Конопляный рай

– Точно, с охоты. Заходит в чум, и говорит жене… Чё же я хотел? А она ему – ты покушать хотел, однако.

– Так это про чукчу, – обиженно перебил Семён.

– Ой, точно, про чукчу, – согласился Фасоль, снова запуская ложку в уху.

– И что, больше не знаешь? – не отставал Иннокентий. – Давай, трави, а то скучно в лесу.

– Добряк. Только не перебивай. Кешка Бельды приходит в магазин музыкальных инструментов…

Начало сразу вызвало дружный смех.

– Валяй, я такого не слыхал, – вытирая глаза кивнул Иннокентий.

– Ага… И говорит продавщице. Продайте мне вон ту гармошку. А она ему говорит – нанайцам гармошки не продаём.

– Это почему? – обиженно перебил Семён. Иннокентий тоже уставился на паренька, ожидая продолжения.

Фасоль немного смутился, потом расплылся в улыбке: – Кешка про себя говорит – ага. Всё равно куплю гармошку. Пошёл домой намазался сапожным кремом, чтобы как негр, приходит снова, а продавщица опять, – нанайцам не продаём. Кешка удивился. Как вы догадались? А она ему – только нанайцы путают гармошку с батареей.

– Да… – уже справившись со смехом, произнёс Семён. – Выходит, что мы с тобой дядя Кеша в музыке ничего не понимаем.

– Или в батареях, – поддержал тот, подсаживаясь ближе к ребятам.

… – А вы, значит, травку для уроков ботаники заготавливаете? – после недолгого молчания спросил Иннокентий. – Правильно говорю?

Манера общения нанайцев немного смутила Димку. До этого про себя он видел их дремучими и неграмотными и замкнутыми людьми. Оказалось, что это не так. Выходило, что они всё знали, но что удивляло больше всего, никого ругать не собирались.

… – И что же родители? Не знают ничего про ваше путешествие?

– А… – Отмахнулся Фасоль. – Мы сами по себе, правда, Диман?

– Ах, сами, с усами. А вертолёт видели?

– А то. Чуть макушки не содрал.

– А ты бойкий, как погляжу, Фасоль.

– Не из робких, – без стеснения подтвердил Фасоль, уже шкрябая ложкой по дну котелка. – А чё, к чаю сахара найдётся? Сладкого давно не ел, – разошёлся Фасоль.

Все засмеялись. Семён принёс из балагана жестяную коробку с кусковым сахаром. Фасоль без зазрения совести выгреб из неё горсть. Пока он уплетал уху, запевая её сладким чаем, Дима разглядывал поляну и всё, что находилось вокруг. Их домик был крыт сухой корой бархата, среди которой вперемешку лежали куски старого шифера; наверное, это был очень старый балаган. Стены его были сложены из нетолстых брёвен лиственницы, прямо с корой, нижние венцы уже давно затянуло слоем зелёного моха. Балаган выглядел как игрушечный среди зарослей, словно являлся декорацией, из крыши торчала ржавая жестяная труба, накрытая чёрной от копоти кастрюлей.

– Браконьеры мы с тобой, однако, – посмеиваясь над гостями, повторил Инокентий. Семён лукаво улыбнулся, и вновь принялся за своё вырезание.

– Ты чёртика вырезаешь, что ли? – спросил Фасоль, откладывая пустой котелок. – Я видел таких в музее. Там про нанайцев интересно. Балаган, точ в точ как у вас. Оморочка из коры, вещи всякие. Это для духов, я знаю.

– Не. Не для духов, для дураков, – поправил Семён. Все, включая и самого Семёна, снова дружно рассмеялись. Потом пожилой стал напевать какую-то мелодию. Диме стало неловко от того, что они пришли незвано, и объедали нанайцев. Их почему-то было жалко. Никакие они не были браконьеры, а так, бродяги. Вокруг стояла тишина, нарушаемая лишь журчанием ручья, да шумом пробегавшей внизу под скалой реки, от чего находиться в этом месте, среди незнакомых людей было немного страшновато. Уже с первых минут пребывания в нанайском таборе, Дима заметил, что в их общении ощущалась какая-то необычная связь, словно те что-то скрывали от посторонних. Они то и дело переглядывались и посматривали по сторонам, как будто рядом ещё кто-то присутствовал. От этого было немного не по себе. Но Фасоль, наверное, ничего этого не замечал.

– В музее для дураков, а здесь для духов. Так?

– Вроде того, – удовлетворённо кивнул Семён, загадочно улыбаясь. От того как он это делал, как смеялся, иногда даже слишком громко, у Димы почему-то пробегали по спине мурашки. – Это для медведя, чтобы по ночам не снился, – пояснил Семён, подмигивая ему. Теперь Димке совсем захотелось уйти, но Семён заметил его смятение и успокоил. – Это сторож.

– Это как? Ты будешь спать, а он караулить? – непринуждённо продолжал спрашивать Фасоль, уже развалившись прямо у костра. – А правда, что в лесу город старинный есть? Или Колян сочиняет?

– Колян не сочиняет. Точно есть, – подтвердил Семён, поглядывая искоса на своего товарища, словно испрашивая разрешения на ответ.

– Вы и Коляна что ли знаете?

– Как не знать. Знаем, – спокойно подтвердил дед. – Парень известный, называется Коля – дырявые колени.

Шутка Иннокентия снова вызвала дружный смех. Димке вдруг показалось, что он сто лет знает этих людей, но в то же время он чувствовал, что во всём их разговоре была какая-то странная игра, которую трудно было заметить, но она всё же была.

…– Был здесь, командир ваш.

– А как он вас нашёл?

– Ну, он же командир, с головой парень.

Фасоль спросил про пожар. Нанайцы некоторое время молчали, словно раздумывали, рассказывать или нет. Потом старый поведал как было дело. Почти всё сходилось с Касиным рассказом.

– Рано или поздно, всё равно бы бросили место. Лишние мы здесь. Мешаем. Лес вот только жалко. Реки из-за него не стало совсем, – задумчиво закончил старик. Он немного прихрамывал, объяснив, что с детства одна нога короче другой. Из-за чего приходилось к обуви две подошвы клеить.

– Кому же вы мешаете? Лес-то большой. Края нет, – возмутился Фасоль.

Старик грустно улыбнулся и вздохнул. –Тебе рано знать, не поймёшь.

– А вы шаман? – спросил Фасоль, глядя на то, как старик ворошит костёр и что-то нашёптывает.

– Я нет, – посмеиваясь отмахнулся старик. – Он шаман, так шаман, – кивнул он на Семёна. Тот усмехнулся и вдруг изменился в лице, вызвав растерянное молчание среди ребят. Потом ухнул, словно хотел напугать, и рассмеялся ещё громче.

– Не пужай, не из пугливых.

– Да вижу. Зато вот пану спортсмену страшно стало. Точно Димка? Душа-то в пятках.

Тот поёжился и глупо улыбнулся, удивившись, как Семён прознал его имя.

… – Верно говорю, трусоват твой дружок.

– Он не дружок. Мы так, знакомые, – поразив своей простотой, ответил Фасоль. Он уже как будто был за главного среди них.

– Да, если душа в пятках, то это навсегда, – подтвердил старик. Я вот тоже трус. Напугали в детстве. Так до сих пор всего боюсь. Поэтому шаман из меня некудышний. А на сопку лучше не ходите. Там мишка хозяин. Его Вальдю оставил стеречь город.

– Кто такой Вальдю? – встрял Фасоль.

– Хозяин, владыка по-русски. А по-нашему Вальдю. Ходить туда нельзя просто так, от скуки. Вальдю может с тропы сбить. Будешь плутать весь день. Туда только за ответами ходят, если вопросы важные есть, а если в голове дурь какая, то плохо будет потом.

Старик рассказал, что давно здесь жили люди. Они небыли великанами, но были великими. Они построили из камней город и стену. Но пришли другие и была война. Потом долгое время небо было серым от пепла, который летал по небу. От этого пепла женщины совсем перестали рожать детей. И так было очень долго. А потом по реке приплыл плотик с маленькой девочкой, и когда она выросла, то стала главной в их племени, и научила всем премудростям, которые люди к тому времени успели забыть.

– А кто же бросил ребёнка одного? – возмутился Фасоль, внимательно слушая рассказ старика. Оба нанайца рассмеялись.

– Каньга. Добрый дух реки подарил. Такое бывало раньше. С тех пор стойбище никуда отсюда не уходило.

– А она потом умерла? Как её звали? – не унимался Фасоль.

– Каньга забрал. Детей оставила. Амура её звали.

– Значит, вы все от неё что ли?

– Не все. Вот Семён только. Бабка его, в Лидоге живёт. Та много бы рассказала, когда в настроении. А ты, значит, не куришь? – неожиданно обратился к Димке Инокентий. – Это правильно. Чего там делать.

–Где? – растерянно спросил Дима, искоса поглядывая на молодого.

–Там. – странно ответил Семён. – Делаешь затяжку, и ты там. По ту сторону. Как во сне. Ты всех видишь, а тебя никто. Плывёшь себе, как в лодочке… Но это у всех по разному.

–А вы пробовали разве?

– А как же. В жизни всё надо попробовать. –Семён надолго замолчал, при этом не сводя взгляда с Димы, отчего тому стало ещё больше не по себе. Неожиданно нанайцы стали разговаривать меж собой на своём языке, отчего ребята поняли, что пора уходить. В дороге они договорились, чтобы молчать о визите в табор. Когда возвращались обратно, Фасоль не умолкал про войну великанов. Было чудно представить, что в этой дремучей тайге могло когда-то что-то происходить, и в то же время Дима чувствовал восторг от того, что услышал. Фантазия уже начала свою работу, и он увидел и город, выстроенный из камня и великанов, швыряющихся камнями.

Возвращались в сумерках, но сбиться с пути мешала всё та же река, теперь воспринимаемая как своя, родная. Про медведя уже не думали.

Оказалось, что Кася знал про нанайцев, и браконьерами их не называл. Он удивил тем, что называл их колдунами.

– Я их ещё в прошлом году засёк, – делово подтвердил Кася, сортируя свою продукцию, когда все дружно отдыхали у костра после рыбного ужина. – Потом они сами приходили и учили меня ловить рыбу. Смотрели, чтобы я не организовал пожар. Даже на охоту взяли, на солонец, но я там всё им испортил. Меня на чих так распёрло. Пыжился пыжился, а потом как давай чихать… Всё зверье разбежалось. И город твой Демьян я видел собственными глазами. Ничего особенного. Так себе руины. Если не знаешь заранее, ни в жизнь не догадаешься, что люди сделали. Всё заросшее корнями. Там в одном месте ракетой долбанули, что пол стены развалилось.

–Кася, базар фильтруй. Какая ракета? Стена… Скажи ещё, танком.

–Остап, ты не врубаешься. Ты там не был, а я был. В натуре говорю, ракетой по стене шарахнули. Там стена больше твоего дома, вокруг всей горы проходит. Это была крепость, только древняя.

– Да чё ты гонишь! Нашёл слона с ушами, – продолжал упираться Андрей.

–Кася, чё ты нас за дураков держишь? – взъелся Пашка. – Ты и ракету видел, и на охоту его взяли, а он там пёрнул, и всех медведей распугал. Ты как Штирлиц, во все дыры пролезть успел.

– Зря прикалываешься Пашок. Нанайцы мужики нормальные, какой им смысл врать, а вот таких как ты лучше стороной обходить.

Долго спорили и даже ругались. Это было обычным делом между друзьями, но Кася по-прежнему продолжал удивлять своей осведомлённостью о местной жизни.

– Говорю тебе они колдуны. Особенно который молодой, Семён. А старик хромой его дядька. Он давно на пенсии. Он всю жизнь в колхозе проработал, рыбу ловил, калугу. Говорит, больше тонны крокодилов вылавливали. Если попадались живые, то отпускали, а их за это наказывали зарплатой, если узнавали. А Семён нигде не работает. Он у них знахарь. Мне больной зуб заговорил. Я потом его только через месяц почувствовал, а так на кедр готов был залезть от боли.

– Конечно. Ты же никогда в жизни не чистил зубы, – засмеялся Пашка. На его смех Кася даже не отреагировал.

– А самая сильная шаманка в деревне живёт, за Лидогой. Вот про ту Паха такое рассказывали местные геологи, что не в жизнь не поверишь.

– Заливай, котяра.

– Говорю тебе шаманка. Она в молодости превращаться могла. Семён тоже умеет, но не любит это дело, а она запросто и сейчас, хоть и сто лет ей уже.

– Чё ты мелешь! Кася ты чё, совсем уже, нас за баранов держишь? Сто лет… И чё, ты хочешь сказать, что Семён в зверя может превратиться? Ты, наверное, сказок начитался.

– Пашок не знаешь, не говори. Думаешь, в школе прочитал про му-му, то всё знаешь?

– Зато ты всё знаешь, – Пашка насупился и погрустнел. – Тебя послушать, все нанайцы колдуны. Завтра пойду и найду твои развалины. Вон Димик со мной пойдёт. Да бля буду, ни хрена там нет. Что, правда, видел развалины типа ракетой?

– Да пошёл ты. Фома не верующий. Говорю, видел. Туда до горы идти полдня, а потом ещё вверх ползти часа три. Но это ерунда. Нанайцы говорят, что там чёрт следы путает. Заблудиться можно легко. Я тогда с одним геологом пошёл, ему надо было там пробу взять, а он всё время торопил меня, пока я шнурки завязывал. Не люблю не собранным идти. Перед долгой дорогой спешить нельзя. Надо рюкзак собрать, костёр затушить, а он как курица кудахтает – пошли да пошли. Ну и пошел впереди меня, мол, догонишь. Так я и не догнал его. Один дошёл до самого верху. Боязно было, думал его медведь схавал. Красиво там. А когда вернулся вечером, он сидит у костра, пришибленный. Не мог из леса выйти никак. Там же тропка есть. Как он сбился с неё не пойму. Говорю, чёрт его водил. Так что ты погорячился братан. А то, что война там была, нанайцы не соврали. Дыру в стене, куда снаряд попал, я сам видел. Там камни метра по два длинной, во все стороны торчат, и вокруг валяется куча таких же. Я не представляю, какой ракетой так можно долбануть. Я где-то в журнале читал, что раньше на земле и летать умели, и вообще…

– Ну… И чё ты замолчал? Не знаешь что соврать? Раньше… – Пашка тоже задумался. Касин рассказ заставил его уйти в себя, но ненадолго: тот вечер только начинался.

В эту ночь, на удивление, было очень светло, луна висела как никогда яркая и круглая, и светила словно электрическая лампа. Странным было и то, что не было комаров, ни одного, даже в траве. Пашка ходил по табору босиком, в одних штанах, почему-то с топором, и глядел на всех задумчиво, словно не узнавал. Кася тоже выглядел чем-то озадаченным:

–Нанайцы говорили, что сегодня ночью папоротник зацветёт, по лесу духи бродить будут. Они даже мухоморы едят, чтобы глюки были, – пробурчал он, старательно разгрызая щипчиками прессованную коноплю. – Под это дело тоже хочу крутой косяк сделать. Может, в натуре, не врут про папоротник. Ты как Пашёк? Поддержишь компанию? Или бобо? Остап, наверное, десятый сон видит, а у меня ни в одном глазу. Точно луна влияет. Вон и Димик как лунатик бродит. Демьян! Ты смотри, далеко не отходи, а то мало ли.

–Кончай жути наводить, – отозвался Андрей, не высовываясь из-под своего одеяла.

–Я думал ты дрыхнешь. Ты как, Андрюха, курнёшь, за компанию? Сейчас такой косяк забацилю, на луну полетишь с одной затяжки. Ты такого даже не нюхал. Крышу точно сорвёт. Тут как раз кропалей на два косяка конкретных.

–Зачем два? Одного хватит.

–Это чтобы Пашка тоже по мозгам шарахнуло. А то ему всё мало.

Пока Кася возился с косяком, братья молча притащили целый ворох сухих веток. Костёр сразу вспыхнул, словно в него бросили спички.

–Пахан, кончай пожар устраивать, чё тебе, света не хватает. В натуре, светло как днём. – Кася вскочил, и стал вытаскивать из костра уже занявшиеся пламенем дрова. – Пашок, в натуре сгорим, вон сетка уже дымит.

Наблюдая за суматохой, Дима случайно обратил внимание, что все Касины приготовления слетели с импровизированного столика, на котором тот готовил своё зелье. Даже не помышляя о плохом, он подобрал уже приготовленную козью ножку, забитую кропалями, и на некоторое время застыл в ожидании реакции, но на его движения никто не обратил внимания: все дружно ругались и тушили пламя. Рука сама сунула папиросу в карман, но при этом Дима решил, что до последнего будет молчать, и разыграет толпу, а в конце отдаст. Но когда Кася обнаружил потерю, его реакция была неожиданной:

– Прикинь Андрюха… Косяк забитый куда-то делся. Только что был, и не стало. Я же видел как он свалился с кирпича. В натуре куда-то пропал. Не иначе местные духи стырили.

–Или мыши, – предложил версию Остап.

–Или Демьян, – расхохотался Кася. Дима почувствовал себя уязвлённым, и уже захотел вытащить свою находку, как в диалог влез Пашка.

–Ты чё Касинский на моего брата гонишь. Ему твоя дурь даром не нужна, он спортсменом будет великим.

– И всех нас победит, – поддакнул Кася, при этом даже не переживая за потерю косяка. – Да хрен с ним, с косяком. У меня ещё есть, сейчас второй забью. Ну чё, кто первый пыхнёт? Диман, давай с тебя.

Димку словно парализовало, от того положения, в котором он оказался. Сначала он хотел выйти из круга, и незаметно подбросить козью ножку к тому месту, куда она упала, но потом, почему-то, передумал. На Касино предложение курнуть он лукаво ухмыльнулся, и даже подвинулся ближе, давая понять, что ему хватит и дымка.

Когда косяк пускали по кругу, Кася как всегда был в ударе, травил анекдоты, потом незаметно все улеглись. Бодрствовать остался только Кася, оставаясь в одних трусах, и потягивая из кружки остатки своего убойного чифира. Дима всё ещё не знал как поступить с тем, что лежало в кармане, при этом незаметно наблюдая за товарищем; Касины глаза поблёскивали в свете огня, словно их хозяин замышлял что-то необычное.

–Завтра уходим, – почему-то тихо произнёс Кася, словно догадываясь, что Дима ещё не спит. – Достало всё до чёртиков. И чё то как-то стрёмно стало. Ты как? Ничего не чувствуешь? Я такой тишины не помню. Вчера Семён проходил мимо, сказал, что если пойдут ливни, то дорогу размоет.

Дима пожал плечами, хотя слова друга вызвали в нём странное чувство. –Надоело здесь, мамаша наверное потеряла нас.

– Тебе с нами делать нечего, – особенно со мной. Мы торчки, наркоманы. Ты про ханку слышал?

–Озеро такое.

–Ханка это наркотик, – прошептал Кася. – Типа, героин, его колят шприцом в вену.

–Ты колол? –у Димы даже засосало под ложечкой от страха.

–Дурь меня уже не торкает. Так, чучуть. Поначалу только. От ханки вообще другой приход, тебе не понять. Никогда не колись, и не кури. А мне уже, наверное, не съехать. Только ты пацанам не говори. Хотя, всё равно узнают. – Кася досыпал в кружку свежей заварки, последней из того, что привезли с собой, залил кипятком, и немного выждав, залпом выпил всю кружку. Глаза его округлились, а тело какое-то время пробивала дрожь. – Один раз видел как корейцы коноплю собирали. Баба с мужиком. Прикинь, они голыми, в одних трусах и башмаках, бегали по пятаку. Мне предлагали присоединиться, но я отказался. Из-за мошки. Потом зелёнку соскребали с тела. За час на целый коробок насобирали. Меня потом раскурили, у меня такие глюки пошли… Сижу, угораю, вокруг бабы голые бегают. Такая ржачка напала, до сих пор живот болит. –Касю ещё раз передёрнуло, он поднялся и отстранённо посмотрел в сторону леса. –Хочу на последок как корейцы попробовать.

– Ты хочешь по конопле бегать? Темно же. Вован, ты обалдел?

– Ерунда. Луна яркая. Ты только мне кроссовки одолжи свои, а то мои кеды развалились, боюсь, не дотянут до Хабары. Да не боись, ничего с ними не сделается за один раз. Главное потом помыть их в воде, а то от росы точно задубеют.

Кася бесцеремонно натянул Димкины кроссовки, которые, на удивление, пришлись ему впору, и словно его кто-то тянул, кинулся в заросли конопли. Поначалу Дима даже не поверил, что такое может быть – бегать голым по лесу, да ещё среди ночи. Костёр уже догорал, от чего стало жутковато. Неожиданно он вспомнил, что в кармане лежит папироса с дурью. Он огляделся, опасаясь, что могут увидеть, потом взял головешку из костра, и отойдя на несколько метров от табора, закурил. Конопля сразу вызвала во рту горький привкус, и первым желанием было выбросить окурок. Но выбрасывать его было, почему-то, жаль, словно он стоил больших денег. В памяти сразу всплыл случай из далёкого детства, когда он тайком купил в магазине сигареты, и в одиночку закурил. Ему нравилась картинка на пачке, где была нарисована лайка. Из-за этой картинки он решил, что сигареты вкусные, но оказалось не так: было противно и горько.

Украдкой делая глубокие и частые затяжки, Дима долго не мог вздохнуть полной грудью, словно в теле стоял предохранительный клапан, но постепенно голова стала лёгкой, а дыхание медленным и глубоким. Вдалеке мерцал огонёк угасающего костра, луна зашла за вершины темнеющей стены леса, вокруг было темно и тихо. И вдруг в ушах, и как будто за спиной, стал нарастать непонятный шум, переросший в грохот, словно рядом взлетал сверхзвуковой самолёт. Дима даже не успел сообразить, откуда этот грохот, как всё вокруг изменилось, и тогда он понял, о чём говорил старик. Он оказался «там», как будто прошёл сквозь зеркало. Мысли из головы ушли, и это ощущение пустоты для Димы оказалось настолько новым, и в то же время приятным, что захотелось полететь. Тело тут же поднялось, при этом он даже не напрягал ни рук ни ног, а потом он увидел то, что выходило за рамки его понимания, но в то же время нисколько не пугало, – он продолжал лежать на траве, и в то же время стоял рядом со своим телом, словно раздвоился. В ту же секунду каким-то непонятным образом он увидел несущееся где-то среди кустов существо, похожее на странное животное, скорее всего собаку. Потом он понял, что это Кася, однако, тот факт, что он в это же время выглядит как собака, нисколько не удивил. Он и раньше видел в Касе это существо. Дима захотел приблизиться к нему, и в ту же секунду услышал, словно внутри головы, голос: «близко не приближайся». Вокруг никого не было, но голос был как настоящий. В это время Кася тяжело дышал, даже хрипел, он снова был Касей – человеком, продираясь среди зарослей, и собирая голым телом липкую смолу с густых бодылей конопли. Маховики его рук работали словно мельница, захватывая листья, стебли; он ни на что не обращал внимания, полностью поглощённый своим занятием. Так продолжалось какое-то время, должно быть час, а может и больше: время словно остановилось. В то же время Дима осознал, что чем больше находится в этом новом для себя мире, тем труднее ему будет вернуться назад. Неожиданно он увидел рядом тусклый зелёное свечение, исходившее из травы. Он подумал, что это, наверное, папоротник, и стал приближаться. Движение по-прежнему происходило само, он просто двигался за счёт одного желания. Но постепенно стал чувствовать, что в теле появляется тяжесть, а в душе одиночество и тоска. В это время зелёное свечение было совсем рядом, и Дима услышал звук, исходивший из глубины этого света. Он был неприятный, словно трава была живая. Он дотронулся до травы, и сразу же почувствовал как по руке пробежал ток, словно он коснулся оголённого провода. На пальцах при этом осталось едва заметное зеленоватое свечение. Он отдёрнул руку, но потом снова захотел прикоснуться, словно трава была живой. Второй удар был настолько оглушительный, что его отбросило. Возникло ощущение, что в груди образовалась дыра, после чего вокруг всё потускнело, и он погрузился во мрак, при этом всё стало липким, его словно погрузило в густую слизь. Сознание продолжало работать, и чувствуя, как тело всё больше погружается в эту липкую гряз, Дима ощутил ужас. Но, ни кричать, ни шевелиться он уже не мог – в теле не было никаких сил, как и самого тела. Но он всё ещё понимал, что существует, но где, понять не мог.

Пашка проснулся первым. Когда он увидел, что брат лежит в мокрой от росы траве в отдалении, то подумал, что Димка валяет дурака. Но когда обнаружил, что всё лицо его покрыто рвотной массой, понял, что с братом что-то случилось. Он сразу поднял всех на ноги. Дольше всех просыпался Кася, почему-то весь зелёный, от него сильно воняло свежей коноплёй. Пашка не стал допытываться, чем его дружёк вымазался; Андрей уже стоял над Димкой, и пытался привести его в чувства, но тот не реагировал. Вдвоём они притянули Диму к костру.

– Я знаю, что с ним, – произнёс Кася, соскабливая с себя налипшую смолу. – Он обкурился.

–Чё ты мелешь! Кася, ты совсем уже…

–Сам ты уже. Говорю тебе, Диман обкурился. Чё не видишь? Его вырвало. У меня первый раз тоже примерно так и было. Блевал потом кишками, чуть не сдох.

– Да где бы он взял? Чё, хочешь сказать, натёр? Пошёл в кусты и натёр ботвы? Нафиг ему это надо?

–Кася глянь. –Подошёл Андрей, держа в руке недокуренный остаток козьей ножки. – В натуре, обкурился.

–А я что говорил. Это он наш косяк в тихушку раскурил. И Прикинь, чтобы не увидели, в сторону отошёл. –Кася рассмеялся своим фирменным заливистым тонким смехом, но друзья не поддержали его.

–Да живой он, не сыте, – успокоил Кася. – Раз блевал, значит организм очистился. Полежит, и очнётся. Давай хоть хавчика приготовим, пока он оклёмывается, жрать хочу как волк. Аж тошнит.

–Ну и сблюй, – грубо посоветовал Пашка, всё ещё рассматривая сверху брата.

– Да пошёл ты.

–Да чё вы грызётесь! Одичали как собаки бездомные, – вмешался Остап. Всё это время он стоял посреди поляны, где валялся Димка, разглядывая следы. Иди Кася глянь, кажись кто-то прочапал мимо нас, пока мы дрыхли. На росе хорошо видать.

– Это наши, с Хабары, – отозвался Кася, всё ещё занятый соскабливанием. –Сто лет бы их не видеть. Скоро сюда асфальт проложат, и на автобусах будут ездить.

Пашке по-прежнему было не до того, из-за брата, но Касино занятие его наконец-то заинтересовало.