скачать книгу бесплатно
– И вам, – хмуро ответил он, сделал шаг к двери и замер. Затем обернулся к врачу, собираясь что-то сказать, но в последний момент передумал, устало махнул рукой и, не говоря ни слова, покинул комнату.
5
Сразу после ухода пациента Инга вернулась в ординаторскую и проинформировала сотрудников о предстоящем сеансе полисомнографии и о своем решении привлечь всю группу к наблюдению. Веньяминов с тяжким вздохом схватился за бороду, Малинина недовольно хмыкнула, а Мирошниченко вдруг заулыбался шире обычного. Инга строго взглянула на него, даже принюхалась, не несет ли спиртом.
– Не вижу повода для веселья, – резко бросила она, – случай – серьезней некуда, и мы обязаны проследить за тем, чтобы в этот раз конец сеанса не оказался столь же драматичным, как у Буковского.
– Да ради бога, – благодушно произнес лаборант, довольная ухмылка не сползала с его лица. – Всегда рад помочь науке!
– Ага, – ехидно встряла Малинина, – особенно когда альтернатива – отправиться на день рождения тещи.
Мирошниченко повернулся к посмеивающейся коллеге, собираясь отвесить какую-нибудь колкость, но Инга была не в настроении выслушивать их пикировку и громко объявила:
– Дима, подготовь седьмую палату. Начинаем в десять. Алена, – она обернулась к медсестре, которая с явной неохотой отлепила взгляд от зеркальца и замерла с помадой в руках, – на тебе как обычно – наблюдение и учет. Будешь на прямой связи со мной в течение всего процесса.
Девушка лишь молча кивнула и вернулась к прежнему занятию.
– А вы, Виктор Андреевич, подключите планшет к системе, чтобы отслеживать показания приборов в реальном времени. Мы с вами будем дежурить у дверей палаты. Туда же пригоним наших охранников.
– А их-то зачем? – удивилась Малинина.
Инга прошла к своему столу и достала из рюкзака сигареты с зажигалкой. Пощупала карман халата, убедилась, что телефон при ней.
– Не знаю, – задумчиво ответила она, направляясь к двери, – но мне почему-то кажется, нам их помощь пригодится.
Инга спустилась во внутренний дворик института и вышла на свежий воздух. Погода стояла теплая, безветренная, хоть солнце и пряталось за толстым покрывалом сизых туч. Тело требовало никотина, да и товарищ следователь заждался, поди. Подходящий момент для короткой паузы. Закурив, она достала телефон и набрала Рогову.
Алексей ответил почти сразу, словно дежурил в ожидании звонка с телефоном в руке.
– Слушаю, Инга! – донесся с того конца знакомый баритон. Прозвучало несколько нетерпеливо, словно в упрек ей, что не перезвонила раньше.
– Добрый день! – поприветствовала она следователя и сразу перешла к делу: – У меня есть кое-какая любопытная информация по делу, которое вы расследуете.
– У меня тоже, – многозначительно сообщил Рогов, – но сперва слово вам.
Инга вкратце поведала о случае с тещей Евгения и на резонный вопрос, была ли та знакома с Буковским, ответила твердое «нет». Но тут же признала, что абсолютно этого исключать нельзя. Голос сыщика стал напряженным и взволнованным, даже чуть резковатым, флегматичные нотки пропали, пока расспрашивал о деталях. А когда она рассказала о встрече с пациентом Шипулиным и о том, что сегодня вечером предстоит сеанс полисомнографии, Рогов долго молчал, после чего озадаченно протянул:
– Так-так-та-ак…
Повисла тишина. Инга нетерпеливо выхаживала по дворику и, прижав телефон плечом к уху, вытряхивала из пачки новую сигарету. Наконец собеседник вздохнул и заговорил:
– Пусть это останется между нами, но, думаю, вам будет интересно узнать, что примерно за неделю до смерти Буковского имело место еще одно происшествие. Сходное по характеру. Сегодня утром приятель из райотдела рассказал.
– Что за происшествие?
Инга замерла на месте, рука с сигаретой застыла у самых губ.
– Самоубийство при схожих обстоятельствах, – тяжело проронил Рогов. После паузы продолжил: – Девушка, двадцать два года, из Манушкино – это к востоку от Петербурга. Судя по материалам дела, психически уравновешенная, студентка медицинского, из довольно обеспеченной семьи. Близкие сообщили, что она пару дней до смерти, а точнее, ночей, мучилась кошмарами. Раньше с ней такого не случалось, а тут две ночи подряд и на третью…
– Что? – почти выкрикнула Инга.
– Во сне под руку случайно попались ножницы, лежавшие на столике у кровати. Разорванное горло, раскромсанное лицо, выскребенные глаза – словом, жуть.
– Господи! А родители? Что же они-то…
– В тот вечер их не было дома. Отдыхали у друзей.
Инга наконец закурила, глубоко затянулась. Приметила, что во дворик спустился Мотыгин, также беседуя по телефону. Он неодобрительно зыркнул на нее, видимо, счел, что ее отсутствие затянулось, но ничего не сказал и принялся прогуливаться в сторонке.
– А что… – начала Инга, но поперхнулась дымом и разразилась долгим судорожным кашлем. Когда пришла в себя, закончила: – Что ей снилось?
– Вам бы курить поменьше, Инга, – участливо посоветовал Рогов без тени укоризны в голосе. – В материалах ни слова об этом, но, похоже, никто просто не подумал поинтересоваться такими деталями.
– Я почти уверена, что…
– Я тоже. Собираюсь завтра с утра побеседовать с ее отцом, чтобы убедиться.
– Боже, что же творится!
– Разберемся, – твердо пообещал Рогов.
– Алексей, извините, но мне пора, а то начальство сверкает очами тут неподалеку.
– Разумеется. – И после короткой паузы: – Могли бы мы завтра увидеться?
«С огромным удовольствием!» – чуть было не выпалила она, но прикусила язык и вместо этого чинно и слегка надменно проговорила:
– Если позволят обстоятельства, почему бы и нет.
Инга попрощалась и спрятала телефон в карман. Затушив окурок о стенку мусорки, зашагала к прозрачным дверям, чувствуя на себе хмурый взгляд директора.
6
В начале одиннадцатого явился Шипулин – вялый, понурый и позевывающий. Очевидно, действие модафинила закончилось, и усталость взяла свое. Он стоял посреди палаты с небольшой спортивной сумкой в руках, безучастно взирая на медсестру и лаборанта; те готовили гарнитуру ЭЭГ и проверяли сигнал с камеры, прикрепленной под самым потолком. Когда все было готово, Инга выдала пациенту таблетку сильного снотворного.
– Это – этаминал-натрия, – объяснила она, заметив неуверенность в его глазах, – из семейства барбитуратов. Подавляет фазу быстрого сна, начинает действовать в течение получаса, побочных эффектов почти не производит.
Шипулин вгляделся в лекарство, словно пытался по внешнему виду определить его химическую формулу, а потом безразлично пожал плечами и закинул таблетку в рот. Малинина подала стакан воды, он молча принял его и залпом осушил.
– Будьте добры, раздевайтесь и ложитесь, – мягко велела Инга.
Пациент послушно выполнил все, что ему сказали, улегся и заерзал, устраиваясь поудобнее. Кровать еще днем прикатили из психиатрического отделения, и выглядела она необычно: на невысоких бортах, обитых изнутри серым поролоном, имелись скобы, к которым крепились широкие кожаные ремни с петлями. Шипулин опасливо покосился на них.
– Это для вашей же безопасности, – успокоила его Инга и кивнула Мирошниченко, который затянул петли вокруг запястий и лодыжек пациента и закрепил фиксаторы.
Полностью обездвиженный, Шипулин жалобно посмотрел на Ингу, тихо пролепетал:
– Только разбудите, если что…
Инга сжала челюсти, на острых скулах заиграли желваки.
– Обязательно, – сглотнув, выдавила она.
Мирошниченко закрепил на голове Шипулина сетку с тридцатью двумя электродами, а считывающую гарнитуру прикрепил к его подбородку и широкой волосатой груди. Высокий лоб пациента поблескивал испариной, подбородок мелко подрагивал, взгляд обреченно уставился в потолок. Через несколько минут светлые глаза начали закатываться, веки опускались все быстрее, а поднимались все медленнее и вскоре не поднялись вовсе.
– По местам, – тихо скомандовала Инга и направилась к двери.
Первые полчаса прошли тихо, спокойно и без эксцессов. Инга и Веньяминов сидели на стульях, выставленных в ряд напротив входа в палату. Неподалеку развалились два охранника и вполголоса обменивались грубоватыми замечаниями о вчерашнем футбольном матче. Инга строчила извинительную эсэмэску сыну, то и дело поглядывая в планшет, который лохматый сомнолог держал на коленях – гипнограмма не давала ни малейшего повода для беспокойства. Все указывало на то, что пациент находится в состоянии медленного сна, дыхательный ритм и пульс в норме, а уровень кислородного насыщения крови не превышает обычных для этой фазы сна показателей. Инга предположила, что в том вполне могла быть заслуга барбитуратов. Если это так, то возникала перспектива использовать их для временного облегчения при кошмарах подобного рода. Однако к пониманию страшного феномена они ни на йоту не приближали.
– Я отойду на минуточку? – пробурчал Веньяминов.
Инга молча кивнула и взяла планшет в руки. Бесконечные линии четырех ритмов головного мозга тянулись безмятежной чередой невысоких пиков и неглубоких впадин, количественные показатели замеров колебались, но оставались в привычном для нормального сна диапазоне.
– Инга Юрьевна, – заговорил один из охранников, – может, мы пройдемся вокруг здания, подежурим на воздухе? Курить охота…
– Курить вредно, – бросила она в ответ, не отрывая глаз от экрана планшета.
– А в туалет-то отпустите?
– В туалет – пожалуйста, но бегом и по очереди.
– А мы до утра здесь пробудем? – заскулил второй.
– Ребята, – Инга строго зыркнула на двоих молодцев, – погоняйте-ка танчики на телефонах, если нечем заняться, или в ладушки сыграйте…
Из-за двери напротив раздался леденящий душу вой. Один из охранников вздрогнул и изменился в лице, другой выронил телефон на пол. Инга подскочила и вперила взгляд в планшет – линии ритмов, еще несколько мгновений назад не предвещавшие ничего плохого, теперь вздымались и опускались почти вертикально, накладываясь друг на друга и уходя за края экрана. Картина в одночасье переменилась, теперь таблица с данными демонстрировала невероятные значения, недвусмысленно сигнализируя о том, что фаза медленного сна неожиданно сменилась фазой быстрого. Словно и не было никаких барбитуратов.
Вой зазвучал вновь – стремительно взлетел с низких октав на высокие, истончаясь пронзительным визгом. Инга шагнула к двери, взялась за ручку. Рядом встали побледневшие охранники. Она оглянулась – по коридору несся, на бегу застегивая ширинку, Веньяминов. На планшете заиграл скайп, звонили из операторской. Инга приняла вызов, в окошке возникло искаженное ужасом лицо Малининой.
– Инга Юрьевна! – вскричала она. – Вы это видите?!
– Вижу, – сглотнув, ответила Инга, затем распахнула дверь и включила в палате свет.
Шипулин встретил ворвавшихся в палату людей очередным нечеловеческим завыванием. Он лежал, дергал руками и ногами, пытаясь вырваться из кожаных оков, и с каждым рывком кровать подпрыгивала и угрожающе скрежетала. Голова его тряслась, словно под высоковольтным разрядом, и разбрызгивала бисеринки крови, которая текла по губам: очевидно, прикусил (если не откусил) язык. Сетка с электродами и гарнитура чудом держались на месте, кисти рук и ступни посинели, пережатые на запястьях и лодыжках ремнями.
Инга бросила короткий взгляд на экран, не поверила: сердце пациента заколотилось, как пулеметный боек, давление подскочило до небес, пульс показал невозможные значения. Было ясно: еще несколько секунд, и организм не выдержит перегрузки. Либо сердце, либо сосуды в мозгу, либо что-то еще.
– Вы двое, – крикнула она охранникам, – фиксируйте его руку.
Один из парней схватил Шипулина за предплечье и прижал к постели, другой взялся за плечо. Правая рука замерла, но было видно, что охранникам это стоило немалых усилий.
– Виктор Андреевич, укол!
Растерявшийся было Веньяминов спохватился, достал из кармана ампулу пропофола и одноразовый шприц. Шипулин взревел, заметался еще сильнее, его мокрая от пота рука выскользнула из цепкой хватки охранника, задергалась, насколько позволяли ремни. Парень выругался, прижал ее вновь, чуть ли не навалившись всем телом.
– Готов, – перекрикивая жуткие вопли, отозвался Веньяминов. В его руках подрагивал наполненный шприц, тонкая игла целилась в потолок.
– Погодите! – крикнула Инга и шагнула к самой кровати. Она решила сделать последнюю попытку разбудить пациента, прежде чем вводить мощный препарат: пропофол вызывает полное отключение сознания, как при индукции общей анестезии. Принялась хлестать Шипулина по щекам, кричать в самое ухо, чтобы проснулся, но тот игнорировал все вокруг, полностью поглощенный терзавшим его кошмаром. Глазные яблоки метались под сомкнутыми веками, похожие на юрких червяков, исступленно ищущих выход наружу.
– Колите! – сдалась она наконец.
Веньяминов взял поудобнее шприц с молочно-белой жидкостью и неуверенно шагнул к ревущему и завывающему мужчине. Бросил короткий испуганный взгляд на завлаба, в глазах застыли сомнение и страх. Оба сознавали риск: пропофол, вколотый после приема этаминала-натрия, делал перспективу Шипулина пережить эту ночь довольно призрачной. Майкл Джексон, к примеру, после этого препарата так и не проснулся. Но какова альтернатива? Инга сверилась с планшетом – показатели пульса и давления демонстрировали совершенно нереальные значения. Счет шел на секунды.
– Давайте же! – закричала она, и Веньяминов встал у края вздрагивающей кровати. Вены в изгибе локтя, да и по всей руке пациента, вздулись, будто стремились облегчить врачу выбор подходящего места для укола.
Неожиданная тишина накрыла палату плотным саваном. Движения пациента замедлились, рывки и толчки прекратились. Инга взглянула на экран и придержала Веньяминова; тот застыл со шприцем в руках – на лице отразились замешательство и непонимание. Линии ритмов выравнивались на глазах, давление и пульс стремительно падали, возвращаясь в норму. В волнении Инга сжала кулак, внимательно наблюдая и изумляясь тому, что видела. В течение нескольких секунд фаза быстрого сна сменилась медленной. Об этом говорили и данные гипнограммы, и поведение Шипулина: теперь он похрапывал и посвистывал, но дышал размеренно, неглубоко. Охранники удивленно переглянулись, отпустили его руку и опасливо попятились от кровати, словно на ней лежал не человек, а бомба с активированным детонатором. Валентин мирно спал.
– Что у вас там? – послышался искаженный динамиком голос Малининой.
Инга встряхнула головой, кашлянула и негромко ответила:
– У нас порядок: пациент в дельта-сне, колебания два герца.
– Похоже на четвертую стадию, – добавил Веньяминов, заглядывая в планшет.
Послышался стон, Шипулин заворочался. Инга мгновенно обернулась к нему, подошла вплотную. Он спал, склонив голову на бок.
– Может, разбудите? – предложила медсестра по скайпу. – Пока следующая быстрая фаза не наступила.
– Так и собиралась, – буркнула Инга и требовательно потрясла пациента за плечо.
Шипулин изможденно замычал, пробормотал что-то невнятное, но хваткие клешни этаминала никак не желали разжиматься. Инга потрясла еще, громко позвала его по имени и велела проснуться. Наконец он медленно приоткрыл мутные глаза, бессмысленно уставился на врача, сонно хлопая слипшимися от пота ресницами.
– Валентин, как вы себя чувствуете? – Инга нависла над ним и оттянула пальцем его нижнюю губу. Зубы и десна были в крови.
Взгляд пациента сфокусировался на склонившейся над ним женщине и приобрел осмысленность. По лицу пробежала тень, оно скривилось в гримасе боли и отчаяния, из глаз покатились слезы. Шипулин зарыдал, мотая головой из стороны в сторону.
– Не могу-у… больше не могу-у, – заревел он, шепелявя. Язык все-таки оказался поврежден.
– Что вам снилось? – встрял Веньяминов, и пациент вместо ответа зажмурился, затрясся, складки жира на животе заходили ходуном.
Инга одернула бородатого сомнолога, тот нахмурился и отступил в сторону, а она мягко проговорила:
– Успокойтесь, Валентин, позже расскажете. Сейчас выпейте воды.
Пациент сделал усилие и кое-как взял себя в руки.
– Пожалуйста, – прохрипел он, – развяжите… больно…
Инга кивнула охранникам, те торопливо освободили его от кожаных оков, а Веньяминов снял электроды с гарнитурой. Разминая растертые в кровь запястья, Шипулин сел на кровати, а затем, пошатываясь, поднялся на ноги. Лоснящийся от пота живот колыхнулся, прикрыл плотным валиком верхнюю часть клетчатых семейников. Он принял стакан воды и, утолив жажду, прошлепал босыми ступнями к умывальнику в дальнем углу палаты.
Врачи и охранники молча наблюдали, как Шипулин, наклонившись над раковиной, смывал с рук кровь, плескал холодной водой себе в лицо и обтирал щеки и шею. Затем он выпрямился, взглянул в темное окно, в котором отражались палата и он сам, обернулся и уперся тоскливыми глазами в маленькую, хрупкую женщину.
– Оно улыбалось… – проговорил он. Лицо его дернулось, словно от пощечины.
Инга напряглась, сделала шаг вперед.
– То есть? – не поняла она.
