Недо… (рассказы). Ради карнавала

– Каким образом?

Ювелир пожал плечами.

– Это, безусловно, непросто, но не абсолютно невозможно. Если я правильно понимаю ситуацию, аббатисе в ближайшем будущем может потребоваться помощь со стороны. Медальон даст вам возможность получить аудиенцию. Дальше… импровизируйте.

– А если все пройдет неудачно, к кому еще можно будет обратиться?

Старик похлопал собеседника по руке.

– На этот счет не переживайте. Если попытка провалится, вам не дадут покинуть территорию аббатства.

– Да уж, заманчивая перспектива… Но вы уверены, что Тайя именно там, на юге?

– Насколько я ее знаю – да. Если уж она решилась задержаться в вашем доме так надолго, значит, убегать дальше уже не планировала. И даже если что-то заставило ее неожиданно сорваться с места, она непременно известила бы вас сама, лично, а не упражнялась бы в эпистолярном жанре. Тем не менее, раз уж случилось то, что случилось, скорее всего, Тайю настигли те, от кого она скрывалась, причем настигли внезапно. Есть у меня, конечно, парочка соображений, кто из ее прошлого настолько хотел с ней повидаться… Но я последний раз был дома очень давно и с тех пор до моих старых ушей доходят лишь отголоски слухов, так что могу-таки ошибаться. – Ювелир, заметил в глазах Алекса невысказанный вопрос, но лишь лениво отмахнулся. – И не спрашивайте меня о вещах, в которых я смыслю немногим больше вашего. Главное, что следует накрепко запомнить – это необходимость найти аббатису и добиться ее расположения. А если позже повезет отыскать свою, столь легкую на подъем супругу, то, не сомневаюсь, она сама расскажет о всех перипетиях своей жизни до встречи с вами.

На этих словах отвлекшийся от невеселых раздумий Алекс бессильно сгорбился, сжимая в ладонях давно пустую чашку.

– Вряд ли. Она ведь ясно написала, что не хочет меня больше видеть…

– Рановато сдаетесь, молодой человек. Я могу, не сходя с места, легко развеять все опасения, что Тайя вас бросила, потому что, якобы, разлюбила – как гласит ее послание.

– Зачем же она это написала?

– Очень просто. У нее была веская причина поступить именно так.

– Какая? Что вам известно?

– Ничего, кроме того, что я, в отличие от вас, внимательно-таки прочитал ее записку.

– …

– Не понимаете?

Алекс помотал головой.

– Возьмите чистый лист пергамента, вон тот, на полке. Закройте текст, который так огорчил вас, оставив только первые заглавные буквы… Увидели?

– Ничего себе! А зачем так сложно?

Старик с недоверием покосился на собеседника и ответил вопросом на вопрос:

– Вы сказали мне правду? Девочка действительно добровольно вышла замуж за такого недотепу?

__________

Хотя запах водорослей и глухой рокот прибоя доносились еще с полудня, дорога настолько сильно петляла вокруг высоких мрачных утесов, что берег моря показался лишь под вечер.

Хмурый сильнее обычного Конрад возился с плохо разгорающимся костром, и Тайя уже решила, что очередная ночевка пройдет в полной тишине, когда ее спутник неожиданно нарушил молчание.

– Сбежав сюда, как ты ухитрилась пробраться на корабль незамеченной?

– У меня был хороший учитель.

– Ты хочешь, чтобы я поверил, что ни один из моряков, знающих свою посудину, как свои пять пальцев, за несколько недель плавания так ничего и не заподозрил?

– Я была очень осторожна. Еды и воды брала самую малость, на день пряталась каждый раз в другом месте…

Выдержав паузу, Тайя рискнула задать ответный вопрос:

– Мы из-за этого возвращаемся на чужом корабле?

– Да. По дороге сюда я подозревал всех и вся в сговоре с тобой и к концу пути разругался с капитаном настолько, что меня едва не сбросили в море. Напасть команда так и не решилась, но теперь ни одно наше судно не возьмет меня на борт.

– Кто же согласится доставить двух изгоев в неизвестные края?

– Те, кому нечего терять. А вот, похоже, и они. Говорить буду я. Молчи и не вмешивайся, но будь начеку.

Конрад с обманчивой неспешностью поднялся на ноги, сплюнул в костер шишечку какого-то растения, которую он неторопливо жевал за минуту до этого, и шагнул навстречу двум фигурам, появившимся из темноты.

На несколько долгих мгновений воцарилась тишина – лишь наполовину разжеванная шишечка с легким шипением корчилась в огне, истекая ярким желто-зеленым соком. Потом Конрад широким жестом пригласил гостей устраиваться поудобнее, и переговоры начались.

Тайя почти не вслушивалась в беседу, ее внимание было поглощено наблюдением за руками и выражением лиц пришедших. Визитеры составляли весьма живописную пару. С первого взгляда на здоровяка, представившегося как Ржавый Джонни, боцман, было очевидно: повернуться к нему спиной – самый простой и легкий способ самоубийства. Что же касается более низкорослого, но оттого не менее опасного капитана Хаксли – то ни один здравомыслящий человек старше пяти лет не доверил бы ему и дохлую крысу.

Несмотря на это, сделка была заключена в несколько минут. Девушка еще размышляла, кем, случись заварушка, необходимо будет заняться в первую очередь, как увесистый мешочек от Конрада перекочевал в один из многочисленных карманов капитана. Короткое цепкое рукопожатие скрепило договор – и бывалые морские волки растворились в ночи так же быстро, как и появились.

Понимая, что испытывает далеко не безграничное терпение Конрада на прочность, Тайя, все-таки, не смогла промолчать:

– Я им не верю.

– Я тоже, но других вариантов нет.

– А если они сейчас набросятся на нас спящих?

– Не набросятся.

– Уверен? Они могут привести сюда всю шайку.

– Незачем. Через шесть дней их «Веселая Мэри» снимается с якоря. Мы сами придем к ним на корабль. Так что без малого неделю можешь спать спокойно.

– А…

– А там видно будет.

__________

Шум самой крупной рыночной площади Лорнии был слышен за несколько кварталов. Не без труда пробившись сквозь толпу, Алекс подобрался почти вплотную к подмосткам. Вначале он намеревался просто дождаться окончания представления, но неожиданно пьеса захватила его. Десять минут спустя он уже вовсю смеялся вместе со всеми над незамысловатыми шутками актеров. А когда сюжет дошел до казни молодого менестреля, почувствовал, как к горлу подкатывает комок. Стыдясь своей излишне чувствительной натуры, Алекс украдкой бросил взгляд на соседних зрителей и удивился тому, сколько подозрительно покрасневших глаз окружало его. Стоявший неподалеку здоровенный детина, монументальным обелиском возвышавшийся над морем голов, откровенно хлюпал носом.

После заключительной сцены, где все злодеи, как и положено, получили по заслугам, поднялся невообразимый гвалт, перекрывший без того немалый шум рынка. Публика принялась бурно и долго выражать свое одобрение криками, свистом, топаньем ног, подбрасыванием шляп и прочая, и прочая. Но Алекс, не теряя времени, решительно протискивался мимо охваченных ликованием людей в неприметную улочку, где, скорее всего, должны были располагаться тыльная сторона сцены и жилые повозки театральной труппы.

Расчет оказался верным. Фургоны и фургончики разных размеров теснились в промежутке между зданиями, образуя некое подобие оборонительного каре. Ему оставалось пройти не больше десятка шагов, когда ноги внезапно оторвались от земли. Неведомая сила подняла Алекса в воздух и развернула кругом, после чего его лицо оказалось в паре дюймов от лица длинного, худого, нескладного, но жилистого и, похоже, необычайно сильного человека, который без всяких видимых усилий удерживал тело Алекса над землей, поворачивая его на весу то одной, то другой стороной и разглядывая, словно диковинный фрукт. На хмуром лице незнакомца горел лишь один глаз, второй был прикрыт сморщенными веками, но и половинная сила этого огня не предвещала ничего хорошего. Так и не сумев определить намерения своего пленника, верзила начал методично встряхивать Алекса, время от времени с размаху припечатывая его к стене соседнего дома. Руки и ноги несчастного беспомощно болтались, как у тряпичной куклы, зубы лязгали, кирпичи за разбитым затылком влажно блестели темным пятном.

– Че ты тут шныряешь, крысеныш? Че вынюхиваешь? Хотел стибрить чего? А может, ты шпик? Скажи, ты шпик?

– Нет. Я просто хотел найти место, где вы обитаете.

– За каким лядом?

– Поговорить надо.

– Ну че, нашел? Поговорил? Теперь ты рад? Рад?!

Неизвестно, сколько бы еще продолжалась экзекуция, если бы Алекс не ухитрился за кончик цепочки вытащить из нагрудного кармана медальон ювелира. От очередного резкого соприкосновения со стеной цепочка лопнула, тяжелый кругляш сорвался и зазвенел по булыжникам мостовой. Алекс зажмурил глаза в ожидании следующего удара, но сумасшедшая тряска неожиданно прекратилась. Его мучитель, не мигая, смотрел на блестящую вещицу у своих ног и, судя по выражению лица, напряженно размышлял, стоит ли доверять собственным глазам. По-прежнему плотно прижимая Алекса к щербатой стене, он дал ему сползти на землю, пересчитывая по пути и без того ноющими ребрами все бугры и неровности.

– Шевельнешься без команды – сверну шею, как цыпленку, усек?

– Усек.

– А сейчас ме-е-едленно поднимаешь свою цацку и топаешь вон к тому фургону… Да куда тебя понесло? Забирай правее. Во-от. Теперь лезь внутрь. – Конвоир повысил голос. – Том! Хэнк! Принимайте гостя!

За обветренным пологом Алекса встретил полумрак и две пары удивленных глаз. Судя по близкому возрасту и сильному сходству, находившиеся в фургоне мужчины были родными братьями. Короткая неловкая пауза была прервана, когда к ним, чертыхаясь, присоединился верзила:

– Ну, вы чего хлебальники раззявили? Хэнк, хорош буркалами хлопать, вяжи этого кренделя! Да не гунди, хиляй суда. Смотри, че я у него надыбал – это ж цацка Шныка! Ну помнишь? Шнык тогда, после большой раздачи, их десятка два замылил и слился с концами, хитрый скварюга.

Жуткий одинокий глаз заглянул Алексу прямо в душу.

– А ну ботань быстрее, мурзик, где ты перетоптался со Шныком? Должок за ним давний, перетереть надо.

Не успевший прийти в себя Хэнк с готовностью подскочил, сделал пару шагов в сторону пленника, после чего вдруг сложился пополам и зашелся в приступе хохота.

Оставшийся сидеть в глубине фургона Том тоже широко улыбался, но внимательного цепкого взгляда от Алекса не отводил. Потом неторопливо поднялся, потянулся, разминая затекшие конечности, и обратился к верзиле:

– Уокер, перестань изображать Грязного Билла и пугать парня – мы эту пьесу уж пять лет, как не ставим. Но, все же чертовски любопытно, э-э-э?..

– Алекс.

– Да. Так вот, Алекс, чем это тебе достопочтенный Фидель был так обязан, что рискнул раскрыться и отдать медальон? И еще очень хотелось бы знать, где с ним можно встретиться?

– Боюсь, что теперь уже нигде.

В наступившей гробовой тишине инстинкт самосохранения начал подавать отчаянные сигналы.

– Нет, нет! Вы меня не так поняли! Я его не убивал! Юве… э-э-э… Фидель сам передал мне это украшение и на момент, когда мы расставались, был совершенно здоров. – Брови Тома поползли вверх. – Ну, по крайней мере, для своего возраста. А встретиться с ним нельзя, потому что сразу после нашей беседы он поспешно удалился в неизвестном направлении.

– Ну, предположим, а медальон?

Алекс понимал, что ступает по очень тонкому льду, но пути назад не было. Осторожно, с паузами, подбирая слова, он продолжил:

– Медальон нужен для аудиенции у аббатисы. У меня для нее секретное сообщение. Важное. Передать надо лично ей с глазу на глаз. Так велел Фидель. Он же рассказал, к кому обратиться за помощью. Поэтому я и пришел к вам.

– А почему же, если это якобы существующее сообщение настолько важное, он сам не отправился к аббатисе?

Сердце Алекса колотилось в ребра перепуганной пичугой. Еле сдерживаясь, он с равнодушием обреченного пожал плечами:

– Этого вопроса Фидель не касался, а я не спрашивал.

Стоявший в углу Уокер не выдержал:

– Да чего ты с ним возишься, Том! Дай мне с ним вечерок поболтать по душам. Он мне все выложит, как миленький. А после где-нибудь в лесу прикопаем – комар носа не подточит!

– Нет.

– Давно бы так!.. Прости, что ты сказал?

– Я сказал – нет.

Атмосфера в фургоне ощутимо накалилась. Уокер подошел к сидящему Тому вплотную и навис над ним, словно богомол над кузнечиком.

– Ты что, не понимаешь, чем мы рискуем?

– А ты понимаешь? Ты сам не боишься того, что услышишь? Что если Фидель действительно пытается предупредить аббатису о чем-то серьезном? Если сведения на самом деле секретны? Нас же потом матушка Абигайль лично в каменоломни отправит. Или, того хуже, шепнет словечко Фениксу, и все – нету нас с тобой. И никогда не было. Нет уж, мы поможем этому человеку добраться, куда ему нужно, в целости и сохранности, а там пускай с ним разбираются те, кто должен. Фидель все рассчитал правильно. Если поспешить, вполне можно успеть к отплытию папаши Майкрофта. А до той поры, Уокер, ты будешь опекать нашего гостя, чтобы он не потерялся по дороге в порт, и чтобы ни один волос не упал с его головы. Ты меня понял?

Последовала длинная пауза. Алекс непроизвольно поежился, ожидая нового взрыва, но Уокер, бросив напоследок недобрый взгляд на своего новообретенного подопечного, кивнул, соглашаясь.

Том приобнял за плечи Хэнка и Алекса.

– Вот и отлично. Завтра пораньше отправляемся в путь-дорогу, а пока пойдем, присоединимся к остальным – отметим удачное выступление.

__________

Актеры в харчевне веселились, как последний раз в жизни.

Три часа и несколько бутылок вина спустя, Том, выждав момент, пока Уокер на минуту отлучился, поманил сидевшего неподалеку Алекса и с заговорщицким видом спросил:

– Никакого сообщения не существует, я прав?

Полугость-полупленник, уже успевший порядком успокоиться, ошарашенно уставился на собеседника. Том ответил серьезным, абсолютно трезвым взглядом.

Продолжать гнуть свою линию или сознаться? До сих пор выручавшая интуиция на этот раз благоразумно помалкивала. Пауза все сильнее затягивалась удавкой на шее. Поколебавшись, Алекс шагнул с обрыва:

– Да.

Том удовлетворенно кивнул.

– Так я и думал. Ты правильно поступил, сказав правду. Еще вопрос: тут замешана женщина?

Алекс замялся.

– Ага… Не переживай, я не Уокер – он парень славный и честный, но недальновидный. Однако даже ему достаточно взглянуть на тебя один раз, чтобы понять, что секретное сообщение – это липа. Но вот Фидель – старый хитрый лис, опытный интриган, добрые двадцать лет прячущийся от нас из-за прошлых неблаговидных делишек. Ему-то зачем вываливать смертельно важные секреты первому встречному влюбленному недотепе? Уж извини, у тебя это на лбу написано.

– И почему же он так поступил?

Том задумчиво потер подбородок.

– Ума не приложу. Но точно знаю одно: Фидель заварил эту кашу неспроста. Он первостатейный мошенник и авантюрист, но не предатель и, хоть сам не посмел бы показаться на глаза аббатисе, но что-то важное он все же хотел ей передать. Возможно, от чего-то предостеречь или помочь. Скорее всего, дело в простом везении – в нужный момент ты подвернулся старому пройдохе под руку и ваши планы совпали. В каком-то смысле ты сам являешься секретным сообщением Фиделя для матушки Абигайль. Именно поэтому я и помогаю тебе, в отличие от излишне принципиального Уокера.

– Благодарю!

– Не стоит.

Выпитое вино удобно улеглось в животе, окружающий мир снова был наполнен дружелюбными людьми. Алекс окончательно успокоился, и ему захотелось сказать Тому что-нибудь приятное.

– Можно вопрос?

– Валяй.

– Я смотрел пьесу твоей труппы и не смог оторваться до самого конца. Вам надо не кочевать по дорогам в снег, дождь и зной, а выступать в настоящем театре! С таким потрясающим мастерством публика повалит толпами.

Комплимента не получилось. Том помрачнел, и стал задумчиво крутить в руках пустую глиняную кружку. Потом его губы исказила кривая усмешка, и он выплюнул только одно слово:

– Нет!

– Но почему?!

– А ты сам давно был в театре?

– Давненько, но…

– Тогда неудивительно, что ты все пропустил. Видишь ли, нынешний театр изжил себя и закостенел. Он ушел с сельских дорог и городских площадей, укрылся в каменных стенах, нарядился в золото канделябров и роскошный красный плюш занавеса, после чего умер. Именитые актеры разжирели, обленились и посматривают на публику свысока. Они давно разучились играть, им осталось только транжирить свои гонорары на кутежи, стараясь забыться, да прикрываться словами о высоком искусстве не для всех, которое никто не понимает. Театр перестал быть доступен для простых людей, туда ходит лишь чванливое дворянство, но не для того, чтобы смотреть и переживать ход пьесы, о нет! Они идут туда заводить нужные знакомства, обстряпывать в закрытых ложах свои дела и хвастать богато разодетыми фаворитками. Но даже этим пресыщенным псевдотеатралам начала надоедать неестественная показуха, которая творится на сцене. Ручеек зрителей с каждым годом иссякает и скоро прекратится совсем, а театральные воротилы вместо того, чтобы вернуться к истокам, работать от зари до зари и снова завоевывать публику с самых низов, просто повышают и повышают цены за вход, стараясь получать прежние доходы. Скоро этот раскрашенный фальшивым золотом пузырь лопнет и останутся одни руины. А мы… да, мы не всегда спим в тепле и едим досыта, но когда я вижу горящие глаза мальчишки, представляющего себя Карлом Красивым в доспехах и с мечом, или слезы взрослых мужчин и женщин, придавленных ежедневной грубой работой, но не разучившихся чувствовать и сопереживать, я понимаю, что никакие сокровища мира не заставят меня пойти отращивать жирный зад в затхлом каменном гробу Королевского театра!

Разгорячившись, собеседник Алекса со всего размаху грохнул об стол кружку, разбив ее вдребезги. Шум всеобщего кутежа моментально стих. Воцарилась гробовая тишина.

Том обвел глазами застывших актеров и, улыбаясь, поднял руки в успокаивающем жесте. Краска медленно отливала от его щек.

– Все в порядке, друзья мои! Веселье продолжается!

Он аккуратно положил отбитую от кружки ручку на россыпь черепков и вновь повернулся к Алексу. – Что-то я чересчур разошелся, давай-ка на боковую. Завтра вставать рано, до порта еще предстоит добраться, а корабль ждать не будет.

__________

Погрузившись в невеселые мысли, Тайя рассеянно наблюдала, как пробивающаяся сквозь щели настила узкая полоска света медленно наливается багрянцем. В который раз девушка задавалась вопросом, где они с Конрадом совершили ошибку? В какой момент все пошло наперекосяк? И раз за разом приходила к выводу, что переломной точкой был момент, когда они взошли на борт проклятой посудины, но поступить иначе было невозможно. Капитан Хаксли, судя по всему, с самого начала не собирался выполнять свое обещание. Свобода передвижения, предоставленная Конраду и Тайе на корабле, была нужна лишь для усыпления их бдительности до тех пор, пока не придет время лечь на курс к логову контрабандистов. Так сбитым с толку пленникам оставалось совсем мало времени на попытки избежать своей участи. Спасла их, во всяком случае, подарила небольшую отсрочку, самонадеянность капитана. Вместо того, чтобы выждать момент и переловить своих пассажиров поодиночке, он, по прошествии двух недель плавания, приказал боцману скрутить их прямо на палубе. Тайя, которая второй день чувствовала нарастающее напряжение, среагировала мгновенно, сломав ухмыляющемуся нападавшему руку раньше, чем тот успел понять, что происходит. Конраду повезло меньше. На него набросились сразу трое и он, несмотря на свое мастерство, получил ощутимый удар по затылку. Тайя увидев, как ее учитель пошатнулся, и его движения опасно замедлились, кинулась на выручку. Шансов выстоять в открытом бою против трех бывалых ветеранов абордажа у нее не было никаких, к тому же остальные члены команды, заметив, что события развиваются не совсем по плану, начали подтягиваться на выручку. Девушка лишь рассчитывала подарить своему единственному союзнику несколько секунд, дать ему прийти в себя. И не прогадала.

Когда, казалось, весь корабль от борта до борта ощетинился клинками и кровожадными взглядами, у нее за спиной голодным медведем взревел взбешенный Конрад. Вначале Тайя была уверена, что им обоим конец, что напоследок остается только продать свои жизни подороже. Но учитель, вопреки ожиданиям, бросился не в самую гущу нападавших, а куда-то в сторону кормы и девушка кинулась следом за ним, на бегу молясь Небесам, чтобы их план, каков бы он ни был, сработал.

Как выяснилось позже, Конрад в дороге зря времени не терял. Он узнал, что трюм «Веселой Мэри» был поделен на два неравных, не сообщающихся между собой отсека. Единственный спуск в каждый из них закрывался крепким металлическим люком и, если бы возникла необходимость выламывать их силой, пришлось бы разбирать добрый кусок палубы. В меньшем из отсеков, в носовой части корабля, складировали небольшую, но особо ценную добычу, общую казну и запасы рома – по этой причине открывался он редко и усиленно охранялся. Второй служил помещением для питьевой воды, провианта и, время от времени, какого-нибудь объемного груза меньшей стоимости – в данный момент это были бочки с лучшим пиренским маслом. Предыдущий капитан заставлял круглосуточно стеречь и этот вход, расположенный на корме, но занявший его место Хаксли ввел настолько суровую дисциплину, что любой боялся, как огня, обвинения в злоупотреблении общими припасами – подозреваемый тут же отправлялся в недолгое путешествие по доске.3 По этой причине, а также потому, что спускаться в большой отсек приходилось гораздо чаще, его люк обычно держали незапертым. Несколько дней назад Конрад, под предлогом невыносимой скуки, попросил капитана поручить ему хоть какую-нибудь работу, например, укрепить расшатавшийся трап в кормовой трюм. Хаксли, позволяющий будущим пленникам делать до поры, до времени, все, что им заблагорассудится, беспечно согласился. И теперь, улепетывая со всех ног, Тайя по достоинству оценила предусмотрительность своего учителя.

В мгновение ока Конрад откинул тяжеленную крышку, размашистым движением второй руки зашвырнул девушку в проем люка, молниеносными выпадами сразил пару нападающих, которым не повезло добежать до него первыми и, пока остальные, бестолково суетясь и толкаясь, пытались обогнуть два медленно оседающих на палубу тела, бросился вниз, захлопнул люк и заблокировал его верхней ступенькой трапа. Во время ремонта эта ступенька была обработана так, что легко выскакивала из пазов, если нажать на нее под определенным углом. Долго противостоять усилиям нескольких человек небольшая деревянная планка, конечно же, не смогла бы, но Конрад в тот момент не мог изготовить ничего более основательного, не вызывая подозрений. Зато неподалеку от трапа за двумя большими бочками он ввинтил глубоко в доски здоровенный железный крюк, так что теперь оставалось только продеть в него и ручку на крышке люка три-четыре витка троса, потуже затянуть узел – и получить, наконец, возможность перевести дух.

Через несколько долгих минут, наполненных скрежетом металла по металлу, приглушенным шумом возни и громкими отборными ругательствами, доносившимися сверху, воцарилась тишина, которую прервал размеренный троекратный стук. Так мог бы стучать убеленный сединами церемониймейстер или, что больше подходило к ситуации, полномочный парламентер атакующей стороны в ворота осажденного замка. После этого раздался голос капитана Хаксли:

– Браво! Я убедился, что вы, ребята, не робкого десятка, но что дальше? Скоро «Веселая Мэри» бросит якорь в нашем уютном гнездышке и вам, рано или поздно, все равно придется выбраться наружу. Клянусь, я собирался держать вас под замком в ваших же каютах, а вы заперлись сами, да еще и в гораздо более неудобной камере. Выходите добром и, даю слово капитана, с вами будут обращаться также хорошо, как и до этого маленького переполоха.

Тайя с трудом сдерживалась, чтобы не вскочить и не выпалить все, что она думает, коварному лживому ублюдку. Она всерьез опасалась последствий того, что помешает учителю вести свою игру, без спросу встряв в переговоры между ним и капитаном, но адреналин кипел в крови и требовал немедленного выхода, а ярость давно перевалила за критическую отметку. Спасло ее только то, что Конрад, выдержав короткую паузу, показавшуюся девушке часом, соизволил ответить Хаксли:

– Твое слово капитана будет таким же, как то, что ты дал на берегу, взяв мое золото? Я знаю, почему ты выманиваешь нас обратно. Сколько нам еще плыть до ближайшего порта? Неделю? Больше? А если ветер переменится? Сколько времени твоя команда протянет без воды и пищи? Достаточно, чтобы хватило сил добраться до ближайшего берега?

– Ничего, они парни крепкие, небольшой пост пойдет им только на пользу. Что касается воды… Я никогда не храню все яйца в одной корзине. Есть еще запас наверху – небольшой, но продержаться хватит. А ты пока посиди и представь, что сделает голодающая из-за тебя матросня с тобой и твоей шустрой шлюшкой, когда достанут вас оттуда! Тебя медленно нарежут тонкими ломтями, а девчонку…