Горький май 42-го. Разгром Крымского фронта. Харьковский котёл

14-я танковая дивизия, развернувшись фронтом на северо-запад, осуществляла прикрытие с этого направления корпуса Маккензена от армии Городнянского [5; 268]. При движении вперёд она столкнулась с частями 23-го танкового корпуса генерала Е.Г. Пушкина. 21 мая состоялось сражение, оставшееся в истории как «танковая битва у Протопоповки». Советские танкисты потерпели в нём поражение [17; 340].

Дезорганизовав левый фланг 57-й армии, ударная группировка Клейста разворачивается и рано утром (в 5.30, по немецким данным) начинает движение в северо-западном направлении, т.е. назад к реке Береке [5; 269-270], [17; 341]. 22 мая 14-я танковая дивизия немцев, наступавшая справа от 16-й танковой дивизии, выйдя к Северскому Донцу в районе Петровской, установила контакт с 44-й пехотной дивизией 6-й армии Паулюса, наступавшей на северном фасе Барвенковского выступа совместно с частями 3-й и 23-й танковых дивизий [17; 341], [5; 178, 240-241], [9; 69].

Кольцо окружения вокруг советских войск замкнулось. Фронтом на восток встали 14-я танковая и 384-я пехотная дивизии немцев. Фронтом на запад, на пути прорыва наших войск из окружения, – 16-я танковая, 60-я моторизованная и 1-я горно-егерская дивизии [17; 341].

В окружение под Харьковом попали: пять стрелковых дивизий 57-й армии (14-я гвардейская, 99, 150, 317 и 351-я), восемь стрелковых дивизий 6-й армии (41, 47, 103, 248, 253, 266, 337 и 411-я), две стрелковые дивизии армейской группы генерала Л.В. Бобкина (270-я и 293-я), шесть кавалерийских дивизий 2-го и 6-го кавалерийских корпусов (38, 62, 70, 26, 28 и 49-я), два танковых корпуса, пять отдельных танковых бригад, артиллерийские, инженерные части и различные вспомогательные подразделения [17; 341]. Кроме того, есть все основания говорить о том, что в окружении оказались ряд частей и подразделений 9-й армии и Южного фронта (имеется в виду фронтовое подчинение) (в частности, 106-й стрелковой дивизии и 5-го кавалерийского корпуса) [5; 346-348, 445].

Начиная с 23 мая, командование Юго-Западного направления предпринимало неоднократные попытки деблокирования окружённой советской группировки. Кстати, заметим, что очень удивительно читать в статьях некоторых современных, с позволения сказать, исследователей вопроса утверждения о том, что, мол, командование ЮЗН бросило в окружении вверенные ему войска, село на самолёт и улетело в Москву. Подобного рода высказывания насквозь лживы и имеют в качестве своей первопричины либо незнание такими «исследователями» темы, которую они взялись освещать, либо какие-то политические мотивы.

Но вернёмся к событиям мая 1942 года.

Первая попытка прорвать кольцо окружения была предпринята уже с утра 23 мая: в районе Студёнок попытались переправиться на правый берег Северского Донца танки 3, 12 и 15-й танковых бригад. Однако переправы здесь находились под сильным артиллерийским и миномётным огнём противника. Попытка не удалась [9; 69].

Затем в составе Южного фронта был создан сводный танковый корпус под руководством заместителя командующего фронтом по автобронетанковым войскам генерал-лейтенанта И. Штевнева. В состав корпуса включались 3-я (8 танков КВ, 9 Т-34, 16 Т-60) и 15-я (20 Т-34 и 9 Т-60) танковые бригады [9; 70], [4; 237], [17; 341]. В данном случае наименование «корпус» было условным, т.к. временное соединение двух танковых бригад не имело ни артиллерии, ни мотопехоты, ни полагающихся корпусу корпусных частей, ни даже собственного штаба (для управления использовались остатки штаба 121 тбр) [9; 70], [4; 237]. 15 тбр уже принимала участие в боях, начиная с попыток штурма Маяков, побывала в окружении и вырвалась на левый берег Северского Донца практически без техники. Совершенно очевидно, что почти все свои 29 танков бригада получила на левом берегу. 3 тбр передавалась Южному фронту из состава резервов Юго-Западного направления [9; 11].

К вечеру 23 мая танки указанных бригад прибывают в район сосредоточения для осуществления деблокирующего удара. Удар этот должен был наноситься через Северский Донец с переправой в районе деревень Чистоводка и Гороховатка. Но к месту добрались только 24 танка из 29 (17 Т-34 и 7 Т-60) 15 тбр и всего 15 танков из 33 (2 Т-34 и 13 Т-60) 3 тбр [17; 341]. Остальные танки отстали вследствие поломок. К тому же для КВ отсутствовала переправа нужной грузоподъёмности [17; 341].

Поэтому уже по прибытии на место сводный танковый корпус был переформирован. Из него исключили слабую 3 тбр, а включили 64 тбр (33 танка: 11 МК-II «Матильда», 1 МК-III «Валентайн» (это английские танки) и 21 Т-60) 23-го танкового корпуса, избежавшую окружения, 114 тбр (25 танков: 2 МК-II, 2 МК-III и 21 Т-60) и 92-й отдельный танковый батальон (20 танков: 8 Т-34, 12 Т-60) [17; 342], [9;70], [4; 237]. Таким образом, сводный танковый корпус стал насчитывать 102 боевые машины.

В районе Чистоводки и Гороховатки по спешно наведённой переправе сумели переправиться только лёгкие танки. Остальным пришлось искать обходной маршрут. Новым местом сосредоточения стала деревня Ивановка. Начиная с рубежа Чистоводки, колонны советских танков находились под непрерывным воздействием немецкой авиации. Это приводило к потерям, замедляло движение и затрудняло переправу [9; 70].

Деблокирующие удары извне кольца окружения должны были сочетаться с ударами из самого кольца, осуществляемыми оказавшимися в западне советскими войсками. С этой целью приказом маршала С.К. Тимошенко из окружённых войск была создана группа «Юг» (или «Южная группа») под командованием генерал-лейтенанта Ф.Я. Костенко. Это решение было санкционировано Ставкой ВГК [9; 69].

Замысел заключался в следующем. Прикрывшись с юго-востока, группа «Юг» должна была нанести удар на Савинцы с целью планомерного выхода войск за реку Северский Донец. Навстречу частям группы «Юг» наносил удар сводный танковый корпус. Одновременно силы 38-й армии прорывали кольцо окружения в районе Чепеля [9; 69], [17; 342].

Однако из-за невозможности в срок сосредоточить ударную группировку в необходимом районе, участие в прорыве кольца 38-й армии становилось проблематичным [16; 238], [17; 342]. Первоначально нанести удар на Чепель могла лишь оперативная группа Г.И. Шерстюка. Она и предприняла атаку ещё 22-го числа. Но надо заметить, что по своему составу это была далеко не та группа, которую планировалось создать согласно приказу главкома направления № 00320 от 19 мая 1942 года. Не только две левофланговые дивизии 38-й армии, которым надлежало войти в группу, не успели подойти, но и стрелковая дивизия, и две танковые бригады резерва Ставки ВГК не прибыли. В реальности оперативная группа Г.И. Шерстюка состояла из частей 242-й стрелковой дивизии и 114-й танковой бригады (25 танков; позже бригада будет передана в состав сводного танкового корпуса) [28; 210], [16; 238]. Успешно переправившись через Северский Донец, где в неё влились некоторые разрозненные части, группа стремительным броском овладела Чепелем. Но немцы, сосредоточив против группы, не получившей никакой поддержки, превосходящие силы, выбили её из Чепеля и отбросили за реку. Более того, немцы стремились развить своё наступление, но их остановили [16; 238].

Поскольку левофланговые силы 38-й армии наступать на Чепель ранее 25-го числа не могли, то задачу овладеть им сводный танковый корпус получил также на 25 мая. Одновременный удар из кольца (из района Лозовеньки) должны были наносить две группы наших бойцов и командиров, ведомые 21-м и 23-м танковыми корпусами (точнее, тем, что от них оставалось) [9; 70], [16; 238], [17; 342-343].

Но немцы 23 и 24 мая, пока наши соединения сосредотачивались для прорыва, тоже времени зря не теряли. Позиции блокировавшего советские войска корпуса Маккензена были усилены частями 3-й, 23-й танковых, 68-й и 125-й пехотных дивизий [17; 343].

Основные назначенные для прорыва силы 38-й армии перейти в наступление 25 мая не смогли из-за сильнейшего воздействия вражеской авиации [16; 238].

Наступление начал сводный танковый корпус, взаимодействовавший с группой Г.И. Шерстюка. К сожалению, не все её бойцы показали себя в этот день достойно. Так, учебный батальон 242-й стрелковой дивизии, сопровождавший 15-ю танковую бригаду в атаке на Байрак и Гусаровку, под сильным огнём артиллерии противника и бомбёжками с воздуха совершенно отстал от танков и потерял с ними связь. Одна его рота вместе с командиром (лейтенантом Макартычаном) даже удрала в тыл [9; 70].

Но танкисты 15 тбр, как и всего сводного танкового корпуса, свою задачу выполнили. Несмотря на ожесточённое сопротивление немцев, мощный артогонь с их стороны и беспрерывные удары с воздуха, танковые бригады к вечеру заняли Чепель. В течение этого напряжённого дня ими были уничтожены 19 немецких танков, 8 противотанковых пушек и до двух рот пехоты [4; 237], [9; 71]. Но и собственные потери корпуса были значительны – 29 танков [4; 237], [9; 71]. В этот же день 92 отб убыл из состава корпуса в распоряжение командира 3 тбр. По состоянию на 26 мая в корпусе оставалось всего 43 машины:

15 тбр – 20 танков (10 Т-34 и 10 Т-60);

64 тбр – 10 танков (2 МК-II, 1 МК- III и 7 Т-60);

114 тбр – 13 танков (все – Т-60) [9; 71].

26 мая 1942 года, после приведения себя в порядок, бригады корпуса продолжили наступление с задачей прорвать внешнее кольцо окружения. В этот день в бой была введена 3-я танковая бригада вместе с приданным ей 92 отб. Общее количество танков в них было 35 (2 КВ, 13 Т-34 и 20 Т-60) [9; 71].

Танки вступили в бой с противником в 16.30. Вслед за танками пошли в атаку бойцы мотострелковых батальонов бригад. Но случилось досадное недоразумение: группа из 12 советских штурмовиков ошибочно нанесла бомбовый удар по своим же наступающим войскам. Мотострелки залегли. Вслед за нашими штурмовиками по наступающим начала усиленно «работать» немецкая авиация, которая группами по 20-30 самолётов до конца дня бомбила порядки наступающих. В итоге мотострелковые батальоны отошли на прежние позиции, танковая атака захлебнулась, а пехота 242-й сд группы Г.И. Шерстюка вообще не смогла подняться в атаку [9; 71].

Потери корпуса в этот день составили 8 танков (все машины принадлежали 15 тбр: 5 Т-34 и 3 Т-60). Ещё 6 машин потеряла 3 тбр (1 КВ, 4 Т-34 и 1 Т-60). Было уничтожено 4 вражеских танка и два орудия [9; 71], [4; 237].

Зато 26 мая более успешными оказались действия окружённых. Из окружения смогли вырваться 5 тысяч человек и 5 танков группы, возглавляемой командиром 21-го танкового корпуса генералом Кузьминым. Но и потери прорывавшихся были большие: из района Лозовеньки в прорыв уходило 22 тысячи человек и 60 танков. Погиб и командир 21-го танкового корпуса генерал Кузьмин [17; 342], [4; 238-239], [9; 71].

Также в течение дня прорвали кольцо окружения и вышли к своим танкисты 23-го танкового корпуса во главе с генерал-майором Е. Пушкиным. При этом они вывели из окружения большую группу военнослужащих 6-й и 57-й армий [17; 342-343], [4; 239], [9; 71].

Наносила 26 мая деблокирующие удары навстречу прорывающимся из Лозовеньки и левофланговая группировка 38-й армии [16; 238-239].

Но в «котле» оставались ещё десятки тысяч советских воинов. Как повествует участник боёв с немецкой стороны, солдат 1-й горной дивизии, занимавшей оборону на реке Береке, на внутреннем фронте окружения, в ночь с 25 на 26 мая, 26 мая и в ночь с 26 на 27 мая на участке его дивизии крупные силы русской пехоты и танков пытались прорваться из окружения. Этот участок находился посередине между районами, где атаковали группы генералов Кузьмина и Пушкина (первый обошёл его справа, второй – слева) [9; 72]. Бои носили ожесточённейший характер. Но прорваться нашим не удалось [5; 306-307].

«К следующему утру (27 мая – И.Д.) битва на окружение возле Береки была закончена. Свыше 27 000 пленных, почти 100 танков и почти столько же орудий попали в наши руки», – пишет немец [5; 307].

День 27 мая – это день своеобразного соревнования между советским и немецким командованием. Наше командование предпринимало отчаянные попытки расширить зоны для выхода окруженцев, немцы, наоборот, всеми силами старались их «запечатать».

Исходя из информации, полученной от вышедших из окружения 26 мая, в 09.00 27 мая боевая группа в составе 9 Т-34 и 12 Т-60, возглавляемая командиром 64-й танковой бригады подполковником Постниковым, была направлена для прорыва обороны противника и соединения с частями 6 и 57-й армий в районе Ново-Павловка. При выдвижении в район атаки танки были встречены огнём противника и подвергнуты бомбёжке с воздуха. Атака не удалась. Танкисты отступили. Из боя вернулось 3 Т-34 и 5 Т-60. Во время операции погиб подполковник Постников. Есть сведения, что трём Т-34 удалось прорваться через вражескую оборону, но поскольку в дальнейшем об этих танках и их экипажах сведений не поступало, то можно с уверенностью говорить о гибели данной группы [9; 72].

Во второй половине дня 27 мая наступление с задачей – расширить плацдарм для выходящих из окружения частей в районе Чепель – предприняла 114-я танковая бригада сводного танкового корпуса, поддержанная двумя стрелковыми полками 242-й стрелковой дивизии. Однако и этот удар не удался из-за сильного артиллерийско-пулемётного огня и бомбёжек [9; 72].

В свою очередь, противник в 13.00 предпринял танковую контратаку передовых линий советских войск. Но она была отбита огнём наших танков и артиллерии [9; 72].

В течение всего дня немцы усиливали оборону в районе Красная Гусаровка, Волобуевка, пытаясь полностью заблокировать кольцо окружения и исключить просачивание частей Красной Армии. Для этой цели сюда были переброшены до 60 танков и семи батальонов пехоты [9; 73].

В ночь с 27 на 28 мая (маршал И.Х. Баграмян и генерал С.П. Иванов в своих воспоминаниях относят это событие к ночи с 28 на 29 мая [2; 121], [16; 239]) на участке 38-й армии вышли из окружения две последние достаточно крупные группы советских войск. Первая прорвалась в районе Чепеля; в ней было до 6 000 человек и шесть танков из состава 6-й и 57-й армий во главе с генерал-майором А.Г. Батюней и дивизионным комиссаром К.А. Гуровым, членом Военного совета Юго-Западного фронта [16; 239], [9; 72-73]. Вторая, около 600 человек численностью, пробилась между деревнями Гусаровка и Красная Гусаровка [9; 72].

Надо заметить, что в воспоминаниях И.Х Баграмяна, К.С. Москаленко и С.П. Иванова количество вышедших в группе Батюни-Гурова бойцов и командиров определяется более чем в 20 тысяч человек (а то и 22 тысячи человек) [2; 122], [28; 212], [16; 239].

С утра 28 мая на участках 38-й армии и сводного танкового корпуса была предпринята новая атака с целью прорыва внешнего кольца окружения. Частям корпуса удалось пробить брешь шириной около 1 км, но немецкие контрудары при мощной артиллерийской и авиационной поддержке заставили наши войска вернуться в исходное положение [9; 72]. Ещё меньший успех имели действия 38-й армии.

История повторилась в ночь с 28 на 29 мая: под Чепелем была предпринята атака, стрелковым частям удалось продвинуться вперёд на 500 метров, но далее они были остановлены пулемётным и миномётным огнём противника [9; 73].

В эту ночь на фронте, занимаемом частями 38-й армии и сводного танкового корпуса, продолжался выход окруженцев. Но выходили уже только небольшие группы или даже одиночки [9; 73].

Всего к 30 мая из окружения вышло 27 тысяч человек [9; 73], [17; 343], [4; 239]. Десятки тысяч не смогли прорваться и либо погибли, либо попали в плен. Положение окруженцев было ужасным. Не хватало боеприпасов, горючего для техники, продовольствия. Условия местности (открытая степь, которая практически не давала укрытия от огня немецкой артиллерии и бомбёжек немецкой авиации) донельзя осложняли нашим войскам передвижение, вели к большим потерям среди них. Зачастую двигаться к «кромкам» «котла» для осуществления попыток прорыва можно было только в ночное время: темнота делала менее точным артиллерийский огонь противника и исключала действия авиации.

Участники тех боёв, как с нашей, так и с немецкой стороны, оставили пронзительные описания трагедии окружённых советских войск. Не можем удержаться от того, чтобы привести некоторые из них.

Солдат 1-й горной дивизии немцев (к его воспоминаниям мы уже обращались несколько выше):

«Уже через несколько часов после того, как 1-я горная дивизия заняла свои позиции на довольно обширной дуге, в ночь с 25 мая на 26 мая началось первое извержение (так автор воспоминаний называет атаки наших войск – И.Д.). С чудовищным воем, в освещаемой сигнальными ракетами ночи, под резкие команды своих офицеров и комиссаров хлынули тесно сжатые русские колонны на наши позиции.

Мы открыли бешеный оборонительный огонь.

Неприятельские колонны поворачивают на север, натыкаются там на такой же огонь, но, несмотря на это, прорывают нашу тонкую линию, убивают и колют всё, что стоит поперёк их дороги. Спотыкаясь о трупы, они пробегают ещё пару сотен метров и падают, наконец, под нашим огнём. Всё, что остаётся живым, откатывается назад в долину Береки. Через некоторое время – уже на рассвете – в долину были отправлены наши ударные группы. Однако продвинуться вперёд им не удалось, там всё кишело русскими. Оказалось, что те, которые обработали нас ночью и покрывали теперь всё поле сражения – неописуемая жуткая картина, – были лишь их частью. «Котёл» ещё не ликвидирован, и десятки тысяч не желающих сдаваться в плен находились внизу у Береки. Атака наших танков подтвердила это впечатление. Они были атакованы появившимися Т-34. Это не выглядело похожим на сдачу.

Когда в вечерних сумерках огромный русский самолёт влетел в «котёл» – вероятно, с решающим приказом, – мы приготовились к обороне от дальнейших атак. Ужасающий крик и рёв возвестили о новом извержении. В мерцающем свете сигнальных ракет было видно, как они идут. Плотной массой, передние ряды тесно сомкнуты, в сопровождении танков.

На этот раз неприятель наступает несколькими клиньями по всему фронту – в последнем отчаянии, по большей части бессмысленно напившись. Как роботы, видимо, нечувствительные к нашему огню, вторгались они то тут, то там в нашу оборонительную линию. Страшными были здесь их следы. С раскроенными черепами, до неузнаваемости изуродованных гусеницами находили мы наших товарищей, которые защищались до последнего момента на этой дороге Смерти. Разумеется, недалеко протянулся путь этого извержения» [5; 306-307].

Заканчивается это повествование рассказом о пленении 27 000 наших бойцов (см. выше).

Немецкий военный историк Карель, опираясь на архив 1-й горной дивизии, даёт описание этих же боёв 26-27 мая в долине реки Береки в своей книге «Восточный фронт». В целом описания совпадают с вышеприведённым рассказом. Но есть там одна поразившая нас фраза:

«Как бы иначе могли эти бедняги идти на смерть с криками «Ура!»?» [23; 407].

И Карель объясняет эту самоотверженность русских солдат исключительно воздействием алкоголя. Воистину, немцы, даже проиграв нам войну, так и не поняли, почему они её проиграли.

Историк 23-й танковой дивизии немцев даёт такое описание боёв, которые вела его дивизия в долине той же реки Береки в те же числа (26, 27 мая):

«…В полдень дивизия ещё раз разворачивает свой танковый полк на восток, чтобы оказать помощь 60-й моторизованной пехотной дивизии. Во второй половине дня полк достигает Береки, на южном берегу которой уже стояли румынские войска. Противник, после непрерывной обработки нашими лётчиками и больших потерь, складывает оружие…

Ночью ситуация снова изменилась. Советам ещё раз удалось успешно атаковать из района Береки. Только в 04.45 оберст Зольтмен и Р.R. 201 (201-й танковый полк – И.Д.) смогли развернуться на юг и ударить по русским… Около 09.00 район Береки был выигран во второй раз. Но теперь уже окончательно.

Только сейчас Советы в долине Береки капитулировали. Территория была усеяна обломками разбитой армии. Мёртвые солдаты и лошади, разбитые орудия и транспортные средства валялись в полях и лесах. Ужасная картина…» [5; 182].

Генерал Клейст, командующий 1-й танковой армией и армейской группой, носившей его имя, сыгравшими решающую роль в создании Харьковского «котла» и разгроме в нём наших войск, побывав на месте уничтожения одной из пытавшихся прорваться советских группировок, записал:

«…на поле боя везде, насколько хватало глаз, землю покрывали трупы людей и лошадей, и так плотно, что трудно было найти место для проезда легкового автомобиля» [9; 73].

Боец 131-й танковой бригады Лев Майданик был одним из тех, которым удалось вырваться из окружения. Свой путь к Северскому Донцу он проделал с различными группами бойцов и командиров. Его воспоминания «В Харьковском котле» размещены на ряде сайтов в Интернете. Приведём ряд выдержек из них:

«Нужно сказать, что до 24 мая действия нашей бригады, да и других частей, были довольно организованными. Систематически велась разведка, при необходимости вступали в бой… 22 мая подразделения бригады стояли возле деревни, на окраине которой расположился медсанбат стрелковой дивизии…

Ночью мы переехали и остановились вблизи деревни, в степи выкопали щели, а с рассветом вражеская авиация приступила к методичному истреблению наших людей…

Мы сосредоточились на огромном поле вблизи местности, которую командиры, рассматривая карту, называли Бузовой балкой. Местность имела заметный уклон, и это понижение уходило за горизонт. Повсюду стояли автомобили, трактора, полевые и зенитные орудия, танки, цистерны, повозки и прочее. Несмотря на беспокойство, нам ещё верилось, хотелось верить, что командование найдёт выход из создавшегося положения…

…Я иду с небольшой группой бойцов…

Стало теплей, солнце пригревало сырую остывшую землю. А я заметил, что всё меньше и меньше у меня попутчиков. Но в поперечных огромных промоинах лежат и сидят бойцы, командиры, политработники. Понял: днём не следует идти, ведь кругом немцы, и нашим приходится прятаться тут от ночи до ночи. Поравнялся с промоиной, где увидел: в основном там командиры со знаками различия, то есть они, по всей вероятности, не собираются сдаваться в плен. Завернул в эту глубокую промоину. Прилёг в её нижней части, стал присматриваться и прислушиваться…

Мне нравилось то, что командиры энергично взвешивали все обстоятельства, советовались, поднимались к подполковнику, обсуждая с ним меняющуюся обстановку, сидели над картой, рассматривая варианты прохода к реке…

Хотелось спать. Мне показалось, что я слышу какой-то гул. Потом решил было, что это кажется из-за усталости и нервного напряжения. Но нет – выхожу из укрытия, и моим глазам представляется потрясающая своей жутью картина: по длинному оврагу, куда спускаются эти промоины, идёт многотысячная толпа наших бойцов, некоторые с поднятыми руками. В плен! Эти вчерашние подтянутые бойцы выглядят неузнаваемо. Ссутулившиеся, они смотрят себе под ноги, будто что-то высматривая на земле. У всех сосредоточенный вид, и все молчат. Только раздаются звуки ударов подкованных сапог и ботинок о землю…

Мы, вышедшие в овраг, возвращаемся на прежние места в промоине… Картина сдачи в плен меня потрясла. Лежу на земле, чувствую какой-то нервный надлом… Снова и снова напоминаю себе истину: для меня плен исключён. Для меня плен – это смерть…

Мы продолжаем идти тем же быстрым шагом. Позже, когда стало светлей, я начинаю различать лица идущих. Вот в передней шеренге идут четыре немолодые женщины в телогрейках, по-видимому, врачи, а дальше идут двое с восточными лицами, они совсем молодые, с усиками, а этот лейтенант-артиллерист с небольшой группой бойцов, уж точно еврей, но в основном, как и во всей нашей армии, идут русские. Сзади, несколько отстав от основной группы, идут раненые, которые в состоянии двигаться.

Стало светло, местность всё понижается, и в дальней дымке угадывается лес… Вдруг спереди, слева и справа одновременно раздаётся пулемётная стрельба. Сразу видны следы трассирующих пуль… Трассы пересекаются сначала далеко впереди нас, а затем приближаются. Проносится ужасная мысль: да ведь они нас всех здесь уложат. Но вот непонятное, прямо чудо: когда до нас осталось трассирующим линиям огня совсем мало, оба пулемёта одновременно замолкли. Можно предположить, что пулемётчики немецкие пытались нас задержать, но их нервы не выдержали нелогичных действий всё продолжающей движение толпы. Мы продолжали идти молча и быстро к теперь уже ясно видимому внизу лесу, мимо котлованов для автомашин и танков, в которых теперь лежали по двое-трое раненые, неспособные двигаться…

Я… обратил внимание на рослого красноармейца, у которого не было левого сапога, левой штанины брюк, и вся нога была забинтована. Он опирался на винтовку. По-видимому, несмотря на ранение, он решил выходить из окружения, но дальше идти не смог. Поэтому, заметив невдалеке пасущуюся лошадь, просил всех, чтобы ему подвели эту лошадь. Он увидел, что я обратил на него внимание, и начал умолять меня: