banner banner banner
Под небом Эстреллы. Антар и Малица. Начало пути
Под небом Эстреллы. Антар и Малица. Начало пути
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Под небом Эстреллы. Антар и Малица. Начало пути

скачать книгу бесплатно


Про то, что сам холопом считался по законам городским, Силаст и позабыл вовсе. Алтау с ним, как с членом семьи обращался, Сибаха и дед Сивуч, тоже, Антар, тот и вовсе, за сродственника почитал, а Юарт.. Что, Юарт? Не о нем речь.

Велимор белокаменный – градом свободным был, понорским, не великим, правда.

В трёх днях пути от него, город побогаче стоял – столица княжеская, Вышеград. На берегу морском, моря Зелёного.

В море то, которое, иные какие, ещё Эльфийским прозывали, Морна, река местная и впадала. Малая, приток её извилистый, в Дикий лес уходила, хвостом виляя, а, Гжи, тот ещё дальше, на юго-запад, поближе к лесам эльфийским, что вокруг моря наросли.

Не зря море то, Зелёным прозвали, по цвету глаз перворождённых. Холопьё, люд трудовой, на полях спину гнувший, вольным, вроде бы, числился. Но, бойт-ярам, да князьям, подчинялся, дань платил исправно, да иные поборы какие, а ныне, так и вовсе, на брань многие отрядились, по воле бойт-ярской.

Купец же и люди его, сами по себе были, в городскую казну положенное отчисляя, да на Храм жертвуя, когда Дану всеблагой, когда – Антаресу грозному.

Лишь Нешбе тёмному, никто подарков не делал, да Храма не возводил. Нешбе изгнали с Эстреллы когда-то, во времена стародавние, Дану и Антарес, вот он и маялся, на задворках прозябая, пакостил, да беды творил.

Тёмный бог, не благой. К людям и нелюдям враждебный.

Говорили, мол, лесовики дикие ему поклоняются, в лесах своих дремучих капищ поганых понаставили с идолищами деревянными. И самый лютый из тех тёмных, Нешбе и есть – кровь младенческую потребляет, да девиц невинных требует на алтарях своих резать.

В услужении у него нечисть всяческая и нежить скверная, роду людскому вредящая постоянно.

Тьфу, погань какая!

Только не верил старый Силаст байкам досужим – не тот человек князь Оихель, чтобы тёмному богу молиться, да детишек зазря на алтарях поганых резать.

А, Малица, дитя светлое, от эльфки прижитое? Разве могла она злу поклоняться? Не утерпела бы дева лесная, воспротивилась, молитвами до матери-заступницы докричалась бы.

Мать-заступница Дану, хоть и покровительница всего живого в мире этом, но на расправу скора и свирепа, под стать мужу своему грозному, не щадит никого, злодеев карает.

Так что, если и есть где-то Нешбе прихвостни, так не здесь, не в Велиморе, и не в Понории вовсе, а, там, на юге злом, где люди с орками в союз богопротивный вступили и войной на таких же людей пошли.

Оборони Дану пресветлая от напасти подобной!

Много полезного для себя любимого, узнал ныне Юарт, особенно порадовало его известие о жемчуге голубом.

Это, какое же богатство, у купца жадного, в сундуке, кованном хранится? Сколь на него можно всего разного и полезного накупить?

Все Жаборотышу убогому достанется?

Не бывать тому, Антарес грозный свидетелем словам тем станет!

Сладко прижмурился Юарт, на перине мягкой разлёгшись – блазился ему терем высокий, холопьём покорным срубленный, не хуже, чем у батюшки его родного, бойт-ярина родовитого, да кони горячие, справные, выезд богатый, борзые псы на собственной псарне. А, уж, жену какую взять за себя можно, даже, на род боярский замахнувшись!

Мало ли девиц справных по светёлкам боярским рассовано? Честь какая ему будет, да почёт?

Алтау, даром что купец богатейший, а все ж, перед боярином голову склоняет, перед князем светлым, так и вовсе, в поклоне спину сгибает.

Он, Юарт, спину гнуть ни перед кем не желает, он и сам, с усами, сам сын бойт-ярский, а, что мать у него из града, так она – дочь старосты городского. Небось, не чета холопью чёрному!

Два сына у отца бойт-ярина, а он, Юарт, по возрасту, младший самый.

Старший с бойт-ярином в поход дальний отправился, с князьями чужими ратиться за земли далёкие, вторый же, дружок его, Степарх, тут поныне за хозяйством приглядывает, а он, Юарт, подле него кружит, момента выжидает.

Но, почему, не вместо его?

Несправедлива Дану – что стоило богине повелеть ему в роду бойт-ярском родиться, а, того лучше, в княжеском?

Эх!

Как представил себя Юарт в плаще алом, на коне горячем, а за ним дружина лихая!

Аж, сердце зашлось!

Чем он, Юарт, хуже братьев своих? Тем, что не в том гнезде родился?

Он в сто раз лучше Степарха, даром, что мать, простая девка из града торгового? Степарх, сын бойт-ярский, грамоту плохо разумеет, и груб, и заносчив, вина, к тому ж, пьёт без меры, да мёд хмельной зело любит.

От сына таковского, во хмелю буйного, один разор, да убытки и хозяйству, и чести бойт-ярской урон.

Он и ныне, небось, в трактире сидит, с воями своими беспутными, вместо того, чтобы усадьбу, отцом доверенную, доглядывать, за людишками бдить. Они, людишки, без хозяйского глазу наглеют, в искушение входят.

У него, у Юарта, строго всё, не забалуешь!

Юарт гневно фыркнул, припомнив, как работные на заимке к воям княжьим прилепившись, уху трескали с общего котла.

Никакого вежества не имеют – где они, холопьё черное, а где, вои княжьи? Пусть и захудалый князёк Оихель, из леса Дикого. Сколь там воев у него – раз, два и обчёлся? Брешут люди, наверное, что князь Оихель усадьбу боярскую спалил, да владетельных самих, смертью лютой покарал! За кого? За жонку глупую? Сам, поди, виру взял, а слух пустил для пущей важности. А может и не брешут – за обиду мстить должен страшно, иначе, какой же он князь?

Рухлядь у лесных и впрямь, знатная идёт, денег больших стоит, да, только Антар – простодыра, не смыслит в том ничего.

Эльфка лесная мороку на него напустила, вот он и скупает всё втридорога, делу общему в убыток прямой.

Алтау прознает – будет Жаборотышу на орехи!

Тут у Юарта мыслишка гнусная зародилась, парень, аж с лежанки вскочил, по комнате закружился. Вот бы выгорел замысел его хитрый.

То-то он свои проблемы бы порешал, заодно от братца-злыдня избавился.

Ноги в руки, подхватился парень и был таков, только снег под сапогами заскрипел. По пути Силаст старый попался. Юарт ожег его взглядом злым – как же, знаем, Антаров доглядчик! Всё Жаборотому доносит, ничего не таит, кровь холопская!

Силаст, даром, что старый годами, да умом всё ещё скор был – почуял слуга добрый замысел тёмный, все дела свои забросил, об ужине не помышляя, крадучись, за сыном хозяйским ринулся, таясь по углам на улицах стылых.

Слишком ярко глаза горели у Юарта, так торопился, что и не заметил, как за ним соглядатай увязался.

В трактир направился Юарт шагом скорым – знал он точно, Степарх там и вои его там же.

*

В едальню добрую Юарт, не вбежал – ворвался, шапку с головы кудрявой стянул, огляделся, дух переводя.

Толстый Хоув, трактирщик местный, одним глазом покосился на вошедшего – он, Юарт, ничего, парень справный, хоть и годами своими невелик, да, ладен, грамотен и хитёр. Одно плохо – прибытку с него нет никакого, не пьёт Юарт хмельного вовсе, про то все ведают.

Да и право, дело – молод он ещё для медов крепких, хотя, вот Степарх, сын бойт-ярский, от них никогда не отказывается.

Степенно кивнув хозяину, Юарт, бочком-бочком, протиснулся к угловому столу, за которым и пировал брат его по матери.

Хотя, кому – брат, а, кому и враг ненавистный.

Про то, одному Юарту ведомо, да матери его, Айяке.

– Здоров будь, бойт-ярич. – поклонился Юарт Степарху краснолицему, мёда уже братину опроставшему, шапкой пол заметая. А, что? С него не убудет, спина не переломится, но для дела полезно.

За столом притихли было, затем, сызнова зашумели, признали, кто к ним припожаловал.

– Юарт! – ухмыльнулся в усы седые Празд, дружинник бойт-ярский. – Чего тебе? Неужто, вина зелена выпить с нами восхотелось? Аль, случилось что?

Степарх, бойт-ярич, в нарядном камзоле, хоть и промолчал солидно, но смотрел благосклонно, глазами мутными – небось, изрядно мёда хмельного на грудь молодецкую принял.

Что, ему-то? Он, сын молодший, чуть выше, чем дружинник старшой. Наследовать ему нечего. Разве что, брат от щедрот своих отщипнёт, деревеньку-другую на прокорм выделит?

Старший брат, Богодар, с отцом отправился, в земли чужие. Отца убьют – он владетельным станет, а сын у него есть уже от жены молодой. Не всем же везёт, как отцу Юарта родному – он тоже вторым народился, а первым стал по причине смерти братовой и всех домочадцев его.

Все тогда в мор померли, не уберегла Дану даже деток малых, видать, вельмо грешны были!

Так и стал Юартов отец, Морхаль Лещинский, владетельным, из бойт-ярича, вмиг бойт-ярином сподобился.

Богодар же, сын почтительный, любящий, хитёр и опаслив – сломя голову в сечу не ринется и отца попридержит.

Нет, не светит ничего Степарху, но, мечтается.

Мечтается, хоть в чем-то брата старшего обскакать.

Тут Юарт появился, мёду приказал принести, серебро на стол сыпанул, трактирщику, да подавальщицам грудастым, на радость.

Вои расслабились, пояса распустили, заулыбались, по спине широкой сына купеческого хлопать стали – хороший парень, хоть и купчина, уваженье к людям служивым имеет, не то, что иные.

Юарт и рад стараться. Компания-то, разгорячилась, шутками-прибаутками сыпала, вои хмельные девиц-подавальщиц по задницам лапать начали. Веселье в разгар самый вошло.

Мёда хмельного приказал подать сын купеческий, да закуси всяческой – быть гулянке славной, кутежу весёлому, он, ли, Юарт, не способен что ли, на дело доброе, для друзей-приятелей?

Ответом на слова его громкий рёв стал – за обильным столом, на чужие деньги пируя, все друзья-сотоварищи, особливо, коли, выпивка крепка и в достатке.

Старый Хоув, трактирщик бывалый, молча головой качал неодобрительно – так серебром сорить, никаких капиталов не хватит, куда только Алтау смотрит?

В обнимку сидели за столом сын купеческий, да сын боярский, мёд пили, да думы думали.

Пили по-разному – Степарх чару за чарой вливал в себя зелье хмельное, а Юарт опасался, сплёвывал, да на пол лил незаметно. Ему для замыслов хитрых, голова нужна была хмелем не замутненная.

Пили по-разному, а думы имели схожие – оба братьев своих старших ненавидели, со свету сжить мечтали.

Рыбак рыбака зрит издалека, так и Степарх с Юартом нашли друг друга.

– Богодар, брат мой старший, отцу в уши яд по каплям вливает. – жаловался бойт-ярич, обнимая купеческого сына крепкими руками. – Опасается, что отец передумает и меня наследником сделает. Чем я плох? – Степарх, гордо выпрямившись, повёл бровями соболиными, неловко рукой махнул, роняя на пол чашу с вином. – И умел, и ловок, и вои меня любят. Люб ли я вам, дружинники мои верные?

Дружинники гаркнули нечто невразумительное, но, явно, ободряющее – пили и ели они с бойт-яричем за столом одним, за то и люб он им был. Не то, что брат его, гордый, да строгий. У того не забалуешь, медом сладким не запьёшь, да девку мягкую не помнёшь. Служба одна на уме, а, жить-то, когда?

– Вот и на брань-сечу меня батюшка не позвал, – обидчиво поджимая губы, жаловался сын бойт-ярский сыну купеческому. – оставил дома, точно дитя неразумное, хозяйство стеречь. А, чего мне в дому сиднем сидеть, коль всем хозяйством братова жена заправляет, Рагонеда? Она уже и о наследнике озаботилась, мальчонку родила.

– Хороша ли жёнка у брата твоего, Богодара? – словно невзначай, поинтересовался Юарт, подливая в другую чарку хмельного и незаметно подсовывая её бойт-яричу. Спрашивал попусту, видал он жену Богодара, в лавке ткань она покупала баскую на платье себе.

Хороша показалась Юарту жёнка молодая, но, думалось ему, что он себе, ещё лучше высватает, дайте срок только. С голубым-то жемчугом, чай не откажут! Мальчонку Богодаровского и придавить можно, а, жёнку… Что ж, с жёнками в беспокойное время всяко разное случиться может.

– Хороша! – мечтательно произнёс Степарх, откровенно брату старшему завидуя. – Высока, стройна, румяна, косы толстые, точно корону носит, стан тонкий – рукой обхватить можно и роду она высокого. Отец её за наследника своего высватал. За меня паву такую не отдали бы никогда. Красава.

– А, я, слыхивал, ещё красившее девки имеются. – протянул Юарт, точно сомневаясь в словах Степарха.

– Куда уж, красивее? –удивился бойт-ярич, выгибая дугой густые брови. Богатый камзол Степарха, к окончанию гулянки, оказался залит вином и заляпан жиром, но он не обращал внимания на подобные пустяки – сын бойт-ярский он, что хочет, то и делает!

– Вот, слыхивал я, девы эльфийские баски, не бабам нашим чета. – качнул головой Юарт. – Бают, глаз не отвести от колдуний лесных, да и в ласках они искушены, не чета иным!

– Смеёшьсс-ся надо мной, смерд? – вспылил бойт-ярич, сметая снедь со стола широким рукавом с меховой оторочкой. – Откель у меня серебро? За дев таких, иным разом и золотом платят, аль, не ведаешь про то, пустомеля?

Юарт отчаянно замахал руками, призывая богов в свидетели.

– Прости меня, неумыку, сын бойт-ярский! – повинился он, отводя взгляд в сторону, чтобы скрыть яростный огонёк, тлеющий в самой глубине глаз. – Но, токмо, думаю я о том, что, бойт-ярских дочек – полным-полно в Понории, а ты-то, у нас один таковский и девка нужна тебе, самая лучшая, а, кто красившее искусниц лесных, дивнооких?

Задумался Степарх, пригорюнился, гневаться перестал и прищурился мечтательно – хотелось ему брата старшего хоть в малости какой превзойти – завезти себе наложницу эльфийскую, красоты дивной, водить её в поводу, точно кобылу породистую, похваляясь пред всеми, да, делать с ней всё, что пожелается. То-то, брат разъярится, да и у Рагонеды спеси поубавится, а то, смотрит на него, Степарха, точно на пса дворового, беззубого, из милости живущего. Подумаешь, дочь бойт-ярская! Не бойт-ярыня же!

Взгрустнулось Степарху – хороши мечты, да где монет набрать на желаемое? И ныне гуляют на деньги сынка купчины местного, у братовой жены монетки лишней не допросишься.

– Знаю, где девку ушастую, дивную, добыть можно. – жарко зашептал на ухо бойт-яричу Юарт – У отца моего, на заимке торговой, лесной. К брату моему старшему приезжает с охраной малой, на торжище.

– К Жаборотому? – хмыкнул бойт-ярич, смутно припоминая, что встречал, как-то, в Велиморе высокого белокожего парня. Еще удивился тогда изрядно – на кого похож парень, ни в мать, ни в отца. – Почто ему краса такая? За какие заслуги честь? Небось, гневается князь Оихель на поездки те? Дочкам княжеским в светлице, за прялкой сидеть положено, аль за вышивкой, а не по лесу бегать, да с подозрительными мужами за монеты торговаться.

– Князю эблов и дела нет до того, с кем дочь его по лесам шляется без присмотра. Не жалует её князь Оихель, сказывают люди добрые. У него, небось, от новой женки детишек хватает, эта – ломоть отрезанный. Нелюдь, одним словом. Зачем ему о девке печься, коль у него сын-наследник имеется? Эльфку, разве кто в наложницы возжелает, не в честные жены. Так почему не ты, бойт-ярич?

Степарх возгорелся вмиг, похотливо заблестели глазки – мнилась ему уже эльфка покорная на ложе широком, прихоти его исполняющая, а, коль, противиться вздумает, то ещё лучше – он, Степарх, вмиг научит нелюдь ушастую покорности.

И отец слова поперёк не скажет, не посмеет. Что в бою взято, то свято! За добычу знатную побороться придётся, кровушку пролить.

Юарт опасался слегка того, что сын бойт-ярский не решится с князем лесным схлестнуться, но тут, кто знает – сошло с одной эльфкой, глядишь, с другой всё ладно будет. Сколько там воев у дикаря лесного? Одно слово, князь, да над кем – над лешаками лохматыми, пнями, да болотами? У Степарха бойт-ярича дружина горазда не токмо меды хмельные пить и жрать, в три горла. Мечами вои махать умеют справно, иначе на кой они ещё нужны?

Ему, Юарту, прибыток сплошной с дела верного – сладит сын бойт-ярский с ведьмой лесной и то, ладно. Жаборотыш ненавистный не утерпит, за зазнобу свою биться станет, только, ни вой он, ни разу, хоть и навострился мечом махать, наверное, сынок княжеский натаскал. За нелюдь ушастую, как есть в драку полезет, там и сгинет, а, он, Юарт наследником единственным останется.

Далее, как Нешбе тёмный пожелает – может и Степарх, тем временем, сляжет от ран злых иль от стрелы недоброй, белооперённой.

Оихель не простит обиды, за дочку мстить кинется, с дома бойт-ярского виру кровью взять возжелает, вот и сцепятся бойт-ярич с князем, благорожденные. Коли подсобит Юарту Дану – богиня, так и помрут оба.

Там и Богодар с войны не вернется и останется у бойт-ярина лишь один сын взрослый почти, справный, да умный – он, Юарт.

Бойт-ярин про происхождение его ведает, в том байстрюк не сомневался. Видал бойт-ярин Лещинский родича, им непризнанного, и на парне ладном не раз внимательный взгляд останавливал.