говорил, что, если захочу, научит и меня, да о чем только дядя не рассказывал. Болтовня его поднимала настроение, и вскоре от улыбки у меня заболели щеки. А когда я снова начинала грустить, дядя снова меня забалтывал.

Лавируя между коровами, мы остановились неподалеку от деревни. Внезапно дяде стало плохо. Приехал доктор с его работы. Оказалось, это сердце. У нас не оставалось другого выхода, кроме как поехать в больницу Дехрадуна.

Я ждала у кабинета врача.

Раздался крик. Заплаканная женщина с ребенком на руках упала на колени. Мальчик лет восьми не шевелился. Я поднялась и подошла ближе на дрожащих ногах: грудь мальчика едва вздымалась, руки безвольно свисали. Мать прижимала его голову к груди, слезы капали на бледное лицо сына и катились к посиневшим губам. Сердце сжалось – мальчик выглядел как Дана.

Прибежал врач. Ребенка положили на кушетку, а мать упала на колени, умоляя. Но врач ничего не говорил, а только смотрел с непониманием. Женщина сгорбилась, схватилась за голову и молча стала раскачиваться. Тишина оглушала.

На минуту я замерла.

В своей жизни я не раз действовала импульсивно, но того, что произошло дальше, я никак не могла ожидать. Один необдуманный поступок превратился в переломный момент и навсегда изменил мое будущее. Идея, словно факел, вспыхнула в голове, и я мгновенно привела ее в исполнение, не дав себе времени на раздумья.

Телефон дяди оставался у меня, к тому же без пароля. Я быстро отправила себе координаты хижины мудреца, оставила записку и телефон у медсестры, и побежала.

Дорога вела в лес.

Я тебя слышу

Нырнув в густой туман у края леса, я включила навигатор. Заряд – восемьдесят процентов. Выбрав тропинку пошире, я отправилась в путь.

Не прошло и десяти минут, как я споткнулась о корень и упала. Краем глаза ухватила быстрое движение слева и вспомнила о возможных животных – меня охватила паника. Почему я не подумала об этом раньше?

Холодный сырой воздух скользил по обнаженным до локтей рукам. Тишина оглушала.

Шорох заставил меня вздрогнуть. Осторожно осмотревшись, я замерла: то тут, то там мелькали тени, а трава колыхалась от их движений. Вкрадчивый шепот щекотал уши. Все казалось странным, а запах… Я принюхалась – гниль.

Во рту пересохло. Гниль пробралась на язык, и меня затошнило. Вода. Я вытащила бутылку из рюкзака, с трудом открутила крышку, и, сделав несколько глотков, с третьей попытки закрыла ее. Руки стали влажными. Я взглянула на ладонь – капли стекали на землю. Как может быть столько пота? Или я пролила воду? Неважно. Не сейчас. Не оглядываясь, побежала в гору.

Атмосфера в лесу казалась необычной, такой, что я начала сомневаться реальности происходящего. Нет, я не подозревала себя в сумасшествии, но знала, что последствия стресса могут здорово влиять на сознание. Не скрою, мою перепуганную голову посещали разные мысли, и самая навязчивая – не вернуться ли обратно в ожидании помощи. Я представляла, как проблемы решатся сами, а я буду просто ждать, разглядывая в окно виды долины Дун, освещенной солнцем или укрытой туманом, а может даже отражающую лунный свет. Буду рисовать на террасе, грустить о происходящем и ждать разрешения ситуации.

Но тут я вспоминала глаза женщины в больнице, ее безжизненного ребенка и такую же Дану в розовом доме на горе. Я должна добраться до мудреца во что бы то не стало.

Вдруг справа кто-то мяукнул. Я остановилась, подошла к кустам, и, царапая руки, раздвинула ветви. Мяуканье звучало совсем рядом. Глянула. Котенок!

Цепляясь волосами, я протиснулась через заросли, но снова споткнулась о корень и полетела на землю. Прямо по курсу маленький пищащий комочек удивленно расширял глазки и прижимался тельцем к земле. Хватаясь руками за ветки, я рухнула на траву в паре сантиметров от рыжего пушистика. Не раздавила. Уф, совесть осталась чиста.

Выглядел котенок как монстрик: вздыбившаяся шерстка, присохшие куски грязи, смешной устрашающий рык, коготки, загребающие траву. Маленькое хвостатое чудище смотрело на меня, невинно хлопая глазками.

– Я спасла тебя от страшного великана, чудик! Будь благодарен. – Сказала я, не ожидая ответа. Но в этой всепоглощающей тишине вдруг до невозможности захотелось хоть с кем-то поговорить, даже если не ответят. Мне показалось, что я улавливаю настроение котенка, словно антенна. Я подумала, что от стресса и одиночества мой разум захватила всякая дребедень. Отряхивая одежду, я встала. Котенок оставался неподвижен.

– Что смотришь? Давай, беги по своим делам. – Первый кот, увиденный мной в Индии, казался странным. – Откуда ты взялся?

Котенок меня изучал. И тут я ощутила, что он со мной разговаривает. Нет, он не произнес ни слова, рот его оставался закрытым, а белые усы неподвижными, но его взгляд меня пронизывал, и я считывала все, что он думал. А думал он, что я грязнуля.

Вот это да! Я понимала мысли пушистика, но, как любой нормальный человек, знала, что это невозможно. А значит, мне все показалось. В лучшем случае, это была фантазия, а в худшем… впрочем, об этом думать не хотелось.

Я наклонилась к маленькому безобразнику. С его лапки тонкой струйкой стекала кровь. Быстро нашарив в рюкзаке шейный платок, я обмотала им лапку недружелюбно смотрящего котенка. Он не сопротивлялся и тогда я попробовала его погладить, но не тут-то было: котенок оттолкнул мою руку лапкой и мягко шагнул назад.

– Что же мне с тобой делать?

Прихрамывая, котенок направился вглубь леса.

– А где спасибо? – спросила я в шутку, не ожидая ответа. Но где-то внутри головы у меня завибрировал низкий, совсем не похожий на кошачий рык: «Я Кишор».

Прогоняя наваждение, я тряхнула головой.

Стукнув себя по лбу, я улыбнулась. Конечно, имя сразу забылось, потому что я не верила, что котенок в самом деле со мной разговаривал. Я продолжила путь.

Пятьдесят процентов заряда. Почему так быстро?

Навигатор гнал меня вверх по тропинке. Когда подъем становился слишком крутым, я хваталась за ветки или траву, подтягиваясь на руках и воображая себя скалолазом. Тряпичные туфельки перепачкались и слегка промокли. Исцарапанные ветками руки саднили. Хотелось пить, но воду приходилось экономить, как и заряд на телефоне. Возвращаться не имело смысла – треть пути была пройдена.

Через полчаса я оказалась на вершине холма. C высоты открывалась огромная долина, погруженная в туман среди возвышающихся гор. Солнечные лучи едва пробивались сквозь облака, иногда подкрашивая их серо-белую массу. Со стороны подножия доносилась нежная мелодия. Там, на равнине, прятались старые обшарпанные домики. Чистый ветерок, наполненный цветочным ароматом, ласкал кожу, то медленно кружась, то порывисто вздыхая.

Я вытащила бутылку с водой. Над самой дальней вершиной кружила огромная черная птица. Она летала как-то по-особенному, как ни одна птица, которую я видела раньше – то зависая в воздухе, то возобновляя фигуры.

Я засмотрелась и чуть не пролила драгоценные остатки воды. Закрыв бутылку, я вернула ее на место, а когда снова подняла глаза, птица исчезла.

Надо было двигаться дальше. Тридцать пять процентов.

Облака сомкнулись, поднялся ветер, проникающий под тунику. Я вытащила теплую кофту из рюкзака и накинула на плечи. С востока над верхушками деревьев, размахивая темными крыльями, летела еще одна птица, уже вполне обычная. Я сжалась от страха, кажется, она неслась прямо на меня. Похоже, это был коршун. Он приземлился желтыми жилистыми лапами на траву, отряхнул крылья от капель, и уставился на меня.

– Лети отсюда, коршун, – прошептала я.

– Я беркут, – птица удивленно уставилась на меня: – Беркут, говорю. А ты ворона.

– Не понимаю, – только и смогла я сказать.

Беркут, похоже, сердился. Я подумала, возможно, я уже умерла и попала в странное место, где все это происходило.

Беркут был очень похож на мою игрушечную птичку! Как жаль, что она исчезла.

– Могу показать дорогу, – проговорил он деловито.

Что я могла ему ответить? Ведь я даже не представляла, что делать с этим странным существом.

– Я сама, – сказала я.

– Как хочешь. Понадобится помощь, позовешь. Я Пакши.

Беркут взлетел, расправил крылья и закружил над лесом. Я же держалась за камень, опасаясь упасть.

Редкие капли дождя звонко бились о гладкую поверхность камня.

Я посмотрела на экран – заряд упал до двадцати процентов.

Огибая выпученную, как рыбий глаз, прогалину между сосен и обломанных пеньков, я снова услышала мяуканье. На этот раз оно звучало угрожающе, переходило в рык.

Вот еще напасть на мою голову!

Но не могу же я пройти мимо…

Вздохнув, я сунула в карман телефон и свернула с тропинки.

Под кустом, рыча и загребая коготками почву, мой утренний знакомый – рыжий котенок – запугивал маленького мышонка, загоняя его в темноту зарослей. Я бросила рюкзак на землю, но переборщила, и он с глухим ударом обрушился на дерево. Хорошо, хоть не порвался.

– Эй, рыжий, ты чего?

– Я Кишор! Кишор. Понимаешь? – Сказал он, отвлекаясь от охоты, чтобы надменно взглянуть на меня.

Котенок говорил медленно, будто наматывал каждое слово на палочку, присыпал сахаром и облизывал. Кажется, я уже смирилась с говорящими зверюшками, но так и не верила до конца, что это происходит на самом деле, а не в моем измученном разуме.

Мышонок воспользовался моментом и выскочил из ловушки, прячась за моими ногами. Я изучала кошачью морду.

– Ты правда говоришь или у меня глюки?

– Подумай головой, – раздался низкий рычащий голос, так же сильно не подходящий котенку, как крокодилу – кукарекание. Рот его был закрыт, но слова грохотали в моем сознании:

– Я говорил, меня зовут Кишор. Как можно такое забыть? – Он посмотрел на мышонка за моими ногами и добавил, обращаясь ко мне:

– Из-за тебя одни проблемы.

Не выдержав обвинений, я возмутилась:

– Да ты что! Кто спас тебя утром? А ты даже спасибо не сказал.

– Так это же твоя обязанность, – фыркнул Кишор, округляя глаза.

– Ты что это о себе думаешь?

Кишор замолчал, озираясь по сторонам. Я подумала, что, возможно, он голоден, раз пристает к мышонку, да и сама тоже была не прочь подкрепиться – сходить с ума, так хоть сытой. Я достала последнюю булочку с маслом из рюкзака и разделила ее на три части.

– А я тебя угостить хотела! Даже не знаю, как теперь поступить, – поддразнивала я Кишора, а он смотрел исподлобья. Протягивая ему кусочек булочки, спросила: – Мышонка зачем мучаешь? Тебе еды мало?

Кишор посмотрел с презрением, притворно упал на траву, закатил глаза и высунул кончик языка. Вот артист!

– Зачем мне есть его? Он же дурачок! – Сказал Кишор, вставая. – Но он мне должен.

– Что это он должен? – удивленно спросила я, глядя на мышонка, который еще крепче прижался к моим ногам. Его тельце дрожало, но не от страха – он смеялся. Вот же проказник! Что здесь вообще происходит?

– Не твое дело. Ты даже мое имя запомнить не в состоянии, – Кишор вальяжно потянулся.

– Ты что, пуп земли? – спросила я.

– Я лучше! Не видишь дальше своего носа. Странная ты.

– Интересно, что в тебе такого удивительного, кроме того, что я тебя слышу?

– Хм, удивительно уже то, что я вообще разрешил тебе со мной говорить. – Кишор скосил глаза на мой рюкзак и заметил: – А что это у тебя капает?

 Я подняла рюкзак мизинцем, удерживая булочку другой рукой. На боку появилось огромное мокрое пятно. Заглянула внутрь и увидела, что бутылка опустела. Только этого не хватало! Наверное, она лопнула, когда рюкзак врезался в дерево. Теперь, когда я осталась без воды, почувствовала жажду. Со вздохом посмотрела на булочку.

Кишор воспользовался моим замешательством и подскочил, протягивая лапу к мышонку. Я машинально дернула ногу, опасаясь когтей и зубов, но быстро поставила ее обратно, защищая мышонка. Кот врезался в ногу лбом и, моргая, отступил. Последний кусочек еды валялся грязный на земле. Отлично!

Стоя в густом лесу, среди говорящих зверей, с пустым рюкзаком и почти разряженным телефоном, я собиралась сурово отчитать агрессора, но что-то почувствовала. Что-то такое же странное, как все, что происходило. Нахмурив брови, я больно укусила себя за губу. Вздрогнула от осознания – я понимаю хинди. Не только понимаю, но и говорю так, будто выросла в Индии. Кажется, лес все-таки свел меня с ума.

Вдруг Кишор напрягся и попятился к кусту. Мышонок осторожно вылез из убежища, принюхался и засеменил к недавнему врагу без опаски, как будто и не прятался вовсе, а враг даже не обратил на него внимания. Происходило что-то более значимое.

Лесные тени

Звук нарастал. Сначала появилось шуршание. Оно возникало то справа, то слева, а иногда сразу с двух сторон. Кишор и мышонок притаились под кустом, прижимаясь друг к другу. Я растерялась, но вскоре решила идти дальше, пока еще оставалась такая возможность.

Достала телефон и посмотрела на экран – семь процентов. Остановись, телефончик! Казалось, заряд тает даже от моего взгляда. Никогда мой

телефон не разряжался так быстро. Я двинулась в путь – надо было добраться до хижины, пока не отключился навигатор.

Опушка сменилась пролеском. Среди холмов гулял ветер, разнося навязчивый шепот, и я не могла понять: мне это кажется – или все происходит на самом деле.

Выйдя из зарослей, я оказалась на небольшой полянке, заросшей травой. Маленькие сиреневые цветы, облюбованные пчелами, колыхались на ветру. За широкой сосной журчал ручей. Он несся сверху, петляя среди гор, шлифуя камни и разбрызгивая влагу. Я отдышалась и умылась, но пить из него не рискнула. В кармане что-то зашевелилось. Телефон! Когда он разряжался окончательно, в последнюю секунду всегда вибрировал на прощание. Значит, телефон сел. Я тоже села, больно ударившись о камень. Как я теперь найду дорогу? В груди холодело сильнее, чем перед экзаменом по математике.

Рядом ни котенка, ни мышонка – совсем одна. Куда идти – не понятно. Подняла голову к небу в надежде увидеть беркута, но небо пустовало. Никого.

Вдруг сиреневые цветы замерли, а пчелы исчезли. Что-то происходило, и это было неправильно. Нет, здесь вообще не было ничего правильного. Я поднялась.

Тучи затянули последние клочки неба. Потухшие краски сплетались в жутковатые сочетания, среди деревьев то тут, то там появлялись и исчезали темные пятна. Пространство вокруг будто заискрилось от скрытой энергии, готовой прорваться наружу. Казалось, опасность притаилась за каждым деревом, кустом, пригорком. Капля дождя упала на кожу и потекла ледяным ручейком, за ней другая, третья… Вдалеке завыл волк, и ему ответили собраться. И тут мне стало по-настоящему страшно.

Нос уловил усиливающийся запах гнили. Повсюду шорохи. Дурманящий шепот пробирался вглубь сознания. Мышонок выскочил из зарослей, пересек поляну и побежал в чащу, оборачиваясь: «За мной!»

Я бросилась вслед за ним. Под ногами мелькали трава, коренья, опавшие листья. Я старалась не отставать, но то и дело спотыкалась о камни, скользила на намокшей траве или пробиралась сквозь густые заросли. Тени вырастали и исчезали, снова возникали, дули, шептали, мерцали. Я боялась на них смотреть, но поневоле цеплялась глазами. Вздрогнула всем телом, когда из-за высокого дерева передо мной выскочило нечто и встало на пути. Оно проявлялось из пустоты, дымилось и воняло. Черная, как уголь, морда покрылась рыжей шерстью, а из спутанных волос на голове прямо на моих глазах вырастали рога. Существо въедалось в меня глазами и проникало в сознание: