Питерская история

– Ты откуда такой?!

Сергей в ответ огляделся по сторонам и тихой мышью прошмыгнул в квартиру.

– Я дома не был два дня.

– Рехнулся? Мать наверно с ума уже сошла.

– Пусть лучше чокнется, чем меня пристукнет.

– Что ты натворил?

– Слушай, есть что пожрать? Умираю с голоду!

– Ну, проходи… – я тяжко вздохнула, но делать нечего. Друг, как-никак… Пришлось отдать на растерзание и яичницу, и салат. Сережка умял и то, и другое, а я смотрела голодными глазами и пускала слюни.

– Спасибо, мать, не дала умереть смертью храбрых, – не смотря на проникновенные слова, лучше парнишка выглядеть не стал.

– Так что произошло? Почему ты не ночевал дома? Выгнали?

– Вовчика закрыли.

– Чего?

– Менты взяли позавчера его, говорю! – рявкнул Сережка, а я чуть не сползла со стула.

– К-к-как взяли? Да ты звездишь!

– Очень надо! Настя, клянусь, его повязали. Я сам видел.

– Тогда почему и тебя не замели за компанию?

– Убежал…

Вот половая тряпка! Бросил друга… Хотя, Роткорытом всегда был трусом. И даже в драки никогда не ввязывался. Для меня оставалось загадкой, почему он всегда таскался на сходки вместе с Вовчиком.

– Он встречался там с клиентами, трое парней пришли.

– Там – это где?

– У Ледового. Темно как у негра в жопе было, и тихо. Я вообще не понял, откуда менты взялись. Вовчика сразу на землю уложили, а я драпанул оттуда.

– А Граф?

– А он тут причем? Он товар Вовчику до этого отдал. Его там не было.

Очень жалко. Я бы порадовалась. Вот сука! Хотя, Вовчик сам молодец большой. Ведь предупреждала. И оказалась права. Только счастья мне это не прибавляет.

– И что теперь будет?

– Не знаю. Весь район в курсе, что Вовчика с товаром взяли. Мать меня убьет, она же знает, что я с ним дружил.

– Дружил? В прошедшем времени? Твою мать, Серега! Ну ты и козел! – не выдержала я. – Друг только когда все хорошо? Это называется паразитизм, дорогой.

– Слышь, не умничай, – парень разозлился и вскочил. – Я не хочу в КПЗ. Я тут не причем.

– Ага. И не употреблял никогда, да?

– Можно подумать, ты не глотала таблетки.

– Иди в жопу. Провонял мне всю кухню. Проваливай давай, – я почти вытолкала его в подъезд, но дверь закрыть не успела. Роткорытом повернулся ко мне, полыхая яростью в глазах. Таким я его никогда не видела.

– А ты где болталась? Я ведь помню, что случилось в клубе тогда. Че-то про других вякаешь, а сама как сучка себя ведешь.

– Тебя это колышет? Иди на хер отсюда.

Захлопнув дверь, прислонилась к ней спиной. Меня трясло. По коже скакали мурашки, очевидно репетируя лезгинку. Вовчика в отделение уволокли, и хрен знает, когда выпустят. И выпустят ли вообще. А Серега? Его-то какая муха укусила? Злится, что сам же и обосрался со страху? Но я в этом не виновата. Впрочем, трусам всегда легче обвинить в своих косяках других. А я – идеальный вариант. Тоже ведь предатель.

Хотя… Может зря я на Серегу взъелась? Ну чем бы он помог, упрячь его менты за решетку вместе с Вовкой? Ничем. Так что он правильно сделал. Я бы тоже убежала. Нет, не так. Я бы вообще туда не поперлась. Мозгов у них не хватает. А еще студенты, Господи прости.

Выкурила пять сигарет. Пришла в себя настолько, чтобы ощутить голод и вспомнить, кто сожрал мой ужин. А яичницу хотелось до дрожи в коленях. Приготовила. И опять в дверь позвонили.

– Да че за херня-то? – очень искренне возмутилась, но все же пошла открывать. Серега видимо решил извиниться. Или плюнуть мне в лицо. Сильно он не обидит, поэтому дверь распахнула без опаски. И тут же попыталась захлопнуть обратно. Не вышло.

– Здарова, – жизнерадостно ухмыльнулся Граф, подставив свою ногу между косяком и дверью.

– Чего тебе?

– Разговорчик есть.

– Не хочу я с тобой разговаривать.

– Хм, а я разве спрашивал, хочешь или нет? Посторонись-ка, бэйби.

Толкнув меня в коридор, вошел вслед за мной. Аккуратно закрыл дверь.

– В курсе уже, да?

– По поводу?

– Хахаля твоего прессанули.

– Он мне не хахаль.

– Ага, значит догнала, о чем толкую. Хорошо. Умная девочка. Значит, проблем не будет.

– Каких еще проблем? Че тебе от меня надо?

– Всего ничего. Тридцать косарей.

– Чего? – я прифигела. – С какого перепугу?

– Ну как же? – он прищурился, и я впервые ощутила, как себя чувствует мышь под взглядом удава. – Твой парень накосячил, товар взял вперед и профукал его. Ни денег, ни колес. Меня такой расклад не устраивает. А тебя?

– А мне насрать на твои проблемы, – всегда, когда боюсь, становлюсь наглой. Только как правило, получаю еще больше люлей, чем планировалось.

– Но они не только мои. Я тебя два дня пас, крошка. И теперь с живой не слезу.

– Причем тут я? Вовчик накосячил, вот с него и спрашивай!

– Вовчик в КПЗ бомжей нюхает. И хрен знает, когда перестанет. Я тоже много кому должен из-за этого пидора. Пришлось идти к Вавилову на поклон. Так что за моральный ущерб еще пару тысченок накинул.

– Разбирайтесь между собой, а меня сюда не приплетай…

– Ты достала, – вздохнул Граф. Резким движением шагнул ко мне, за секунду намотал волосы на кулак и со всей силы приложил лицом об стену. Я кажется на секунд пять потеряла сознание, чего со мной не случалось со времен первого класса, когда мне без укола решили вырвать задержавшийся молочный зуб.

Боль адская. Череп словно разорвали на части, перед глазами заплясали черно-красные пятна, нос горел огнем.

– Ты охренел? – я все же нашла в себе силы дернуться, но вырвать волосы из его ладони не получилось. – Что ты делаешь?

– Учу тебя вежливому обращению со старшими, – он приблизился к уху и зашептал, обдавая горячим пивным дыханием волосы у виска. – Заткнись, сука. И слушай. Не отдашь через три дня деньги – пеняй на себя. Из-под земли достану и отбивнушку сделаю. Мне насрать, как ты это сделаешь. Может, отсосешь у богатых мужиков на заправках. Я тебе еще самое интересное не рассказал. Я ведь знаю, с кем ты кувыркаешься сейчас. Думаешь, тебе это так с рук сойдет? Сдала бывшего и хочешь выйти сухой из воды?

– Ты о чем? – простонала, чувствуя, как в носу прокладывает дорогу водопад из крови.

– Подумай, шалава. Подумай.

– Отпусти меня! Я ничего не знаю, мне больно! И денег таких у меня нет. Родители приедут только через две недели…

– Настя, ты дура? Я тебе сказал – деньги отдашь, значит отдашь. По-хорошему. А не захочешь – отымею во все щели и тебя, и Ленку твою. У нее и сиськи поинтереснее. И не только я, учти. Пройдемся всей компашкой.

– Ленку не трогай, она ваще не в курсе! – завопила я, превозмогая боль. – Не трогай ее, мразь!

– Не обзывайся, – с милой улыбкой ответил он и залепил мне такую пощечину, что я отлетела к стене и с тихим поскуливанием сползла вниз. – Я и хахаля твоего нового кастрирую, если нужно будет. Ты плохо меня знаешь…

– Ошибаешься… я знаю… какой ты… падонический козел…

– Ну и славненько. Значит, деньги достанешь. Мне бы не хотелось делать тебе больно, ты такая милая девочка…

– Иди на хер…

– …когда не материшься. Ладно, киса, отдыхай. Я приду через три дня. Если тебя дома не будет, не обессудь. Дверь у вас не железная, так что вынесем все, что передвигается.

– Холодильник не забирай, он сдох.

– Ты еще и шутишь? Смелая девочка. Ты мне нравишься, Насть. Жаль, что выбрала этого дегенерата.

– Уходи…

– Ушел. Пока, киса. Свидимся.

Я кое-как доползла и закрыла дверь. Голова кружилась и болела, как последняя сволочь. Мне казалось – умираю. Нашла в аптечке аспирин, сжевала три таблетки и улеглась на спину прямо на полу в кухне. Кровь из носа текла как шальная. Уделала футболку и джинсы. Кажется, эти вещи уже на выброс. Впрочем, возможно все мои вещи придется относить на помойку, если Граф меня пришьет. А ему придется это сделать, потому что денег у меня нет. Я вообще не понимаю, чего он от меня хочет.

10: Чип и Дейл к вам спешат

Я так измотана,

И я не знаю, что делать.

Должна ли я расстаться с жизнью, Господь?

Или ты вытащишь меня.

(пер. с англ.)?C-Block – «So Strung Out»

В такой позе я пролежала всю ночь. Ровно в полночь стащила со стола кувшин с водой и поставила рядом. Иногда ползала в туалет. Но в основном старалась не шевелиться. Когда не двигалась, голова болела поменьше. Вообще у меня закралось подозрение, что я хватанула сотрясение. Но звонить врачу… Бррр… Лучше так помру. Тем более все равно убьют.

Где-то около шести утра я отключилась. Пришла в себя в одиннадцать. Разбудил стационарный телефон, надрывался долго. Но я так и не подошла. Вспомнила, что и сотовый выключила. Наверное, Ленка или Саша ищут. Пусть. Не до них сейчас.

Голова уже не так сильно гудела. Позавтракала еще двумя таблетками. Запила крепким чаем. После полудня в дверь позвонили. Я вздрогнула и забилась в туалете, закрывшись на задвижку. Глупо, знаю. Но мне было страшно. Очень. Я даже дышать не могла, а сердце как от спидов стучало о ребра.

Неизвестный оккупировал дверь надолго. Только через полчаса соизволил уйти. Я осторожно приковыляла в коридор и прислушалась. Тишина. Ушел. Может это и не Граф, но я никого не хотела видеть.

Зашла в ванную. Испугалась снова. Из зеркала на меня смотрела маска африканского божка – нос распух на полморды, под глазами фиолетовые круги, а под носом засохшая кровь. Весь подбородок и губы. Выкинула грязную одежду в мусорное ведро, забралась под воду. Решила попробовать контрастный душ – шпарилась кипятком и морозилась ледяной водой. Самое интересное – особого дискомфорта не чувствовала. Очевидно, от шока у меня все нервные клетки атрофировались.

Напилась чаю, схомячила банку клубничного варенья. Вроде жизнь стала налаживаться. По крайней мере, физическое состояние. Насчет всего остального утверждать не бралась. Хреново было. Я не сомневалась в словах и обещаниях Графа. И не знала, где найти деньги. Больше всего боялась за Ленку. Позвонить, предупредить? Придется рассказывать все, как есть, и тогда могу потерять подругу. А если Граф действительно что-нибудь ей сделает? Тогда точно потеряю. Может даже и в прямом смысле…

Меня знобило. Оделась потеплее, залезла под одеяло, да еще и электрическую батарею включила. Колотило так, что я боялась откусить язык – зубы ходуном ходили. Догадалась достать градусник – тридцать девять и девять. Шикардос. Вот только лихорадки мне не хватало.

Наелась антигриппина, запила разведенным с водой вареньем и снова завалилась в кровать. В дверь опять позвонили. Я сделала вид, что не слышу. Понимала – меня ищут. Но встать сил не было. Когда начали действовать таблетки, я уснула под чьи-то стуки по деревянной обшивке. Пусть стучат. Пусть звонят. Мне все равно. Я умирала.

На следующий день стучащие подали голос. Сначала Ленка немножко повозмущалась, потом прискакал Саша и начал колотить в дверь под ее аккомпанемент.

– Настя, мы знаем, что ты дома! Если не откроешь, дверь сломаю! – ревел бойфренд раненым медведем.

Судя по ударам, угрозу он свою вполне может выполнить. Родителям хватит поломанного холодильника, за замену двери меня вообще из дома выгонят. Еще бы, ничего дочери доверить нельзя, все испоганила. И жизнь свою тоже.

Господи, как же не хотелось им открывать! Особенно Сашке. Будь Лена одна, с радостью бы втащила ее к себе, предварительно попросив сгонять за пельменями. Жрать хотелось жутко. Именно жрать. Слона бы сейчас схарчила.

Но нет, придется терпеть и его присутствие. Увидит мою морду и вообще никогда не захочет. Я сама-то без содрогания на себя смотреть не могла. Очень надеюсь, что до приезда родителей хотя бы фингалы пройдут. Если меня не убьют, конечно.

Все же решилась. Открыла им и сразу отошла от двери, повернувшись спиной. Ленка тут же ворвалась в коридор.

– Ты обалдела, что ли? Мы чуть с ума не сошли! Что случилось? Почему телефон выключен, почему обычный не берешь?

– Вы вместе меня искали? – спросила я, все так же спиной.

– Я позвонил Лене, думал – она знает, где ты.

Несколько недель назад, еще до разборок с Вовчиком, я познакомила Сашу с Леной и Лешей, на свою беду. Теперь он привлек тяжелую артиллерию в операцию по спасению рядового Райана. Вот на хера притащились?

– Ты объясниться не хочешь? Это такой способ расстаться, что ли? Могла бы и позвонить. Давно дома? Эй, я с кем, по-твоему, разговариваю? – Сашка не выдержал, развернул меня к себе и от неожиданности матернулся. А Ленка потеряла дар речи, только глаза как у камбалы стали.

– Кто? – только и спросил парень. Я пожала плечами, пытаясь отвернуться. Сашка сильнее сжал плечо и почти прорычал. – Какая сука это сделала?! Говори!

– Напоролась на косяк.

– Конечно! И сломала нос?

– С чего ты взял, что он сломан?

– Он распух на пол-лица, про синяки под глазами я молчу.

– Просто ушиб. Вы чего приперлись вообще?

Парочка потеряла дар речи от моей наглости. Я, признаться, тоже не ожидала от себя. Но они бесили, причем сильно. Больше всего на свете мне хотелось забраться под одеяло и лежать там до приезда родителей. Поделиться новой бедой я не могла и не хотела. Сама справлюсь.

Ленка наконец подала голос. Долго возмущалась. Назвала идиоткой, предательницей и черт знает кем еще. Я не слушала ее. Все мои усилия были направлены на избегание взгляда Сашки. Он грозился прожечь своими грозными очами дыру на мне.

– Ты меня слушаешь вообще? – гаркнула Ленка напоследок, и получив в ответ отрицательное покачивание головой, психанула. Выскочила за дверь, даже не попрощавшись с Сашкой. У нее бывает. Истерики она закатывала редко, но метко. Ничего, отойдет. В первый раз, что ли…

Мы остались вдвоем, и я внезапно поймала себя на мысли, а не рвануть ли вслед за подружкой. Авось удастся и Сашку выдворить из квартиры.

– Собирайся. Мы едем в больницу.

– Вот еще!

– Я тебя не спрашивал, и не предлагал. Мы едем, и точка.

– Никуда я не поеду! Оставьте меня в покое!

– Настя… – Саша придвинулся ближе, и угрожающим шепотом обжег лицо. – Помолчи. Это не шутки, между прочим. Вполне возможно, это сотрясение. Ты, судя по всему, удачно приложилась.

Издевается. Понял же, что я соврала, но решил не спорить по этому поводу. Ну и хрен с ним.

Минут пять я молчала, прикидывая варианты. По всему выходило, Саша прав. Лучше показаться врачу, а то мало ли… Оставаться уродом на всю оставшуюся жизнь в мои планы не входило. Даже если жить мне осталось два дня.

Мне повезло. Ни сотрясения, ни переломов. Легко отделалась. Констатировали сильный ушиб, выписали всякой дряни. От отеков, обезболивающее и противовоспалительное. Сашка сам все купил в аптеке. Привез к себе.

А вообще я обожаю российские больницы. Как говорила бабушка, кино и немцы. Я бы выразилась иначе – маски-шоу. Врачиха прекрасно видела, что меня избили, но ей по фигу. Я просто сказала – упала. Она кивнула и занялась моим лечением. И даже на рентген не отправила. На ощупь определила видимо, что кости целы.

Дома я молчала. И лишь когда мне под нос сунули чашку с кофе, подняла на парня глаза. Всю дорогу от больницы я решалась на этот вопрос, хоть и чувствовала себя донельзя унизительно. Просить в долг – вообще выше меня. А тем более у собственного молодого человека. Но Саша был моей последней надеждой.

– Спрашивай.

– С чего ты взял…

– Вижу по глазам. Говори.

– Ладно. Ты не можешь одолжить мне денег?

– Сколько?

– Тридцать тысяч.

Сашка вытаращил глаза.

– Сколько?! Я на работе-то меньше получаю. Зачем тебе такая сумма?

– Понимаешь… Родители хотят, чтобы я к ним приехала. Я тебе потом верну, когда мы вернемся… – лихорадочно соображала, где бы мне зависнуть на недели две, чтобы Сашке на глаза не попадаться. Пусть думает, что я укатила в Сочи.

– Я такого наглого вранья давно не слышал, – усмехнулся Сашка. – Ты сама-то понимаешь, какую херню несешь? Настя, во что ты вляпалась?

Я попыталась улыбнуться, возразить, и тут разразилась такими отчаянными слезами, что аж сама перепугалась. Остановиться бы, да где там. Слезы продолжали катиться по щекам, сопровождаемые протяжным хрюканьем.

– Настя! Девочка моя, что такое? Расскажи. Вместе решим эту проблему. Ну же. Перестань, успокойся…

Всхлипывая, я поведала всю печальную историю моей нелегкой жизни.

– Есть один парень. Ему Вовчик теперь денег должен. А пока он в тюрьме, Граф хочет с меня что-то поиметь.

– Тридцатник хочет? Охренеть, – покачал головой Сашка. – Да там дай Боже тыщ на десять потянуло… стоп! Ты сказала – Граф?

– Ты его знаешь? – слезы высохли одномоментно.

– Наслышан. Один мой друг хорошо его знает. Значит, ты тоже имеешь с ним дело?

– Ничего я не имею! Стараюсь сталкиваться с ним по минимуму. Как видишь, не удалось.

– Значит так. Эту неделю живешь у меня. С козлом мы разберемся.

– Кто это – мы?

– Я с другом.

– Если я деньги завтра не отдам, он Ленку поймает. Я не могу рисковать лучшей подругой.

– А что, другим человеком стала бы? – искренне полюбопытствовал парень.

– Да нет, наверное, – я безразлично пожала плечами. Таблетки начали действовать, и мне хотелось прилечь.

– Не боись, не тронут они твою Ленку. Слово даю. А сейчас ложись. И не думай ни о чем. Я все сделаю.

11: Не секрет, что друзья не растут в огороде

Утро вечера мудренее. Хорошая поговорка. И очень умная. Не успела я продрать глаза, как в памяти взорвалась фраза Сашки про десять тысяч. Вчера я упустила его слова из виду, а сегодня поймала их за ускользающий хвост. Или он это так ляпнул, лишь бы что сказать и меня утешить?

Он ушел на работу, на сутки. Я оказалась предоставлена сама себе. Изучила отражение в зеркале. Отек с носа потихоньку спадал, фингалы под глазами удалось замазать тональником.

А дальше делать было абсолютно нечего, и в голову полезли мысли. Например, о таинственном друге, который все разрулит. И о Графе. О том, что на мне висит доля вины за Вовчика. Каким таким образом? Уж не из-за Сашки и его дружка?

От этих дум я ужаснулась и умудрилась опрокинуть горяченный чай себе на колени. Взвыла. И одновременно поняла, как мне сейчас нужна Лена. Решилась на подвиг – позвонила ей.

– Чего тебе? – буркнула подруга. На нее совсем не похоже. Видимо, серьезно обиделась.

– Извини меня, – я шумно вздохнула. Лена вроде растаяла.

– Настя, мы же подруги. Ты можешь довериться мне. Обратиться за помощью. Мне не нравится твой игнор.

– Так получилось, – золотые слова, которые я люблю произносить по делу и без.

– Твоя любимая отмазка.

– Не хочешь приехать?

– Ты дома?

– У Сашки. Он на смене. Придет утром. А мне хреново, хочется поговорить с умными людьми.

– Я бы и без лести приехала. Буду вправлять твои мракобесные мозги.

– И я тебя люблю, – улыбнулась я в трубку.

Подруга привезла мартини и ананасовый сок. Знает, чертяка, чем порадовать мою грешную душу. У меня-то в карманных расходах очень редко числилась необходимая для такой бутылки сумма. Поэтому и травилась всякой хренью.

А еще в ее сумке нашлась куриная грудка, которая сразу же отправилась в духовку, баночка с овощным рагу и пирожки с вареньем.

В ней сочеталась изысканность светской леди и простота с домовитостью от советской кухарки восьмидесятых. Парней, наверное, это заводило. Причем она всегда приуменьшала свои способности. То ли правда природная скромность, то ли попросту напрашивалась на еще бóльшие комплименты.

– Ленка, твой Алексей на тебя молиться должен. Готовишь, как богиня, – поглощая рагу, возопила я.

– Он и молится, не переживай, – она небрежным жестом откинула волосы за спину и впилась в меня взглядом. – Ты же знаешь, мне пришлось этому обучиться, когда мать ушла.

– Знаю. Как папа?

– Бодрится, как всегда. Я хотела бы для него работу поспокойней, но ты же его знаешь. Упертый как баран, и не желающий сидеть на дочкиной шее.

– А причем тут твоя шея? Это маман ведь платит.

– Так она мне платит, а не ему.

История Ленки вроде и банальна, но в то же время необычна. У нас, как правило, в тяжелое время для семьи уходили мужики. Семеро по лавкам сидят – им похер. Либо юбка покороче зовет, либо нежелание брать на себя все проблемы. Конечно, их искали, иногда находили и заставляли через суд выплачивать алименты. Но кто не знает наш суд? Самый гуманный суд в мире. Разве на эти копейки проживешь? Вот и крутятся матери, как белки в никогда не останавливающихся колесах.

У подруги – все как раз наоборот. Маман у Лены меня бесила всегда. К счастью, сталкивалась я с ней крайне редко, но даже в такие моменты удивлялась, насколько они с дочерью не похожи.

Двадцать три года назад в семье офицера советской армии и парикмахерши родилась хорошая девочка Лена. К моменту ее вопящего появления в роддоме счастливый папаша отправился обратно в Афганистан.

Вообще Семен Васильевич тусовался там аж с 1979 года, и только в конце восемьдесят второго года его, слегка раненого, отправили на лечение. Вот тогда они и зачали Леночку. Дождаться рождения не дали.

Радость полными застольямиИ земными поклонами,Встанем, выпьем и за всех помолчим.Месяц полон, мир шатаетсяЯзык, ноги заплетаются.Вспомним, скажемБрат брату нужные слова.7Б – «Молодые ветра»

А перед самым выводом советских войск из Афгана случилась трагедия. Семен Васильевич служил в парашютно-десантном полку, был крутым чуваком, не боящимся ни пуль, ни афганцев. И однажды наш супермен вместе со своей группой совершал разведывательный рейд где-то в районе Панджшерского ущелья. Ну и нарвались на засаду. Ленка рассказывала, что кошмары той ночи до сих пор его преследуют и он воет раненным волком по ночам. Тогда убили его лучшего друга. Вообще многих ребят там положили. Отцу пули попали в бедро и рассекли кожу у виска. Вся морда залита кровью, оставшиеся в живых в группе решили, что он скоропостижно отправился на тот свет. Хотели оставить рядом с труппами, но один из парней нащупал-таки пульс и на своих двоих дотащил до аванпоста, пока уцелевшие прикрывали отход, отстреливаясь от душманов. Семен выжил, превозмог слабость от потери крови и убивающую сознание боль. Моджахеды чудом не перестреляли всех остальных. Ленка считает, он родился в рубашке.

Но самое жуткое случилось потом. Ему намекнули, что лучше бы он там и помер. Что раненые государству не нужны, и вообще у них бинтов на всех не хватает.

Из армии его списали. Ранение в ногу оказалось серьезным, он на всю жизнь остался инвалидом. Еще и контузия, глухота на одно ухо и постоянное дерганье правого века.

Марина терпела такого мужа, безработного, бесполезного, ровно три года. Он даже телевизор починить не мог. Потом нашла хахаля с машиной и деньгами, и поминай как звали. Через год вернулась, чтобы забрать дочь, но та – в слезы.

Лена отца считала героем. Обожала его и ненавидела мать. Она рассказывала, что хоть и была глупым ребенком, помнила, что до возвращения отца частенько мать зависала по вечерам в компании то одного, то другого кавалера.

– Она неплохая, когда ноги не раздвигает, – выразилась подруга как-то про нее. Больше она себе такого не позволяла при мне, но эти слова надолго врезались мне в память. Насколько надо постараться убить в ребенке любовь, чтобы он говорил о матери в таком тоне?

Когда мать подала на развод, Ленке было одиннадцать. Суд, естественно, отдать ребенка отцу-инвалиду, живущему на нищенское пособие, которым и бомжи бы побрезговали, отказался. Официально девочка осталась жить с матерью.

Но после трех страшных истерик Марина решила отдать дочь отцу. Она просто испугалась, что у девочки остановится сердце, так она рыдала и кричала. Ее новому мужу такое положение дел нравилось еще больше. Он согласился отстегивать Семену и Лене каждый месяц некоторую сумму, лишь бы не видеть орущего ребенка никогда.

Так они и жили. Лена рано научилась готовить, стирать, хозяйничать по дому. Вся квартира была на ней. Но она не жаловалась. Отец, выкинутый на помойку и никому не нужный, пил. Лена терпела, целовала его лысеющую макушку и всегда называла «папочкой».

Как-то Семен, выходя из очередного запоя, курил на лестничной площадке. И тут Ленка поднимается. В руках – по два огромных пакета с продуктами. На щеках – дорожки от тихих слез. Его проняло. Доперло наконец, что Лена – свет в его окне, и не фиг этот свет убивать тьмой, живущей только в его мозгу. Водке сделали ручкой. Если и выпивал Семен Васильевич, то исключительно пиво, и не чаще раза в три месяца.

Кулинарными способностями все мужики обладают с рождения, только мало кто об этом знает. А кто знает – ленится. Но как бы там ни было, Семен домашние обязанности взвалил на свои мужские и крепкие пока что плечи. В конце концов руки на месте, и без ущербов от ранений.