скачать книгу бесплатно
Некоторое время Инга задумчиво пялилась в экран, затем захлопнула крышку ноутбука и отправилась спать.
3
Евгений объявился лишь в обед третьего дня. Инга расправилась с ланчем и теперь рылась в рюкзаке в поисках сигарет и зажигалки, собираясь спуститься во внутренний дворик и перекурить, когда из приемной позвонили. В трубке послышался мягкий, но слегка удивленный голос администратора Марии Аркадьевны.
– Инга Юрьевна, вас тут спрашивают, – сообщила она, – говорит, друг семьи.
– Кто? – уточнила Инга на всякий случай.
– Некто по имени Евгений Исакович Гольдберг.
– Бегу!
Инга бросила трубку на рычаг и засеменила к двери ординаторской.
В фойе она увидела Женю, он беспокойно вышагивал взад-вперед. Держа «Самсунг» обеими руками, настукивал большими пальцами сообщение, вперив сосредоточенный взгляд в широкий экран. Она окликнула его, он замер, оторвал глаза от телефона. В них отчетливо читались смятение, растерянность и страх. Инга сразу догадалась, что сейчас услышит.
Она медленно подошла к нему, участливо взяла за руку. Они вышли на свежий воздух, Инга закурила. Порывы прохладного ветра принялись трепать и дергать полы ее белого халата, пытаясь пробиться сквозь броню вязаного свитера и плотных джинсов. Меж серых туч, неторопливо плывущих по небу, то и дело проглядывало солнце, которое с каждым днем зависало над горизонтом все ниже и грело все слабее.
Сделав пару глубоких затяжек, Инга тихо спросила:
– Что там?
Он сглотнул, также тихо ответил:
– Все, как ты сказала. Кровоизлияние в миндалинах, аномалия в височных долях, однако разрывы межнейронных связей отсутствуют…
– Ей повезло больше, – заключила Инга. Поймав непонимающий взгляд друга, пояснила: – Сердце отказало, и это спасло ее от невероятного ужаса и тех жутких последствий, которые постигли моего пациента. Все могло закончиться гораздо хуже.
Евгений покачал головой.
– Мистика хренова, – процедил он зло. – Разве может совершенно разным, незнакомым друг с другом людям сниться одно и то же?
Инга пожала плечами, затягиваясь и выдыхая дым уголком рта. Отвечать на риторический вопрос не имело смысла.
Они простояли под холодным ветром еще несколько минут, беседуя о похоронах и самочувствии жены и дочери Евгения. Инга предложила помощь, но он, искренне поблагодарив, отказался и заявил, что вполне справляется сам. Да и родственники тоже не сидят сложа руки. Когда Инга затоптала окурок, они направились обратно к главному входу. До конца дня было еще далеко, в ординаторской ждала куча работы.
Придя вечером домой, она первым делом накормила Жосю, которая жалобно ныла на кухне. Остаток времени провела за компьютером в поисках информации, способной пролить свет на непонятный и страшный феномен. Упорные поиски не привели ни к чему, только прозевала скайп-свидание с Алексом. В этот раз, однако, краснеть не пришлось: сын сообщил эсэмэской, что находится на вечеринке у друзей и говорить сегодня не сможет.
Пока Инга принимала душ, наслаждаясь тугими горячими струями, ей пришла мысль позвонить Алексею. Вероятно, следователю будет интересно узнать про инцидент с тещей ее приятеля. Когда вышла из ванной, на часах было двадцать минут двенадцатого. Не самое подходящее время для делового звонка, но обстоятельства зачастую вносят коррективы в правила хорошего тона. Однако Рогов на звонок не ответил.
– Что ж ты такой недоступный, а? – раздраженно проворчала Инга себе под нос и перевела телефон в беззвучный режим.
4
Рогов перезвонил в начале десятого утра, но в этот раз недоступной оказалась Инга. Держа заходящийся трелью телефон в руках, она была вынуждена сбросить звонок: в дверях ординаторской возник Мирошниченко. Глаза его выражали ужас, он тяжело дышал, словно пробежал стометровку.
– Инга… Юрьевна! – просвистел он.
– В чем дело?
Инга отложила замолкший телефон в сторону и поднялась со своего места.
– Там… там… – лаборант показал большим пальцем себе за плечо, – там пациент.
– Какой пациент? – Инга напряглась и шагнула навстречу Дмитрию. – Что еще стряслось? Объясни толком, не мямли!
– Новый пациент, – сглотнув, выдавил Мирошниченко, – явился без записи, желает побеседовать со специалистом-сомнологом.
– Ну?
– Говорит… говорит, кошмары замучили. Полоски!
Инге показалось, что пол уплыл из-под ног. Ее качнуло, но мгновение спустя она восстановила равновесие. Подошла вплотную к лаборанту и жестко отчеканила:
– Проводи пациента в комнату психолога, дай стакан воды и скажи, что я буду через минуту.
– Да, да. Понял.
Лаборант нервно кивая умчался прочь, позабыв закрыть за собой дверь.
Инга сложила в одну стопку блокнот с ручкой и свой телефон. Ее била дрожь от охватившего волнения, но она взяла себя в руки и твердым шагом вышла из ординаторской.
Комната психолога располагалась на последнем этаже здания и представляла собой тихое, уютное помещение с плотными голубыми гардинами и стенами, выкрашенными в пастельно-бирюзовый цвет. Кроме трех небольших кресел и низенького журнального столика в комнате имелся лишь книжный шкаф; в обе стороны от него по стенам тянулись полочки с расставленными на них цветочными горшками, в которых щетинились острыми иглами кактусы разных форм и размеров. Традиционная кушетка психоаналитика отсутствовала: в этом институте психоанализ не практиковали.
Когда Инга вошла в комнату, пациент уже сидел в одном из кресел. Это был полный мужчина средних лет с большой залысиной на круглой, как футбольный мяч, голове. Одетый в черную кожаную куртку с заклепками на рукавах, камуфлированные брюки с огромным карманами у колен и сапоги с металлическими вставками, он сошел бы за рокера или гота, если бы не габариты. Пузатых рокеров с тройным подбородком Инга видела только в плохих комедиях. На столике перед ним стоял в гордом одиночестве початый стакан с водой.
– Добрый день! Я – доктор Инга Вяземская, – представилась Инга, протягивая руку. Она попыталась вложить в голос максимум бодрости и оптимизма, хотя это совершенно не соответствовало ее нынешнему настроению.
Мужчина с усилием приподнялся в кресле и потряс протянутую руку. Рукопожатие оказалось вялым и липким, Инга с трудом подавила желание протереть свою ладонь носовым платком.
– Меня зовут Валентин Шипулин, – представился пациент фальцетом, который резко контрастировал с его грузной внешностью. – Простите, я без записи, но мне сказали, что так можно.
– Совершенно верно, – подтвердила Инга и заглянула в регистрационный листок, который получила из администраторской по пути на встречу. – Тридцать три года, врач-ветеринар, жалуетесь на кошмары.
– Все так, – кивнул он, и пухлые щеки колыхнулись, – мне посоветовали обратиться именно к вам, сказали, вы – лучшая в Петербурге.
Инга зарделась и улыбнулась.
– Насчет лучшей не знаю, но пока никто не жаловался, – сказала она скромно и приготовила блокнот и ручку. – Расскажите подробнее, что за кошмары, как часто снятся и как давно начались?
Шипулин заерзал в кресле, взгляд сделался затравленным, бегающим. Инга заметила, что руки его дрожат, на лбу и лысине выступила испарина. Он вздохнул, пытаясь совладать с собой, заговорил:
– Уже дня три, как… страшно, очень страшно, ничего подобного не испытывал. И не кончается, не кончается!
Инга нахмурилась, и пациент сообразил, что его сбивчивый, невнятный рассказ вряд ли поможет врачу. Кашлянул, заговорил спокойнее:
– Все началось три дня назад или, вернее, три ночи назад. Мне приснилось сиреневое облако. Просто облако, но оно по какой-то необъяснимой причине вызвало во мне дикий, просто неописуемый ужас. Я закричал. Долго кричал, но проснуться не мог. Моя мама… да, знаете ли, я живу с мамой, у нас «трешка» на Бабушкина, но это неважно…
Надо же, почти соседи, промелькнуло у Инги. Хотя она не могла припомнить, что видела этого грузного мужчину раньше, лицо его, да и весь внешний вид казались смутно знакомыми. Может, пересекались когда-то случайно, раз жили на одной улице, но, давно примелькавшись, Шипулин взгляда не цеплял, а обыкновения присматриваться к соседям у Инги не имелось: прожив одиннадцать лет в Швеции, где разобщенность и замкнутость – норма, Инга привыкла соседей не замечать.
– …мама пыталась меня разбудить, – продолжал рассказ Валентин, – но говорит, это было невозможно. Она звала меня, трясла, но я спал как убитый, однако при этом орал как резанный. Все из-за этого проклятого облака.
– Облака? – удивилась Инга. – Разве вы не сообщили совсем недавно моему коллеге про некие полоски?
– Да-да, все верно, – закивал он, – но вначале было облако. В следующую ночь оно преобразилось в три линии того же цвета. Сиреневые, значит. Они выстроились в фигуру… мм… как бы объяснить…
– Нарисуйте, – предложила Инга, протягивая Шипулину ручку и листок из блокнота.
Лицо его исказилось в ужасе, подбородок мелко задрожал. Он с опаской посмотрел на ручку и лист бумаги, как будто она протянула ему гранату с выдернутой чекой, помотал головой.
– Нет, нет, – пролепетал он, – не смогу. Верите? Не смогу, страшно до жути ту фигуру даже вспоминать, а рисовать… нет, и не просите.
– Хорошо, – Инга смяла листок, бросила в корзину для мусора, – просто опишите.
Мужчина кашлянул, потянулся к стакану, но в последний момент отдернул руку, будто решил, что вода отравлена.
– Три скрещенные посередине линии, – выдавил он наконец, – похоже… похоже на… мм…
– На букву «Ж»? – подсказала Инга.
– Точно! А откуда вы… ладно, не важно. Да, почти как буква «Ж» – одна линия стоит вертикально, две другие диагонально. Все три пересекаются в одной точке.
Шипулин задумался, затем достал носовой платок, протер взмокший лоб. Инга тоже молчала, ждала. Через несколько минут спросила:
– Что-то еще?
– Да, вот вспомнил: на вершине серединной вертикальной линии – некое утолщение, или круг. Или шар, не уверен… но знаете, доктор, вся эта фигура вызывает у меня такой ужас, какого я никогда в своей жизни не испытывал. И еще каким-то образом во сне я понимаю, что источник моего страха – не сама фигура, не только линии или полоски, а именно то утолщение на вершине серединной линии. Оттуда исходит нечто, что делает сам знак воплощением чистого ужаса, который пробирает меня до мозга костей во сне. И даже наяву! Не знаю, что со мной, не знаю… умоляю, помогите, доктор!
– Постарайтесь успокоиться, – сказала Инга, делая записи в блокноте. – Я распоряжусь, и вы получите подходящее седативное средство. Позже, после встречи с нашим психологом, вам, скорее всего, пропишут антидепрессанты. Но прежде – ответьте еще на несколько вопросов.
– Да-да, конечно.
– Этот знак – скрещенные фиолетовые полоски – вам что-то напоминает?
Мужчина пожал покатыми плечами, взглянул растерянно и удивленно.
– Да что вы! Нет!
– Возможно, вызывает некие ассоциации, давние воспоминания? Что-то из детства?
– Ни малейших. Единственное, о чем я задумываюсь в момент пробуждения, это о своем страстном желании повеситься, чтобы никогда больше этого ужаса не испытывать.
– Вы совершали попытки суицида когда-либо в своей жизни?
– Нет, бог миловал. Причин для этого до сих пор не возникало.
– Вы принимаете или принимали когда-либо в прошлом наркотики?
– Бывало, в юности травку покуривал, – смущенно ответил он и тут же виновато добавил: – Пару-тройку раз, не больше.
– Злоупотребляете спиртным?
– Не пью вообще, принципиально, – твердо заявил он.
Инга одобрительно улыбнулась, сделала пометку в блокноте.
– Психологические травмы? – продолжала она опрос.
– Жена ушла два года назад, но не сказал бы, что это была такая уж травма, – в голосе Шипулина прозвучала ирония. Он закатил глаза к потолку, пытаясь припомнить все травматичные события свой жизни. Назвал еще несколько незначительных эпизодов из прошлого, но Инга не стала их даже записывать: ничего из этого не могло спровоцировать реакцию в виде подобных кошмаров. Она напрягла память, вспомнила детали истории Буковского – совершенно никакого сходства.
– Проблемы с сердцем? – спросила Инга.
– Никогда не жаловался.
– Прекрасно, – прокомментировала Инга, делая очередную пометку, и подытожила: – Ну что ж, думаю, пока достаточно. Я предлагаю провести полномасштабное обследование вашего сна начиная прямо с сегодняшнего вечера. Этот процесс называется…
– Я не буду больше спать, – отрезал Шипулин, и на его полном, круглом лице отразились отчаяние и испуг. – Не стану!
– Но вы не сможете не спать, – осторожно возразила Инга.
– Смогу! Я принял модафинил.
– Валентин, – как можно мягче сказала она, – вы что, вечно собираетесь жить на модафиниле? Скоро его действие закончится, а станете принимать регулярно – умрете рано или поздно от передоза и истощения. Кроме того, хочу напомнить, что в России он запрещен как наркотический и психотропный препарат, так что будьте поосторожнее с ним.
– Я-не-мо-гу! – произнес он по слогам, глаза его заблестели, губы задрожали. – Вы просто не понимаете, этого не передать словами…
– Я дам вам эффективное снотворное, – спокойным доверительным тоном сообщила Инга, – оно подавляет фазу быстрого сна, вы не будете видеть снов вообще никаких. Пока спите, мы проведем обследование различных параметров вашего организма и прежде всего – мозга в фазе медленного сна.
Шипулин задумался.
– В конце концов, вы пришли к нам за помощью, – продолжала она, – а прежде чем лечить, мы должны разобраться в проблеме. Модафинил вас не спасет.
Мужчина хранил молчание, судорожно сцепив пальцы на животе. Наконец вздохнул, пробормотал:
– Ладно, попробуем. Но обещайте, что сразу меня разбудите, если вдруг я… хм… мама-то моя пыталась, но безуспешно.
Инга вспомнила, что у Буковского сердце тоже было в полном порядке, но чем это закончилось? Она вздрогнула, по спине пробежали мурашки, а в душе стало тревожно. Нахлынули сомнения: правильно ли она поступает, склоняя Шипулина к полисомнографии с применением снотворного? Если нет, то какие имеются альтернативы? Никаких – в эту ночь или в следующую он умрет, покончив с собой, если раньше сердце не откажет. Необходимо рискнуть, чтобы добиться хоть какого-то результата. А если вспышка, как у Буковского? Здесь, под наблюдением нескольких человек (а она оставит на дежурство всю лабораторию в полном составе!), он будет в большей безопасности, чем дома с престарелой мамой.
– Валентин, мы сделаем все, что в наших силах, чтобы помочь вам, – нейтрально ответила Инга, – мы не можем что-либо гарантировать, поскольку случай у вас необычный, но обещаю – приложим все силы.
– Договорились, – поникшим голосом произнес пациент.
– Замечательно! Тогда прямо сейчас спуститесь, пожалуйста, в администраторскую и заполните все необходимые бумаги, а вечером к десяти часам ждем вас в лаборатории. Захватите с собой личные вещи и предметы гигиены – у нас вам придется провести несколько суток.
Инга поднялась, Валентин встал навстречу.
– Всего доброго! – сказала она.
