Смерть в июле и всегда в Донецке

Все дороги ведут в Рим – утром мы въехали в Москву. Въехали мы триумфаторами. На МКАДе водители проезжающих машин удивлённо смотрели на наш автомобиль, а некоторые восторженно бибикали. Наш драккар, чёрный прадик, весь в пыли фронтовых дорог и в дырах от осколков, с защитной сеткой на крыше и Z-ками из скотча на стекле, облепленный наклейками батальона «Спарта» и «Сомали», смотрелся белой вороной среди машин на кольцевой вокруг сытой и солнечной Москвы.

Вернувшись с бала на корабль, мы тоже были удивлены непривычной окружающей обстановкой. За окнами не было привычных пейзажей с разрушенными зданиями и сожжённой бронетехникой. Не было слышно глухих разрывов и хлопков. Голубые горизонты по бокам были девственно чисты, они не были измазаны чёрными дымами пожарищ. Над нами несколько раз спокойно пролетел вертолёт, и никого, никого, кроме нас, это не напрягало. Асфальтная дорога была ровной и чистой, без ухабов и следов прилётов. Вдоль неё чередой сменяли друг друга аккуратно расставленные дорожные знаки и указатели. За обочиной на изумрудных газонах взрывались яркими красками клумбы с цветами. Из ада войны мы въехали, ворвались в цветущий московский Эдем и с непривычки осторожно озирались по сторонам.

– Чёрт, я думал автосалон разгромлен! Потом всмотрелся – вижу, цел. Показалась… – Раллист, сидевший за рулём в военном камуфляже, всё никак не мог расслабиться. Слишком быстрая перемена, давно мы не встречали неразбитых автосалонов. Нам ещё предстояло преодолеть этот военный синдром, но на это требовалось время. Ведь всего меньше суток назад мы видели совершенно другие картины.

Эх, дороги… Справедливости надо сказать, что не все достались нам от прежних украинских властей в плохом состоянии. В некоторых районах освобождённой Луганщины оказались великолепные дороги, не хуже, чем в Москве. Дело в том, что украинскими националистами на подконтрольных после переворота 2014 года территориях, был реализован коварный план по благоустройству посёлков и реанимированию дорожного полотна. Чтобы показать, мол, глядите, луганчане, как хорошо жить на Украине. Украинские власти построили здесь не только хорошие шоссе. Освобождённые территории кишели солнечными батареями – когда мы ехали в Старобельск, дороги были утыканы столбами с чёрными пикселями. Незадолго до начала СВО сюда приезжал украинский президент Зеленский. Под Старобельском он взбирался на старинную деревянную башню и смотрел в сторону России. Но когда ты смотришь в Россию, то и она в тебя пристально вглядывается, и теперь Старобельск наш.

Наступление на этом участке прошло быстро, и новые дороги не были повреждены затяжными боями. Когда мы ехали, наступление продолжалось – со стороны России нам навстречу тянулась огромная колонна бронетехники. Это был большой букет свежих «Гвоздик». «Гвоздики» источали аромат дизеля, экологическая энергия ушла в прошлое – бесполезными подсолнухами стояли вдоль дорог опоры с фотоэлементами. Точнее, это прошлое наступило на прогрессивное будущее – на всём пути нашего следования, совсем как в моём советском детстве на 7 ноября, на столбах радостно реяло множество красных флагов.

Такое обилие красных флагов на территории освобождённой Луганщины объяснялось убеждениями командующего на этом направлении генерала. Он был уроженцем этих мест, но своим адресом, домом и улицей считал Советский Союз – генерал был горячий его сторонник. И тут, на Украине, ему представилась возможность восстановить советские границы – этой возможностью он не преминул воспользоваться. Это был красный реванш, и шанс вернуть всё назад генерал реализовывал с особым рвением. Бойцы его группировки войск носили шевроны с гербом СССР и нашивки с молоткасто-серпастыми красными флагами. Освобождая от украинских националистов очередное село, «красный генерал» собирал его жителей и объявлял, что так как в селе установлена советская власть, то теперь здесь будет организован колхоз, и все земли подлежат коллективному использованию.

Сторонники частной собственности на землю и представители сельской буржуазии с удивлением, граничащим с шоком, слушали генерала, и возразить ему не смели, так как обоснованно считали, что люди, меняющие солнечные батареи на красные флаги, заведомо опасны. Им оставалось только ждать, когда фронт отодвинется от них далеко, и социалистический строй, который установил генерал, уйдёт вместе с ним и сменится какой-нибудь приемлемой капиталистической формацией, только уже не украинской, а российской. Как-то генерала вызвали в Москву, и все думали, что его снимут за причуды, однако, к огорчению некоторых, генерал вернулся с ещё большими полномочиями.

Генерал настолько был близок к народу и солдату, что порой его трудно было отличить от простого офицера.

– А ты кто такой? – спросили его однажды на каком-то блокпосту.

Генерал представился.

– Какой ты генерал, ты… – прапорщик! – На этот наглый ответ генералу пришлось задействовать свою охрану, и она насилием восстановила военный табель о рангах.

Другой раз генерал ехал по освобождённой селу на велосипеде – на войне он не забывал про полезные физические нагрузки – и за ним на почтительном расстоянии бежал спецназ. Но тут с возгласом «Посторонись, дедок!» генерала обогнал какой-то несчастливый боец. «Дедок» сделал жест своим бодигардам. Подбежавшая спецура так же внеустановным способом привела бедолагу к уставным отношениям и объяснила правила дорожного движения и общения с лицом, стоящим выше по должности.

Но «красный генерал», несмотря на свой почтенный возраст, способен был и лично наводить дисциплину. Нрав был у него крутой. Рассказывали, что как-то он увидел бойцов, едущих на отжатой тачке. Генерал приказал своему водителю немедленно остановиться, вышел из бронемашины, достал из кобуры пистолет, навёл ствол на мародёров и велел им покинуть экспроприированный автомобиль. Когда они подчинились, генерал рукоятью своего пистолета вколотил в них запрет на присвоение народного имущества.

Короче, затрёхсотил он их.

Генерала сменили после контрнаступления ВСУ. Мы потеряли Изюм, Купянск и Волчанск, почти все освобождённые территории Харьковской области с её плохими дорогами, и теперь националисты разрушают обстрелами хорошие дороги области Белгородской. Потеряли мы и Красный Лиман, который брали войска «красного генерала». Фронт откатился до трассы Кременная-Сватово. Но мы обязательно в эти города вернёмся, и Лиман снова станет красным. Обязательно.

Отступая, разрушали мосты и мы…

Когда-то стрела Антоновского моста, пущенная советскими строителями незадолго до развала СССР, связывала наш левый и наш правый берег Днепра. Мост связывал нас с нашим Херсоном и не нашими пока Николаевым и Одессой – безусловно русскими городами. А теперь такой связи нет, мост разрушен.

Херсон был взят в начале СВО без особых жертв и усилий, присущих такой тяжёлой войне, которая идёт сейчас. История взятия Херсона уже обрастает мифами и слухами. Говорят, что это была личная инициатива какого-то полковника – развить успех и переправиться по Антоновскому мосту за Днепр, хотя первоначально никто Херсон брать не планировал. Возможно, всё это слухи, конечно, но импровизация – это залог победы. В любом случае вышло всё красиво, за Днепром нас не ждали. Ждали нас в Харькове, Одессе, Мариуполе – эти города нашпиговали украинскими нациками и западным оружием, и поэтому из них с разрушительными боями удалось взять только Мариуполь. А тут вышло как в песне – он шёл на Одессу, а вышел к Херсону. Манёвр удался.

Брали Херсон российские войска спонтанно, а оставляли уже запланированно. Когда я собирался в ту сторону за репортажами, было уже объявлено об эвакуации на левый берег. Великие русские полководцы Суворов, Ушаков, Потёмкин уже отступили – по новостям передали, что памятники знаменитых военачальников из Херсона переправили за Днепр. По слухам и инсайдам, скрытно отступала и армия, решение об оставлении Херсона было уже принято, движение войск началось, однако официально об этом ещё не объявили. Хоть в душе тлели робко угольки надежды, но суровый ум и беспощадный опыт прожитых в России лет подсказывали, что Херсон, Николаев и Одессу мы уже увидим не скоро.

– Вот, возьми мою надувную лодку, – собирал меня в дорогу Вал, мой донецкий друг и ветеран спецназа, – не помешает.

Ни я, ни Вал в Херсоне никогда не были, обстановкой не владели, поэтому предполагали разные варианты событий.

– Ну и что я буду с этим мешком делать, только лишний груз…

Говаривали, что и курсирующий по Днепру паром уже гражданских в Херсон не брал, и я думал отправиться туда-обратно на какой-нибудь контрабандной моторке, будучи налегке. Так себе план, конечно…

– Ничего страшного, возьмёшь, спрячешь на берегу.

Я представил, как прячу мешок с лодкой в кустах, присыпая его песком, потом отряхиваюсь и направляюсь в Херсон.

– А вёсла где я возьму?

– Надо купить лопатки, на которых мясо разделывают, – посоветовал бывалый Вал, – я так пробовал, ими очень удобно грести.

Чёрт, лопатки ещё эти… Я упирался, потому что даже рассматривать вероятность пересечения реки на надувной лодке мне не хотелось. Ещё я помнил наставления Гоголя, что редкая птица долетит до середины Днепра, а отчаянно гребущий по нему лопатками для мяса человек, который и на рыбалку-то когда ходил – не помнит, и подавно. И пусть, как писал Гоголь, чуден Днепр при тихой погоде, но на хорошую погоду и обстановку рассчитывать не приходилось. Уже стоял ноябрь, и воображение рисовало мне тревожные картины. Поздний херсонский вечер. В городе стрельба, тебя преследуют чужие, ты суетливо спускаешься к воде. К холодной и тёмной воде. А перевозчика на месте нет.

– А как я без насоса лодку надую?

– Как? Сам и надуешь! Знаешь, человек в экстремальной ситуации может многое. Надуешь, куда денешься, – успокаивал Вал, – вот, ты сначала её разверни, подними, встряхни, она уже воздуху наберёт. Потом…

Короче, мешок с лодкой отправился в салон моего бронированного фургона.

Но на месте оказалось, что Днепр не так широк, как писал великий русский писатель. Ширина Днепра у моста составляла около километра, не больше, а то и меньше. До противоположного берега было рукой подать, его линия была облеплена рядами мелких домиков, которые дрожали в водах реки. При желании её можно было пересечь вплавь. Ещё работал военный паром, разменивая с берега на берег гражданские автомобили. Днепр можно было пересечь и пешком, перепрыгивая по баржам, составляющим запруду под мостом. Да и поверху можно пройти – мост был непригоден только для автомобильного сообщения, и редкий прохожий доходил не только до середины моста, но и дальше.

Стояла ясная, безоблачная погода. Тёплое в этих краях ноябрьское солнце пригревало. Вода текла спокойно, размеренно, не спеша. Как будто и не было войны.

Но этот мирный пейзаж был обманчив. Подъезжая к Алёшкам, мы встретили несколько зенитных броненосцев «Панцирь», которые вертели ушами-локаторами и грозно щетинились пушками. Дорога на подъезде к мосту была вся в ямах от прилётов, в крошке асфальта и в осколках. Тут и там взгляд ловил согнутые тубусы ракет.

Но до Херсона, повторюсь, можно было добраться. Что и получилось осуществить с помощью паромной переправы. Это было исключительной авантюрой – на тот момент все власти, войска и спецслужбы за небольшим исключением покинули город, так как уже было известно, что его сдадут со дня на день. Левый берег всё больше становился серой, неконтролируемой зоной, и возможно, в Херсоне уже находились украинские ДРГ. Мы с товарищем влились в небольшую группу журналистов, которые в целях безопасности только переправились на правый берег Днепра. И на следующий день некоторые из них вместе с нами вернулись обратно.

Как часто бывало в мировой истории, причиной рискованного предприятия стала женщина. В нашей мужской компании оказалась единственная девушка – волонтёр из Крыма. После эвакуации из города уже вечером ей поступило несколько сообщений с просьбой перевезти несколько человек. Чего ждали люди месяц с начала эвакуации, на что рассчитывали? Тем, кто долго жил в России, уже всё было понятно. Но после выпитого на гусарском застолье нам показалось чертовски привлекательной идеей вернуться. Осеннее автопати, прощальный поцелуй, kiss and go. Я употребляю слово «нам», но решение не было единодушным – лично я был против этой затеи, так как был трезв.

– Светлана, вы когда-нибудь попадали в экстремальные ситуации? – безнадёжно взвывал я к её благоразумию. Девушка-волонтёр хлопала ресницами.

Но на следующий день всё прошло успешно – так часто бывает. На двух автомобилях – джипе и моём броневичке – мы переправились с помощью парома и выехали в город. В городе отключили свет. Из четырёх полученных адресатов в Херсоне мы застали только двух хозяев на месте. Один из них, инвалид-колясочник пророссийских взглядов, не смог сдержать эмоций и плакал в автомобиле, пока мы в темноте его квартиры искали кошку, с которой он не хотел расставаться. Другой – отец чиновницы, работающей на российскую администрацию – понимая опасность для своей жизни, тоже недолго принимал решение.

– Уезжаете?

– Да.

Пока мужчина собирался, я разговорился с тремя бабушками-пенсионерками, которые стояли возле магазина.

– И что дальше будет?

– По Днепру пройдёт линия фронта, и начнутся обстрелы с берега на берег, всё будет разрушаться, – прожитый опыт 9 месяцев на войне, уже позволял мне делать некоторые нерадостные прогнозы.

– И вы будете стрелять?

– Все будут стрелять.

В Херсоне было солнечно… Тротуары и газоны усыпаны жёлтыми листьями… Улицы полупусты… прохожих и машин немного… Небольшие группы людей кучкуются возле подъездов… Проезжают одинокие велосипедисты… Автомобили… Сонные дома купались в солнечной неге… Закрытые магазины… Торговые центры… Запертые кафе… Опущенные жалюзи… Деревья и столбы, бросающие длинную вечернюю тень… Выгоревшие от жары рекламные плакаты и щиты… Ветер шевелит края ободранных баннеров у дороги, говорящих о дружбе и любви между русскими и украинцами… Опустошение… Молчание… Город на паузе, как будто замер в ожидании новых, очередных перемен… Когда мы возвращались к парому, солнце, догорая и отправляя последние вечерние лучи, медленно падало к горизонту. На Херсон надвигалась сумерки.

Поздно вечером, уже находясь на левом берегу, мы слышали сильные взрывы в районе Антоновского моста. Утром мы увидели, что разрушено несколько пролётов, баржи размётаны, паром затоплен. В этот же день в Херсон вошли первые части ВСУ.

Мосты… мосты… Нам ещё придётся их восстанавливать и строить. И самый главный мост, который нам предстоит навести – это мост над тёмными, мутными, бурлящими железом и кровью водами войны.

– …после разрушенного моста едешь долго до упора пока не упрёшься в блокпост. Потом сворачиваешь направо… – Слава продолжал объяснять мне дорогу до Ясиноватой…

Продолжение следует…

Граница миров

Как бы учёные ни ратовали за человеческую рациональность, человек жил и живёт мифологическим сознанием. Человеческое сознание с помощью воображения способно красить холодную и отчуждённую реальность в тёплые тона, оно способно оживлять мёртвые и бездушные предметы, которыми наполнен этот мир. Это не я придумал, об этом писал русский философ Алексей Лосев – великий, кстати, русский человек. «Вот, возьмите вашу комнату, в которой вы постоянно работаете, – писал он. – Ведь вам она кажется то милой, веселой, радушной, то мрачной, скучной и покинутой». А учёных он сравнивал то со свиньями, то с ослами, то с обезьянами.

Другим ярким и общеизвестным примером работы мифологического сознания являются сказки как продукт человеческой культуры, созданный на ранних стадиях её развития, когда мифологические механизмы работали на полную катушку.

С эволюцией способность воображать у современного человека существенно атрофировалось, прогресс сделал из человека бездушную машину по перевариванию пищи и зарабатыванию денег. Но аппарат воображения у нас работает до сих пор. Ведь всем нам до сих пор снятся сны, где не действуют законы логики, времени и пространства, открытые щепетильными и надменными учёными. (Вот ведь свиньи, ослы и обезьяны)

Вот меня иногда посещают апокалиптические сновидения. Запомнился один сон, в котором я иду в сумерках по МКАДу пешком. Произошло нечто необратимое. На мне военная форма и автомат Калашникова, которого я в реальной жизни и не держал. Повсюду на дороге сгоревшие остовы машин, за дорогой высятся разрушенные многоэтажки с чёрными амбразурами окон, и из этих окон веет тревогой. Но при этом меня охватывает радостное чувство, так как я иду к СВОИМ. Облики этих «своих», как и положено для сновидения, туманны, но я счастлив и пребываю в упоении.

Такое же чувство я испытываю, пересекая границу с Донбассом, оставляя позади мир блеска, удобства, снобизма и лицемерия, в котором живут большие города и столицы. Пройдя пограничный контроль, я оказываюсь в том самом сне, где меня ждут свои. Я попадаю в другой сказочный мир. Мир, полный чудес и удивительных историй, которые могут быть как с трагическим, так и со счастливым концом. Здесь, как и во сне, зачастую нарушаются законы логики, времени и пространства. Здесь богатыри-ополченцы борются со всякой нечистью, оборотни-дрг рыщут в лесу, идут злые железные дожди, распускаются в полях огненные цветки, вспыхивают блуждающие огоньки в ночи, прилетают, посвистывая и пощёлкивая, змеи-градычи и ступы с кассетами летают. Лешие бродят, русалки на ветвях сидят и скелеты бродят на неведомых дорожках.

Ну, здравствуй, Донбасс!

Аномальная зона

– …после разрушенного моста едешь долго до упора, пока не упрёшься в блокпост. Потом сворачиваешь направо… – Слава продолжал мне объяснять дорогу до Ясиноватой.

Напоминаю, мне нужно было тогда добраться до Горловки по делам, каким – уже не помню… Валька что ли забрать с выезда? Наверное… Да, точно! Он ездил снимать бойцов под украинским Нью-Йорком. Валька тогда Слава возил, но он отпросился по каким-то своим причинам, Слава мутил какие-то свои делишки – он постоянно что-то мутил, даже боюсь предположить, что – поэтому я, как умеющий водить, единственный свободный на тот момент в нашей журналисткой команде, поехал впервые в Горловку один.

И я очень внимательно слушал Славу. Фронт от Донецка проходит в нескольких километрах, и заехать куда-нибудь не туда чревато. Тем более, если ты при этом относительно недавно в зоне СВО, не прошло и полгода, как я находился «за лентой», и местность знал не очень хорошо. А когда едешь впервые по неизведанной ранее опасной территории, то чувства обостряются, а впечатления утраиваются. Тут надо принюхиваться, прислушиваться… Наблюдать! Глядеть в оба. Прислушиваться как к внешнему миру, так и к своей интуиции. Гадать хоть по птицам – они, кстати, могут вспорхнуть, потревоженные вражеской ДРГ. Нужно озираться по сторонам и считывать знаки, которые даёт тебе судьба. Определять, стоит ли двигаться дальше или… да ну его, как-нибудь в другой раз.

Вообще, весь Донбасс, да и вся территория военных действий представляет из себя аномальную зону, подобную той, которую снял Тарковский в фильме «Сталкер». Как будто СВО снимают в декорациях этой картины. Ты едешь или идёшь, чёрт-те знает где и зачем, а повсюду грязь, обломки бетона, разломанные доски, крошка кирпича, осколки шифера и стекла, маслянистые пятна на лужах, жухлая трава, ржавые автоматы и сгоревшие бэтээры. В фильме сталкеры отправляются в Зону и исследуют территорию, куда приземлялись инопланетяне, которые оставили после себя артефакты разного способа и вида действия.

В зоне СВО тоже постоянно наталкиваешься на следы нелюдей. И непонятного здесь тоже полно. Здесь свалка русского мира, это русское поле экспериментов, где сдвинулись и наложились друг на друга различные временные пласты, где смешались кровь и железо, живое и неживое, искусственное и настоящее, прошлое и новое; и все эти элементы вступили между собой во взрывоопасную алхимическую реакцию. Эта зона со своими правилами поведения, зачастую противоречащими тем законам, которыми ты руководствовался в мирной жизни. Здесь ты свидетель и (или) участник весьма кровопролитного пикника на разбитой артиллерией обочине. И ты тоже сталкер, ты идёшь крадучись: кабы чего не вышло. И ты должен быть чуткой ланью в этом тревожном лесу, чтобы, когда нужно, ты мог сжаться и замереть или, наоборот, очень быстро побежать (не забывая смотреть под ноги – лепестки! – эти артефакты отрывают конечности). Здесь не нужно долго задерживаться на одном месте, здесь в каждый момент с тобою может что-то случиться, здесь часто мокро, капает и дуют сквозняки. А также имеется несколько труб-мясорубок, через которые если и удастся пройти, то прежним ты уже не станешь никогда.

Дорога в зоне СВО напоминает путь по какой-то заколдованной, сказочной территории, где есть своё Лукоморье, дуб с цепью, скелеты в босоножках (или трупы без сапог) и камень на распутье, перед которым налево пойдёшь – попадёшь к Злому Хoxлу, прямо поедешь – автомобиль потеряешь, дороги нет, вся разбита, а направо – может быть – может! – ты и доберёшься до нужной тебе точки назначения живым и здоровым – катаясь по Донбассу ни от чего нельзя зарекаться. Сказка может быть с несчастливым концом. Чтобы проехать по ней, должны быть с собой нужные артефакты и волшебные помощники на пути. И не все предметы, годные в мирной жизни, здесь работают.

Вот навигатор на войне точно не товарищ. Он неверный проводник или верный предатель. В 2014 году нескольких российских офицеров, которые решили провести свой отпуск на Донбассе, навигатор вывел на украинские блокпосты прямо в плен. Также он может вывести на «платную» дорогу, где ценой проезда будет ранение или жизнь. В любом случае, до пункта назначения ты не доберёшься. То есть, если тебе, например, нужно попасть в Лиман (который когда-то был наш), то не надо ехать напрямую через Бахмут (который когда-то был не наш). Ориентируясь ещё на качество дорог, ты поедешь через Ясиноватую на Дебальцево, а потом на Луганск, и у столицы ещё одной народной донбасской республики свернёшь на Новоайдар, потом от него поедешь до Кременной, а уже оттуда через Торское попадёшь в Лиман – это долгий, но единственно возможный путь. То есть в зоне СВО кратчайшее расстояние между двумя точками не всегда прямая линия.

Всем известна школьная задача про то, как из пунктов А и Б вышли одновременно два человека и встретились так или иначе на прямой. Так вот, в зоне СВО встречи может и не произойти. Человека из пункта Б ты можешь встретить намного позже в пункте С, а бедолага, вышедшей из пункта А, может никуда не дойти и совсем пропасть. Гравитация фронта искривляет, выгибает пространство, есть здесь и свои чёрные дыры, поэтому евклидова геометрия не работает, да и Лобачевский бы тут призадумался, глядя на карту военных действий, которую точной никогда не назовёшь, потому что сам фронт во время активизации боевых действий может меняться постоянно, и сейчас в Лиман вообще не попасть, теперь он снова под Злым Хoxлом.

Пока под ним, мы туда ещё обязательно вернёмся.

В аномальной зоне СВО при близости к фронту навигатор может выписывать такие вензеля! Например, в «бермудском» треугольнике Донецк – Ясиноватая – Макеевка, одна из сторон которого связывает Донецк с Ясиноватой и фактически служит линией фронта, навигатор ведёт себя очень странно. Тебе нужно ехать прямо, а он настаивает, чтобы ты свернул с дороги, развернулся, поехал в обратном направлении, чтобы потом опять съехать дороги и снова крутануться. И в итоге только тогда, после нарисованной на карте восьмёрки, ты можешь двигаться дальше. Кстати, вполне возможно, что тут навигатор как раз-то и прав. Возможно, только после этого ритуала, зона пропустит тебя дальше, у её законов другая логика.

Или на одной и той же дороге без видимых причин линия маршрута меняет зелёный цвет на серый. То есть, например, до светофора путь зелёный, а после – серый. И что дальше тебя ждёт? Плохая дорога? Засада? Ловушка Злого Хoxла? Проедешь ли ты? Пустит ли тебя дальше зона? Причём, когда ты поедешь по этому пути в следующий раз, навигатор может тебе показать безупречно зелёный путь.

Навигатором можно пользоваться, но постольку-поскольку, с поправкой на войну. В одном случае он проложит тебе путь, которого на самом деле нет, а в другом – не покажет дорогу, которую ты видишь собственными глазами. Нередко стрелка, обозначающая мой автомобиль на экране моего мобильного, двигалась по пустому полю, хотя ехал я по дороге, и по сторонам меняли друг друга частные дома. Правда, все разваленные артиллерийскими ударами.

Помню, поехал в только что освобождённую Волноваху, причём один, до этого ездил в экипаже и дорогу специально не запоминал. По прямому пути, по трассе Донецк-Мариуполь ездить тогда было опасно, она обстреливалась со стороны Марьинки, поэтому нужно было свернуть перед блокпостом и ехать до Докучаевска. Это я запомнил. Но там стал плутать. Навигатор настойчиво приказывал мне выехать на мариупольскую трассу, так как другой не видел. Я было потянулся туда, но упёрся в ж/д пути – что, кстати, в зоне СВО совсем не преграда, единственный путь может пролегать и через них.