Красный город. Певец-2

– Я говорю о сегодняшних событиях, – с досадой сказал Кенелм.

– Я занимался делами на конюшне, господин, и не видел своими глазами ничего. Однако если все кричат одно и то же, это значит, что им приказали кричать так.

– Но кто?

– Противники короля.

– Какой же смысл кричать «За короля», если ты против?!

– Чтобы тебя нельзя было обвинить в бунте, если всё вдруг вскроется.

– А ведь и правда, – озадачился Кенелм.

– И что делали эти крикуны? – спросил Манор.

– Ломали и крушили.

– Вот видите! Невозможно одновременно выступать за порядок и нарушать его. В этом есть, мягко говоря, лукавство.

– Да, да, ты прав. Я не мог понять, чего они добиваются.

– Городская стража разберётся.

– Стражники либо появлялись слишком поздно, либо обходилась с бунтовщиками слишком жёстко, так что теперь разговаривать можно лишь с трупами.

– Герцог славится своей страстью к порядку. Бунт – вызов ему лично. Следует понять, кто та важная персона, которая всё затеяла.

– Интересно, что скажет король? Ему, конечно, доложили обо всём, – сказал Кенелм. – Приготовь моё парадное платье, завтра я непременно должен быть на вечернем приёме во Дворце.

Манор кивнул и повернулся, чтобы идти, однако молодой хозяин остановил его в дверях.

– Едва не забыл. Есть ещё одно поручение для тебя…

Кенелм вновь и вновь возвращался мыслями к девушке, которую он увидел на рынке.

В своей жизни он знавал многих красоток. Молодость, нагловатая уверенность в себе, подкреплённая высоким происхождением и состоянием, – всё это позволяло Кенелму без особенных усилий получать то, что ему хотелось. Дамы из знатных семей, завязывая с ним интрижку, ещё до начала близких отношений понимали, что их любовник не из тех, что будут впоследствии докучать им своей ревностью. Эти романы были стремительны, красочны и совсем не обременительны для обеих сторон. Девицы же попроще летели на призыв «быстрого ястреба», как мотыльки на огонёк свечи. Небрежное движение руки, бросавшей на прилавок горсть монет; испытующе-бесстыдный взгляд серых глаз, проникавший за лёгкую ткань лучшего платья; не допускающий возражения тон, которым Кенелм назначал время свидания, – всё это сводило простушек с ума.

Кенелм досадовал на то, что стражники, а затем и светловолосый мо́лодец появились так не вовремя. Не будь их, он бы и сам спас несчастное создание, застигнутое волнами моря житейского.

Увлёкшись фантазиями, он стал представлять себе, как одной рукой обнимает девушку за талию, а в другой держит шпагу. Незнакомка испуганно прижимается к нему, а он награждает ударами наглецов, осмеливающихся преградить им путь. Когда же они доходят до дома, в котором живёт эта красавица…

Избалованный вниманием, начинающий скучать в привычном обществе, молодой аристократ давно уже искал для себя нечто особенное.

Манор почтительно кашлянул, прерывая фантазии своего хозяина.

Да, но где же дом, в котором она живёт?

Это и следовало выяснить.

– Завтра ты отправишься на рынок в Речном конце и выяснишь всё, что сможешь, об одной девушке! – сказал Кенелм слуге.

– Осмелюсь спросить, о какой? Там может быть много девиц.

– Она была сегодня в чём-то голубом. То ли шаль, то ли накидка, я запамятовал. У неё тёмные волосы…

– Брюнетка? – уточнил Манор.

– Нет, нет, не настолько. Тёмно-русые.

– А рост?

– Невысокая. Я не люблю дылд, ты же знаешь.

– Милорд намекнёт, кого мне до́лжно искать? Знатную особу или простую горожанку?

– Эта из простых. Впрочем…

Кенелм взял паузу, во время которой пытался вспомнить ещё какие-нибудь детали.

– Чем больше думаю о ней, тем более уверяюсь, что она – незаконнорождённая дочь какого-нибудь графа. И одета была совсем незатейливо, а ведь чувствовалось в ней нечто особенное! – воскликнул Кенелм.

– Уж не изволили ли Вы влюбиться в эту особу? – засмеялся на правах старого слуги Манор.

– Что за глупости приходят тебе на ум! – фыркнул Кенелм.

– Простите!

– Итак, завтра ты осторожно выведаешь, как её зовут, где она живёт… Насколько она покладиста…

– Понятно, – кивнул Манор.

На следующее утром он выбрал в своём гардеробе самое скромное платье, в котором походил больше на ткача, нежели на слугу знатного господина, и отправился на рынок.

Расхаживая с большой плетёной корзиной между торговыми рядами, Манор весело торговался с разбитными тётками из столичных предместий. Шутка за шуткой, прибаутка за прибауткой – и вот он уже знал, в какой день что́ лучше покупать, откуда на прилавках появляется птица, откуда привозят овощи…

О предмете воздыхания своего хозяина он спрашивал как бы между делом. Отпустил комплимент одной красотке, похвалил ловкость и сноровку другой – та в мгновенье ока собрала ему целый набор из трав для ароматного супа. Даже намекнул, что он – вдовец, недавно приехал в Красный город и не прочь снова жениться. Вот только пока присматривается к нравам местных девушек. Кому не известно, что худая жена в доме – хуже врага-кочевника! Горюшка с нею не оберёшься, а ему бы хотелось мира и спокойствия.

– Наши-то девки ничего, но с характером! – засмеялась одна краснощёкая баба с лукавыми глазами. – Абы за кого не пойдут.

– Э, да ты никак на возраст мой намекаешь? – подхватил шутку Манор и приосанился. – Оно-то, конечно, того, да только я ещё мужчина вполне себе.

– Вижу, что представительный.

– И хозяйство есть. Коли раньше жены помру, она на бобах не останется.

– Так зачем тебе эти девахи?! – всплеснула руками торговка. – Ты меня бери! Я баба ещё хоть куда!

Манор внимательно посмотрел на неё и сказал:

– Ой ли? Да ведь ты уже замужем, красавица!

Баба подмигнула ему:

– А не будь замужем, взял бы?

– Я бы тогда и не размышлял вовсе! – заверил её пройдоха. И даже руку к сердцу приложил.

– Ну, смотри не прогадай, – сказала баба. – Могу про одну рассказать. Скромница невероятная, ни с кем не гуляет. Прям тебя дожидается.

Манор для убедительности раскрыл рот, словно в изумлении.

– Да неужто такие ещё водятся в Красном городе?

– Да говорю же: по твою душу сохраняет себя девка!

Манор в притворном сомнении потрогал свои руки, ноги, погладил начавшую лысеть голову. Затем махнул рукой: давай!

И баба во всех подробностях рассказала ему, по каким дням и в котором часу на рынок заглядывает Нина.

– Авось сыщешь счастье, – насмешливо добавила она. – Жених…

Когда Манор уходил, вдогонку ему задорно бросила:

– Если что, ко мне возвращайся! Я-то поболее умею, чем девки!

Манор кивнул. Зато, свернув за угол, выругался.

– Ишь, короста красномордая, – смачно сплюнул он в придорожную канаву, – умеет она… Да я с такими дамами знаком, что тебе и рядом не стоять.

Несколько медных монет, доставшихся уличным мальчишкам, быстро помогли Манору разыскать дом, где жила Нина.

В отличие от незадачливых поклонников доверенный слуга Кенелма не стал досаждать девушке. Он лишь разок прогулялся по Бархатному Бугру, схватывая зорким глазом важные подробности здешней жизни: устройство запоров на садовых калитках, деревья, дававшие возможность при случае перемахнуть с улицы в сад, наличие любопытных соседей, проводивших вечера на лавочках возле своих домов…

Затем он нашёл себе удобный наблюдательный пункт, с которого было хорошо видно, кто входит в дом гора Пико или выходит из него, вооружился терпеньем и стал ждать.

«После вчерашнего потрясения интересующая нас особа вряд ли проникнется желанием сходить на рынок. Может, через пару дней, но не сегодня. А вот её спаситель непременно появится!» – сказал самому себе Манор.

Почему он был в этом уверен?

Манор рассудил здраво: разве мог бы «спаситель» остаться равнодушным к спасённой? Она была молода, скромна, испугана – испуганные девушки чудо как привлекательны! – только полный глупец не почувствовал бы себя героем. А героям очень легко влюбиться в тех, кого они спасли…

Юноша в зелёном камзоле медленно шёл по улице, держа в руках небольшой свёрток. В его походке ощущалась робость: так идут люди, которые не вполне уверены в том, что их затея хороша. Юноша два раза останавливался посмотреть на резные ставни домов, мимо которых проходил, зачем-то приоткрывал свой свёрток и вновь приводил его в порядок. Когда ему показалось, что впереди стукнула чья-то калитка, он смущённо остановился и принялся поправлять что-то в одежде.

Когда юноша, наконец, благополучно добрался до дверей дома гора Пико, Манор, замерший в тени огромной акации, напряг слух. Он жаждал узнать, как встретят этого странного гостя. Недовольным вопросом или радостными восклицаниями? Однако вместо скрипа калитки толстяк услышал удаляющиеся шаги. Манор высунулся из-за дерева и увидел спину юноши.

Глава десятая. Влюблённый бортник

Манор хорошо изучил человеческий характер.

Это действительно был Нико.

Передав вчера Нину с рук на руки тётушке Тильде, он вернулся к себе, донельзя возбуждённый случившимся. Встреча, о которой он давно грезил, случилась – и совершенно ошеломительным образом!

Юноша давно рисовал в своём сознании картины, как однажды завяжет знакомство с прекрасной девушкой, и как их симпатия окажется взаимной, и как они станут вместе прогуливаться… ну, например, по красивым зелёным лугам у реки, и как девушка будет держать его под руку во время таких прогулок.

Он довольно слабо представлял, где должно было случиться особенное знакомство, а потому в свободное время ходил и на вечера танцев, которые устраивались городскими старшинами, и на разного рода игры для молодых горожан невысокого происхождения. Однажды он даже получил хороший приз – монисто с тёмно-синими камнями. Для этого Нико пришлось быстрее всех забраться на высоченный столб, вкопанный в землю, зрители не успели сосчитать до десяти. Соперники наградили его завистливыми взглядами, но не стали пытаться подражать ему в ловкости.

Нико взял из рук судьи красивое монисто и подарил понравившейся девушке, сидевшей на зрительских местах в первом ряду. Та отчего-то смутилась и бросила взгляд за спину Нико.

Нико не стал оборачиваться, чтобы рассмотреть своего счастливого соперника.

– Я тебе его просто так дарю, – сказал он, – и милому своему об этом скажи! А то же ведь запретит носить…

Сказал и пошёл.

Вот такими оказывались они – те, что ему нравились. Уже давным-давно знакомыми с парнями, за которых собирались через год-другой замуж.

А те, которым нравился сам Нико, производили на него впечатление, далёкое от любви. Разбитные крепкие девахи – с откровенным взглядом, в котором читалось много чего, помимо скромности, в красивых нарядах, от которых веяло неуловимой обыденностью, с кучей родственников, которые при первой же встрече с Нико обсматривали его не хуже заправского колдуна, выбиравшего жертву. Все они вызывали лишь опасение.

Даже прогулявшись с одной из таких поклонниц пару раз вдоль реки, Нико обыкновенно ссылался на необходимость съездить за мёдом на дальние пасеки, после чего откланивался навсегда. Он не хотел попасть под каблук.

Примерно так всё было и в тот вечер.

Нико умиротворённо слушал весёлую болтовню темноволосой и круглолицей дочки мельника, гостившей в Красном городе у своей тётки. Девушка гладила его по руке и вдохновенно фантазировала на тему их совместного будущего. Против совместного будущего Нико не имел ничего против, однако его настораживала роль, которую ему отвели.

– Отец отдаст нам небольшой домик рядом с мельницей. Всё равно он пустой стоит.

– А где же вы живёте сейчас? – удивился Нико.

– У нас другой дом есть, – сказала девушка. – А этот он построил для меня, когда я ещё маленькой была.

– Для тебя? – вытаращил глаза Нико.

– Ну да, для меня и моего будущего мужа. Отец меня очень любит. Он всё сделает, что я захочу.

Нико кашлянул смущённо, но дочь мельника ничего не заметила и продолжала:

– Согласись, это же очень удобно! Родители не заскучают без меня: дома-то рядом. И мне не придётся идти в чужую семью. Вдруг муж окажется дураком, который станет пить и драться. Нет, тут надо приглядеться сначала.

– И ко мне ты приглядывалась?

– Конечно. Ты хороший. Иначе бы я тут с тобой не сидела. Ты работящий, серьёзный, спокойный. Я с тобой ничего не боюсь.

– Я иногда долго не бываю дома, – сказал Нико. – Не заскучаешь? Я же бортник. Мне надо мёд привозить.

– А зачем тебе за мёдом ездить, когда ты можешь у отца на мельнице работать? – удивилась девушка. – Ему толковые ребята нужны: зерно принять, муку продать, расчёт сделать. А ты ведь совсем свой будешь, жульничать не станешь.

Нико помолчал некоторое время.

– Я привык к лесу, пчёлам. Вряд ли у меня получится на одном месте усидеть.

– Это ты ерунду говоришь! – надулась дочь мельника. – Я в тебя влюбилась, всё продумала уже, а ты глупости мне рассказываешь!

– Почему глупости?

– Да потому! Что должен делать муж? Обеспечивать дом и свою жену. А что я буду делать, когда медведь в лесу тебя задерёт? Лапу сосать, если папенька не поможет?

Нико развеселился, представив девушку с лапой во рту. И длинную зиму.

Проводив грозную барышню, он с облегчением распрощался с той, которая не стала особенной.

– Ты придёшь завтра? – спросила дочь мельника. – Тётушка хочет испечь пирог с гусятиной.

– Я завтра на пасеку уезжаю, – сказал беззаботно Нико. – Когда вернусь, тогда…

А сам мысленно прибавил: «Никогда» – и направился в кабачок на улице Шорников, где пиво имело просто отменный вкус.

Там его и застали беспорядки, вспыхнувшие в городе.

В окна кабачка полетели камни. Вышибала вдруг ввалился внутрь, прижимая руку к окровавленной щеке. Хозяин забегал взад-вперёд по зале, не зная, что делать: то ли баррикадировать дверь, то ли защищать окна…

«Эге, что-то необычное происходит», – сказал сам себе Нико и осторожно выглянул на улицу. Происходившее там его впечатлило настолько, что он подобрал увесистую палку, валявшуюся неподалёку, и отправился на Каменистую улицу, где снимал небольшой домик. Там же у Нико был и склад с подвальчиком, в котором он хранил бочонки с мёдом. И ему очень не хотелось, чтобы до них добрались чужие.

Пробегая рынок, Нико очутился в центре эпического сражения, в котором все сражались со всеми. Отмахиваясь от дураков палкой, корча пугающие рожи, он всеми силами стремился выбраться из свалки. Кое-как ему это удалось. Он перевёл было дух, но тут же заметил, как какой-то громила заносит здоровенный кулак над головой девушки, вжавшейся в стену дома.

Этого Нико не мог стерпеть.

Он подскочил к хулигану и со всей души огрел того по затылку. Потом схватил испуганную девушку за руку и потащил прочь.

Через некоторое время девушка пришла в себя и робко пробормотала:

– Пожалуйста, мне надо на Бархатный Бугор.

Когда они пришли, она сказала:

– Благодарю Вас, господин!

– Я не кавалер, – засмеялся юноша.

– Всё равно. Благодарю Вас.

Все слова, которые обычно произносятся в этом случае, вылетели из головы у молодого бортника. Впервые посмотрев в глаза спасённой, он испытал что-то непонятное. Будто его ужалил огромный шершень, но укус этот был не болезненным, а сладким. Или нет, не так: будто он в мгновенье ока взобрался на верхушку высокого-высокого дерева в лесу и увидел целую равнину из волнующихся зелёных крон. И, словно птица, полетел над ними, хотя очень боялся упасть. Нет, вновь не так. Просто внезапно наступило утро – солнечное, прозрачное, в котором всё вокруг было лёгким и душистым, как цветы, и даже он сам был таким цветком…

– Ну, я пойду, – сказала девушка, – мои, наверное, волнуются.

И исчезла за дверью.

Нико смутно помнил, как потом добрался до своего домика. Он бы вообще не пошёл к себе, а остался охранять дом Нины, но на её улице никто не бесчинствовал, не кидал камни в окна, не бегал с угрожающими криками. А просто так торчать у чужой калитки Нико счёл глупым.

Покормив дворового пса, Нико сел на крылечке и погрузился в размышления.

– Это что же получается? Влюбился я что ли? – сказал он, глядя на звёзды, высыпавшие на небо. – И имя-то у неё какое красивое!

Душа Нико возликовала бы, если бы он знал, что и Нина погрузилась в похожие размышления. По возвращении домой она три раза пересказала отцу и тётке историю своего чудесного спасения, выслушала от почтенной Тильды бесчисленное количество сетований на дурные нравы больших городов и дала такое же бесчисленное количество клятв быть впредь осторожнее. Хотя куда осторожнее – пойти вместе с подружкой на прогулку, да не в дикий лес, а на берег реки, где много людей. Или же выходит, что в диком лесу бывает безопаснее?

Нина сослалась на то, что ей нужно отдохнуть от пережитого волнения, и ушла к себе. А там села у окошка и тоже стала глядеть на звёзды. И по всему выходило, что она – влюбилась…

Глава одиннадцатая. Лики Красного города

Впереди была застава, за которой виднелся Город. Домчать до первых домов – невысоких, с красно-серыми крышами, было уже парой пустяков. А далее… Не будет же так, как в Римоне? «Откуда Вы, сударь?!» – «Из далёких южных краёв». – «Назовите своё имя или имя поместья, в котором Вы рождены!» – «А по какому праву Вы спрашиваете меня об этом?!» – «По праву начальника городской стражи!» – «Я из эквов, да будет Вам известно, и рождён я…»

Анн тронул поводья и поехал вдоль длинной вереницы людей, скопившихся перед воротами. Он был эквом, и ему не подобало ждать вместе со всеми.

Стражник окинул его испытующим взглядом.

– Откуда Вы, сударь, и зачем направляетесь в Красный город? – спросил он строго, впрочем, без враждебности.

Вспоминая уроки Фланка, Анн соскочил с лошадки. Учтивость ещё никому не вредила.

– Я кавалер Аой и направляюсь ко Двору.

– С какой целью?

– Простите? – высокомерно поднял бровь Анн, внутренне улыбаясь собственной игре.

– С какой целью?

– Мне представляется, что Вас это не должно волновать.

Стражник сделал знак, и к ним подошёл начальник караула.

«Неужели я взял неправильный тон?» – подумал Анн.

– Вы надолго в столицу? – любезно спросил Анн начальник, который оценил одеяние юноши – запылённое, однако сшитое из дорогих тканей.

– Да, я намереваюсь быть представленным королю, – отвечал Анн, обрадованный явным нежеланием собеседника раздувать конфликт.

– Издалека?

– Моё поместье лежит на юге. Кавалерство Аой.

– На юге? Хм, похоже оттуда и до нас докатились нехорошие дела, – сказал начальник каракула.

– Поэтому такие строгости? – понимающе поинтересовался Анн, показывая рукой на толпу перед проходом.

– Вчера в городе были серьёзные беспорядки. Прошу простить меня, но мне бы хотелось взглянуть на Ваши бумаги.

И начальник протянул руку.

– Со всей готовностью, – улыбнулся Анн и открыл свою дорожную суму.

Начальник пробежал взглядом бумаги юноши, затем с поклоном вернул их.

– Однако Вы не спрашиваете бумаг у них, – сказал Анн и показал на крестьян, ремесленников и прочих, которые общались со стражниками.

– Беспорядки устраивает не этот сброд, – пренебрежительно махнул в их сторону офицер. – Нужно ловить главарей.

– Уж не считаете ли Вы, что… – вспыхнул Анн и положил руку на рукоять своей шпаги.

Офицер ещё раз поклонился:

– Сударь, я просто выполняю приказ, данный герцогом Хоувеном.

– Простите мою вспыльчивость, – сказал Анн.

– Красный город приветствует Вас.

Анн вскочил на лошадь, выпрямился и с достоинством проехал под сводами заставы. Офицер же вытащил из кармана маленькую книжечку и вписал туда имя юноши. Анн оказался двенадцатым кавалером, направлявшимся в столицу.

Спустя несколько минут Анн уже позабыл и лица стражников, и сам разговор. Его глазам открывался огромный город, о котором он столько слышал от Учителя. Это был город, в котором ему предстояло найти прошлое и обрести будущее.

Анну вспомнилось, как когда-то – давно, в прошлой жизни – он так же въезжал в город, показавшийся ему невероятно большим. Тогда с ним был отец, и мальчик знал, что всё будет хорошо. Судьба его, конечно, развернулась очень круто, в совершенно другом направлении, но ощущение Анн не позабыл. Здесь, в Красном городе, он на какое-то мгновенье вновь пережил и чувство наивного любопытства, и робость при виде домов, чьи крыши подпирали небо, и недоумение, с которым он натыкался на вечно спешащих прохожих…

Между заставой и собственно городом оставалось ещё место, занятое выгоном для скота. Дорога здесь уходила вправо, к реке, от которой до путников долетали порывы влажного воздуха и крики чаек. Потом пошли уже улицы.

Всё выглядело иначе, чем у них, в Римоне.

В Красном городе больше строили из камня, и строили выше. Одноэтажные домики ютились только на самых окраинах, прячась за зелёными изгородями. Чем ближе к центру продвигался Анн, тем выше делались серые стены зданий. На первых этажах почти везде располагались торговые лавки и склады. Зазывалы старались от души, намётанным глазом высматривая и добрую упряжь на Райни, и золотые шпоры на сапогах всадника.

Возле одного из магазинов, в дверях которого стояла чисто одетая женщина, Анн придержал лошадку.

– Моё почтение, хозяюшка! – обратился он к ней.

– И Вам доброго здоровья, господин! – отозвалась она с достоинством. – Не хотите ли взглянуть на новые шелка, которые привёз вчера мой муж?

– Может быть, в следующий раз. А пока мне нужно добраться до места, именуемого Дубовой горой.

– Хорошее место. Там живут одни богатые господа.

– Далеко ли ещё ехать?

– Отнюдь нет, от силы – на пару поворотов песочных часов. Пусть господин на следующей улице свернёт налево, и тогда он попадёт к Королевскому мосту. Нужно будет переехать по нему Каменицу и снова взять левее. А там уже недалеко, всё время вдоль речки.

– Благодарю, хозяйка! – весело воскликнул Анн. – Как-нибудь загляну к Вам.

Дубовая гора на самом деле была небольшой возвышенностью, на которой в незапамятные времена росло множество могучих деревьев-великанов. Красный город, возникший у слияния двух рек, постепенно разрастался – и этот холм облюбовали представители знатных семейств. Мёрды, де Бройны, Гейеры, Мойлены и многие другие возвели здесь свои особняки, соревнуясь друг с другом в роскоши и фантазии.

В первый же день Анну открылись три лика Красного города.

Сначала он насмешливо посматривал на серые пространства южных предместий, однообразные и скучные до зевоты. Они ничем не отличались от таких же предместий Римона, Лаборики и даже Кандиокса. В предместьях обитали те, кто не мог похвастаться своей родословной и чья городская жизнь насчитывала лишь одно или два поколения. Эти люди нанимались чернорабочими для всяких нужд к более зажиточным горожанам, шли в гребцы на речные барки и в портовые носильщики, они брали на хранение товары у мелких купцов и трудились сезонными сборщиками фруктов на полях близ города. У большинства из них имелись родственники в окрестных деревнях, которые, оказываясь по случаю в Красном городе, восхищённо цокали языком и тоже мечтали перебраться в столицу.

Дома в предместьях почти все походили один на другой.

Слеплены они были из глины и крупных камней, грубо оштукатурены. Перед входом по обыкновению имелся навес, закрывавший часть двора от солнца и дождя. Там же на натянутых верёвках сушилось бельё, играли дети, расхаживали суетливые и бестолковые куры. Где-то в глубине двора, за фруктовыми деревьями, можно было приметить белеющий сарай и прочие хозяйственные постройки.

Анн нарочно съехал с широкой мощёной дороги в сторону, чтобы увидеть всю столицу, даже тот её облик, что открывается лишь не равнодушному путешественнику. Жить ему предстояло не с каменными домами и парадными трактами, а с людьми.

А они присматривались к нему, удивлённые внезапным вторжением в их обыденную действительность хорошо одетого всадника, не похожего ни на придворного щёголя, ни на сынка одного из столичных богатеев, ни на переодетого офицера из городской стражи… Анн несколько раз замечал настороженные взгляды, бросаемые на него из-за кустов малины, густо росших вдоль заборов…

Так же вели себя и те, с которыми он общался в Римоне и в Приволье, в Лебедином Стане и прочих маленьких городках и селеньях… Кажущиеся поначалу неприветливыми и недоверчивыми, позже они всегда открывались с другой стороны. Сколько раз по вечерам в обычной таверне Анн слышал от них проникновенные песни и чудесные истории! Сколько раз они предлагали ему бесплатный ночлег, когда непогода заставала его в пути! Сколько раз он помогал им, а они помогали ему!