скачать книгу бесплатно
Стоять на кухне смысла уже не было. Он стеснялся садиться напротив гостьи или, тем более, рядом с ней. Стоять комфортнее. Безопаснее.
– Неужели и мой сосед к тебе приставал? – удивился он, наморщив лоб. На Вьюка непохоже!
– Не приставал. Но… он так смотрит на меня, будто я дерьмом политая. Мне кажется, его воротит меня.
– Не только от тебя, – заверил Вагон. Вряд ли девушке стало от этого легче.
– Еще я случайно подслушала их разговор. Я еще вчера хотела навестить тебя, но… Когда вышла в подъезд услышала их голоса. Они курили у лестницы, на этаж всего ниже, я просто не могла не слушать, – оправдывалась она.
– Бывает такое, да.
Катюша благодарно посмотрела на него – ей и вправду было одиноко в эти дни.
Она продолжила рассказ:
– София что-то говорила обо мне. Сплетничала, видимо, сучка… Прости, я не хотела ее так называть, но я не могу… Она меня ненавидит! И я не понимаю, что я ей сделала!
У Вагона были предположения, но делиться ими с запуганной девушкой он не собирался.
– София любит позлословить. Так что сделал мой сосед? – подтолкнул разговор Вагон.
– Он… он просто тихо сказал: «Да не думайте о ней, ее через пару дней либо взрежут, либо так совокупят, что она сама взрежется». Сказал он так спокойно и буднично, что мне выть захотелось. А что, если он прав? Если у меня только два варианта? Я не знаю, как мне быть, мне страшно!..
Катя разревелась. Ее лицо налилось цветом помидора, раздулось, опухло.
Вагон быстренько вытер руки полотенцем, сел рядом и аккуратно обнял ее за плечи.
Он ничего не говорил, только слушал бессвязные причитания и молился, чтобы Вьюк не вернулся раньше с работы. Плачущей девицы на своем спальном месте он не перенес бы.
Спустя полчала завываний, плаксивых похрюкиваний Кати и ритмичных похлопываний и поглаживаний по плечам и голове Вагона, девушка, наконец, стихла.
– Прости, что устроила сцену… – жалобно всхлипнула она.
– Ничего. Мне приятно знать, что в этом мире еще есть эмоции. Настоящие и не злые.
Катя размазала потекшую тушь рукавом. Кофточка могла это пережить – черные пятна на черном, щеки отмыть тяжелее. Мицеллярка кончилась.
– Скажи, – начал, покашляв, Вагон. – А во время Вспышки ты… ты убила человека?
Катя удивленно посмотрела на него, но противиться расспросам не стала – ей и без того было неловко.
– Да.
– А тебе… понравилось?
Катя отсела. Насторожилась.
– Да нет. А почему ты вдруг спрашиваешь?
Вагон встал. Подошел к окну. Постоял секунд десять, теребя тюль. Снова сел – уже на свой диван, напротив Кати.
– Во-первых, никогда и никому не признавайся, что тебе НЕ понравилось, – серьезно сказал он, опираясь локтями на колени. – Ты поняла?
Катя кивнула.
– Во-вторых… Во-вторых, я знаю, почему тебе страшно и стремно – просто ты не пыш. Может, воз или еще кто, не знаю, но не пыш. И пыши тебе этого не простят.
– А с чего ты взял, что я не такая?
– С того, что тебе не понравилось, – печально улыбнулся Вагон. – С того, что ты плачешь. Переживаешь из-за своей внешности и того, что о тебе говорят. Ты слишком… нормальная для пыша. Расскажи мне, пожалуйста, как все было в тот день. Я постараюсь помочь.
Рассказ вышел короткий, без лишних подробностей и оригинальностей.
Какой-то парень начал приставать на вечеринке. Затолкал немного датую Катюшу в какую-то тесную комнату. Оставил полупустую бутылку на столе, порвал ее кофточку. Катюша схватила бутылку и разбила об голову парня. Прошлась по черепу лампой. На всякий случай, так сказать.
Обыкновенное превышение самообороны признали Вспышкой.
А кто докажет, что это не Вспышка? Как вообще понять?
В Клинике №19 перепуганной Кате позадавали наводящие вопросы, провели парочку тестов и отправили в район В1.
Вагон так растрогался, что пустил слезу.
Бедная девочка!
Несчастная красавица!
***
Вагон встречал Катю с работы.
К слову, ее определили продавщицей в «Георгину», в двух шагах от дома.
Темнело рано, под ногами лед – поддержка неловкой девушке нужна и при отсутствии потенциальных насильников.
Вдруг как-нибудь аморальный тип решит поджидать ее в щели между домами?! Кто же ее защитит, если не Вагон?!
Герой Вагон усиленно оберегал новую подопечную.
Настолько усиленно, что Катя начала сбегать от него. Уже на третьей неделе заботы превратилась в неблагодарного подростка. Да, ей было приятно, лестно, да, она прекрасно понимала, что никто в этом холодной жестоком мире не станет так заботиться о ней, как сердобольный сосед.
Катя все это прекрасно понимала, но акцент делала на ряде пунктов-«но»:
Она не ребенок!
Она знает, что для нее лучше!
У нее есть личная жизнь!
Аргументы, может, и звучат по-детски, однако за ними таилась истина и Катина правота.
Девушке не хватало стержня, чтоб поставить границы, поэтому, когда Вагон пересекал их со своей гиперопекой, она убегала.
Врала, что задерживается на смене, и уходила гулять.
Дежуря на кассе, Катя познакомилась со всеми обитателями близлежащих домов. Многим приглянулась.
Однажды Вагон пришел в «Георгину», чтоб молоко купить и Катю домой проводить. И встретил Лизу, вторую продавщицу.
– Ты уже заступила? – удивился Вагон на кассе.
– И тебе привет.
– Ой, прости. Привет! Лиз, скажи, а Катя давно ушла?
– Да часа три назад. Она меня попросила пораньше выйти. У нее свидание или типа того.
– Спасибо, Лиза… – Вагон побледнел. – У тебя сережки новые? Очень красивые! Пока-пока.
– Ну пока.
Домой Вагон бежал.
Куда звонить в таких случаях?
Полиция в районы не заезжает. На происходящее в районах закрывают глаза. За колючую проволоку загоняют только убийц, так какая разница, что у них там творится?
Только в случаях массовых беспорядков вызывают гвардию. Такое случалось лишь пару раз, в местном районе В3 и одном из столичных.
У Вагона не было никаких связей.
Но были у Вьюка!
Он – довольно общительный малый. Ну, для пыша. По молодости знакомыми обзавелся, вроде, даже с майором, другом дядьки, водку пил… Возможно, он бы смог упросить кого-нибудь приехать в район, например, с поисковыми собаками?
Вдруг с Катей что-то случилось!
Вагон оббежал три улицы – может, Катя гуляет?..
Снова вбежал в «Георгину» – попросил телефон, набрал домашний. Вымолил, чтоб Вьюк поднялся к Кате. Свет не горел, дверь заперта.
Вагон заглянул в каждый переулок в радиусе семисот метров. Замер, обессилел. Да и понял, что бессмысленно. Глупо звать Катю, если ее уже задушили…
На ее целомудрие покушались и не-пыши, а тут… Никакая бутылка ее не спасет! Пыши в гневе становятся невероятно сильными, жестокими.
Он побежал домой. К Вьюку, который знает людей, которые знают людей, у которых есть поисковые собаки.
Вагон хотел кричать с порога, но Вьюк его остановил.
– Катерина нашлась, – коротко сказал он, макая печенье в черный чай.
– Как? Что? ГДЕ?
– Про «когда» не забудь, – усмехнулся доцент. – Прислушайся.
Вагон послушался.
Замер на одном месте, сжимая ключи в левом кулаке, под мышкой —пластиковую бутылку молока. Всю поисковую экспедицию он не выпускал ее.
Очевидно, «свидание или типа того» прошло успешно.
Катюша издавала звуки такие громкие и сочные, какие не в каждой порнушке услышишь. Вагон, словно сомнамбула, добрел до дальней стены, приложил к ней ладонь. Стена отдавала в такт Катюшиным крикам.
– И давно они?..
– Минут двадцать. – Вьюк немного подумал, разглядывая свои тонкие пальчики в крошках, потянулся за второй печенюшкой. – Что-то не замечаю твоей радости.
– Радости?! – вскричал Вагон. Слог «ти» удачно совпал с концовкой сладострастного «Господи-и-и».
– Катерина нашлась. Не с перерезанной глоткой в переулке, а в своей квартире в весьма комфортабельной для себя обстановке. Очевидно, она получает удовольствие от этого вечера.
Вагон поставил молоко в холодильник.
Попыхтел, зажимая уши. Катюшины звуки и мужские дадетканья сбивали ход мысли.
Он скинул куртку, повесил на крючок. Пригладил ободок облезлого меха на капюшоне.
Вьюк невозмутимо болтал ногой в тапочке и пил чай, будто ничего необычного не происходило.
Вагон потянулся к пачке с печеньем. Он купил ее вчера.
– Руки помой, – шикнул сосед.
– Не хочу.
Вагон захватил всю пачку, демонстративно всунул грязными руками в рот целое печенье. Снова надел куртку.
– Пойду погуляю, —сообщил он, давясь крошками и обидой.
Вьюк его не остановил. Отряхнул руки и допил спокойно чай. Почитал книгу, проверил работы студентов.
***
При всей своей нудности принципиальным преподавателем Вьюка не назвать.
Душным, вредным, злопамятным – да, бесспорно, но с кодексом преподавательской чести и неприступности он поступался легко, нужен был лишь достойным повод, достойный хитрец.
В государственном университете имени Такого-то действовала балловая система – каждый предмет оценивался целым рядом работ на протяжении всего курса, а не одного единственного дня с устным экзаменом. Пятерки получали усердные и приходящие на лекции, а не мастера риторики в экстренных ситуациях.
