Оно мне было надо. Вертикальные мемуары

Дайте-ка посмотреть ваше сочинение…

А вот здесь у вас должна быть запятая!

Неслышно подошедшая сзади преподавательница

ткнула наманикюренным коготком ему в листок,

она оказалась хорошей знакомой его соседа,

они возбуждённо зачирикали меж собой,

сопливый Боря ужасно обрадовался,

начал что-то жалостно гундеть – пропадаю, мол.

У Степанова ёкнуло сердце, загорелись щёки.

Усомнившись в себе, он просмотрел текст —

нет, никакой ошибки не было, его обманывали.

Степанов уже перестал доверять взрослым,

но ещё не научился скрывать свои истинные чувства,

поэтому вспылил и твёрдо сообщил тётеньке —

насчёт лишней запятой она точно не права.

Тётя покраснела и стала вдруг злой и некрасивой,

подняла его с места в поисках «запретного»,

аудитория замерла в предвкушении расправы,

но разве что-то спрячешь в футболке и джинсах?

– На вашем месте, юноша, я бы не спешила!

Но если Вы желаете сдать сочинение в таком виде…

Под завистливый шёпот аудитории

Степанов с превеликой радостью вышел вон,

оставив преподавательницу помогать Боре,

зудевшего ему вслед что-то жалко угрожающее —

что ж ты, мол, товарищ, не поможешь другу?

На улице зеленело жаркое городское лето,

он прыгнул в трамвай и через пару минут забыл,

выкинул из памяти и Борю, и Ниловну, и экзамен.

Его ждали новые друзья, пиво и пляж.

Через пару дней вывесили оценки за сочинение.

С громко колотящимся в груди сердцем

Степанов протолкался сквозь пёструю толпу,

разглядел напротив своей фамилии пятёрку,

пожал плечами с уверенным видом —

а как иначе, всё-таки за плечами были первые места

на трёх районных олимпиадах по литературе.

На самом деле сердце Степанова билось,

уже готовое выпрыгнуть из пересохшего горла —

он понимал, что поступил в институт,

что самое страшное уже позади.

Это была победа – он прошёл вторым по списку.

Конечно, судьба распорядилась потом по-своему,

вместо смутно-желанной стези литератора

всучив ему синий диплом экономиста,

заставив поработать на предприятиях,

понять, что такое бизнес, на своей шкуре.

Но это её решение оказалось правильным —

о чём бы он тогда так вкусно писал сейчас,

не имея столь богатого житейского опыта?

О Ниловне из романа Горького «Мать»?

Ночная смена

вставай пошли

я слышу чей-то противный голос

но не хочу открывать глаза

меня охватывает отчаяние

тоскливо так, что хочется плакать

я снова в черно-белом аду

та же кровать, тот же вечер

всё те же опротивевшие лица

и нескончаемая ночь впереди

как будто смотрю один и тот же фильм

дежа вю с привкусом изжоги

вижу знакомые ободранные стены

за окном темно, деревня уже спит

значит, нам пора в ночную смену

Колян спит, сидя на кровати

Андрюха доедает из миски кашу

Наверху – тот самый агрегат витаминной муки АВМ-0,4 с ручной загрузкой зелёной массы. Внизу – типичная женская комната студенческого общежития 80-х. Фото из архива автора.

протягивает мне стакан чая

вставай пошли

говорю я своим соседям по аду

папиросы любительские

пустая бутылка андроповки

восемьдесят третий год на дворе

мне семнадцать лет я студент

второй месяц живу в совхозе

рабы агрегата витаминной муки

гордо именуемые бойцами АВМ

с полей к нам везут силосную массу

потом всю ночь в свете прожекторов

я накидываю трехметровыми вилами

стебли сырой травы на измельчитель

сечка ползёт в барабан сушиться

мешки наполняются зелёной мукой

Колян вяжет мешки шпагатом

Андрюха таскает на склад

через каждые два часа мы меняемся

утром заступают три свежих раба

после обеда приходят очередные трое

эту неделю мы работаем в ночь

ночная смена самая тяжёлая

вставай пошли

шатаясь, мы бредём на край деревни

навстречу первая смена, пьяные в ноль

кассетник гнусавит про девочку в баре

нам нравятся антисоветские песни

с понедельника ребяткам в ночь

уже месяц мы ждём замены из города

расценки на таких агрегатах копеечные

денег в конторе совхоза нам не выдают

боятся, что тут же сбежим в город

спасибо, что хоть кормят ещё

а нам и убежать никак нельзя

в отряде все штрафники

все так или иначе завалившие сессию

если уедешь отсюда, отчислят автоматом

один я тут идейный комсомолец

я комсорг факультета и сессию давно сдал

студентам в деревне всегда рады

халтуры много, расчёт едой и самогоном

копай, коли, пили, грузи, крась

в институте про нас явно забыли

поэтому безнадёга полная

все в совхозе пьют с утра до вечера

заехал как-то чистюлька в студенческой куртяшке

некий идейный вождь краевого масштаба

что-то понёс про соцсоревнование

ребята чуть не прибили его

вставай пошли

а вот наконец наступает полночь

урча, грохочет во тьме наше чудовище

вечерняя смена похожа на зомби

они молча ковыляют, глядя сквозь нас

сил у них осталось только дойти до кровати

я подымаю с бетона осточертевшие вилы

взмах, второй, пятый, десятый

сначала мышцы болят и ноют

потом становится легче, вхожу в ритм

главное, ни о чём не думать

великий раздолбай Колян явно успел дунуть

дурь здесь растёт за каждым углом

она тут весёлая, тем-то и опасна

по обкурке трудиться тяжко, пробовал

прёт так, что мозги встают нараскоряку

толку с Коляна сегодня мало

вижу, как пацана замыкает

надо меняться, иду будить Андрея

вставай пошли

третий час ночи, грохот разносит мозг

Андрюха спит на пустых мешках

долго вяло матерится и трёт глаза

пытаясь понять, что мне надо

берёт у машиниста закурить

уходит вместо меня на вилы

с ним хорошо работать в паре

он крепкий парень из рабочей семьи

а Колян педагогов сын и хитрован ещё тот

поначалу кидал железячки в зелёную массу

чтобы ломались ножи в измельчителе

пока привозили новые запчасти

можно было прикорнуть на часок

но совхозники быстро вычислили его

выдали хороших звездюлей

теперь Колян ждёт визитов деревенского стада

чтобы уронить рубильник на подстанции

типа корова рогами задела

вставай пошли

атас, горячая мука валит через край

но Колян ничего не соображает

его глаза пусты, хихикает как идиот

зачем-то ползает под агрегатом

отбивается от нас с машинистом

да, этот сегодня уже не работник

жаль, конечно, а я-то хотел поспать часок

придётся ишачить вдвоём

сменное задание никто не отменял

Колян прыгает в истерике

пинает ногами рифлёную стену ангара

орёт нах** нах** нах** нах**

Андрюха навешивает ему леща

Колян странно смотрит на нас

убегает из ангара куда-то в темень

духота, когда же наконец утро

я меняю мешки, увязываю, уношу

снова меняю, увязываю, уношу

опять меняю, опять увязываю, опять уношу

на ходу то и дело проваливаясь в сон

ночь бесконечна как чёрная бездна

вставай пошли

пять утра, Андрей что-то кричит

толкает меня тыча пальцем

за его спиной огромное зарево

мать честная, это горит склад с витаминной мукой

куда мы таскаем мешки после смены

пожар пылает во всё небо

неужели наш Колян совсем спятил

Колян с упоением смотрит на пламя

его слёзы похожи на капли крови

свобода, пацаны, свобода, кричит он

мы неуверенно улыбаемся

потом тоже начинаем орать и прыгать

тело колотит нервная дрожь

по щекам течёт что-то солёное

в горле горький комок

сука, это ли не счастье

всё, теперь работы точно не будет

машинист мечется, люди, крики, пожарка

начальство вопит, мы не при делах

машинист подтверждает наше алиби

сам-то спал пьяный и ничего не видел

от греха подальше забиваемся в каморку

блаженно засыпаем до восьми

да идут они все со своей мукой

с дикой радостью думаю я

веря, что завтра всё будет иначе

вставай пошли

заменят нас только через месяц

совхоз спишет на пожар все свои косяки

якобы сгорело в десять раз больше

причина замыкание проводки

осенью нас вызовут в крайком

где Андрюху премируют фибровым дипломатом

Коляна путёвкой на Кубу за триппером

а меня наградят Почётной грамотой ЦК ВЛКСМ

по тем временам это равносильно ордену

но где он теперь, этот сраный ЦК ВЛКСМ

наверное, там же,

где моя дурацкая молодость

и тот тлеющий окурок,

который душной июльской ночью

кто-то из нас нечаянно/незаметно

уронил в мешок с зелёной мукой

Роман с кайфом

Как ни странно, в самый первый раз наркота

появилась в жизни Степанова как бизнес.

Как-то летом проживал он у своей бабушки —

большой дом с летней кухней, куры, свиньи,

огромный огород с полным ассортиментом,

он окучивал картошку, поливал плантацию водой,

караулил дом, пока бабуля торговала на рынке.

Однажды позвали его на калитку знакомые пацаны,

предложили денег за бабкину грядку мака,

который вымахал всем местным торчкам на зависть.

Юный Степанов не долго думал или совестился —

бабкин мак бы всё равно долго не простоял,

не эти бы орлы порезали на ханку, так другие,

а вот двадцать пять рублей по тем временам

были для школьника очень большие деньги.

Потом были экзамены в институт, колхоз,

в котором Степанов дунул свой первый косячок,

получив невиданные доселе острые ощущения —

то его охватывала фантастическая жуть,

то вдруг пробивало на лютый голод,

а уж как придавила его бульдозером «Стена»,

тот самый знаменитый альбом группы «Pink Floyd»…

Его захватила с головой странная субкультура,

в которую неопытный юноша окунулся с головой —

в шестнадцать лет все эти перхающие смешки,

ушлёпочное поведение, ужимки, аксессуары,

непонятные для постороннего человека словечки

казались ему забавными и модными.

А сам процесс приготовления, все эти детали и тонкости,

почти алхимия – кто же не хочет вкусить волшебства!

Весной, после второго семестра, Степанов

загремел в совхоз командиром отряда на АВМ,

была такая штука, агрегат витаминной муки,

выматывавший силы неуклонно и мучительно.

Забытые всеми, студентики яростно махали вилами,

тарили бумажные мешки с тёплой зелёной мукой,

единственной отдушиной была трава-балдеечка,

от которой боль и безнадёга на время притуплялись.

В одну прекрасную ночь напарник Степанова Колян,

милый добрый мальчик с доверчивыми глазами,

перебрав зелёного зелья, запалил склад с мукой,

понабежали тушить селяне, работу остановили.

Степанов от души радовался временной передышке,

он смотрел на пожар и тихо плакал от счастья —

психика за два месяца ада стала совсем ни к чёрту…

Потом снова пришла тёплая разноцветная осень,

начались новые предметы – было самое время учиться,

но Степанова уже несло, как кораблик по мутной воде,

он попал в плохую компанию, стал прогуливать пары,

уверовав в свои силы, откладывал учёбу на потом,

утешал себя, мол, возьму отпуск, пропущу год —

но притуплённое сознание его чуяло грядущую беду.

Как только приходило просветление, его накрывал страх,

который поселился где-то глубоко внутри, под ложечкой,

этакий мерзкий, холодный и скользкий «жим-жим».

Все друзья его исчезали из виду один за одним,

словно листья, сорванные зимним ветром с дерева,

все они обещали вернуться, но увы, исчезали навсегда.

Из Афгана шли гробы, об армии рассказывали ужасы —

военкомат беспощадно хватал всех, кого отчисляли.

Когда в январе Степанов с треском провалил сессию,

то заикнулся матери о том, что хочет взять отпуск —

та собрала на пропесочивание всю поселковую родню,

тётки и дядьки сели за стол, выпили, закусили,

стали стыдить и увещевать племянника на все голоса.

Он лежал на своей детской кровати, ставшей ему короткой,

смотрел в пыльный потолок, вдыхал домашние запахи,

слушал все эти полупьяные торжественные разговоры

и готов был в голос волком завыть от ужаса —

по всему получалось, что он просто обычный неудачник.

Однако за неделю голова его немного проветрилась —

Степанов вернулся в общежитие намного раньше,

попросту сбежал из дома, чтобы не терять время.

В комнате они жили тогда впятером – сам Степанов,

его однокурсник, смурной и странный тип Андрюха,

тоже работавший прошлым летом на АВМ в совхозе,

ещё тот самый Колян, спаливший совхозный амбар,

умудрившийся завалить все предметы семестра,

да его тёзка, усатенький великовозрастный Колюня,

бывавший в общежитии как-то всё больше наездами.

Светлым пятном в этой компании был Серёга Солдаткин,

старшекурсник, живший учёбой, лыжами и Высоцким.

Случилось так, что все они разъехались на каникулы,

в комнате остался один только праведник Солдаткин,

он был откуда-то с Сахалина, экономил денежку,

чем и объяснялся его праведный образ жизни.

Серёга был не жаден, но практичен и недоверчив,

при этом, однако, весьма любопытен до всякой ерунды,

в нём таился великий учёный-экспериментатор,

он мог купить бутылку коньяка просто для проверки,

действительно ли пахнет сей нектар богов клопами.

Хотя Серёга недолюбливал развесёлую троицу торчков,

но к Степанову относился почему-то по-доброму,

а потому вник в его проблемы с учёбой и дал советы,

самый первый – срочно перейти на ночную жизнь.

Они вставали в десять вечера, садились за книги,

потом отвлекались на постирушки или уборку, пили чай,

снова учились, в девять утра бежали в столовку,

чтобы потом занавесить свободным одеялом окно,

закрыть дверь и снова завалиться спать до вечера.

Солдаткин научил молодого товарища хорошей штуке —

при полном отупении минут двадцать стоять на голове.

Ощутив через неделю уверенность в собственных силах,

Степанов ринулся в бой – ему, протрезвевшему, везло,

Сергей Солдаткин, в центре Колюня. Ночная учёба. Фото из архива

он быстро ликвидировал свои задолженности, но…

Но тут на горизонте возникла теория вероятностей,

которую преподавал Илья Семёнович Честницкий.

Развязался с «тервером» – за ним пришла новая беда,

в одну прекрасную ночь кто-то проник в медпункт,

находившийся на первом этаже их общежития,

он работал вахтёром, но случилось всё в чужую смену,

милицейские крепко взяли его сменщика в оборот,

тот припомнил, что за полночь по коридору

шастал Андрюха, бывший сотоварищ Степанова по АВМ.

Закрыли и Андрюху – из медпункта пропал промедол,

в их общей со Степановым тумбочке нашли бинты, вату,

поэтому начали таскать теперь и того – откуда дровишки?

На самом деле Степанов привёз бинты и вату из дома,

но капитана такие показания совсем не устраивали —

кроме слов вахтёра, у них больше ничего не было.

Капитан начал грозить Степанову тюрьмой и армией,

но легко прессовать только перепуганных наркоманов.

а вот человека с нормальной психикой трудно испугать,

и Степанов в очередной раз поблагодарил небеса за то,

что крайне своевременно перестал убивать свой мозг.

Андрюхе в камере крепко досталось, вахтёру тоже,

но дело как-то не склеилось, всё притихло,

а через месяц Андрюхин папаша, строгий полковник,

во избежание статьи сам лично сдал сына в армию.

В общем, жизнь вокруг бурлила и не стояла на месте,

тут опять умер генсек, всё завертелось, понеслось,

утихли проверки документов на дневных сеансах кино,

вызывавшие стойкое раздражение всех влюблённых.

Остепенившегося Степанова избрали в студбытсовет,

потом в студенческий профком института.

Конопля так или иначе возникала ещё много раз

в его развесёлой студенческой жизни,

теперь наступало иное время – делюганское.

Самые предприимчивые меняли у селян на траву

джинсы, магнитофоны, фотоаппараты, часы,

потом привозили её в город – для перепродажи.

Бизнес был рискованный, коварные крестьяне

частенько отбирали у городских товар и крепко били.

На последнем курсе их снова отправили в колхоз,

в погранзоне дурь росла высотой с кремлёвскую ёлку,

в местной бане Степанов однажды накурился так,

что начал наконец-то понимать азербайджанский язык.

Но курилось теперь не так, без полного погружения,

без прежнего юношеского задора и фанатизма,

теперь Степанов знал, что с травою шутки плохи.

Конечно, она раскрашивала мир и меняла сознание,

но развитию юных умов точно не способствовала…

Однако по книжкам всего этого было ему не понять,

на горьком личном опыте Степанов понял с годами,

что настоящий кайф приносили ему не трава, не власть,

не деньги и не огненная вода, а обычное творчество —

от вынашивания идеи до процесса её воплощения.

Колян-молодой украл у Коляна-старшего куртку,

однако забыл о содеянном, припёрся в ней и был бит,

потом выцыганил у Степанова сто рублей на джинсы,

обещал привезти через неделю, а пропал навсегда.

Серёга Солдаткин уехал аспирантом в Плехановку,

прислал Степанову на свадьбу набор постельного белья,

потом работал деканом факультета в их альма-матер.

Степанов всё хотел заехать, пообщаться – увы, замотался.

Как-то раз в самом начале лихих девяностых

самолёт со Степановым сел в Красноярске.

По причине того, что аэровокзал тогда перестраивали,

транзитных пассажиров в накопитель не повезли,

просто выпустили на полосу погулять у самолёта.

Степанов отошёл в кустики, пригляделся и обмер —

вот она, родненькая! – руки так сами потянулись к траве.

Он стоял, улыбался как дурак и общипывал кустики,

лихорадочно рассовывая листочки по карманам.

Солдаткин С. Н., ныне декан ЭФ ХГУЭП. Фото из архива автора

Неподалёку пристроился ещё один, явно с той же целью,

они глянули друг на друга и захохотали в голос.

И всю оставшуюся дорогу до Хабаровска

блаженная истома корёжила тело Степанова

в сладостном предвкушении давно забытого кайфа…

А дурь оказалась совсем беспонтовая – не покатила.

Как сдать «тервер»

Предмет Ильи Семёновича, прозванного Чесноком,

был мечтой любого наркомана – желающий, убедись.

Шансов у Степанова сдать «тервер» было крайне мало —

ещё до каникул он пытался сотворить сие чудо трижды,

все три раза пролетая, как фанера над городом Париж.

Мало того, что все лекции маэстро он тупо прогуливал,

так ещё и по молодости лет совершил оплошность,

позволив себе однажды в туалете высмеять Чеснока

в компании таких же чрезмерно весёлых молодых людей,

а тот вдруг вышел из кабинки и нехорошо ухмыльнулся.

Степанов, совершив непростительную бестактность,

решил взять тщедушного интеллигента на арапа,

пытался навесить лапши на уши и потошнить – не вышло.

Взял «парашюты» у добродушного Тофика Кулиева —

успешно извлёк их, а они оказались на азербайджанском.

В третий раз Илья Семёнович просто сразу выгнал его,

поскольку Степанов явился на пересдачу подшофе.

Старшекурсники рассказывали, что педант Честницкий

каждый год пачками валит бесшабашную молодёжь,

то ли мстит кому-то этим, то ли просто из принципа,

но если уж попался ему на крючок – непременно жди беды.

Момент для примирения был безнадёжно упущен,

Оставалось только молиться на доброго декана,

принципиально не желавшего отчислять Степанова,

да зубрить «тервер» – никакого другого выхода не было.

Учить теорию вероятностей в юные года очень трудно,

особенно если ли мозги твои отравлены марихуаной.

Через пару лет Степанов, с детства любивший математику,

с удивлением осознал, что постиг проклятый «тервер»,

просто дорос физиологически до него, только и всего.

А тогда он приходил сдавать «тервер» много раз,

Честницкий, похоже, реально наслаждался тем,

что Степанов тенью бродит за ним по аудиториям:

– Зачем вам это всё? Идите уже, идите себе в армию!

Только на шестом, или точнее говоря, девятом заходе

Честницкий смилостивился над несчастным юношей

после длительного и занудного внушения о том,

что предмет надо уважать, лекции следует посещать,

чтобы как минимум знать лектора в лицо и по имени:

– И будет вам, эээ… Степанов, ваше счастье – три балла.

Но случилось это не скоро и совсем не просто так.

Вовсю уже шёл новый семестр, пятый по счёту,

когда Степанова избрали председателем студбытсовета.

его захватила вся эта весёлая круговерть,

он сколотил оперотряд из крепких спортсменов,

взял под контроль вахту, навёл порядок с курением.

Весёлая студенческая жизнь. Фото из архива автора

Как ни странно, но подчинялся он теперь только ректору,

деканы улыбались ему – общежитие требовало заботы,

все преподаватели дежурили в общежитии по графику,

томясь и изнывая на вахте либо гуляя по знакомым,

но дежурство было делом важным, хотя и неприятным.

Увидав однажды в графике знакомую фамилию,

воспитанный чеченцами Степанов запылал местью.

Честницкий так растоптал его самолюбие за эти полгода,

что Степанов чувствовал себя полным дерьмом.

Унижение до сих пор напалмом жгло ему щёки —

Честницкий явно перегнул зимой палку с пересдачей,

поскольку студент Степанов никогда идиотом не был.

Он договорился с ребятами из другого института,

подгадал момент, помахал полотенцем в форточку,

и несчастный подслеповатый Илья Семёнович,

кое-как притопавший по лужам в общежитие,

вдруг оказался в кольце агрессивных верзил,

якобы случайно прорвавшихся в общежитие,

не подозревая, что это просто мирные «лифчики»,

студенты лесоинженерного факультета политеха.

Напоминавшие огромных канадских хоккеистов,

верзилы зажали несчастного Честницкого в угол,

но тут возник Степанов а ля Джимми Ача-Ача,

благородный герой индийского фильма.

Главный злодей, его друг Вадик по кличке Карлсон,

работавший вышибалой в ресторане «Северный»,

был побеждён в коротком, но очень эффектном бою,

верзилы утащили раненых, Чеснок нашёл очки,

разглядел своего чудесного спасителя, узнал и…

В общем, каждый в итоге получил то, что хотел —

но теперь моральное удовлетворение было обоюдным.

Больше Честницкий в общежитие не совался – косил,

но со Степановым на всякий случай раскланивался.

Дюймовочка

В декабре далёкого восемьдесят четвёртого

Степанов неожиданно для всех по уши влюбился

в очаровательную маленькую первокурсницу,

юную девочку с огромными голубыми глазами,

которую он шутливо называл Дюймовочкой.

Они целовались по вечерам в тёмном коридоре,

но дальше милых глупостей дело не продвигалось,

девица была настроена на серьёзные отношения,

чему основательный Степанов совсем не противился,

даже наоборот, активно стремился создать семью.

Всё было решено окончательно и бесповоротно,

девочка уехала после сессии домой на каникулы,

а Степанов записался в зимний стройотряд —