Девелопер душ

Что-то привлекает мое внимание. На свежем грунте отпечаток – след босой ноги. Маленький, как будто детский. Я оглядываюсь – никого рядом нет, кто мог бы оставить этот след. Да и кто будет ходить босиком по стройплощадке в декабре?

Странное чувство охватывает меня – не страх, скорее, осознание. Словно все куски мозаики наконец складываются в единую картину. Место действительно не хочет, чтобы здесь строили "Горизонт Высоты". Мертвые действительно не забыли. И они нашли способ напомнить о себе.

Музей истории ГУЛАГа встречает меня тишиной и полумраком. Алёна ждет в небольшом конференц-зале, листая какие-то документы. Увидев меня, она встает.

– Спасибо, что пришли, – говорит она, пожимая мне руку.

– Спасибо, что согласились встретиться, – отвечаю я. – После вчерашней пресс-конференции я думал, вы не захотите со мной разговаривать.

– Я всегда готова к диалогу, – пожимает плечами Алёна. – Особенно когда вижу, что человек начинает понимать суть проблемы.

– Я многое узнал за последние дни, – признаюсь я. – О своем прадеде, о том месте, об "Объекте №7".

– И что вы теперь думаете? – спрашивает Алёна, внимательно глядя на меня.

– Я думаю, что вы правы, – слова даются мне нелегко. – Это место должно стать мемориалом, а не жилым комплексом.

Алёна удивленно поднимает брови:

– Что заставило вас изменить решение? Фотографии, которые я показала? Информация в СМИ? Юридические сложности?

– Все вместе, – отвечаю я. – И кое-что еще. Странности, которые происходят на стройплощадке. Рабочие массово увольняются, боятся там находиться. Говорят о голосах, шагах, необъяснимых явлениях.

– Вы верите в это? – осторожно спрашивает Алёна.

– Не знаю, во что я верю, – честно отвечаю я. – Но я видел достаточно, чтобы понять: что-то не так с этим местом. Что-то… не позволяет мне построить там "Горизонт Высоты".

Алёна долго смотрит на меня, потом тихо говорит:

– Знаете, Максим Вадимович, я не верю в призраков или проклятия. Я историк, ученый. Но я верю в память. В то, что некоторые места хранят энергетику прошлого. И если в этом прошлом было много страданий, боли, несправедливости – эта энергетика может как-то проявляться.

– Что вы предлагаете? – спрашиваю я. – Конкретно.

– То, что говорила с самого начала, – отвечает она. – Остановить строительство. Провести полноценные археологические раскопки. Эксгумировать и идентифицировать останки. Создать на этом месте мемориальный комплекс жертвам политических репрессий.

– А моя компания? Инвестиции? Контракты?

– Я понимаю, что это огромные финансовые потери, – кивает Алёна. – Но есть варианты. Например, государство могло бы выкупить участок для создания мемориала. Или вы могли бы получить другой участок в качестве компенсации. Это сложно, но решаемо.

– А если я соглашусь, – задаю последний вопрос, – странности прекратятся? Мертвые… успокоятся?

Алёна пристально смотрит на меня:

– Я не могу этого обещать, потому что не знаю наверняка. Но я верю, что да. Если место получит свое истинное предназначение – хранить память о погибших, а не быть похороненным под элитным жильем – возможно, его энергетика изменится.

Мы еще долго разговариваем, обсуждая детали. Алёна показывает мне новые документы об "Объекте №7", фотографии, схемы расположения зданий. Я рассказываю ей о своем прадеде и о признании тестя.

Когда мы прощаемся, я чувствую странное облегчение. Словно тяжесть, давившая на меня последние дни, начинает отступать.

– Я созову совет директоров, – говорю я Алёне. – Предложу остановить строительство и сотрудничать с властями в создании мемориала. Не могу гарантировать, что все согласятся, но я сделаю все, что в моих силах.

– Спасибо, – искренне говорит она. – Это правильное решение. И, думаю, в конечном итоге оно принесет вам больше, чем отнимет.

Я не уверен в этом. Остановка "Горизонта Высоты" может означать конец моей карьеры, потерю репутации, возможно, даже банкротство. Но почему-то эти перспективы уже не пугают меня так, как раньше. Словно что-то более важное встало на место материальных ценностей.

Покидая музей, я бросаю последний взгляд на экспозицию – фотографии лагерей, колючая проволока, личные вещи заключенных. И среди них – маленькая детская туфелька. Такая же маленькая, как след, который я видел на стройплощадке.

Глава 5: "Первые трещины"

Решение далось нелегко, но я его принял. На следующий день после встречи с Алёной я собрал совет директоров "ВознесенСкай Девелопмент" и объявил о намерении остановить строительство "Горизонта Высоты" и сотрудничать с властями в создании на этом месте мемориального комплекса.

Реакция была предсказуемой – шок, недоверие, возмущение. Финансовый директор назвал меня сумасшедшим, коммерческий директор пригрозил уйти в отставку, юрист предупредил о неминуемых исках со стороны инвесторов и покупателей.

– Вы понимаете, о каких суммах идет речь? – кричал финансовый директор, размахивая отчетами. – Три миллиарда долларов! Мы уже вложили сотни миллионов! Кредиты, обязательства, контракты! Это разорение!

– Я все понимаю, – отвечал я спокойно. – И готов взять ответственность на себя. Но решение принято. "Горизонт Высоты" не будет построен на этом месте.

– Почему? – требовал ответа коммерческий директор. – Из-за каких-то костей? Из-за скандала в прессе? Это временно, Максим Вадимович! Через месяц все забудут, и мы сможем продолжить строительство!

– Дело не только в этом, – я старался подобрать слова, которые не звучали бы безумно. – Есть моральные, этические соображения. Историческая ответственность. И… практические сложности. Рабочие отказываются работать на этом участке.

– Найдем других рабочих! – парировал коммерческий директор. – Привезем из других регионов, из-за границы! Заплатим больше!

– Дело не в деньгах, – я начинал терять терпение. – Дело в том, что это место… не для жилья. Не для "Горизонта Высоты".

– Тогда для чего? – спросил юрист.

– Для памяти, – просто ответил я. – Для мемориала жертвам репрессий.

Спор продолжался несколько часов. Я выслушал все аргументы, все угрозы, все предупреждения. Но остался непреклонен. К концу совещания было принято решение: временно приостановить строительство, начать переговоры с властями о возможной компенсации или обмене участка, подготовить план минимизации потерь.

Дима оставался со мной до позднего вечера, помогая составить официальное заявление для прессы и план дальнейших действий.

– Ты уверен, что это правильное решение? – спросил он, когда мы остались вдвоем.

– Нет, – честно ответил я. – Но я уверен, что продолжать строительство – неправильно.

– Из-за странностей на стройке? – Дима посмотрел на меня внимательно. – Ты действительно веришь в призраков, Макс?

– Не знаю, – пожал плечами. – Но я верю в то, что вижу. А я видел достаточно, чтобы понять: что-то не хочет, чтобы мы строили там.

Дима долго молчал, затем тихо спросил:

– А как же мы? Компания? Наше будущее?

– Найдем другой участок, – уверенно сказал я. – Построим другой "Горизонт Высоты". Может быть, даже лучше. Но не на костях.

На следующий день мы официально объявили о приостановке строительства и начале переговоров с Министерством культуры о создании мемориального комплекса. Реакция общественности была неоднозначной: кто-то приветствовал решение как проявление социальной ответственности, кто-то считал его коммерческим самоубийством.

Алёна Сорокина позвонила мне сразу после публикации заявления.

– Спасибо, – просто сказала она. – Это мужественное решение.

– Посмотрим, как оно скажется на моей компании, – хмыкнул я.

– Я буду помогать, – пообещала Алёна. – Есть фонды, которые могут частично компенсировать затраты. Есть возможность получить государственное финансирование для мемориала. И я уверена, что ваша репутация только выиграет от этого решения.

Хотелось бы верить. Но пока все выглядело иначе: акции компании упали на 15% после объявления о приостановке проекта, несколько крупных инвесторов заявили о намерении выйти из других наших проектов, пресса начала копать под меня и компанию.

Вечером я заехал на стройплощадку – уже не стройплощадку, а будущий мемориал. Работы были полностью остановлены, техника законсервирована, территория огорожена и охранялась. Степаныч встретил меня у ворот.

– Слышал новости, – сказал он. – Неожиданно.

– Для тебя тоже? – спросил я. – После всех странностей?

– Не для меня, – покачал головой прораб. – Для стройки. Такие решения редко принимаются.

– Ты одобряешь?

– Не мне одобрять или не одобрять, Максим Вадимович, – пожал плечами Степаныч. – Но если хотите знать мое мнение – да, это правильно. Нельзя строить на таком месте. Не принесет оно счастья ни строителям, ни жильцам.

Мы обошли территорию. Странно было видеть ее пустой, безлюдной. Еще неделю назад здесь кипела работа, сновали экскаваторы, бетономешалки, сотни рабочих. Теперь только ветер гонял пыль по котловану, да вороны кружили над местом, где были найдены останки.