Питерская история

Денег, что присылала Марина, едва-едва хватало на еду и кварплату. Девочка ходила в обносках. Как-то Семен увидел, как она прикусывает губу, втискиваясь в обмалевшие и ободранные ботинки. Вот и началось его новое мытарство с поиском работы. Никому он не нужен оказался. Его даже на биржу не хотели ставить. СССР развалилось, а на его руинах ничего путного строить никто не хотел. И не мог. Страна катилась под откос, и люди, не успевшие найти ментовскую или воровскую крышу, падали туда вместе с ней.

Наконец, превозмогая солдатскую гордость, позвонил бывшему командиру. Тот послал. Но Семен не сдавался. Звонил снова и снова. Под конец задолбал майора чуть не насмерть. Тот плюнул и связался со знакомыми. Семену предложили работу охранником на стоянке.

Не пыльно, не накладно, а деньги не плохие. С первой же получки Ленка получила новые моднявые сапоги и теплое стеганное пальтишко с настоящим мехом из енота.

Напарник, узнав, что Семен воевал, преисполнился уважением и поделился своей идеей – открыть боксерскую школу. Сам занимался этим всерьез, пока не женился, а Семен вспомнил, что тоже боксировал до армии. Раненая нога не мешала двигаться, и это грело душу. Пусть в медицинской карте стоит страшный штамп – вторая группа инвалидности, главное – он живой, и таким себя ощущает.

После двух-трех спаррингов поняли – дело стоящее. Они все еще знают и помнят основные удары и движения, школа у обоих старая и качественная.

Дело пошло на лад. Подростков и молодых парней, желающих научиться давать сдачу бандитам, нашлось немало. Потом, правда, пришел рэкет. Это ж святое дело в девяностых. Бандитский Петербург. Семен заартачился, но напарник уговорил его не спорить с ребятами. Отстегнул немножко, а потом живи-не горюй, никто не тронет. Кстати сын одного из рэкетиров тоже начал ходить в их школу, и с его папашкой у них зародилась чуть ли не дружба.

Парнишка много времени проводил дома у Семена. Отец занимался крышеванием, и на сына не было ни минуты. У Лены появился новый друг, которого она тут же решила подтянуть в учебе. Сама она всегда была умной девочкой. Папа привил любовь к книгам и тягу к новым знаниям, и в школе она находилась на хорошем счету. Закончила с красным дипломом.

У Марины тем временем дела тоже пошли в гору. Она открыла салон красоты, и даже купила двухъярусную квартиру, которую потом переписала на Ленку. Универ тоже собиралась оплатить, но Лена умудрилась поступить на бюджетное отделение.

В восемнадцать лет переехала в подаренную матерью квартиру, но по-прежнему проводила много времени у отца. С ним ей было интересно, и она все так же хотела заботиться о нем. Ничего от отца не скрывала. Обо всех похождениях, победах и поражениях он знал, и никогда не злоупотреблял этими знаниями. Ничего не запрещал, но подробно объяснил последствия каждого априори запретного поступка. Лена слишком боялась его разочаровать, чтобы попасть в плохую компанию, начудить с наркотиками, напиваться в стельку в клубах или путаться с каждым встречным парнем.

Рэкетир Саня Цветков умудрился завязать с криминалом и сообразил аптеку. Аптека потом выросла в фармацевтическую контору. Семена, пригревшего его сыночка Андрея, он не забыл и устроил к себе администратором-охранником. Работа сменная, и в выходные он продолжал обучать ребят в школе бокса. Смерть от холода и голода перестала маячить за спиной. А главное – он нашел себя. После контузии он потерял влечение к женщинам, и половая жизнь его не интересовала. Всю любовь он отдавал Лене, ради нее он жил. И за нее мог убить.

Марина продолжала платить «алименты», несмотря на взрослую дочь и отсутствие судебного постановления. Ленка сейчас ни в чем не нуждается. Но до сих пор нежно хранит маттеловскую Барби, которую я подарила на четырнадцатилетние. Мы тогда уже около года дружили, и я из своей матери всю душу вынула, лишь бы она купила для подруги такой дорогой подарок.

Наша дружба зародилась неожиданно. Особенно для меня. Она поссорилась с подружкой и первого сентября подсела за мою парту. До Лены друзей в классе у меня не было. Так, приятели, у которых можно списать. Сидела я всегда одна. Нет, меня не сторонились. Но считали не от мира сего и лишний раз старались не трогать. Может быть потому, что в третьем классе я до крови избила одноклассника за мучение котенка.

Он поймал его за школой на перемене. Собирался поджечь на нем шерсть. А я наматывала круги вокруг здания за неимением лучшего занятия. Девчонки из класса играли в резиночку и классики, но я тогда прихрамывала, свалилась накануне с велика. Врач приказал разрабатывать ногу спокойно и медленно, вот я и бродила каждую лишнюю минуту.

И тут этот недочеловек на моих глазах подносит зажженную спичку к дико орущему котенку. Я поняла, что сейчас произойдет. И озверела.

За школой у нас был разбит маленький парк-садик, мы там даже овощи летом сажали, называли это летней практикой. Папы приносили доски, фанеру для формирования грядок, и многое из этого хлама валялось кучей там же, рядом с землей. И я, недолго думая, схватила одну из длинных тонких дощечек и со всей дури врезала садисту по уху. Он завопил благим матом, выпустил вторящего ему котенка и бросился на меня с кулаками. А я, отбросив стройматериал, подножкой завалила его на землю и долго с удовольствием била ногами.

После того случая завуч заставил маму показать меня психологу. Но никаких отклонений не обнаружилось. Мама же считала, что я всего лишь переусердствовала с нанесением тяжких, ибо мучить животных – это настоящее преступление, и неважно, сколько гаденышу лет. Гаденыш, к слову сказать, перевелся в другую школу перед пятым классом.

После этого одноклассники никогда не дергали меня за волосы, не подкладывали дохлых мышей и лягушек в портфель, не стукали даже в форме флирта. Только когда со мной стала сидеть Лена, ситуация изменилась. Ее любили все: и мальчики, и девочки. Почему-то ее красота и успехи не вызывали зависти, может быть из-за врожденной доброты.

Мы болтали на переменах, хихикали на уроках, после занятий играли с мячом или в классики, начали забегать друг к другу на чай. Тогда же я и познакомилась с Семеном Васильевичем, которого я называла «дядей Сеней», втайне жалея, что его отчество не Семенович, как у незабвенного Горбункова. Он даже иногда напоминал мне Никулина. Я тоже его полюбила. Он никогда нам не мешал, не мучил нотациями (в отличие от моей мамы, которая даже в куклы нам спокойно играть не давала), всегда наготове с шуточками, приятными девичьим ушкам. Иногда мы уставали от переодеваний и сцен из Санта-Барбары с участием наших кукол, от скачек по комнате с освежителями для туалета и расческами вместо микрофонов, от рисования анимешных девиц с длинными ногами (в седьмом классе мы с Ленкой конкретно подсели на Сейлор Мун и даже разыгрывали целые спектакли, играя понемногу за всех героев). И тогда подключался дядя Сеня. Рассказывал о планетах, животных, природных явлениях. Мы слушали его, раскрыв рты. Однажды он отпросил меня у родителей на целые выходные, и мы поехали к Суздальским озерам. Это в черте города, но самой незагаженной человеком черте, скажем так. Жили в палатке, ловили рыбу, потом жарили ее на углях. Купались, загорали и играли в пляжный волейбол втроем.

Именно в тот уикэнд Лена вспомнила тот случай в третьем классе и со всей серьезностью заявила:

– Я бы тоже так поступила на твоем месте.

Любовь к братьям нашим меньшим – еще одна наша общность. Я тогда души не чаяла в коте Барсике, которого родители нашли крошечным комочком, когда мне было три года. Он рос со мной и умер в прошлом году. У Ленки – персиянка Тамара или по-простому – Томочка. Питомцы, игры и общее мышление сблизили нас настолько, что к концу девятого класса мы не мыслили существования друг без друга.

И вплоть до одиннадцатого класса умудрялись играть в куклы и гулять с мальчиками. Да, детством нашим я довольна. Оно подарило мне друга. И лучшие годы жизни.

12: Покой нам только снится

Не сказать, что мы напились как свиньи. Но в глазах ощутимо двоилось.

– Не умеешь ты выбирать мужиков, – втирала мне Лена, иногда не владея буквой «Р». – Вовчик – козел, Сашка – мутное нечто. Кто он? Охранник несчастный.

– Ты сейчас говоришь словами своей ненаглядной мамочки, – съязвила я.

– Может быть, – Лена и не думала спорить. – Чему-то она меня все-таки научила. Мужиков надо выбирать с умом, внимательно, подвергая их испытаниям. Бывает и так. Случайно встретились. Бац! Ты понимаешь – твое! Бери, срочно, пока не взяла другая. Но это редко.

– Ага, и ты в это исключение естественно попала со своим Лешей, да?

– Да брось. Он идиот. За душой ни гроша, а уже замуж зовет. Я ему – жить мы на что будем? А он – прорвемся. Вот он, настоящий мужчина. Прорвемся, говорит. А я не хочу возвращаться в нищету. Увольте. Если бы не эта дура, мы бы с отцом загнулись.

– Лена, ты о матери сейчас говоришь.

– А плевать. Никто не слышит. А ты знаешь, как я к ней отношусь. Ненавижу. За то, что бросила.

– Тебя она не бросала. Ты сама виновата. Помнишь, ты рассказывала, почему тебя вернули отцу?

– Да, я знатно ее хахалю нервы потрепала, – Ленка плотоядно усмехнулась. – Видела бы ты, в каких конвульсиях я билась. А как орала!.. Монсеррат обзавидуется. Они решили – помираю. И от греха подальше сбагрили папе.

– Можно подумать, ты жалеешь.

– Нет, конечно. Я задыхалась в том доме. С их алчностью, склочностью и махровым эгоизмом.

– Но вы же справились. Выжили. Вы с отцом. Сумели подняться. Да, мать вам помогала, но вы бы и без нее прекрасно справились. Он вытащил бы вас из бедности.

– Знаю. Он слишком меня любил.

– А сейчас ты становишься похожей на мать. Подумаешь, Лешка бедный. Ну и хрен с ними, деньгами. Не в них счастье, Ленка. Не в них. Лишь бы человек хороший был. Чтоб любил тебя и на руках носил.

– О, как мы заговорили. В тебе недорезанный философ проснулся? – засмеялась Лена.

– Я всегда так считала. Моя семья тоже звезд с неба никогда не хватала. Но родители всегда поддерживали друг друга.

– Да все я понимаю. Главное – отношение человека к тебе. Понимаю. Но возвращаться в то время, когда я боялась, что и на выпускной пойду в тех же самых ботинках эсэсэсэровских, не хочу. И не буду.

– Тебе Марина поможет.

– И что, Марина будет содержать молодую семью полностью?

– Лешка подработку найдет.

– Ну, может быть, и я найду, положим. Только не в этом дело. Мы, кстати, билеты в Крым так и не купили. Не поедем. И… Не люблю я его, Насть, – произнеся откровение, Ленка так отчаянно зарыдала, что я чуть не протрезвела с перепугу. Я такой ее видала только в конце девятого класса, когда химичка вдруг воспылала к ней дикой ненавистью и вознамерилась влепить трояк. Причем ревела Ленка не потому, что отец ее ругать будет. Просто не хотела разочаровать его. И вообще она у нас чертова перфекционистка.

– Эй, ну ты че? – я растерялась. Никогда не умела утешать, соболезновать и протягивать носовые платки с сочувствующим видом.

– Да ну его! – продолжала реветь подруга. – Связалась на свою голову с идиотом. А теперь бросить жа-а-а-алко!..

– Ага, а кто меня учил, что нельзя из-за жалости с мужиками спать?

– Причем тут спать?

– Ну не только. Я утрирую.

– Иди в пень, – оскорбилась она и залпом допила остатки в бокале. Слезы как ветром сдуло. – Не слушай меня и не смотри так жалобно. Я домой. Перепила. Лучше пойду.

– Пойду или поеду? – уточнила я, краем глаза зацепив часы. На автобус она еще успевала, главное до остановки ее довести. Ее студия находилась на расстоянии трех остановок, а вот отец жил недалеко от Сашкиной квартиры.

– Ты права. Поеду. Не надо папе на глаза попадаться. Он расстроится.

– Подумаешь. Ты же не маленькая девочка.

– Для него я навсегда останусь маленькой, – резонно заметила Лена. – Можно подумать, твоя мама думает иначе.

– Я к ней в голову не залезала. Ладно, проваливай. Я тебя провожу.

– Не надо, – отмахнулась Ленка. – Что я, заблужусь, что ли? Я тут все детство провела.

– Уже поздно… – промямлила я. Я ведь так и не рассказала о Графе и аресте Вовчика. Разговоры утекли куда-то совсем в другую сторону. Личная жизнь, наряды, учеба. Обычный набор студенческого трепа. С ужасом вспомнили, что скоро сентябрь. Я даже немного пришла в себя и забыла про денежные затруднения. Но как только Лена начала собираться, вспомнила все. Прям как Шварценеггер в одноименном фильме.

– Детское время, – фыркнула подруга и поднялась из-за стола. – Прости, что не помогу с уборкой.

– Ничего, у меня вся ночь впереди. Все равно я выдрыхнулась тут без Сашки.

Пока Лена обувалась, я подпирала стены коридора спиной, пытаясь не упасть. Вроде соображаю неплохо, а в ногах слабость. Мартини паленое нам попалось, что ли?

Увидев мое состояние, Ленка и вовсе пошла в отказ на мое предложение ее проводить. Я махнула рукой. Пусть идет, если хочет. И правда, не маленькая.

– Ты там поаккуратней, не запнись за доски. Площадку детскую собрались обновлять, уже вторую неделю стройматериалы валяются по всей улице.

– Слушай, я не колченогая и не инвалид. И не слепая.

– Зато пьяная. Да еще и на ходулях одиннадцатисантиметровых.

В последнем слове я сделала ошибок пять, произнося. Ленка хихикнула и скрылась во тьме подъезда. Именно во тьме. Лампочки кто-то уже дней пять назад стащил. На площадке между домами тоже как у негра в неприличном месте. Фонари то ли сгорели, то ли их тоже выкрутили. Народ у нас алчный, все тащит.

Закрыв за подругой дверь, я заглянула на кухню. С обидой посмотрела на грязную посуду и поняла – убираться не хочу и не буду. Скину все в мойку, помою утром. Если Сашка раньше меня не справится. Он такой чистюля, даже противно иногда. Никогда таких мужиков не видела.

Вышла на балкон, закурила. С удовольствием затянулась и почувствовала, как в теле разлилась долгожданная нега. Меня отпустило. Впервые с тех пор, как я вернулась из больницы. Сашка обещал. Он что-нибудь придумает. Поможет. А иначе какой смысл в наших отношениях?

Конечно, я не меркантильная особа. Но в конце концов нужна же и мне какая-то польза.

И тут мои мысли прервались сценой из дрянного фильма. Сначала я услышала Ленкино возмущение. Потом мат. Уже не Ленкин. Я узнала голос. И меня чуть не стошнило от страха прямо на кусты под балконом.

Что там происходило, я не видела. Темень страшная. К сожалению, белые ночи давно закончились, а по ночам мое зрение давало ощутимый сбой. Но через секунд пять, когда глаза заболели от пристального вглядывания в даль, я различила силуэт машины. И какую-то возню рядом.

А дальше мой мозг и разум мне отказали. Ибо я, как была в домашних тапках, так и рванула на улицу, не думая ни об оставленной позади открытой квартире, ни о том, что меня, собственно, тоже могут рядом с Ленкой растянуть.

Вылетев из подъезда, я подхватила одну из досок и понеслась к машине.

– Отпустите, уроды! – верещала Ленка. – Пустите!

Ее аккуратно и очень упорно пытались втиснуть в раздолбанную «шестеру». А рядом курил Граф и вампирически ухмылялся. Меня никто из них не видел.

– Че скалишься, сука? – со всего размаху приложила по морде одного из его дружков, державших Ленку. Остальные тоже отняли руки от неожиданности, а я в ту же секунду повернулась к Графу. – Тебе тоже вмазать?

– Бэтмен пришел на помощь Робину! Какая прелесть, – он улыбался, но в глазах читалось явное желание удавить меня тут же, на месте. Позади послышался скулеж, и я развернулась.

– Ах ты сучка, – парень, получивший по морде доской, держался за окровавленный рот и катался по земле рядом с машиной. Кажется, я выбила ему пару зубов.

– Кто-нибудь еще хочет? – по-моему, я ошалела от собственной смелости и удали, и дай мне щас десять скинхедов, казалось, всех замочу. В сортире.

– Я бы не отказался, чтоб ты меня приласкала, – меня схватили за руку и вывернули запястье. Вскрикнув от боли, выронила доску.

– Эй, Лёнька, я ее подержу. Вмажь ей по печени. Чтобы поняла, с кем шутить вздумала, – Граф еще сильнее сжал мою руку и зажал рот. – А ты не кричи. Соседей разбудишь. Не хорошо шуметь посреди ночи. Еще милицию вызовут. А нам всем тут не нужны проблемы с доблестным мусором.

Но мы все забыли про Ленку. А она, не будь дурой, быстренько воспользовалась ситуацией, двинула Графу по голени острым носком туфли. Он взвыл и выпустил меня.

– Бежим, – я даже опомниться не успела, а Ленка уже держала меня за руку, и мы собрались покинуть место рандеву.

– Лена! – крик прорезал ночь. Голос показался мне знакомым, но кричали явно не парни. Ленка встала как вкопанная. Козлы тоже обернулись на звук.

– Ой, нет, – прошептала она, но о чем речь, спросить я не успела. Мы уже неслись галопом, как хорошие лошади на ипподроме. Невзирая на домашние тапки и каблуки на шпильках.

– Кто кричал? – спросила я, ловя ртом воздух для зудящих от бега легких.

– Вроде отец.

– Чего? Семен Васильевич? Ты прикалываешься?

– Какое тут! Настька, заткнись и беги. Иначе долго не протянешь.

– Один вопрос – куда мы несемся?

– Ко мне домой. А ты что думала? Вернемся в Сашкину квартиру? Тут всего ничего остановок, и мы…

И нас чуть не сбили. Решив, что за полночь на Латышских стрелков машин не будет, Лена потащила меня напролом через шоссе, несмотря на красный свет светофора. Раздирающий ушные перепонки визг тормозов напугал меня до полусмерти. Зато теперь я знаю точно: врут, когда утверждают, что в такие моменты вся жизнь перед глазами проносится. Ни фига подобного. Я только вспомнила, что родители не скоро приедут и хоронить меня будет некому. А значит валяться мне в морге недели две. Печально, согласитесь.

– Девчонки, рехнулись? Жить надоело? – из навороченного «бумера» вылез мужик и уставился на нас глазами окуня, который все видел. – Что-то случилось? Вы откуда такие обалдевшие неслись? Пьяные или нанюхались?

Я посмотрела на Ленку. Если я выгляжу таким же живым трупом, с белой мордой и светящимися от ужаса глазами, дело дрянь. Очень похожи на передозников. И не скажешь ведь, что нам просто страшно.

– Не ваше дело. И вообще нам не до вас, – оглядываясь назад, буркнула я, между делом поправляя съехавший с ноги тапок. – Мы свободны? Можем нестись дальше?

– Вас кто-то обидел? – сразу насторожился дядька. – Помочь?

– Да, – встряла в разговор Ленка, немного приходя в себя. – Подвезите нас, пожалуйста. Только денег у нас нет. Нас только что ограбили и хотели изнасиловать.

Только сейчас я заметила, что Ленкина сумочка осталась где-то рядом с парнями и машиной.

– О, Господи! – мужик проникся и, похоже, поверил. – Может, в милицию?

– А толку-то? – поддержала я подругу. – Темно было, мы их видели первый раз в жизни, и не очень поняли, как выглядят. Просто отвезите нас домой.

– Хорошо. Конечно. Какой адрес?

– У метро Большевиков остановите. Там недалеко, пешком дойдем.

– Как скажете.

Мы сели в машину. Ленка забралась на заднее сиденье, а я из вредности уселась впереди. Мужчина попался симпатичный. Не старый еще, лет тридцать пять-сорок. Крепкий, но подтянутый, коротко стриженный, светленький, с добрыми глазами. Хотя, может, бандит, не отстрелянный десятилетие назад. У многих бандитов глаза добрые. Маскировка – вещь важная в их бизнесе.

– Девочки, помощь не нужна? – он повернулся ко мне, косясь одним глазом на дорогу. – Я не просто так спрашиваю. Вы так бежали…

– Сами разберемся, – буркнула я, не желая продолжать этот разговор. Вот Ленка коза. Хотя грех жаловаться. Тем более она чуть не пострадала честью из-за своей дебильной подруги.

– Вы, наверно, думаете, я маньяк, или еще что похуже, верно? – мужик усмехнулся и полез в карман пиджака. Я напряглась. Ленка, по-моему, вообще похрапывать начала с заднего сиденья. – Вот, возьми.

Он протянул визитку. Прочла имя – Михаил Хрусталев. Прелесть-то какая. Коммерческий директор какой-то фирмешки.

– Это закладка для книг? Спасибо. У меня как раз мало дома.

– Если понадобится помощь, – он мужественно терпел мой сарказм, который из меня так и лился. – Например, подбросить…

– А вы всем помогаете? Видимо, поэтому на пустынной трассе болтаетесь ночью?

– Подвозил генерального директора с корпоратива. Напился так, что не только за руль сесть, но и на ногах стоять не мог, – усмехнулся товарищ Михаил. И зачем он все это рассказывает незнакомой девчонке?

– Как интересно. Значит, всем готовы помочь? А где ваш Чип, мистер Дейл?

– Настя, хватит язвить, – буркнула сзади Ленка. – Спасибо, что подвезли. Мы здесь выйдем.

– Настя, значит. Очень приятно, – улыбнулся Миша.

– Очень невзаимно, – пожала плечами и вылезла из машины.

Мужчина нам посигналил и газанул в сторону Пятилеток. Кстати, туда мы сейчас и направлялись. На улице ни одной живой души. Даже странно. Обычно ночная жизнь в Невском районе кипела и бурлила, особенно в окрестностях Ледового дворца.

– А как мы попадем в квартиру? У тебя же сумку типа украли.

– У соседки есть запасной ключ.

– А она не начнет возникать, если мы к ней завалимся среди ночи?

– Настя, ей двадцать один год, и она редко приходит домой раньше двух ночи.

– А если она ушла в клуб?

– Значит ее дебильный братец-ботаник откроет. Успокойся. Если бы да кабы – во рту выросли грибы. Вот когда нам дверь не откроют, будем думать. Ты лучше скажи, что за представление ты устроила в машине? Мужик попался нам один на миллион – не приставал, не требовал оплаты натурой, не маньяк. Подвез и никаких обещаний не взял с нас. А ты его всю дорогу нервировала.

– Да перепсиховалась я с этим Графом…

– Кстати о Графе твоем родимом. Нам предстоит серьезный разговор. Надеюсь, запасы нерастворимого кофе у меня не иссякнут.

13: Большой секрет для маленькой компании

До квартиры мы добрались быстро. Милая девочка Юля, немножко подшофе, отдала нам ключ без лишних вопросов. Ввалившись в Ленкину студию, я впервые за ночь вздохнула спокойно. Тут нас никто не достанет. Потом параноидальный шизофреник внутри меня вспомнил, что старые ключи вместе с сумкой остались у козлов, но у Ленки с внутренней стороны двери имелась задвижка. Вот тогда я успокоилась окончательно. Но ненадолго.

Достав из шкафчика упаковку с дорогим финским кофе, Лена с грозным фэйсом поставила ее перед моим носом. Пакет противно царапнул столешницу. Я подняла глаза и с укором посмотрела на нее.

– Что смотришь? Сейчас напою тебя и буду допрашивать. Кто, зачем и почему.

– Ты о Графе?

– Именно. С чего он вдруг взъелся на меня? Я его один или два раза в жизни видела. Он что-то ляпнул насчет тебя. Типа я твой должок натурой отдам. Может, пора рассказать, что за фигня творится в твоей нелепой жизни? И почему ты впутываешь в это других людей?

– Ленка, я не хотела, честно! – я вскочила и бросилась к подруге, но она поспешно отошла к раковине, чтобы набрать воду в чайник. Я признавалась в раскаянии ее спине. Как она давеча.

– Ты что, этому дегенерату денег, что ли, должна? Товар покупала? Для Вовчика?

– Вовчик в тюрьме! Ну, в КПЗ то есть… И это он должен Графу деньги. А этот скот завалился ко мне и заявил – отдавать долг мне.

– Постой, паровоз. Хочешь сказать, это он тебя так отделал?

– Ну да… Разговор у нас как-то плавно вечером свернул с этой темы.

– Ты сказала, что упала!

– А ты ребенок? Где ты видела, чтобы такая морда после падения была?

– Да кто тебя знает-то? Ты вечно умудряешься себе что-нибудь сломать, порезать… Боже, Настя. Ну что ж ты сразу не рассказала? Саша знает об этом?

– Знает. Обещал разобраться.

– Вот идиотка. Я ведь просила, умоляла тебя покончить с этой дебильной компашкой! – Ленка села за стол и пригорюнилась. – А теперь-то чего делать? Сколько он с тебя денег хочет заиметь?

– Тридцать штук.

– Обалдеть. Ладно. Мне маман тут недавно на норку денег подкинула, я тебе их отдам.

– Ты с ума сошла? А что матери потом скажешь?

– Ну, скажу, что меня ограбили в подворотне. Живой оставили, но шубу сняли. Все лучше, чем быть изнасилованной твоим добряком Графом. И тебя я тоже не хочу оставлять ему на растерзание.

– Зачем он это сделал? – я уставилась в окно, избегая смотреть на подругу. – Ведь еще целый день впереди.

– Не думаю, что ребята имели серьезные намерения в моем отношении. Просто припугнуть хотели. Чтобы я утром побежала тебе жаловаться. И ты бы в срочном порядке принялась рыть носом землю в поисках денег.

– А если нет? Ты могла бы остаться инвалидом на всю жизнь. Если не физическим, то душевным. Если бы я не услышала твои крики?

– Я знаю, Насть. Но ведь они не торопились запихивать меня в машину. Я не особо сильно сопротивлялась – мартини в голове танцевало. А насчет тебя… Ты ведь слышала? Кто-то меня узнал и спешил на помощь. Так что может зря мы убежали.