«Чёрная мифология». К вопросу о фальсификации истории Второй мировой и Великой Отечественной войн

В августе 1942 года на допросах пленённый генерал Власов заявил, что намерения Советского Союза в отношении Германии были агрессивны. И на Румынию, мол, мы напасть тоже собирались [80; 541]. У кого есть желание верить словам генерала-предателя, тот пускай учтёт, что назвать Власова лицом беспристрастным и незаинтересованным в подобных заявлениях весьма затруднительно.

Спустя два года после начала вторжения в Советский Союз «карту превентивной войны» стало усиленно «разыгрывать» ведомство доктора Геббельса. А ведомство его, напомним, называлось министерством пропаганды. Агитация и пропаганда – близнецы-сёстры. Посему ждать исторической истины от Геббельса и его пристных вряд ли приходится. Кстати, обратим внимание на год, когда министерство пропаганды заговорило о превентивном характере войны со стороны Германии – 1943-й. Дела у немцев пошли совсем неважно. Победные реляции остались в прошлом. Население было, мягко говоря, разочаровано ходом событий на Восточном фронте. Наверняка, по крайне мере, у части этого населения всплыл в голове вопрос: «А что, собственно, мы в России забыли?» Вот тут-то Геббельс популярно и стал объяснять, что конкретно забыли: «Немцы, мы всего лишь защищались!»

Любопытно, что в обращении Гитлера к немецкому народу, зачитанном по радио утром 22 июня 1941 года как раз Геббельсом, о превентивности не было ни слова. Напротив, немецкий народ убеждали в слабости Советской России, в том, что справиться с ней будет легче, чем с Францией («Нужно только громко хлопнуть дверью») [88; 191].

Ясно, что подобные утверждения трудно совместить с утверждениями об опасности, исходящей со стороны Советов, для Германии и даже для европейской цивилизации. Тут уж пришлось выбирать: либо изготовившаяся к нападению орда варваров, могущая всё смести на своём пути, если по ней не ударить первыми, либо «слабые коммунисты», у которых всё в хаосе, война с которыми займёт менее шести недель. «Орда варваров» явно могла напугать почтенных немецких обывателей. Пугать их Гитлеру и Геббельсу было невыгодно. Поэтому фюрер и его министр остановились на образе «слабых коммунистов». Подобный образ должен был действовать успокаивающе.

В июне 1945 года на допросах, проводимых советскими военными следователями, генерал-фельдмаршал Кейтель и генерал-полковник Йодль, высшие военные лидеры фашистской Германии (первый возглавлял ОКВ – Главное командование вермахта, второй был начальником оперативного отдела ОКВ), максимально приближенные к Гитлеру, в один голос уверяли, что нападение Германии на СССР диктовались только обороной (превентивная война) [82; 309-310]. Можно поверить и этим высшим немецким военным. Только прежде, чем брать их слова на веру, учтём, что Кейтелю и Йодлю грозила виселица. Как нам представляется, они были несколько заинтересованы выставлять Германию обороняющейся стороной.

Итак, все разговоры о превентивном характере войны, которую Германия вела с СССР, имевшие место в ходе этой войны или сразу после неё, вряд ли можно считать убедительными свидетельствами.

Но, тем не менее, западные историки в послевоенные годы подробно исследовали этот вопрос. Двигал ими не только чисто научный интерес, но и политическая конъюнктура: в «холодной войне» Советский Союз стал противником. Раз так, то очередное обвинение в его адрес – вещь нужная и полезная. Вспомним, что виновным в развязывании Второй мировой войны Советский Союз некоторые западные историки в годы «холодной войны» объявили. Для «полного комплекта» объявить бы его ещё в желании напасть на Гитлера – и красотища! Полная картина «империи зла».

Но, как ни странно, даже наиболее убеждённые идейные противники Советской России не использовали этот тезис в самый пик «холодной войны» [88; 178]. За исключением некоторых немецких историков (Гофман, Топитш, Раак), которые, кстати, заговорили о превентивности нападения Германии на СССР с конца 80-х годов XX столетия, вдохновлённые трудами Резуна-Суворова, крупнейшие западные исследователи истории Второй мировой, всесторонне рассмотрев данный вопрос, отвергли идею о подготовке советского нападения на Германию летом 1941 года [88; 178]. В целом, историографические звёзды первой величины (Габриэль Городецкий (Израиль), Хью Тревор-Ропер, Герхард Вайнберг, Эберхард Екель, Аксель Кун, Андреас Хильгрубер и др.) считают, что намерение фюрера напасть на Советский Союз никоим образом не может быть объяснено только из ситуации 1941 года. Ответ на этот вопрос, по их мнению, может быть дан лишь в контексте его Восточной программы, выработанной ещё до 1933 года с целью захвата Лебенсраума – жизненного пространства на Востоке [88; 181]. Существует подлинное согласие в том, что в июне 1941 года, как пишет немецкий историк Г. Шрайбер, «была начата не превентивная война, а началась реализация подлинных намерений Гитлера, которые были идеологически мотивированы» [88; 181]. Гитлером владел не страх перед Красной Армией, а идея выполнения программы расширения германского жизненного пространства, войны на уничтожение, расово-геополитической войны. Война Германии против Советского Союза была заранее спланированной агрессивной войной [88; 181].

Ведущие историки Второй мировой войны на Западе не видели и не видят элемента реализма в перекладывании вины гитлеровской Германии на её жертвы. Многолетний убеждённый противник сталинизма, коммунистической идеологии, которого трудно заподозрить в симпатии к сталинской (шире – Советской) России – американец А. Даллин призывает высказываться с точки зрения здравого смысла:

«Можно найти идеологические элементы в стандартных советских декларациях о ведении войны на территории противника, о том, что следует полагаться на помощь мирового пролетариата в случае войны – включая рабочий класс Германии. Но утверждение о реальности советского нападения на Германию в 1941 (или 1942) году абсурдно» [88; 181].

Далее он аргументирует: «В конце концов, это было время, когда Красная Армия продемонстрировала серьёзную слабость в ходе Зимней войны с Финляндией, а Германия только что завершила удивительно лёгкое завоевание всего европейского континента от норвежского арктического севера до греческих островов в Средиземноморье; Советская Россия страдала от последствий лет чисток и террора, которые, помимо прочего, привели к уничтожению высшего армейского командного состава, страдала от последствий насильственной коллективизации. Правда, что Сталин мог не в полной мере ощущать длительный эффект этих событий, и абсурдность решений иногда была присуща ему. И все же характер расположения советских вооружённых сил и документальные свидетельства, равно как и мемуары, находящиеся в нашем распоряжении, касающиеся дискуссий по данному вопросу на самой вершине советской системы, – делают эту гипотезу абсолютно незащищённой и уязвимой для критики» [88; 181].

Сопоставив планы сторон и расположение их сил накануне войны, германский исследователь М. Мессершмидт подытожил:

«Нет сомнений в том, что, если бы Сталин нанёс удар перед 21 июня 1941 года, он начал бы превентивную войну в подлинном смысле понятия praevenire – предотвращать» [88; 183].

То есть М. Мессершмидт приходит к выводу об отсутствии агрессивных намерений у Советов и исключительной агрессивности планов нацистской Германии.

Естественно, что в Советском Союзе подобный вопрос в «доперестроечную эпоху» и не мог обсуждаться. И только, буквально, перед развалом СССР, когда произведения Резуна-Суворова уже стали известны в Союзе, хотя ещё в нём и не издавались, отечественные историки начали освещать эту тему (работы Д. М. Проектора). Но Советский Союз рухнул, а вместе с ним окончательно рухнула коммунистическая идеология, и исчезла всяческая цензура. Стало всё можно. А советский период нашей истории стало даже нужно ругать. Прилавки книжных магазинов заполнили книги Резуна-Суворова, мемуары немецких военных и труды отечественных «суворовцев-резунистов». Эта «мутная волна» захлестнула не только книжные полки, но и читательские мозги. Авторам данной работы хорошо помнится ситуация «славных» 90-х, когда найти новую книгу, в которой было не то что доброе, но хотя бы взвешанное слово о сталинской эпохе Советской истории, включая время Второй мировой и Великой Отечественной войн, было абсолютно невозможно.

Но «мутная волна» схлынула. И оказалось, наверное, к удивлению Резуна-Суворова и его верных отечественных последователей, что далеко не одни «коммунистические историки» готовы оспорить тезис «резунистов» об агрессивных намерениях СССР по отношению к Германии.

Многие современные российские историки, большую часть из которых нельзя даже заподозрить хоть в какой-то симпатии к коммунизму и коммунистам, тем не менее не склонны соглашаться с Резуном-Суворовым. Можно назвать таких исследователей, как А. Драбкин, А. Исаев, М. Мельтюхов, М. Морозов, Ю. Мухин, В. Веселов, А. Бугаёв и ряд других.

Сейчас российские историки Второй мировой и Великой Отечественной войн разделились на два лагеря: сторонников и противников Резуна-Суворова. Первые издают монографии и сборники под общей темой «Правда Виктора Суворова», вторые – под общей темой «Неправда Виктора Суворова». Аргументы тех и других будут нами рассмотрены в ходе дальнейшего изложения.

ГЛАВА V

ПЛАНЫ ГЕРМАНИИ

Проблема характера войны, начатой Германией 22 июня 1941 года (превентивная или агрессивная), совершенно явственно распадается на две составляющие – субъективную и объективную. Поясним.

Субъективная составляющая – это то, к какой войне готовилась сама Германия. Какие цели преследовала она, нападая на Советский Союз? Были ли эти цели оборонительные или агрессивные? Как видело эту войну политическое и военное руководство Третьего рейха?

Объективная составляющая – это то, какой эта война оказалась на деле. Согласитесь, что вне зависимости от намерений Германии, война могла оказаться и превентивной, и агрессивной. Другими словами, речь идёт о намерениях и планах советской стороны, её руководства и военных.

Таким образом, чтобы дать полный ответ на вопрос, какую же войну начал Гитлер ранним июньским утром 1941 года, мы должны рассмотреть планы сторон. Причём, как представляется, не только планы в их завершённом бумажном виде, но и обстановку, в которой они складывались, а также и их воплощение на практике.

С субъективной составляющей, т.е. с германского планирования, и начнём.

Менее чем через два месяца после подписания договора о дружбе и границе (т.е. в ноябре 1939 года) Гитлер отдал армейскому командованию распоряжение рассматривать оккупированную польскую территорию как зону сосредоточения для будущих германских операций (понятно, против кого) [88; 109]. Это была «первая ласточка», говорящая о намерениях Гитлера в отношении СССР.

В 1940 году планы войны с Советской Россией начинают приобретать вполне отчётливые очертания. Воздушная битва за Британию ещё только началась, всего четыре дня назад Гитлером была подписана директива, предусматривавшая вторжение на Британские острова (директива № 16 от 17 июля, известная как план «Морской лев»), а Гитлер 21 июля 1940 года ведёт с Браухичем, главнокомандующим сухопутными силами вермахта, разговор вовсе не о «британской проблеме». Фюрер говорит с ним о Восточной Европе. Беседа ничем не напоминает штабные обсуждения. Гитлер вещает, а Браухич внимает. Содержание тех речей известно: в исторической перспективе Гитлер видел образование новых, зависимых от Германии государств на Украине, в Белоруссии, формирование Балтийской федерации и расширение территориальных пределов Финляндии. Достижение этих целей было возможно лишь при условии расчленения Советского Союза [88;110]. На следующий день подчинённый Браухича, начальник генерального штаба, генерал Гальдер перечислил в дневнике цели, поставленные фюрером:

«Нанести поражение русской армии, оккупировать как можно больше русской территории, защитить Берлин и Силезский индустриальный район от возможных атак с воздуха. Желательно продвинуть наши позиции так далеко на восток, чтобы наши собственные воздушные силы могли разрушить самые важные районы России» [88; 110]

Итак, ещё ничего не было ясно с Англией, а Гитлер уже собирался воевать с Россией.

Тезис Резуна и «резунистов» по этому поводу таков: Гитлер видел исходящую от Сталина угрозу уже тогда, в 1940 году, а потому готовился защищаться. Но, как известно, лучший способ защиты – нападение. Увы, сам Гитлер и опровергает доводы своих «адвокатов» . На том самом совещании с Браухичем он, в частности, заявил:

«Сталин кокетничает с Англией, чтобы удержать её в состоянии войны с нами и связать нас по рукам с целью получить время, чтобы взять себе всё то, что он хочет взять и чего больше взять не удастся, если наступит мир. Он будет заинтересован в том, чтобы не позволить Германии стать слишком сильной…» [28; 271-272].

«Так вот же! Вот! – могут воскликнуть «резунисты».– Чего вы ссылаетесь на эти слова? Они как раз подтверждают то, что Гитлер ждал агрессии со стороны Сталина». И мы ответим: «Да нет, господа. Ошибаетесь. Конкретно эти слова ни о чём таком не говорят. Зато следующая фраза Гитлера говорит совершенно об обратном». Итак, фюрер продолжал:

«Но никаких признаков русской активности в отношении нас нет» [28; 272].

Выходит, в июле 1940 года, когда и началось планирование войны против СССР, Гитлер никакой конкретной угрозы со стороны Советского Союза не видел. Уже одно это ясно свидетельствует о том, что все ссылки на превентивный характер готовящейся войны просто-напросто бессмысленны. Но можно возразить, что это, мол, в 1940 году было, а вот потом…Что бы ни было потом, изначально война задумывалась как агрессивная. Впрочем, что было потом, мы тоже рассмотрим.

А пока вернёмся в июль 1940 года.

31 июля на совещании с генералитетом в Бергхофе фюрер объявил об окончательном своём решении начать войну с Советской Россией.

«Россия – этот тот фактор, – заявил Гитлер, – на который более всего ставит Англия…Но если Россия окажется разбитой, последняя надежда Англии угаснет. Властелином Европы и Балкан станет Германия» [28; 272-273].

И далее:

«Мы не будем нападать на Англию, а разобьём те иллюзии, которые дают Англии волю к сопротивлению. Тогда можно надеяться на изменение её позиции…Подводная и воздушная война может решить исход войны, но это продлится год-два. Надежда Англии – Россия и Америка. Если рухнут надежды на Россию, Америка также отпадёт от Англии, так как разгром России будет иметь следствием невероятное усилие Японии в Восточной Азии» [24; 5].

Сформулировав принципиальное решение воевать с Советами, Гитлер тут же и назначил срок начала войны:

«…В ходе этого столкновения с Россией должно быть покончено. Весной 1941-го (выделено нами – И.Д., В.С.). Чем скорее будет разгромлена Россия, тем лучше. Операция имеет смысл только в том случае, если мы разобьём это государство одним ударом» [28; 273].

Впав в одно из своих экстатических состояний, Гитлер широкими мазками рисовал план будущей кампании, в присущей ему манере мешая военные и политические вопросы: «Уничтожить у России саму волю к жизни. Такова наша цель!» [88; 111]. Немецкие войска одновременно ударят на юге, в направлении Киева, и на севере, в направлении Ленинграда. Достигнув своей цели, обе группировки поворачиваются друг к другу и замыкают кольцо. Северная группировка при этом берёт Москву. Возможна и дополнительная операция по захвату Баку. На Востоке будет сосредоточено 120 дивизий. На Западе останутся 60. В рейх войдут Украина, Белоруссия и три Балтийские республики. К Финляндии отойдёт территория до Белого моря [88; 111].

Такие вот планы. И заметьте, ни слова о советской угрозе, превентивном характере предстоящей войны.

С момента совещания в Бергхофе началась непосредственная работа над планом войны с Советской Россией, который впоследствии получил название «Барбаросса».

К «Барбароссе» мы ещё вернёмся. Сейчас же поговорим подробнее о причинах, которые заставили фюрера готовиться к войне с Россией.

Одним из доводов Резуна и его сторонников является утверждение о том, что Гитлера на войну с СССР могли толкнуть только крайние обстоятельства, каковыми без сомнения, и являлись признаки подготовки СССР к нападению на Германию. Других крайних обстоятельств «резунисты» не видят. Резун постарался в своих книгах набрать массу таких признаков. Однако «почтенный» автор, как представляется, своё видение этих признаков выдаёт за видение Гитлера. А чтобы сомнений в идентичности взглядов не возникло (документов-то, подтверждающих данную идентичность, нет) выставляет «убийственные», с его точки зрения, аргументы:

1) Гитлер, как огня, боялся войны на два фронта. И ни за что бы не пошёл на неё, если бы Сталин своими агрессивными намерениями его не вынудил [82; 290], [80; 484].

2) Гитлеру не надо было нападать на СССР с целью захвата жизненного пространства. К 1941 году он и так назахватывал больше, чем мог «переварить» [80; 484].

Итак, аргумент первый. А боялся ли Гитлер войны на два фронта? Чтобы ответить на данный вопрос, надо чётко уяснить себе, что фюрер не был догматиком. Точнее, догматиком он был в отношении своих стратегических задач. В тактических же вопросах он вполне мог быть гибок, мог менять свою точку зрения. Другими словами, есть цель, а идти к ней можно разными путями. Сказанное в полной мере относится и к точке зрения фюрера по поводу войны на два фронта. Резун видит эту точку зрения как бы в статике. В конце 1939 – первой половине 1940 года Гитлер, в самом деле, много говорил об опасности войны на два фронта, о том, что он не повторит этой роковой для Германии ошибки. «Мы можем выступить против России только после того, как у нас окажутся свободными руки на Западе» [88; 110]. Примечательно, что Гитлер подталкивал своих генералов к ускорению планирования и проведения операций на Западе, аргументируя это тем, что надо побыстрее начать воевать с Россией!

Но вот тот же фюрер в мае 1939 года. Его речь на совещании с генералитетом 23 мая 1939 года нами уже цитировалась в первом разделе данной работы. Но сейчас её уместно напомнить читателю:

«Дальнейшие успехи не могут быть достигнуты без пролития крови…Если судьба ведёт нас к столкновению с Западом, бесценным является обладание большими территориями на Востоке (выделено нами – И.Д., В.С.). В военное время мы не сможем более рассчитывать на рекордные урожаи… Не может быть вопроса о том, чтобы упустить Польшу, и нам оставлен один выход: атаковать её при первой возможности… Не совсем ясно, приведёт ли германо-польский конфликт к войне с Западом, когда мы будем сражаться против Англии и Франции. Если же будет создан союз Франции, Англии и России (выделено нами – И.Д., В.С) против Германии, Италии и Японии, я буду вынужден нанести по Англии и Франции несколько уничтожающих ударов…» [88; 47-48].

Как видим, не пугает Гитлера ни перспектива разрастания германо-польской войны в более крупный конфликт с вовлечением в него других государств (не только Англии и Франции – в этой же речи фюрер говорил о захвате Голландии и Бельгии), ни возможность войны на два фронта (то есть вовлечения в конфликт России). И, кстати, хорошо видно, как сквозят в этой речи идеи «Майн кампф» о движении на Восток.

Что же фюрер к концу 1939 года одумался или оробел? И с чего бы это? От «странной» войны, что ли?

«А ларчик просто открывался». Для фюрера возможность войны на два фронта была нежелательна. Но он никогда не делал из этой нежелательности «абсолютную истину», нарушать которую ни в коем случае нельзя. Перед началом германо-польской войны он был готов воевать на два фронта, потому что не боялся России, очень низко оценивая её военный потенциал. Но такой войны можно было избежать, и Гитлер пошёл на подписание пакта с СССР. Готовясь сокрушить Францию, «ругаться» с СССР было опрометчиво. И фюрер не устаёт повторять, что он-де не Вильгельм II, «ошибок прошлых мы уже не повторим». Однако Франция повержена, Англия «загнана» на свой остров. Учитывая мощь английского флота и авиации, добраться до неё сразу не удастся. И сдаваться англичане пока не намерены. Черчилль с надеждой поглядывает на Россию. Вот тут и приходит время ударить по Советам. «Убить» английскую надежду, заставить англичан капитулировать (Черчилль на это не пойдёт, да он не единственный политик в Британии; есть те, которые пойдут). Англия, конечно, в состоянии войны с Германией, но в Европе от неё активных действий ждать не приходится. Так что второй фронт с Советской Россией в Европе, фактически, единственный. И военный потенциал СССР фюрер ценил так же низко, как в 1939 году. Словом, нет никаких загадок и никаких экстроординарных причин, вроде подготовки советской агрессии, чтобы фюрер надумал воевать с Россией, не покончив с Британией.

Вообще, совсем не риторическим является вопрос: действительно ли Гитлер собирался напасть на Англию, произведя высадку на Британских островах? Да, план «Морской лев» существовал. Предполагалось, что проливы Па-де-Кале и Ла-Манш пересечёт 41 дивизия (из них две воздушно-десантные, шесть танковых и три моторизованных) общей численностью 260 тысяч человек. Действовать должны были две германских группировки: группа «А» под командованием фельдмаршала Рунштедта (ей отводилась главная роль) и 6-я армия под командованием генерала Рейхенау (её роль была вспомогательной) [88; 102].

Немецкие войска начали концентрироваться на побережье проливов, а суда германского флота сосредотачивались в противостоящих Британии континентальных портах.

Казалось бы, что оказавшиеся в руках историков документы и известные факты говорят о том, что Гитлер готовился к высадке на Британских островах, но обстоятельства не позволили ему осуществить эту высадку. Однако вот слова фельдмаршала Рундштедта (того самого, который должен был командовать главными силами вторжения в Англию), сказанные им во время следствия в 1945 году:

«Предполагаемая высадка в Англии была бессмыслицей, потому что необходимого количества судов не было…Мы смотрели на это занятие как своего рода игру, так как было очевидно, что вторжение невозможно до тех пор, пока наш военно-морской флот не будет в состоянии прикрыть пересечение Ла-Манша и доставку подкрепления. Военно-воздушные силы Германии не были способны взять на себя эти функции в случае неудачи флота…У меня такое ощущение, что фюрер на самом деле никогда не намеревался вторгаться в Англию. У него не было необходимого мужества…Он определённо надеялся, что Англия запросит мира (выделено нами – И. Д., В.С.)» [88;102].

Генерал Блюментрит после войны также отмечал, что все разговоры об операции «Морской лев» были блефом [88; 102].

Немецкие моряки, в частности, адмирал Редер, ещё во время подготовки высадки на Британские острова высказывали скепсис по поводу этой операции [88; 102].

Так был ли Гитлер настолько глуп, чтобы не прислушаться к мнению своих моряков? Неужто он хотел, чтобы его флот и его дивизии разделили судьбу «Непобедимой Армады» и флота Наполеона? Думается, нет. И недаром уже 31 июля 1940 года на совещании в Бергхофе Гитлер вполне определённо высказался, что вторгаться в Британию он не будет (см. выше). Все дальнейшие события, связанные с воздушной битвой за Британию, играли, скорее всего, роль способа психологического давления на англичан с целью побудить их к заключению мира. То есть ту же роль, что и концентрация германских войск и флота на побережье и в портах проливов. Удастся посредством подобного давления «выключить» Англию из войны – прекрасно. Наилучший из вариантов. И Гитлер спокойно будет заниматься Россией. Не удастся – это хуже. Но тоже ничего. Пусть пока посидят англичане на своих островах. Немецкая армия быстренько «разберётся» с Советами, а там и до Англии черёд дойдёт. Если она под впечатлением разгрома СССР не капитулирует, то её можно будет не спеша «дожимать».

Итак, Гитлер не боялся войны на два фронта. Точнее, «теоретическая боязнь» у него была. Но, принимая во внимание ситуацию, все обстоятельства, все условия периода с июня-июля 1940 по июнь 1941 года, Гитлер счёл возможным эту боязнь в себе подавить.

Аргумент второй. Неужели Гитлеру не нужно было жизненное пространство? По мнению Резуна и «иже с ним», в 1941 году оно ему было не нужно. Вот, например, что пишет по этому поводу сам Резун-Суворов:

«В начале 1941 года Гитлер имел столько земли, что уже не знал, что с ней делать. В его подчинении были: Австрия, Чехословакия, большая часть Польши, Дания, Норвегия, Бельгия, Голландия, Люксембург, половина Франции, Нормандские острова Великобритании, Югославия и Греция. Под влиянием Германии находились Финляндия, Венгрия, Румыния и Болгария. Кроме того, германские войска вели боевые действия в Северной Африке. Ему мало земли?» [28; 258]. В скобках заметим, что в этих словах не понятно, правда, почему Греция и Югославия у Резуна-Суворова оказываются подчинены Гитлеру уже в начале 1941 года, когда немцы захватили их в апреле (17 апреля капитулировала Югославия, 23 апреля – Греция). Но не будем придираться к «мелочам».