«Чёрная мифология». К вопросу о фальсификации истории Второй мировой и Великой Отечественной войн

6. Не допустить сбрасывания и высадки на территории округа воздушных десантников и диверсионных групп противника» [1; 20], [47; 409], [50; 121-122].

В действительности окружные планы прикрытия поступили в Генштаб не к 20-30 мая, а к 20 июня [38; 8]. Качество их разработки оставляло желать лучшего: они слабо отражали действительную ситуацию и размещение своих войск и войск противника, были громоздкими, сроки занятия оборонительных рубежей частями и соединениями в них указывались зачастую непроверенные (т.е., фактически, не соответствующие реальным возможностям частей и соединений) [38; 8], [50; 121].

Причиной задержек и низкого качества окружного планирования были не только значительные передислокации войск, но и, как отмечают К.А. Калашников и В.И. Феськов, «чрезмерная централизация и резкое ограничение круга допущенных к разработке планов лиц, когда вышестоящие штабы определяли задачи войскам на 2-3 ступени ниже, испытывая недоверие к нижестоящим штабам» [38; 8].

Поскольку окружные планы прикрытия поступили в Генштаб только к 20 июня, то никакого утверждения общего плана прикрытия госграницы не получилось [38; 8].

К началу войны готовыми были практически все армейские планы. Вот их-то и приводили в действие 22 июня, хотя и не в полном объёме [38; 8].

По разработанному, но не состыкованному в полной мере с окружными и не утверждённому общему плану прикрытия госграницы, с целью прикрытия отмобилизования, сосредоточения и развёртывания войск территория каждого округа разбивалась на несколько армейских районов прикрытия (РП). Районы прикрытия делились на участки, нарезаемые для корпусов, и подучастки – для дивизий. На прибрежных участках предусматривалось использовать береговые части ВМФ, а пограничные войска НКВД – на всём протяжении западной границы. Согласно плану, части армий прикрытия должны были тесно взаимодействовать с частями и подразделениями УРов.

ЗапОВО были определены четыре района прикрытия:

РП-1 (Гродненский) – для 3-й армии;

РП-2 (Белостокский) – для 10-й армии;

РП-3 (Бельский) – для 13-й армии;

РП-4 (Брестский) – для 4-й армии [47; 409], [38; 7].

Нельзя не отметить, что 13-я армия в июне находилась ещё в стадии формирования, не было полностью сформировано даже её управление [1; 21], [47; 409].

Войскам КОВО директивой Генштаба № 503862/ов от 20 мая также были определены четыре района прикрытия:

РП-1 – для 5-й армии;

РП-2 – для 6-й армии;

РП-3 – для 26-й армии;

РП-4 – для 12-й армии [47; 409-410], [38; 7].

В ЛВО окружным планом прикрытия было предусмотрено пять районов прикрытия:

РП-1 – для 14-й армии и береговых частей Северного флота;

РП-2 – для 7-й армии;

РП-3 – для 23-й армии;

РП-4 и РП-5 – для 65-го стрелкового корпуса [38; 7].

ПрибОВО имел три района прикрытия, а ОдВО – два на границе и два на прикрытии побережья от Одессы до Керчи [38; 7].

Уже отмечались такие недостатки планов прикрытия, как неучёт дислокации частей прикрытия и реального времени, необходимого им на занятие оборонительных рубежей. Так, в ЗапОВО большинство дивизий первого эшелона округа, прежде чем занять оборону, должны были совершить перегруппировку на расстояние до 60 км, зачастую вдоль линии фронта в непосредственной близости от границы.

Во многом причиной данного обстоятельства явилось расположение УРов и полевых укреплений в непосредственной близости от границы. Вопрос с подобным расположением УРов и полевых укреплений можно назвать очень щекотливым, так как Резун и «резунисты» выводят из него одно из доказательств своей теории. Сейчас вдаваться в его обсуждение мы не будем (сделаем это в другом месте), скажем лишь, что данное расположение вызывало возражения многих военных специалистов и было продиктовано соображениями не военного, а политического порядка («Не пяди советской земли врагу!»).

Факт невыгодного расположения долговременных и полевых укреплений усугублялся ещё и тем, что их строительство, огромное по своему объёму, было, по сути, в начальной стадии и не могло быть завершено не только к 22 июня, но и к концу 1941 года.

Эти три обстоятельства (удалённость постоянной дислокации частей прикрытия от УРов и полевых укреплений, отсутствие полосы обеспечения, т.е. придвинутость укреплений прямо к границе, и незаконченное строительство укреплений) усугублялись низкой оперативной плотностью войск в районах прикрытия. Армии прикрытия были вытянуты «в ниточку» по широкому фронту. Для того, чтобы «порвать» эту «ниточку», противнику достаточно было сосредоточить на избранных направлениях не такие уж крупные силы.

Таким образом, оборона по линии госграницы оказывалась неустойчивой, ненадёжной. Это прекрасно понимали в Генштабе, но какого-либо альтернативного варианта занятия обороны, в глубине от передового рубежа или в районах постоянной дислокации частей и соединений, подготовить попросту не успели. Обвинения, которые иногда раздаются в адрес командования РККА, что оно не собиралось предусматривать никакой другой обороны, кроме как по линии границы, несправедливы. В округа были направлены предписания подготовить тыловые оборонительные рубежи, разработать план создания противотанковых заграждений на всю глубину обороны и план минирования важных объектов [47; 412]. Например, командующему КОВО было приказано:

«Обрекогносцировать и подготовить тыловые оборонительные рубежи на всю глубину обороны до р. Днепр включительно.

Разработать план приведения в боевую готовность Коростеньского, Новоград-Волынского, Летичевского и Киевского укреплённых районов, а также всех укрепрайонов строительства 1939 года.

На случай вынужденного отхода (выделено нами – И.Д., В.С.) разработать план создания противотанковых заграждений на всю глубину и план минирования мостов, жел. дор. узлов и пунктов возможного сосредоточения противника (войск, штабов, госпиталей и т.д.)» [47; 412].

Однако на выполнение подобных директив у командующих приграничными военными округами не было ни сил, ни времени: все силы были брошены на строительство укрепрайонов и полевых укреплений на новой границе.

Эти приказы так и остались на бумаге, но, думаем, они однозначно указывают на армию, которая ждёт нападения, а не сама готовится нападать.

Система приведения планов прикрытия в действие была сложной, многоступенчатой и громоздкой.

Ввод в действие начинался с шифрованной телеграммы за подписями народного комиссара обороны, члена Главного военного совета и начальника Генштаба РККА следующего содержания:

«Приступить к выполнению плана прикрытия 1941 года. Подписи» [47; 412].

Следующей была шифротелеграмма Военного совета округа:

«Командующему (№ армии). Объявляю тревогу 1941 года. Подписи» [47; 412].

Командующие армиями, в свою очередь, давали в соединения и части своей армии такие шифротелеграммы:

«Командиру (№ корпуса, дивизии). Объявляю тревогу с вскрытием «красного» пакета. Подписи» [47; 412].

Принятая система многоступенчатой передачи шифрованных телеграмм (каждая за подписями командующего, члена Военного совета и начальника штаба) занимала много времени, в том числе и на зашифровку-расшифровку текста. При этом не учитывалась возможность вывода из строя противником проводной связи и некоторых звеньев управления ещё до начала военных действий. Возможность эта реализовалась в действительности. Проникшие на советскую территорию накануне войны диверсанты (по некоторым данным, в одной только Белоруссии их было 3-4 тысячи [1; 38]) нарушали проводную связь между штабами различных уровней приграничных военных округов. Так что даже Директива № 1 о приведении войск этих округов в состояние полной боевой готовности была доведена до некоторых частей и соединений после начала германского вторжения или вообще так и не было ими получена. Но на случай выхода из строя проводной связи другого, чёткого и быстрого, порядка оповещения штабов и войск не существовало. Скажем, не предусматривался вариант подъёма войск посредством радиосвязи.

Несколько слов о знаменитых «красных пакетах».13 Резун в своих произведениях утверждает, что в этих «красных пакетах» содержались задачи частям и соединениям, в соответствии с которыми они должны были действовать в ходе вторжения на территорию рейха и его союзников. При этом Резун не приводит текст ни одного «красного пакета». Т.е. утверждение его абсолютно голословно.

На самом деле документы «красных пакетов» определяли порядок действий соединений и частей по прикрытию границы. Ни о каких задачах по плану вторжения «Гроза» речь в них не шла. Вот, например, что говорилось в «красном пакете» 1-го стрелкового корпуса, который, имея в своём составе две стрелковые дивизии (2-ю и 8-ю), прикрывал участок № 1 района прикрытия № 2 (района прикрытия 10-й армии, находящейся в Белостокском выступе):

«[…] а) Оборонять госграницу в полосе предполья, не допуская вторжения противника на территорию СССР.

_______________________________________

13 Своё название «красные пакеты» получили потому, что документы находились в плотных папках красного цвета типографского изготовления. Согласно инструкции, они хранились у начальников штабов соединений и объединений в личном сейфе вместе с мобпланом и схемой развёртывания.

б) в случае наступления явно превосходящих сил противника прочно занять и оборонять основной оборонительный рубеж» [47; 539].

«[…] вести упорную оборону во взаимодействии со всеми родами войск, вести бой на широком фронте отдельными гарнизонами самостоятельно, до последних сил, не покидая своего места, так как отходить корпусу не разрешено» [47; 540].

В «красных пакетах» подробно расписывались действия по тревоге: кто может поднять части по тревоге, боевой состав частей и соединений, в котором они должны выйти в свои районы, время готовности частей к выступлению и время занятия ими районов обороны. К сожалению, временные нормативы совсем не учитывали возможных действий противника. Последние же могли легко сорвать весь установленный «красными пакетами» хронометраж. После начала немецкого вторжения зачастую так и происходило.

Итак, мы видим, что планы прикрытия государственной границы носили ярко выраженную оборонительную направленность. Кроме того, к началу войны армии прикрытия по своему составу, оперативному построению, мобилизационной и боевой готовности частей и соединений, по существу, были не в состоянии выполнить поставленную задачу по прикрытию отмобилизования, сосредоточения и развёртывания главных сил фронтов в случае начала боевых действий. И это является дополнительным свидетельством того, что никакого удара по Германии РККА летом 1941 не готовила.

* * *

Нами были рассмотрены все составляющие военного планирования СССР: планы стратегического развёртывания, мобилизационные планы и планы прикрытия государственной границы. Все эти составляющие неоспоримо свидетельствуют об одном: советское планирование исходило из положения, что СССР подвергнется нападению. При этом удар врага будет отражён, и РККА, в свою очередь, перейдя в наступление, перенесёт боевые действия на территорию противника. Т.е. военные планы РККА, будучи в своей основе оборонительными, предполагали активные действия: не сидение в окопах и отражение атак наступающего врага, а сдерживание его войсками прикрытия на начальном этапе войны и мощный контрудар после проведения отмобилизования, сосредоточения и развёртывания основных сил Красной Армии.

В таком планировании нет ничего особенного. Оно полностью базировалось на опыте Первой мировой войны. И, кстати, очень любопытно сходство советских военных планов кануна Великой Отечественной войны и французского «Плана-17», с которым Франция вступила в Первую мировую войну. Конечно, сходство не по содержанию, а по сути и по судьбе, постигшей эти планы.

«План-17», также как советские предвоенные планы, предполагал сдержать германскую агрессию на начальном этапе войны, а после полного развёртывания французской армии немцам должно было быть нанесено несколько сокрушительных ударов. Война довольно быстро заканчивалась в Берлине.

Увы, «План-17», как и советские планы, оказался несостоятелен. Французский «элан виталь» (наступательный порыв) был сломлен немцами. Также как русские в 1941 году, французы в 1914 понесли сокрушительное поражение в приграничном сражении. Не такое страшное, как у нас, по потерям, по последствиям оно оказалось сравнимо с нашим: французы откатились к стенам своей столицы, и только «чудо на Марне» спасло их от сдачи Парижа и, по-видимому, полного поражения.

Также как и советские военные, французские из-за своих наступательных устремлений уделяли недостаточно внимания обороне. Но если у нас это всё-таки носило меньший масштаб, сказавшись в основном на запаздывании планирования оборонительных мероприятий, то у французов имело такой размер, что подобный недостаток внимания можно охарактеризовать словами «полное пренебрежение». Оборона не предусматривалась в «Плане-17» вообще. Французских солдат не учили окапываться. Военное министерство даже отказалось от введения защитной формы: мол, ползать по земле и маскироваться французам не придётся, а наступать без красивых красных штанов французский солдат никак не сможет. Во французской артиллерии практически не было крупнокалиберных пушек, так как считалось, что для наступления вполне достаточно 75-мм полевых орудий.

В общем, если «резунисты» во главе со своим учителем ставят знак равенства между активными действиями в случае нападения, как ответом на нападение, и собственно агрессией, т.е. подготовку к первому считают подготовкой ко второму, то мы можем опровергнуть их на примере Франции 1914 года: всё что случилось с СССР в 1941 году вовсе не было уникальным, нечто подобное уже было. А потому не надо катастрофу 1941 года объяснять агрессивными устремлениями Советов.

Уже сейчас мы можем сделать вывод: также как с субъективной стороны (т.е. со стороны германских намерений), с объективной стороны (т.е. действительных намерений советских) говорить о превентивном характере нападения нацистов на СССР не приходится.

Мы можем сказать наоборот: имей СССР намерение напасть на Германию и сделай это, подобные его действия в полной мере можно было назвать превентивной войной.

Далее мы рассмотрим ещё несколько вопросов, подтверждающих такие выводы.

ГЛАВА VII

О ТОМ, КАК СОВРЕМЕННЫЕ ИСТОРИКИ

«СОБИРАЛИСЬ НАПАСТЬ НА ГЕРМАНИЮ В 1941 ГОДУ»

Казалось бы, после рассекречивания и публикации документов советского военного планирования все разговоры о готовившемся нападении СССР на Германию летом 1941 года должны утихнуть сами собой. Но не тут-то было.

И «отец-прародитель» теории советской агрессии господин Резун своих разговоров не прекратил, и его последователи никак не успокоятся.

Правда, реакция Резуна на опубликованные советские планы весьма странная. Она заключается, по существу, в отсутствии реакции на них, как таковой. Резун попросту эти планы игнорирует, не замечает. Даже «Соображения…» от 15 мая 1941 года, которые, казалось бы, можно расценивать, как подтверждающие правоту его теории, никак им не комментируются, будто их не существует.

Странным всё это кажется только на первый взгляд. По здравом размышлении, становится ясно, почему отмалчивается Резун: советские военные планы- это и «гробовая доска», и «гвоздь в неё» для его пресловутой теории. Как-то эти планы комментировать ему можно, только признав свою неправоту.

Касается это в полной мере и «Соображений…» от 15 мая. Если и принять мысль о том, что в них предлагалось нападение на Германию, то, всё равно, они- полное опровержение взглядов Резуна. Датировка их – середина (а то и вторая половина (см. выше)) мая 1941 года. «Соображения…» – лишь начальная стадия планирования, самые общие предложения. Какое уж тут вторжение 6 июля того же года? Причина появления «Соображений…» – подготовка немцами вторжения в СССР. Текст документа на это прямо указывает.

Таким образом, и дата, и причина появления документа однозначно говорят, что планом агрессии против Германии под кодовым названием «Гроза», про целенаправленную разработку которого Советским Союзом говорит Резун, он не является.

Очень характерны и отличия в деталях между майскими «Соображениями…» и мифической «Грозой», положения которой в своих произведениях якобы реконструирует Резун.

Давайте сравним. Вот план автора «Ледокола»:

«…в 1941 году представилась возможность повторить Канны против Германии…

Для проведения вторжения по приказу Жукова во Львовском и Белостокском выступах были сосредоточены ударные группировки…

…советским войскам в Прибалтике (Северо-Западный фронт) ставились ограниченные задачи. Удар из Белостокского выступа сулил больше: впереди укреплённых районов нет, а реки в среднем течении не так широки. Потому войскам Западного фронта ставились решительные задачи» [80; 533-534].

«…Западному фронту высшее командование ставит задачу – нанести сверхмощный удар в направлении польского города Сувалки. И для командующего Западным фронтом генерала армии Д.Г. Павлова это не сюрприз. Он и сам знает задачу своего фронта и задолго до московской директивы уже отдал приказ наступать на Сувалки…Западный фронт, его командующий и штаб, командующие армиями и их начальники штабов задолго до войны знали, что их ближайшая задача – окружение германской группировки в районе польского города Сувалки. Советский удар в направлении Сувалки готовился задолго до войны…» [82; 24].

«Но самый главный удар – из Львовского выступа: укреплений впереди нет, реки в верхнем течении узкие, вдобавок правый фланг наступающей советской группировки прикрыт горами (очевидно, не правый, а левый фланг – И.Д., В.С.)…Удар из Львовского выступа…отразить невозможно…он давал возможность развивать наступление на Берлин или на Дрезден…

Жуков планировал и ещё один удар, как мы знаем,1 неотразимый и смертельный. В Румынию…

А кроме этого – вспомогательные удары на Кёнигсберг, удары двух горных армий через Карпаты и Трансильванские Альпы, высадка пяти воздушно-десантных корпусов…» [80; 534-535].

Пусть читатель не поленится вернуться к изложенным чуть ранее в этой книге «Соображениям…» от 15 мая 1941 года.

Нетрудно заметить, что и у Резуна, и у советских генштабистов совпадают определения места главного удара, который будет наносить Красная Армия – это Юго-Западный фронт. Удар из Львовского выступа присутствует в обоих планах. Но нельзя не отметить, что «аппетиты» советских военных были всё-таки скромнее, чем у Резуна. Возможность развивать наступление на Берлин или Дрезден при успехе такого удара теоретически, конечно, существовала, но майские «Соображения…» про неё ни словом не упоминают. Первоначальная стратегическая цель РККА – линия Остроленка, р. Нарев, Лович, Лодзь, Крейцбург, Оппельн, Оломоуц. Это несколько западнее линии Варшава–Краков, и до Дрездена и Берлина отсюда далековато.

Но и последующая стратегическая цель РККА – наступление из района Катовице на север и северо-запад, имеет целью не Дрезден и Берлин, а всю остальную территорию Польши и Восточную Пруссию. Правильно, наступать в глубь Германии, имея на правом фланге мощную немецкую группировку, – чрезвычайно опасно.

Далее. У Резуна Западному фронту ставится весьма скромная задача – удар (хотя и сверхмощный, по определению Резуна) по Сувалкскому выступу. Майские «Соображения…» отводят действиям Западного фронта хоть и вспомогательную, но немаловажную роль: удар на Варшаву, сковывание варшавской группировки немцев, а также взаимодействие левым флангом с правым флан-

____________________________________

1 Излюбленный приём Резуна – употребление выражений типа: «как мы знаем», «как известно», «как всем известно» и т.п. У читателя сразу возникает ощущение своей полной невежественности и огромнейших знаний Резуна: «Как же? Все-то вот знают. А я, неуч, не знаю». Приём психологически очень верный. После употребления таких фраз читатель далёкий от истории начинает верить Резуну безоговорочно, ведь Резун излагает то, что всем известно и осталось неизвестно только данному конкретному бедолаге-читателю.

Вот и в данном случае: «как мы знаем…». Мы-то вот лично не знаем. И не знаем, кто бы, кроме Резуна и «иже с ним», знал. Но главное – так и не можем понять, откуда они это знают.

гом Юго-Западного фронта по разгрому люблинской группировки вермахта. Судя по всему, этой группировке хотели устроить Канны. А вот какие Канны и кому устраивает Резун, направляя главный удар Западного фронта на Сувалки, не ясно. Максимум, кого там можно было взять в котёл, так это сувалкскую группировку немцев, да и то, взаимодействуя при этом с войсками Северо-Западного фронта, которому, по словам самого же Резуна, ставились ограниченные задачи. Т.е. надо понимать так, что к участию в устройстве Канн немцам в районе Сувалок Северо-Западный если и привлекался бы, то весьма ограниченно.2

Сравните масштаб планируемых операций ЗФ по реальному плану и плану мифическому («резунистскому»). В первом случае – котёл для люблинской группировки и, в перспективе, если всё будет идти, как задумано, после поворота войск ЮЗФ на север и северо-запад из района Катовице – огромные Канны для всей группировки вермахта на территории Польши и Восточной Пруссии! Во втором – «мощнейший удар на Сувалки». Одного взгляда на карту достаточно, чтобы понять, что этот самый «сверхмощный удар» вяжется с ударом из Львовского выступа так же, как монашеская ряса идёт чёрту. «Сверхмощный удар на Сувалки» для устройства Канн Германии – это всё одно, что перенос столицы из Москвы в Васюки для России, с целью возвеличивания последней. Силы и средства, затрачиваемые на мероприятие, значительно превышают итоговый эффект.

Неужто Резун не понимал, когда сочинял свой «сказочный» план, что никаких Канн у него не получается? Левофланговая советская группировка уходит далеко вперёд (раз уж «берёт на прицел» Дрезден и Берлин), а правофланговая – топчется у границы, в районе Сувалок. Что при этом будет делать вермахт на большей территории Польши? Ждать, пока его хоть как-нибудь окружат из района Сувалок?

Кстати, небезынтересный вопрос: откуда взялись эти «нелепые» Сувалки у Резуна. На наш взгляд, из Директивы № 3, направленной Главным командованием РККА в войска поздним вечером 22 июня 1941 года. Напомним, что эта директива предписывала войскам Западного фронта во взаимодействии с войсками Северо-Западного фронта нанести удар по сувалкской группировке немцев и уничтожить её к исходу 24 июня 1941 года.

Логика Резуна и его последователей простая: они считают, что те контрудары, которые Красная Армия пыталась наносить в первые дни войны – это ничто иное, как попытка привести в действие план «Гроза», т.е. план нападения на Германию. Ну, а раз вечером 22 июня Д.Г. Павлову предписали ударить на

____________________________________

2 У нас создалось впечатление, что Резун – человек увлекающийся. Захваченный какой-то мыслью он излагает её, не заботясь о том, что она вступает в противоречие с другой его мыслью на эту же тему. В итоге то, что он пишет в одном произведении, не согласуется с тем, что он пишет в другом или даже в том же самом, но в другом месте. Вот, например, эти самые «ограниченные задачи» Северо-Западного фронта и «суперзадача» фронта Западного. В «Ледоколе» он немного конкретизирует, что под ними понимает. «Сверхмощный удар» Западного фронта на Сувалки – это удар 3-й армии этого фронта. «Ограниченные задачи» Северо-Западного фронта – это удар на Сувалки 8-й армии СЗФ на встречу удару 3-й армии ЗФ. Чем «сверхмощность» и «решительность» действий Западного фронта в направлении Сувалок отличается от «ограниченности» задач его соседа справа в направлении тех же Сувалок – совершенно не понятно.

Сувалки, то вот вам и положение «резуновского» плана – Западный фронт должен наносить удар на Сувалки.

Ещё одним существенным отличием майских «Соображений…» от фантазий Резуна является судьба Румынии. Если реальный план предписывал держать против неё активную оборону и только при благоприятном развитии событий на других фронтах нанести по ней удар, то план мифический операцию против Румынии считает чуть ли не главной, потому что, по мысли его составителя, удар по Румынии (по нефтяным месторождениям Плоешти) автоматически означал для Германии гибель, т.к. рейх оставался без горючего.

Способы действий в отношении Венгрии в «Соображениях…» и в «Грозе» Резуна ещё более отличаются друг от друга. Если нанесение удара по Румынии в «Соображениях…» всё-таки признаётся возможным, то против Венгрии однозначно предписывается держать активную оборону. Резун же полагает, что 16-я армия Второго стратегического эшелона, скорее всего, должна была наносить по Венгрии удар, «отрезая источники нефти от потребителя», т.е. Германии [82; 247].