«Чёрная мифология». К вопросу о фальсификации истории Второй мировой и Великой Отечественной войн

Вся проблема в том, что оценки специалистами количества боевых самолётов в соединениях авиации дальнего действия, находящихся на Западном ТВД, сильно разнятся. Если, скажем, М. Морозов говорит о 1 346 самолётах ДБА [54; 277], то Л.Лопуховский и Б. Кавалерчик называют цифру 2 311 боевых машин [47; 725]. Самоё интересное в этом то, что количество дальних и тяжёлых бомбардировщиков в Красной Армии к 22 июня 1941 года всего было около 2 300 единиц (по данным К.А. Калашникова и В.И. Феськова – 2 289) [38; 155].

Можно самим попытаться вычислить хотя бы приблизительное количество бомбардировщиков в корпусах и отдельной дивизии ДБА на Западном театре военных действий. При этом будем исходить из того, что авиационные дивизии РККА состояли из 3-5 полков, а в полках было по 60-64 самолётов (род авиации в определении состава дивизий и комплектации полков машинами роли не играл) [54; 238, 241].

В 1-м ак ДБА было 2 дальнебомбардировочные дивизии по 3 полка в каждой, т.е. 6 полков [54; 274] (по данным К.А. Калашникова и В.И. Феськова, – 7 полков [38; 157]).

Во 2-м ак ДБА – 2 дальнебомбардировочные дивизии, 7 полков [54; 275] (по данным К.А. Калашникова и В.И. Феськова, – 6 полков [38; 157]).

В 3-м ак ДБА – 2 дальнебомбардировочные дивизии, 6 полков [54; 274], [38; 157].

В 4-м ак ДБА – 2 дальнебомбардировочные дивизии, 7 полков [54; 275], [38; 157].

В 18-й отдельной ад ДД – 3 полка [54; 275], [38; 157].

Разница в определении количества полков в 1-м и 2-м корпусах ДБА у отдельных авторов роли не играет, так как общее количество полков в дальнебомбардировочных дивизиях этих корпусов в любом случае равно 13. Всего на Западном ТВД было 29 полков тяжёлых бомбардировщиков и бомбардировщиков дальнего действия. А это даже при полной штатной укомплектованности составляет 1 856 машин.

Так что говорить о 2 311 дальних и тяжёлых бомбардировщиков не приходится в любом случае. Если же мы учтём, что укомплектованность самолётами далеко не всех полков ДБА была штатной, то и подавно. Так, в 1-м ак ДБА было 275 бомбардировщиков вместо положенных 360 (минимум) по штату [38; 155]. А в 3-м ак ДБА – 295 вместо того же минимума в 360 машин [38; 155]. Поэтому цифра М. Морозова (1 346 самолётов, из них – 1 340 бомбардировщиков и 6 разведчиков), скорее всего, верна. На неё же выходят и К.А. Калашников с В.И. Феськовым (с разницей в одну машину, т.е., по их подсчётам, получается 1 339 бомбардировщиков) [38; 155].

Как же объясняются данные количественной оценки авиации РГК на Западном ТВД, приводимые Л. Лопуховским и Б. Кавалерчиком? На наш взгляд, объяснение может заключаться в том, что в авиации РГК на Западном театре военных действий числились не только бомбардировщики, но и истребители. К.А. Калашников и В.И. Феськов говорят о 4 истребительных авиационных дивизиях в составе авиационных корпусов ДБА (13 полков) и истребительном авиационном корпусе ПВО (7-м) в составе 2 дивизий, который базировался под Ленинградом (в нём было 9 полков) [38; 115-157]. С учётом неполной штатной укомплектованности самолётами5 вышеназванные 22 истребительных полка и могут дать ту разницу приблизительно в 1 000 машин, которая отличает максимальную оценку авиации РГК на западном направлении от минимальной (2 311 и 1 346 самолётов соответственно).

Тогда возникает новый вопрос: почему М. Морозов не учитывает истребители? Самоё логичное объяснение заключается в том, что истребительные дивизии из состава авиации РГК в боях приграничного сражения никакого участия не принимали. Причина – удалённость этих дивизий от места боёв. Объяснение, и впрямь, логичное и простое. Но, кроме того, нельзя не отметить, что М.Морозов в перечне дивизий корпусов ДБА на Западном ТВД вообще не называет ни одной истребительной дивизии, а в сводной таблице по группировке советских ВВС на июнь 1941 года по Западному ТВД указывает только две иад в составе авиации РГК (номера в данной таблице не приводятся, но мы подозреваем, что М. Морозов имеет в виду две дивизии (3-ю и 54-ю) 7-го истребительного авиационного корпуса ПВО) [54; 242, 274-275].

Из четырёх истребительных дивизий из состава корпусов ДБА на Западном

________________________________________

5 Например, в 66-й иад, которая, по К.А. Калашникову и В.И. Феськову, входила в 4-й ак ДБА [38; 156], ни один из трёх полков самолётов вообще не имел. Дивизия находилась в начальной стадии формирования [54; 274].

ТВД М. Морозов в приграничной группировке РККА называет только 66-ю

иад (ту, в которой на 22 июня не было ни одного самолёта). Но числит он её за

ВВС ОдВО [54; 272-275].

Однако подобные разночтения в определении принадлежности той или иной истребительной авиационной дивизии РГК сути дела не меняют: в приграничном сражении эти дивизии не участвовали. А потому в оценке сил советской авиации Первого стратегического эшелона мы склонны придерживаться цифры М. Морозова, складывающейся из авиации округов, флотов и бомбардировщиков и разведчиков ДБА на Западном ТВД: общее число – 10 266, из них самолётов округов и флотов – 8 920, бомбардировщиков ДБА – 1 340, разведчиков ДБА – 6 [54; 276-277, 242].

Примечательно, что данные М. Морозова и данные Л. Лопуховского и Б.Кавалерчика по численности авиации западных приграничных округов и флотов абсолютно совпадают: 8 920 машин [47; 724-725], [54; 276-277].

Итак, силы Первого стратегического эшелона РККА надо оценивать несколько скромнее, чем говорят максимальные цифры.

Остановиться приходится на следующем:

Количество дивизий – 170;

Личный состав – около 2 600 000; 6

Танков, танкеток и САУ – около 13 800;

Боевых самолётов – 10 266;

Орудий и миномётов – около 52 500.7

Однако это ещё не всё. Существует второе «но», которое заставляет более скептически посмотреть на ударные возможности Первого стратегического эшелона. Его превосходство над германской группировкой у границ СССР было подавляющим в главных ударных средствах: в танках (более чем в 3 раза) и самолётах (не менее чем в 2 раза). Но подобное превосходство рассчитано, исходя из общего количества танков и боевых самолётов в приграничных советских войсках. Но далеко не все боевые машины оказались к 22 июня 1941 года боеготовыми, так как были в той или иной степени технически неисправными.

«Наставление по учёту и отчётности в Красной Армии», введённое в действие с 1 апреля 1941 года, всё военное имущество (включая, естественно, танки и самолёты) делило в зависимости от его технического состояния на пять категорий:

1-я категория – новое, не бывшее в эксплуатации, отвечающее требованиям технических условий и вполне годное к использованию по прямому назначению;

2-я категория – имущество, находившееся в эксплуатации, вполне исправ-

________________________________________

6 Из максимальной оценки численности убрано количество людей в войсках Второго стратегического эшелона, находившихся к 22 июня на территории западных приграничных округов (по некоторым данным, людей в этих войсках было свыше 200 тысяч [47; 730]).

7 Число получено способом аналогичным способу вычисления количества личного состава. В частях и соединениях Второго стратегического эшелона, которые разворачивались в приграничных округах, было на 22.06.1941 около 2 800 орудий и миномётов [47; 730].

ное и годное к использованию по прямому назначению, а также имущество, требующее текущего ремонта;

3-я категория – имущество, требующее ремонта в мастерских округа (сред-

ний ремонт);

4-я категория – имущество, требующее ремонта в центральных мастерских и на заводах промышленности (капитальный ремонт);

5-я категория – негодное имущество [5; 185-186].

Совершенно очевидно, что под понятие «боеготовые» попадают только танки и самолёты 1-й и 2-й категории. Однако, если с техникой, входящей в 1-ую категорию всё ясно, то с входящей во 2-ую ясности нет, так как в неё включались машины, требовавшие текущего ремонта. Диапазон последнего был достаточно широк. Если принять во внимание, что в Красной Армии имелась большая проблема с запасными частями, то станет понятно, что некоторая часть танков и самолётов 2-ой категории к 22 июня также была небоеспособна. Назвать точную цифру подобных боевых машин, разумеется, весьма трудно. Поэтому в определении количества танков и самолётов, находившихся к началу войны в ремонте, исследователи расходятся.

Что касается танков, то по округам цифры выглядят таким образом: в ЛВО в ремонте находилось 314 танков и САУ, в ПрибОВО – 275, в ЗапОВО – 708, в КОВО и ОдВО – 945 [38; 147]. Итого по западным приграничным округам – 2 242 [38; 147]. Причём, эти цифры, взятые нами у К.А. Калашникова и В.И. Феськова, не включают данных по танкеткам. Если учесть, что количество танков и САУ (без танкеток), по подсчётам этих авторов, в западных приграничных округах было 12 880, то число боеготовых машин равно 10 638 [38; 147]:

ЛВО – 1 518;

ПрибОВО – 1 274;

ЗапОВО – 2 250;

КОВО – 4 853;

ОдВО – 743 [38; 147].

М. Барятинский приходит к несколько другим результатам. По его подсчётам, к 1-й категории в войсках ЛВО, ПрибОВО, ЗапОВО, КОВО и ОдВО относилось 2 356 танков, танкеток и САУ, ко 2-ой – 8 854, т.е. 11 210 (от общего числа 14 075) [5; 187]. Процент небоеспособных машин 2-ой категории, по мнению М. Барятинского, был около 30% [5; 186, 187]. А это около 2 657 танков. Таким образом, боеготовыми к 22 июня оказались всего 8 553 советских танка, танкетки и САУ [5; 187]:

ПрибОВО -1 052;

ЗапОВО – 1 800;

КОВО – 3 920 [5; 188-191].

Данных по ЛВО и ОдВО М. Барятинский не приводит, но ясно, что на их долю вместе приходится 1 781 боеготовая машина. Очевидно, свыше 1 000 в ЛВО и около 700 в ОдВО.

Даже если принимать более высокие цифры К.А. Калашникова и В.И. Феськова, а по войскам вторжения в СССР использовать минимальные данные, то и в этом случае советское танковое превосходство падает с более чем трёхкратного до в 2,6 раза. При использовании же данных М. Барятинского приходится констатировать, что танковые силы РККА превосходили танковые силы вермахта и его союзников уже всего лишь в два раза.

Теперь обратимся к авиации. Информация по боеготовым самолётам и самолётам, числящимся в ремонте, как с советской, так и с германо-союзнической стороны приведена в таблицах №№ 4 и 5, составленных по данным работ российских историков (М. Морозова, Л. Лопуховского, Б.Кавалерчика, К. Калашникова и В. Феськова).

Какие выводы можно сделать из информации данных таблиц? Во-первых, в голову приходит, что в таковых войсках Германии порядка было значительно больше, чем в авиации. В самом деле, ни в одном из источников нам не встречалась информация о неисправных танках в войсках вторжения в СССР к 22 июня. Очень показательный факт. Надо полагать, что если небоеспособные танки и имелись, то было их совсем немного, настолько немного, что о них нигде даже не упоминают (величина, которой можно пренебречь). Известно зато, что на 1 июня 1941 года в вермахте были исправными 5 821 танк и САУ (5 204 и 617 соответственно) из 6 292 единиц общего количества танков и САУ (5 675 и 617 соответственно), т.е. неисправным был всего 471 танк (это около 7,5%) [5; 184-185]. Для сравнения: к моменту начала войны в танковых войсках РККА не менее 40% боевых машин были неисправными (как говорится, почувствуй разницу!) [5; 185-186].

Так вот. Немецкие авиаторы не заслуживают хвалебных отзывов, подобно немецким танкистам (к счастью для нас, разумеется), раз уж даже к моменту нападения на СССР в ударной группировке находилось 726 неисправных боевых самолётов (22% от общего их количества).

Данными по неисправным самолётам в авиационных силах группировок вторжения германских союзников мы, практически, не располагаем. Более или менее известны цифры по румынским ВВС. Наверное, мы несколько завышено оцениваем общее количество небоеспособных самолётов в войсках Германии и её союзников, располагавшихся около советских границ, в 1 000 единиц. Однако к 850 это количество точно приближается (раз уж только румыны имели 79 неисправных машин).

Во-вторых, ясно, что большое количество неисправных советских самолётов (1 570) всё-таки не изменило в худшую сторону соотношение сил советской и немецкой авиации: мы по-прежнему превосходили немецко-союзническую авиацию на границах более чем в 2 раза. Но произошло это только потому, что у самих немцев и их союзников не всё было в порядке с подготовкой авиационного парка к войне. Увы, столь спасительное для нас соотношение своей положительной роли по ряду причин не сыграло (в частности, из-за качества нашей авиационной техники и уровня подготовки значительного количества наших лётчиков).

В-третьих, просим читателей обратить внимание на небольшое количество штурмовиков в составе Первого стратегического эшелона РККА: всего 18 (правда, все они были исправны)! Столь малая цифра приведена в работах М. Морозова, Л. Лопуховского и Б. Кавалерчика [54; 242, 276-277], [47; 710-711].

НА ДАННОЙ СТРАНИЦЕ БУДЕТ РАСПОЛАГАТЬСЯ ТАБЛИЦА № 4

НА ДАННОЙ СТРАНИЦЕ БУДЕТ РАСПОЛАГАТЬСЯ ТАБЛИЦА № 5 18 – это только число новых штурмовиков Ил-2. Самолёты других типов, имевшиеся в составе штурмовых авиаполков, учтены этими авторами как истребительная или разведывательная авиация [54; 243].

К.А. Калашников и В.И. Феськов в своём исследовании учли в составе авиации западных приграничных округов не только штурмовики Ил-2 (кстати, по их подсчётам к 22 июня их было не 18, а 73 [38; 155]), но и штурмовики других типов. Общее их количество – 317 [38; 155].

Отдельно о самолёте Су-2. Его, как правило, относят к разряду фронтовых бомбардировщиков [38; 155] (чем он, собственно, и являлся), либо даже зачисляют в разведывательную авиацию [47; 712-713]. Как бы там ни было, в войсках Первого стратегического эшелона РККА к началу войны Су-2 было всего 209 [47; 712-713] (по другим данным – 242 [38; 155]) единиц, из которых исправными являлись всего 146 [47; 713].

Пусть читатель запомнит все эти данные о советской штурмовой авиации. Они нам скоро пригодятся.

Отсутствие графы «Штурмовая авиация» в таблице № 5 не должно приводить читателя к мысли, что у немцев таковой вообще не было. Для штурмовки они использовали пикирующие бомбардировщики, двухмоторные и даже одномоторные истребители. С началом войны и советская сторона нередко для штурмовки применяла истребительную авиацию.

Если подытоживать разговор о боеспособности советской военной техники (танков и самолётов) приграничных войск, то надо сказать, что далеко не вся она к началу войны оказалась таковой (т.е. боеспособной). От 20 до 40% танков и 15-16% самолётов не были готовы встретить врага по причине неисправности.

Могло ли данное положение кардинально измениться спустя две-три недели, т.е. к 6 или даже 15 июля, к датам, определяемым Резуном «со товарищи» и М. Мельтюховым со своими сторонниками, как день нападения СССР на Германию? Зная причины, по которым такое положение возникло (катастрофическая нехватка запчастей, недостаток в технических кадрах), думается, что нет.

Вот и оценивай после этого способность Первого стратегического эшелона к мощному внезапному удару по силам вермахта и его союзников.

Третьим «но», которое заставляет засомневаться в «резунистском» тезисе о нападении войск Первого стратегического эшелона на Германию, Румынию и Венгрию и осуществлении именно нападением прикрытия мобилизации, сосредоточения и развёртывания остальных войск Красной Армии, предназначенных для действий на Западном (в широком смысле) ТВД, является, собственно, группировка сил этого самого стратегического эшелона. Кое-что о ней мы уже говорили, когда речь шла о планах прикрытия госграницы. Теперь рассмотрим её в связи с «пассажами» Резуна.

Оперативная плотность войск в районах прикрытия госграницы была чрезвычайно низкой. Армии прикрытия были вытянуты, образно выражаясь, «в нитку».

Поговорим об этом подробнее. Что представляли из себя силы так называемого Первого стратегического эшелона РККА? Это были войска западных приграничных округов. Численный их состав мы уже оценивали, о количестве техники и вооружения в них упоминали. Но о том, как располагались данные силы, речь ещё не шла.

Войска приграничных округов были разделены на две части:

1) Армии и подчинённые им соединения, постоянно находившиеся у границы (первый окружной эшелон).

2) Соединения и части, постоянно дислоцировавшиеся в глубине территории приграничного округа (второй окружной эшелон и резервы округа).

В таблице № 6 приведены данные об эшелонировании и оперативной плотности сил РККА западных приграничных округов.

Итак, как видно из таблицы № 6, в той части Первого стратегического эшелона, которая находилась непосредственно у границ, на одну дивизию приходилось полоса обороны (наступления) от 32 до 124 километров. В случае, если бы все войска западных приграничных округов сосредоточились у границы, оперативная плотность возросла, и на дивизию стало бы приходится от 10 до 74 километров.

Много это или мало? Судите сами. Для обороны нормальными считались следующие оперативные плотности:

на стрелковый полк – 3-5 км, в глубину – до 3 км;

на стрелковую дивизию – 6-8 км, в глубину – 6 км (на второстепенных направлениях ширина обороны дивизии могла достигать 10-12 км);

на стрелковый корпус – 30-35 км, в глубину – до 30 км [14; 31-32].

Таким образом, даже в случае стягивания всех сил западных приграничных округов к границе, включая резервы, их оперативная плотность в лучшем случае приближалась к плотности войск, обороняющихся на второстепенном направлении.

Реально немцев на границе встретила только завеса (иного слова не подберёшь), состоящая из войск 1-го эшелона приграничных округов. В этой завесе ширина полосы обороны дивизии превышала нормальную минимум в четыре раза, корпуса – минимум в три (корпуса на своих участках прикрытия обороняли полосу шириной, как правило, превышающей 100 км; например, 1-й ск 10-й армии, находящейся в Белостокском выступе, оборонял участок № 11 района прикрытия № 2 (фланг 10-й армии) шириной в 157 км (превышение уставной ширины почти в пять раз) [47; 538-539]). Ясно, что силы эти были неспособны не только к наступлению, но и к обороне. Чтобы прорвать оборону 1-го эшелона округов, немцам достаточно было создать ударные группировки, что они успешно и сделали. Территории военных округов были чрезвычайно обширны, и, чтобы перебросить к границе глубинные окружные войска, нужно было время от нескольких часов до нескольких дней. Поэтому нигде советскому командованию так и не удалось создать плотности войск, которая соответствовала хотя бы требуемой для обороны на второстепенном направлении.

«Да. Всё это так, – может возразить читатель.– Но ведь Резун и пишет о том, что Красная Армия к моменту начала войны в значительной степени была «на колёсах»: войска внутренних округов перебрасывались в западные приграничные округа, а глубинные войска последних подтягивались к границам. Со-

НА ДАННОЙ СТРАНИЦЕ БУДЕТ РАСПОЛАГАТЬСЯ ТАБЛИЦА №6

средоточение сил просто не было завершено. Мы не успели. Немцы нас опередили. Так что все ваши доводы объясняют катастрофический проигрыш при-граничного сражения. Но ничуть не опровергают аргументов Резуна и его сторонников».

Хочется заметить, что ссылки на незавершённость процесса сосредоточения Красной Армии ни в коем случае не могут свидетельствовать о желании Советского Союза напасть на Германию первым. Не очень убедительно выглядит аргумент: «Вот если бы, то…». А если вовсе не то.

Ещё раз обратимся к «Справке о развёртывании Вооружённых Сил СССР на случай войны на Западе» от 13 июня 1941 года, составленной Н.Ф. Ватутиным. Согласно этому документу, в составе фронтов, т.е. в том самом Первом стратегическом эшелоне, должно быть сосредоточено 186 дивизий:

на Северном фронте – 22;

на Северо-Западном – 23;

на Западном – 44;

на Юго-Западном – 97 [72; 472-473].

Прекрасно видно, что наряд сил в ЛВО, ПрибОВО и ЗапОВО был, собственно, уже собран (был даже некоторый их избыток). Где сил явно не хватало, так это в КОВО и ОдВО. К фактически имевшимся в данных округах 75-77 дивизиям необходимо было добавить около 20 дивизий. Н.Ф. Ватутин прямо указывает, что пополняться будут силы будущего Юго-Западного фронта (т.е. КОВО и ОдВО). Из Приволжского военного округа (ПриВО) для этого предназначались 7 стрелковых дивизий (21-я армия), из Харьковского военного округа (ХВО) – 7 стрелковых дивизий (18-я армия) и из Орловского военного округа – 6 стрелковых дивизий (20-я армия) [72; 473].

Таким образом, оперативная плотность повышалась только в полосе КОВО и ОдВО, т.е. Юго-Западного фронта. Это повышение приводило к плотности 10-11 км на дивизию. Как видим, плотность вовсе не для нападения. Тех самых «семи с половиной километров на дивизию», о которых Резун толкует, как о «стандарте для наступления» не достигается [82; 243]. Кстати, как уже было показано, это был и «оборонительный стандарт».

Можно, конечно, допустить, что дивизиями «накачивался» бы участок границы в полосе КОВО. Дивизий там и так много, с учётом 2-го окружного эшелона и резервов округа плотность войск около 10 км на дивизию [47; 411]. Добавь сюда 20 дивизий 18-й, 20-й и 21-й армий – и пожалуйте вам – «стандартная плотность для наступления»: около 7,5 км на дивизию. К тому же и Львовский выступ на территории КОВО находится. И танков в этом выступе – ни дать, ни взять – тьма. Так что всё, вроде бы, сходится. Попались, голубчики, неудавшиеся агрессоры. Ан, нет. Сходиться-то оно сходится, но только не с «резунистскими» построениями. Сходится с реальными советскими военными планами, которые юго-западное направление рассматривали как главное. Главное по двум причинам: во-первых, считалось, что немцы нанесут там свой основной удар, а во-вторых, данный театр военных действий считался сравнительно более удобным и для ответного наступления Красной Армии, которое она начнёт, отразив нападение врага.

А вот если брать построения господина Резуна и разработанный им лично план «Гроза», который он усиленно старается выдать за реально существовавший, то не сходится ничего. Возникает простой вопрос: а как же Румыния? Ведь Резун так любит развивать «румынскую тему» (мол, на Плоешти «ура!», «вперёд!» и «кердык» фрицам). Чтобы бить по Румынии, на нефтяных полях которой среди скважин скрывалось «яйцо с кощеевой смертью», дивизии-то надо было концентрировать в полосе ОдВО, а не КОВО. В Одесском-то военном округе вообще «творилось форменное безобразие»: даже с учётом 2-го окружного эшелона и всех резервов округа на дивизию приходилось по 30 км (эквивалентных дивизий в округе – 15, ширина полосы обороны (или наступления) – 450 км) [47; 411]. Тут уж не до наступления, и оборону удержать, практически, невозможно.

Но ведь есть Второй стратегический эшелон. Им, кажется, и можно усилить войска ОдВО. Подробнее о Втором стратегическом эшелоне речь пойдёт немного позже. Сейчас же заметим, что, судя по предвоенным советским планам, войска этого эшелона никто не собирался придвигать вплотную к границе и усиливать ими Первый стратегический эшелон. На то он и был Вторым, т.е., по существу, резервным. Данный факт вполне объясним, если оценивать его с точки зрения реального советского военного планирования, но выглядит очень странно с позиций «резунистской» трактовки предвоенных событий. В самом деле: уж коли Первый стратегический эшелон был призван начать агрессию, то его нужно было максимально насытить войсками с тем, чтобы первый удар был как можно более сокрушителен. Но этого почему-то не делалось.

Ещё более необъяснимыми выглядят подобные действия с позиций следующего «но», которое возникает при анализе построений Резуна и его сторонников.

До сего момента речь у нас шла о том, что было сосредоточено у границ обеими сторонами в действительности. Т.е. мы глядели на всё это глазами современного человека, который обладает знанием уже произошедших событий. Все свои рассуждения мы вели, исходя из этого знания. Но вот вопрос: обладали ли всем объёмом информации о противнике в 1941 году стороны, готовые вступить в противоборство? Другими словами, насколько правильно немецкая сторона оценивала силы советской, а советская – немецкой. Отчасти данного вопроса мы уже касались, говоря о том, каким командование вермахта и германское руководство видело потенциал РККА и её способность к ведению современной войны. Упоминали мы и о мнении высших советских военных относительно количества танков у немцев и их союзников. Теперь рассмотрим оценку сил потенциального противника в приграничных районах, которую делала каждая из сторон накануне войны. Данные об этом приведены в таблицах №№ 7 и 8.

О чём говорит таблица № 7? О том, что силы западных приграничных округов немцы всё-таки недооценили. Правда, в отличие от оценки общего потенциала РККА (напомним, что, практически, по всем показателям немецкие разведчики ошиблись в полтора-два раза в сторону преуменьшения (см. выше)) «попада- ний» было больше. Как видим, они почти не ошиблись в подсчёте общего коли-