скачать книгу бесплатно
Очкастый устало вздохнул.
– Вы можете идти, товарищи. А вы, – он кивнул Григорию и Зуеву, – садитесь за тот стол, берите перо и бумагу и все подробно в письменном виде…
Григорий и Зуев покорно заскрипели перьями.
Вдруг в соседних комнатах послышались приглушенные голоса:
– Товарищи из Питера… Наведут порядок…
Хлопнула дверь, и в кабинет вошли двое. Один низкорослый, в кожаном френче, козлиная бородка клинышком. Григорий запомнил пронзительные голубые глаза за стеклышками пенсне. Второй – высокий, в длинной солдатской шинели, с худым, изможденным болезнью или бессонницей лицом.
Низкорослый легкой походкой пронесся по кабинету, обменялся рукопожатием с очкастым, остановился перед Григорием и Зуевым.
– Арестованные офицеры? Сопротивление рабочей власти? Фамилии, звания?
Григорий и Зуев немногословно представились.
Низкорослый покосился на высокого. Тот на минуту прикрыл глаза, словно заглядывал в спрятанный под высоким лбом гроссбух.
– Зуев, из мелкопоместных дворян Курской губернии. Леви – сын известного книгоиздателя, литератор.
Низкорослый подошел вплотную к Григорию, повернул его лицо к свету.
– Леви, Леви… знакомое имя. Вы еврей?
Григорий отстранился.
– Я – православный. Я – русский офицер!
Низкорослый рассмеялся. Смех у него был женский, грудной.
– Вы жалкий испуганный еврей.
Он повернулся к очкастому:
– Отпустить обоих! Они не опасны.
Через минуту он передумал:
– Впрочем, нет. Отпустите только этого. – Он указал на Григория. – У него в глазах только страх. А с тем, с Зуевым, разбирайтесь. У него пустые глаза, он способен убивать…
…Григорий открыл глаза и посмотрел на часы. Восемь часов. Он распахнул окна, и спальня наполнилась ароматом ранней парижской весны. Ольги не было. Снизу, из кухни слышался звон посуды, доносился запах молотого кофе.
Григорий быстро позавтракал, тщательно оделся – долго подбирал галстук – и выскочил на улицу. У него сегодня большой день. Лекция в Тургеневской библиотеке: «Россия и Евразия». Объявления о лекции поместили все газеты, даже «Русские ведомости». Ходили слухи, что ее неизменный редактор и издатель, отец русской демократии Павел Николаевич Милюков, выразил желание явиться самолично.
Зал медленно заполняется народом. Лица все больше знакомые. Шумно здороваются. Обмениваются шутками. Двенадцать часов. Петр Бернгардович Струве занимает место председателя. Звонит в звоночек.
– Начнем, господа. Вам слово, Григорий Осипович.
Григорий поднялся на трибуну, разложил бумаги, кашлянул в кулак.
Вдруг по рядам прошел шумок. В зал вошел высокий старик в пенсне. Несколько человек встали, пропуская его вперед. Милюков, на ходу пожимая руки, пробрался в первый ряд. Достал из черного портфеля блокнот, вынул из кармана ручку, наклонился вперед и прижал к уху руку.
Григорий откашлялся и начал:
– Господа! Русский народ – часть великого евразийского этноса. Корни наши уходят в далекое прошлое. Мы – часть арийской расы. Зародившись в предгорьях Северной Индии, предки наши расселились на востоке Сибири. И только оттуда второй волной вышли они в Европу. Там лежат наши истоки – в великих евразийских степях…
Григорий сделал паузу и продолжал. Волнение первых минут проходило. Голос его звучал громче и увереннее.
– Вся наша ментальность, духовность – континентальная, степная, полная противоположность морской, западной. Нам нужно пространство, мы – кочевники и землепроходцы…
После походов Батыя произошел благодатный сплав восточных славян с монголами, родился новый суперэтнос. Были разорваны позорные путы, связывавшие нас с Западом, делавшие нас рабами их прогнившей на соленых морских ветрах цивилизации. Надо отбросить распространенный русофобами миф о монгольском иге. Никакого ига не было, был союз равноправных народов, основанный на духовном родстве и взаимном притяжении…
Великие этносы создают великие личности, я называю их пассионариями. Пассионарность – это особое состояние личности, необоримое внутреннее стремление, осознанное или чаще всего подсознательное, к деятельности, направленной на осуществление какой-либо цели, часто иллюзорной. Цель эта представляется пассионариям как нечто ценнее их собственной жизни, а тем более жизни и счастья современников и соплеменников… Кто они, эти люди? Пятьсот бродяг, сбившихся вокруг Ромула, положили начало великому народу – римлянам; «верные» вокруг царя Давида основали царство Израилево, бароны – вокруг Карла Великого – создали Германскую империю, а люди «длинной воли», сбившиеся вокруг Чингисхана, положили начало монгольскому суперэтносу.
Пришло время новыми глазами взглянуть на то, что происходит в Европе и на нашей многострадальной родине. В нашей стране, именуемой СССР, происходят необратимые перемены. Новое руководство решительной рукой выкорчевывает левацкие интернационалистские элементы. Уже никто не говорит о всемирной революции. Страна возрождает исконную национальную культуру, выросшую на здоровых евразийских корнях. Намечается разворот в сторону германского и итальянского национальных центров, порвавших с прогнившими устоями европейского демократизма. Нет, Сталин, Гитлер и Муссолини – не герои-пассионарии. Но они расчищают путь тем, кто придет на их место.
Задача эмиграции в этих условиях – максимальная связь с Россией. Уничтожение перегородок, отделивших нас от родины. Мы должны внедряться в тело России, установить связь со всеми евразийски мыслящими группировками, особенно в сфере власти, в армии и в печати. А число таких группировок больше, чем мы представляем, и их численность растет. Россия никогда не будет частью Европы, нам не нужны их свободы и горькая на вкус демократия. Нам нужна наша Россия!
Григорий закончил свою речь и отер пот со лба. После минутной паузы раздались жидкие аплодисменты.
Струве позвонил в колокольчик:
– Благодарю вас, Григорий Осипович. Господа, вопросы.
Несколько человек подняли руки.
Из первого ряда встал Милюков.
– Господа, позвольте мне несколько слов. Я недолго. Через полчаса у меня заседание редакционной коллегии.
Он помолчал несколько секунд, а потом закричал срывающимся фальцетом:
– Я никогда не слышал подобной злонамеренной галиматьи! В каком университете вы учились, господин Леви? Я навел справки. Вы не закончили курс московской гимназии. Перед вами стоит профессор истории Московского, Оксфордского, Гарвардского и Пражского университетов. В каких малограмотных книжках вы прочитали эту чушь про происхождение арийских народов? После работ новейших историков, включая Ростовцева и Спицына, вопрос о происхождении индо-иранских (неграмотно именуемых арийскими) народов приближается к разгадке. Это либо восточноевропейские степи, либо Передняя Азия. Сибирский ареал, где имеются так называемые андроновские древности, – явление позднейшее… Татаро-монгольское завоевание – это величайшая трагедия русского народа, отбросившая нас на столетия вспять. Никакого союза не было и быть не могло. Все мерзкое в нашем народе, хамство, чинопочитание, пресмыкание перед властью, – все это последствия ига, иссушившего душу народа…
Нет, мы не Азия, мы были и остаемся частью Европы. Наш магистральный путь – европейская демократия, ценности которой универсальны. Величайшее преступление большевизма – уничтожение тонкого социального слоя, образованного класса, не имевшего аналогов в Европе, этой питательной среды демократии. Большевики столкнули Россию назад, в монгольское рабство…
Милюков собрал свои бумаги в портфель и стал проталкиваться к выходу. В зале стоял шум. Беспомощно звонил колокольчик Струве.
У выхода из библиотеки Григорий поймал Кондратьева за рукав:
– Коля, задержись. У меня важные новости.
Они вошли в угловую пивнушку. Сели за столик у окна. В лучах солнца пиво в высоких бокалах отливало золотом.
– Я вчера виделся со Шпигелем.
– С тем самым чекистом?
Григорий кивнул головой.
– С тем самым. Он, кстати, был на лекции. Сидел в углу и все время что-то писал.
Они отхлебнули по глотку.
– Так вот, Коля, – продолжал Григорий, – наш план принят. Но с условиями…
Он помолчал.
– Условия тяжелые. Но выбора у нас нет. А для начала – вот. – Он протянул Кондратьеву конверт.
Тот приоткрыл его. В конверте лежали перетянутые резинкой новенькие тысячефранковые банкноты.
4
Ольга Ивановна Широкова, по мужу Леви, родилась в России, в Москве 31 июля 1889 года. Постоянное место жительства: Ванв, дом 65 по улице Потэна, департамент Сена, Париж.
Григорий ушел, Вадим в лицее. Ольга ходит по дому, не может успокоиться.
Москва – нет! Только не Москва.
Она садится в кресло у окна. Закуривает. И опять время уходит вспять…
Коктебель. Запутанный, нелепый дом художника Волошина. И он сам – молодой, красивый и нелепый, как античный бог, – золотые кудри волной падают на греческую тунику. А из полутьмы выходит он, Григорий, высокий и прекрасный, как принц, с глазами цвета моря. Подходит, берет Ольгу за руку, нежно целует в щеку. Сердце у Ольги сжимается. Она знает: это навсегда.
Потом море и пляж, усыпанный разноцветной галькой. Смех и крики – Волошин затеял странное античное действо. Они с Григорием в стороне, стоят, взявшись за руки. Григорий достает из кармана батистовый платочек, в нем прозрачная розовая капелька. Он протягивает ее Ольге:
– Это сердоликовая бусина. Я нашел ее в Генуэзской крепости. Говорят, что это любовный талисман…
Ольга целует бусину и прячет ее на груди. Она не расставалась с ней никогда.
Душный летний день, узкая тропинка на Карадаг. Они останавливаются на крутом повороте. Ветер поет в соснах, а море и острые рубцы черных скал – далеко внизу, подернуты голубоватой дымкой. Ольга останавливается.
– Я устала. Не могу больше.
Григорий берет ее на руки.
– Я донесу тебя до самой вершины.
Григорий задыхается, по лицу его текут струйки пота.
– Григорий, перестань, у тебя больное сердце…
Он упорно повторяет:
– Я тебя донесу до вершины…
Григорий спотыкается о корень, и Ольге кажется, что они летят в пропасть.
Ольга на мгновение теряет сознание. Она открывает глаза. Они лежат в густой траве. Григорий гладит ее волосы.
– Тебе не больно?
Ольга улыбается, качает головой. У нее из губы сочится кровь.
Потом была Москва и свадьба в маленькой церкви Воскресения Словущего на Арбате. Народу в церкви было мало, только самые близкие. Ольгин отец, Иван Васильевич, стоял рядом с Осипом Давыдовичем, отцом Григория, оба во фраках, с орденами. После венчания поехали в «Славянский базар». Сказав тост, Осип Давыдович передал молодым два маленьких пакета, перевязанных муаровой лентой. Ольга разорвала ленточку. Из пакета выпали две маленькие книжки. Поднесла их к глазам. На обложке одной из них было напечатано вязью:
Ольга Шриокова
ВЕЧЕРНИЙ АЛЬБОМ
Стихи
На обложке второй книжки было напечатано прямыми кеглями:
Григорий Леви
ИЗ ДЕТСТВА
Ольга подняла обе книжки над головой.
– Скромный подарок от издательства «Леви и сыновья», – пояснил Осип Давыдович.
Гости хлопали и кричали «Горько!».
И уже в самые первые дни их совместной жизни, сперва во флигеле на Поварской, а потом уже в большой квартире, которую они сняли на Сивцевом Вражке, что-то не сошлось, не сложилось.
Григорий все тот же: высокий, голубоглазый. Он был душой общества. Он умел неподражаемо рассказывать по большей части самим им придуманные истории, и сам первый над ними заразительно смеялся.
На их книжки появились рецензии почти во всех московских газетах. Книгу Григория критики в один голос хвалили – ясный прозрачный стиль, точные зарисовки уходящей московской жизни. Потом Ольга случайно узнала, что все эти критики состояли на жалованье у Осипа Давыдовича, отца Григория.
А Ольгины стихи ругали – детский лепет, капризы взбалмошной гимназистки, появились даже пародии. Только Брюсов в своей кисло-сладкой рецензии увидел в ней зерна большого таланта…
Ольгино отдаление от Григория происходило незаметно. Сперва Григорий стал исчезать на несколько дней. Ольга не удивлялась – у него так много друзей. Не удивилась она, когда ей кто-то сказал, что Григория встречают с другими женщинами. Что же здесь удивительного – он так влюбчив! А по-настоящему он любит и всегда будет любить только ее!
А потом в ее жизни яркой звездой промелькнул Исидор Гольц. Ольге его представили на одном из вечеров, когда у них в очередной раз собрались поэты, писатели и художники.
Он протянул руку и сказал с сильным акцентом:
– Меня зовут Исидор Гольц. Я – еврей из Варшавы. Ольга рассмеялась. Он ей показался очень старым.
Она только успела заметить, что от него пахнет дорогими сигарами и французским одеколоном.
Гольц позвонил через несколько дней.
– Ольга Ивановна! Я хочу вас пригласить на вернисаж на Кузнецком Мосту.
– Когда? – спросила Ольга.
