Путь менталиста. Часть четвертая

Так вот, Майра даже в воображаемом платье оставалась курсантом. Зашитые в стены кабинета амулеты разрушали иллюзию – Кайлес видел перед собой худющую девчонку с криво стриженными волосами. Но эти ссутуленные плечи… Носки ботинок внутрь и лицо такое, словно она вот-вот шмыгнет носом и вытрет его рукавом кителя!

Кайлес поморщился, ощущая порыв подойти и выдать носовой платок. Сдержался, понимая, что девчонка шарахнется в сторону.

– Плечи расправила! Руки из карманов! Голову выше! Ноги ровно! Не-е-ет, – застонал, – не по стойке смирно! Ты можешь стоять по-человечески?!

Майра, застыв навытяжку, точно курсант на построении, посмотрела удивленно. В глазах читалось совершенное непонимание поставленной задачи.

Кайлес не выдержал, выскочил из-за стола.

– Вот смотри, – замер напротив, ощущая себя полным идиотом. – Представь, ты – тростиночка, – он повел плечами, копируя любимый жест одной актрисы, любимой им целых три месяца, – грудь – вперед, голова – точно у тебя там корона, которую нельзя уронить. Поняла?

Майра неуверенно кивнула. Кайлес проклял тот день, когда он вообще заинтересовался этим чудом.

– Тебя чему-то учили?

Моргание в ответ.

– Ты год ходила в женскую школу. У вас там должен был быть этикет, – Кайлес жестом обрисовал нечто невидимое, – танцы, манеры.

– У нас первый год в основном медитации были, – ответила Майра, расслабляя стойку, отчего руки опять поползли в карманы брюк.

Кайлес тяжко вздохнул, хотя придраться было не к чему. Правило «Первый год все силы на пробуждение дара и минимум занятий» действовало одинаково для всех, вне зависимости от пола.

Он вернулся за стол.

– А этикет… – Майра сморщила носик, качнулась с пятки на носок, низ кителя встопорщился от запихнутых в карманы брюк рук. – Я сбегала с занятий. Неинтересно было.

Фразу «Оно и видно» Кайлес проглотил. Зато стало понятно, почему девчонка столь легко вписалась в среду курсантов. Только вот вписаться в группу менталисток… Ей будет нелегко. И все закончится чьими-то спаленными мозгами…

– Вы меня видеть хотели, – напомнила девочка.

Кайлес вынырнул из видения себя на рудниках после трагической гибели студентки. Стиснул зубы. Третий в чем-то прав, паршивый из него наставник, но сдаться, не попробовав, мешало родовое упрямство, а еще полный восхищения возглас Шестого: «Вы будете преподавать в академии? Супер! Вы меня очень многому научили за эти годы. Из вас выйдет лучший наставник на свете!». И отступать после этого почему-то не хотелось.

– Да, вызывал. – Откинулся на спинку кресла, прищурился, выстраивая в голове новый план. – На праздники едешь со мной в Третий тэорат. Сестру можешь взять с собой. Твой дед вряд ли отряхнет пепел и заявится во дворец, хотя у него есть такое право.

– Я бы хотела остаться здесь, – тихо заметила девочка.

– Я бы тоже много чего хотел, – согласился лорд, – но корона требует от нас подвигов. И не бойся, там будет твоя любимая ассара, Шестой и все их семейство. В обиду не дадут. Но у меня есть условие.

– Какое? – напряглась Майра.

– Твоя сестра носит контур. Ты знаешь об этом?

Кивок.

– Твой дед, скорее всего, попытается вернуть тебя домой, и для этого ему потребуется лишь один маленький срыв в присутствии королевской семьи.

Майра побледнела, отступила, и Кайлес ощутил себя чудовищем.

– Ты мне веришь? – спросил, поддавшись порыву.

Девочка не ответила – только смотрела на него, не отрываясь.

– Не веришь, – констатировал Кайлес, вздохнул и продолжил: – Но это не меняет того, что ты должна будешь сделать, если хочешь выйти за эти стены или если хочешь продолжить здесь учиться, не скрываясь под чужой личиной. Контур, моя юная леди, и твои манеры.

– Контур? – переспросила Майра, прикрыла глаза, сдерживая дыхание, потом торопливо заговорила: – Я думала об этом: если он может сдержать пламя, то поможет и мне. Я согласна.

Кайлес подумал, что не зря связался с девчонкой. Пережитое заставило ее повзрослеть и научиться искать выход там, где другая бы давно билась в истерике. Впрочем, истеричек у него и так скоро прибавится.

– Манеры, – напомнил о втором условии. – Мне нужна леди, а не курсант.

Майра вздохнула. Вытянула руки из карманов. Выпрямилась. Расправила плечи.

– Тростиночки из меня не получится, но я постараюсь.

Кайлес хмыкнул: у девчонки еще и чувство юмора есть. Лорд Тигрельский полный дурак. Такую внучку хотел загубить…

– Тогда я буду рад встретить вас во дворце, госпожа Майра, – склонил голову и махнул рукой в сторону двери: – Свободны, курсант.

Праздник Сердца зимы. Дворец Третьего тэората.

Харт отмахнулся от надоедливо кружащей снежинки, с раздражением подумав, что рановато начали: до бала еще девять дней. Но зима в этом году выдалась серой, бесснежной и тоскливой, и потому детвора отрывалась на иллюзорном снеге или на таких вот узорчатых проказницах.

Вчера ему принесли еще одну жалобу на шутника, который подмораживал пол в коридорах. Шутника пока не нашли, что было странно, но найдут, никуда не денется. От безмолвных непросто скрыться.

Третий прихлопнул возмущенно пискнувшую снежинку, которая посмела прицепиться к его плечу, отряхнул осыпавшийся иней. С чьей-то подачи в этом году все было не так. Снежинки вдруг решили, что им скучно быть белыми. Прихлопнутая, например, была угольно-черной, но Харт каких только не перевидал за эти дни: красных, зеленых, разноцветных, с огоньками и мохнатых, удивительно напоминающих ядовитых насекомых с приграничных островов, где кроме этих тварей никто больше и не водился.

Его величество успел высказать недоумение по поводу творящегося, гм, разнообразия, но приказ пресечь буйство фантазии не дал, рассудив, что любой запрет вызовет взрывную волну новых видов. Так что двор вынужден был привыкать и к черным снежинкам, и к мигрирующим сугробам по углам, и к высыпающимся внезапно на голову цветным бумажным кругляшкам.

Даже ежегодный конкурс ледяных фигур внезапно изменил традиционную направленность (калкалосы, огонь, вулканы) и задумался о более легких вещах. Харт вспомнил два сердца, внутри которых синхронно билось пламя, букеты из ледяных цветов, фигуры влюбленных, держащихся за руки… Нет, определенно Четвертый был прав, когда советовал вложить деньги в продажу цветов и сладостей. Эта конфетно-цветочная зараза все глубже проникала во все слои асмасского общества.

– Как думаешь, у него получится? – задумчиво поинтересовался Второй, останавливаясь у подпирающего колонну Харта.

Третий склонил голову, оценивая объект своего наблюдения. Судя по румянцу на щеках госпожи Тайвири, процесс шел успешно или, наоборот, кузен был близок к тому, чтобы быть посланным в пламя.

– Если бы он выбрал кого другого, – покачал головой Харт, – но наш кузен жаждет лучший огонь, который есть в Асмасе.

– Госпожа Тайвири действительно хороша: столько принцесс было воспитано ею, – согласился Ларс. Он оценил позицию Харта, прикинул угол обзора и спросил с хмыканьем: – Ты настолько ему не доверяешь? Боишься, он применит внушение прямо под носом короны?

Харт поморщился:

– Дело не в доверии.

Кайлес, конечно, сам по себе бедствие, а увлекающийся Кайлес – бедствие вдвойне, но Харт был здесь не из-за него. Его интересовала Майра. Младшая внучка одного из самых сильных менталистов Асмаса. Юное дарование, не отягощенное нормами морали высшего общества. Ребенок, который в шестнадцать лет решился на воровство, подлог и обман. Почти год прожил под чужой личиной. Еще и Шестого втянул в свою авантюру. Потрясающе криминальный талант.

Сейчас девочка мастерски изображала скромность, воспитанность и растерянность. Но Харт видел и нервно мнущие ткань пальцы, и упрямо прикушенные губы, и опущенный в пол взгляд, который не хотел оставаться там, где ему полагалось, зыркая по сторонам.

Так что Харт опасался, что не кузен решится применить свои способности во дворце, а его подопечная…

– Не согласится, – отреагировал Ларс на замотавшую головой женщину.

– Я бы не спешил, – протянул Харт, искренне веря в способности Кайлеса уговаривать женщин на что угодно.

– Спорим, что откажет? – азартно предложил брат.

Харт посмотрел на протянутую ладонь. Им уже столько лет…

– Спорим.

– На ящик огневухи?

– Идет.

И оба с азартом уставились на стоявшую у балкона троицу.

– Лорд Кайлес, я прекрасно понимаю ваши чувства, и мне искренне жаль сиротку, но в данный момент у меня уже есть воспитанница, я не могу разорваться. Даже на эти короткие девять дней. – И госпожа Тайвири с видимым огорчением покачала головой.

– Госпожа, вы разбиваете не только мое сердце, но и сердце этой милой девочки. Взгляните на нее. Такая красота и в столь ужасном состоянии. Вы единственная, кто сможет ей помочь. Придать огранку этой драгоценности. К тому же… – Кайлес понизил голос, шагнул ближе, нарушая этикет, наклонился к самому уху женщины, прошептал: – Я вынужден вас просить еще по одной причине. Видите ли, мы с братьями поспорили, что на балу эта девочка ни разу не ошибется в этикете. Ставкой идет ящик королевского красного.

Госпожа Тайвири потрясенно выдохнула. Королевское красное было самым дорогим вином, которое производилось на островах Асмаса. Нежное, тягучее, сладкое, оно вызывало воспоминания о лучших днях жизни. Бутылка стоила неимоверно дорого, а тут целый ящик… Вдобавок это было ее любимым вином…

– Я готов отдать выигрыш целиком вам, если вы мне поможете, – искушающим голосом продолжил Кайлес.

И госпожа Тайвири дрогнула. В конце концов, сейчас праздники. Она, конечно, никогда не брала выходных, но никто не мешает их попросить.

Кашлянула, намекая, что стоять мужчине столь близко непозволительно. Поджала губы. Окинула фронт будущей работы. Вздохнула: ящик королевского красного заработать будет непросто.

– Я слышала, вы очень талантливы, – проговорила, обращаясь к Майре.

Та кивнула, поклонилась, вскинула голову.

– Я слышала, что вы требуете от воспитанниц быть лучшими. Мне это подходит.

Брови госпожи Тайвири поползли вверх. Кайлес закашлялся, скрывая смех.

– Что же, настойчивость вашего пламени радует, но вот манера его проявлять… Теперь я вижу, вами действительно никто не занимался. Хорошо. Не будем терять времени. Начнем прямо сейчас. Лорд Кайлес, я пришлю вам уведомление о своей ставке. Она будет двойной. А вознаграждение, о котором вы говорили, доставите, если результат вас устроит.

Накануне. Покои леди ассары.

– Я не хочу быть леди и не стану учить дурацкие манеры!

У Майры случился очередной приступ «любви к курсантскому прошлому». Ее пугал дворец. Придворные, среди которых были менталисты. Пожилые лорды, съехавшиеся на праздник, своим видом напоминали о деде. И она не выходила из комнат, объявив бойкот двору.

Юля села рядом с нахохлившейся девочкой на диван. Задавила рвущуюся наружу жалость: местное общество не прощает воронам белизны перьев. Девчонку заклюют, а у нее пока не вырос собственный клюв, чтобы отбиваться. Ситуацию нужно спасать… Аль расстроится, если дело дойдет до блокировки дара Майры.

– Ты понимаешь, какое дело… – протянула серьезным тоном.

Ругать за протесты Юля не собиралась. Видно же, что характер железо: чем больше давить, тем сильнее не уговаривается. Она зайдет с другой стороны:

– Аль всерьез хочет на тебе жениться.

Майра фыркнула, подтянула колени, уткнула в них лицо, но Юля видела, как заинтересованно затаила дыхание девочка: даже в семнадцать приятно слышать, что кто-то желает на тебе жениться.

– Только не говори ему, что знаешь: это секрет.

Мужчины даже в двадцать ненавидят разговоры о женитьбе.

– Но ты ему нравишься. И корона тебя одобряет. Есть лишь одна проблема.

Майра подняла лицо, и Юля поздравила себя с маленькой победой: ей удалось заинтересовать бунтарку.

– Аль – Шестой принц. Вокруг него всегда будут другие, гм, девочки. Им захочется привлечь его внимание. Я уверена, ты лучше любой, но тебе самой будет неудобно, если над тобой начнут смеяться в его присутствии. Понимаешь, манеры – это как броня. Если она есть, тебя не смогут унизить, но если ты не владеешь этим кунг-фу… эм… навыком, над тобой можно будет легко посмеяться. А ты у нас будущая принцесса… И позволять смеяться над собой, поверь, плохой вариант. Дома можешь вести себя как дворник, но среди других принцесс ты обязана быть лучшей. Во всем.

*Песня «Женюсь» из кинофильма «Соломенная шляпка».

Глава 4

– Надо же… Согласилась, – несколько разочаровано протянул Ларс и пробормотал: – Я бы отказал.

Харт со снисходительностью посмотрел на старшего брата. Тот просто не знал, сколь много существовало способов уговорить человека. Сам Харт ставил бы на лесть, чувство профессионального долга и подкуп. Легкий шантаж был бы действенней, но вряд ли кузен смог раздобыть что-то компрометирующее госпожу Тайвири, если уж его парни не смогли…

Муж госпожи погиб в молодости (нелепый случай), второй раз выходить замуж она отказалась, целиком посвятив себя любимому делу – воспитанию чужих детей, раз своих Девятиликий не позволил завести. В покровителях госпожи значился старший брат, но Харту доложили, что пламя Тайвири было стабильно ровным, как и характер самой госпожи, так что покровительство, как это обычно бывало в подобных случаях, было фиктивным.

– Не забудь отправить ящик, – напомнил, не сдержав самодовольства, Харт. Впереди праздники – огневуха не пропадет. С улыбкой – мол, проиграл, с кем не бывает – похлопал Второго по плечу и, попрощавшись, направился к себе.

Представил, как входит в покои, как обнимает округлившееся тело жены, как бережно прижимает к себе, вдыхая знакомый аромат ее любимых духов. Улыбка уже не сходила с губ.

Все складывалось отлично. На работе радовал вид пустого стола: дела были сданы в архив, а новых не намечалось. Общество наконец перестало лихорадить по поводу женского образования. Смирились даже отпетые противники, признав, что ничего страшного в итоге не произошло. Ну получили женщины возможность учиться не дома, а в школах и потом в академии. Ставили они себе стабилизующий контур и в пламя посылали покровительство, но браки-то никто не отменял. Более того, без необходимости, по взаимности чувств и разводов стало меньше, как и историй о несчастных супругах. Но Харт не обманывался: людям свойственно ошибаться, и вполне возможно, что скоро число разводов начнет расти, но пока в Асмасе царило романтическое настроение, множились истории о любви с первого взгляда, бегства от навязанного родителями покровительства. Легкий флер внезапно обретенной брачной свободы вскружил не одну голову. Но главное – с такими настроениями подданных корона могла расслабиться и отдохнуть – хотя бы на время.

Вот с такими наиприятнейшими мыслями о предстоящих выходных Харт внезапно ощутил, как пол резко выскальзывает из-под ног, тело подлетает вверх и каменная поверхность с силой массы его тела бьет в спину. Локоть, который он, сплоховав, выставил, пытаясь смягчить падение, прострелила острая боль. Харт зашипел.

– Ваше высочество, – к нему уже спешили безмолвные из личной тройки, – простите, поздно заметили, не успели предупредить!

Харт, морщась – ныла отбитая спина и то, что ниже, – сел. Взмахом руки отогнал помощников. Провел ладонью по полу – кончики пальцев ощутили холод.

– Жыргхва! – не сдержал ругательства. Так глупо попасться на заморозку. Чтоб пламя сожрало этого шутника!

Помрачнел. Обвел взглядом стоящих кругом и прикрывающих от любопытных глаз безмолвных. На лицах подчиненных явственно читалось понимание степени попадания… Нет, это не начальство сейчас загремело костьми по коридору – это увольнительные, дополнительные выходные и премии были погребены под слоем начальственного гнева.

– И когда, – тихо спросил Харт, медленно поднимаясь и стараясь не морщиться, – вы мне его поймаете? Может, когда уроните его величество в тронном зале? Или когда вам водопады парадной столовой заморозят? Или когда Восьмой сломает себе что-нибудь?

Безмолвные молчали, цветом лица все сильнее напоминая бумагу.

Харт выдохнул, стараясь успокоиться. Напомнил себе, что все-таки праздники, и помрачнел еще больше. Уже сейчас половина гостевых покоев занята, а приглашенные только начали съезжаться. Понятное дело, что за всеми не уследить.

– Ладно, – смягчился, – попробуем изыскать в помощь резервы.

– Дядя Харт!

Первыми его в покоях Четвертого с радостными воплями встретили двойняшки. Подбежали, обняли, поделив его ноги, и он потрепал каждого по голове, ощущая, как возвращается хорошее настроение, а боль в спине утихает вместе с раздражением.

– Смотли, что нам дядя Лиестл подалил! – И Оля, ухватив его за рукав, потащила к себе в детскую.

Противостоять этому глазастому обаянию могли лишь родители да Четвертая мать. Остальные просто подчинялись.

– Круто, да? – спросил Иль, забираясь на квадратный коврик.

Рядом плюхнулась сестра. Мальчик нажал на камень, вшитый в ткань, и коврик плавно взмыл на полметра, завис, а потом медленно поплыл, повинуясь нажатию на кристалл.

– Ковел-самолет! – гордо объяснила Оля.

– А еще он нам клубочек путеводный обещал сделать, – поддержал сестру Иль.

Харт знал, что двойняшки последнее время активно увлекались земными сказками. Ассара решила не лишать их этой части своей жизни, полагая, что ничего страшного в знакомстве с земной культурой нет. «Тем более что ваши сказки, – добавляла она, – учат лишь быть сильными да покорять пламя. Что неудивительно: какой мир, такие и сказки».

Но Харт не знал, что Первый тоже увлекается, гм, земными сказками. «И ведь вечно жалуется, что нет времени, – не сдержал он раздраженную мысль, – но на летающий ковер нашлось. Однако занятная вещица, да. Можно попробовать пустить в продажу…»

Присел на корточки. Уважительно потрогал бахрому коврика.

– Только за пределы покоев ни ногой, то есть ни ковром, понятно?

Детвора закивала, делая круг почета. Понятливые. Слишком понятливые для своих пяти лет. Асмасские дети в этом возрасте лишь говорить четко начинали, а эти…

Осознает ли ассара эту бросающуюся в глаза разницу? Вряд ли. А вот Харт, насмотревшись на младших братьев, осознавал. Душу царапнуло легкое беспокойство. Чем грозит столь быстрое для земных полукровок развитие? Смогут ли они прожить положенные асмасцам двести лет, или закончат свой путь ближе к ста годам, как положено на Земле? И как будет развиваться их дар?

Можно было попробовать уговорить Юлю отдать детей на исследование, но она не согласится… Что же, пусть все идет своим чередом.

– А к нам завтра дя-дя Се-ре-жа приезжает, – обрадовал Иль.

Харт напряженно улыбнулся. Дя-дя Се-ре-жа. Младший брат ассары. Богатырь земли русской, как шутливо называла его Юля. Харт припомнил, что там дальше было. Косая сажень в плечах. Здоровяк. Поросят о лоб бить можно.

Этот здоровяк, не без помощи Кайлеса, открыл у себя в городе зал силы, который местные называли спортивным клубом. Нашел, как говорится, и пользу для тела, и способ заработать. Ну а пользу для души тоже открыл.

Харт ощутил, как его против воли накрывает волной воспоминаний.

– Смотри, круто же!

Третий вежливо глянул на сунутую под нос коробочку, на изображение вывески с алыми буквами на приземистом, слегка уродливом здании, обложенном крупным камнем. Здание напоминало жилище сказочного людоеда.

– «Пламя Асмаса» назвал, – с бесхитростной гордостью поведал Сергей.

Харт подавился эмоциями. Глянул потрясенно.

– Ты внутри зацени что, – не подозревая о нависшей над ним опасностью, продолжил «признаваться» родственничек. – Я это здание лишь из-за камина купил. Понимаешь, какое это будет «Пламя», если пламени там нет? – И на него требовательно посмотрели в ожидании одобрения.

Харт, который как раз занимался подсчетом штрафа, полагавшегося за несогласованное использование наименования государства в коммерческих целях, поперхнулся от неожиданности и от неожиданности же кивнул.

– Во! Понимаешь! – Его хлопнули со всей богатырской силушкой по плечу и продемонстрировали приличных размеров камин, закрытый толстым стеклом. – Ты не думай, – смутился вдруг Сергей, – я его каждый вечер кормлю дровами и даже разговариваю – ну чтоб как у вас было.

Харт обалдело пялился на камин. На пляшущее там пламя. На маленького рыцаря, держащего в латах кочергу. Самое обычное пламя, с которым, однако, разговаривали.

«Ты бы еще с ложками поговорил или с вилками», – хотел было сказать Харт, но промолчал.

– А тут мы с пацанами, – палец пролистнул изображение, и Харт узрел нечто с крыльями под потолком, – чучело калкалоса подвесили.

Харт уже не удивлялся.

– А здесь, на стене, светящегося вальшгаса нарисовали. Знаешь, у нас есть такие краски, которые в темноте светятся. Очень круто, брат. А вот вулкан. Маленький, конечно, но мы из него дым пускаем – народу нравится.

Дальше Харту с гордостью продемонстрировали стойку и полки с бутылками и бокалами, столы со скамьями, крепких парней за ними («А это мы с друганами») и каких-то девчонок в танцевальном угаре («Танцуем помаленьку по выходным»). Словом, не появившись ни разу в этом баре, Харт знал там каждый уголок. И все это безобразие значилось под названием «Пламя Асмаса». В чужом мире. Ущербном, без магии. Харт закатил глаза, напоминая себе, что Юля расстроится, если он упечет ее младшего брата на рудники.

Харт, не предвидя будущее, знал, что ему снова будут показывать и камин, докладывая о его самочувствии, точно он был живым, и зал, и новые картины, вдохновленные Асмасом, и крепких парней («А тут мы днюху справляли»), и много чего другого. Земного.

А еще очередной визит Сергея означал, что они будут дегустировать.

– Текила! Вот сюда соль, а лимончик – в руку. Глотнул, лизнул, закусил. Красота!

– Кальвадос. Ты яблоко кусни, а теперь отпей. Чувствуешь яблочный дух?

– Я сладкое не очень, а вот белый портвейн исключение. Бранко. Дорогой, зараза, но вкусный.

Харт вынырнул из воспоминаний, вспомнил добрым словом Второго – ящик огневухи станет отличным подарком родственничку – и вернулся к делам.

– Где ваш старший брат, знаете? – спросил у малышни.

– Там! – дружно указали на гостиную дети.

Харт кивнул на прощание и поспешил к Шестому.

– Значит, я должен найти того, кто морозит пол во дворце? – переспросил задумчиво Альгар, уже начиная прикидывать решение поставленной задачи.

«А младший-то вырос», – с удовольствием подумал Харт. Сколько ему? Двадцать один скоро будет. Невесту – ха! – себе нашел. Та еще проблема, но и польза от девчонки есть. Стал бы братишка надрываться и осваивать искусство безмолвных сам по себе? Вряд ли. А тут и тренировка нашлась – как раз для него. Шутник не опасен – скорее всего, кто-то из младших принцев шалит. Вот пусть Альгар и займется ловлей проказника. Если еще окажется, что черные снежинки вместе с остальной дребеденью тоже его рук дело, Харт подумает, куда с пользой пристроить такой талант. Не пропадать же добру.

К себе Харт вернулся в отличном расположении духа. Зашел в покои. Кивнул служанкам, чтобы заканчивали уборку, и прошел в кабинет.

Его драгоценность стояла у окна, просматривая какие-то бумаги. При виде жены Харт ощутил, как сердце заполняет нежность. Подкрался, чувствуя себя мальчишкой, обнял вздрогнувшую от неожиданности Софрану. Прижался со спины, губами коснувшись шеи. Прикрыл глаза: внутри штилем разливалось спокойствие. Где-то там, на краю сознания, присутствовала тревога за жену и ребенка, но Харт прекрасно осознавал, что эта тревога с ним на всю оставшуюся жизнь.

Он положил ладони на округлившийся живот жены, думая о том, какое это странное чувство – знать, что там, внутри, растет его продолжение, его копия. И сын будет любить Харта только потому, что тот его отец.

– Устала? Что там у тебя? – спросил Третий, заглядывая через плечо.

У них не вышло классической для Асмаса семьи, и Третья мать уже не раз высказывала свое неодобрение поведением невестки, но Харт каждый раз отмахивался, запрещая матери вмешиваться. Его гораздо больше устраивали их совместные, наполненные живым обсуждением дел на работе вечера, пусть они и случались не каждый день, чем скучное существо под названием «жена целый день в ожидании мужа дома». Чем она могла бы с ним поделиться? Количеством примеренных платьев? А рассказывать самому… Не позволяла специфика работы. Так что Харт каждый раз с удовольствием выслушивал о сумасшедших родителях и их чрезмерных запросах, о проказах девиц, о не подвезенных вовремя на экзамен записывающих кристаллах.

Софрана горестно взмахнула бумагами, спина под его щекой напряглась.

– Трое! – расстроено выдохнула она. Вывернулась из его рук, подняла несчастное лицо: – Целых трое провалившихся на экзаменах! И как я теперь в глаза их родителям смотреть буду? Мол, не научили? Не справились? Не смогли помочь?