Стальной страж

Мир вокруг состоял лишь изо льда и камня. Скалы были холодными и абсолютно безжизненными, словно высеченные из древнего, вечного льда. Ветер гудел в глубоких расщелинах, сухой и колючий, вырывая из лёгких последние капли тепла и влаги. Небо над головой – кристально ясное, пронзительно синее, настолько прозрачное, что казалось, протяни руку – и коснёшься далёких, холодных звёзд. Но это была обманчивая иллюзия. Здесь не было места мечтам и грёзам, только камни под ногами и бесконечный, мучительный путь вверх.

Они шли в странном, выверенном до автоматизма ритме: пять шагов – глубокий вдох, три шага – медленный выдох. Так дышат те, кто знает цену каждому глотку разреженного воздуха. Горы были коварны, базальтовые плиты, покрытые тонким слоем инея, скользили под ногами, как отполированное стекло. Влад дважды падал, острые камни впивались в колени, оставляя кровавые ссадины. Но он поднимался молча, лишь стирал ладонью предательскую красноту и сжимал зубы до хруста. Сэм не хвалил его, не нужно. Боль была такой же неотъемлемой частью пути, как и эти камни.

Ветер, режущий душу, на отметке в пятьсот метров стал другим – более резким, беспощадным, лишённым всякой жалости. Он не просто обжигал кожу – казалось, ледяные лезвия проникали глубже, добираясь до самого нутра, до тех потаённых мест, где прячется страх и накапливается усталость. Сэм чувствовал, как холод пробирается сквозь многослойную ткань куртки, впивается в рёбра, цепляется за позвоночник. Но они шли. Влад прижался лбом к его спине, используя взрослого как живой барьер против ледяного потока. Шаг, вдох. Шаг, выдох. Они не останавливались, потому что остановка на такой высоте – это верная смерть, а они ещё не были мертвы.

Как ни береги силы – они таят на глазах, словно снег на раскалённой плите. Ноги наливаются свинцом, каждый шаг даётся с трудом, будто невидимые цепи тянут вниз, к пропасти. Дыхание сбивалось, становилось учащённым и хриплым, его уже невозможно было контролировать. Кровь стучала в висках, как молоток по наковальне, гудела в шее, в ушах – монотонный, неумолимый ритм страдания. А ведь они только начали подъём, всего триста метров – капля в море предстоящего пути.

Два часа спустя они всё ещё шли. Не останавливаясь, не позволяя себе ни секунды слабости. Влад вцепился в рукав Сэма, волоча ноги, опустив голову, как загнанный зверёк. Его пальцы судорожно сжимали ткань – это был последний якорь, удерживающий его от падения в бездну полного изнеможения. Это был знак – ещё немного, и ребёнок рухнет. Сэм сам еле держался на ногах, каждый мускул горел огнём, суставы скрипели, словно ржавые, не смазанные шестерни.

«Чёртов возраст, чёртовы горы, чёртова планета», – он скрипел зубами, проклиная всё подряд, но не сбавлял шаг.

Голова плыла, сознание затягивало серым туманом, глаза слипались, мир расплывался в однородной, утомительной пелене. Но останавливаться было нельзя, на этой высоте отдых – смертельная иллюзия. Даже если замедлишь шаг, силы всё равно утекают, как песок сквозь пальцы, безвозвратно.

Они почти не двигались, просто медленно, механически переставляли ноги, подчиняясь инерции, силе воли, животному страху. Шаг, ещё шаг, ещё. Пока ноги не превратятся в камень, пока сердце не взорвётся от напряжения, пока гора не смилостивится. Но гора не знает милосердия, и они знали это. И поэтому шли.

Когда впереди, сквозь пелену усталости, показался заветный гребень перевала, Влад вдруг резко замер. Его глаза расширились, зрачки стали огромными, как чёрные дыры, втягивающие в себя весь ужас мира. Усталость имеет свои стадии, и он подошёл к той критической точке, где тело уже не просто измотано – оно начинает предавать. Где страх просачивается в сознание, как яд, где реальность трещит по швам, и за ней проглядывают кошмары, возникают галлюцинации, обостряются до паники все фобии.

"Там, за гребнем, может быть что угодно". Эта мысль пронзила Влада, как ледяной клинок. "Что, если за перевалом – пустота? Что, если там ОНИ? Что, если…"

Сэм почувствовал этот немой, всепоглощающий страх через рукав куртки, через отчаянную дрожь в маленьких пальцах, вцепившихся в него.

Последняя сотня метров по тропе. Казалось, можно дотянуться рукой. Но эти метры были тяжелее, мучительнее всех предыдущих, вместе взятых. Влад споткнулся, ноги подкосились, будто перерезанные. Он попытался встать – и снова рухнул на колено, судорожно вцепившись в Сэма обеими руками, слабеющими пальцами. Сэм остановился, взглянул в глаза ребенку. Лицо Влада было белым, как мел, губы посинели, глаза были полны бездонного ужаса и немой мольбы.

Сэм выпрямился во весь свой рост, посмотрел вперед, на этот проклятый гребень, закусил губу до крови, сжал локоть мальчишки так, будто хотел переломить кость, передавая ему свою волю. И шагнул. Последний рывок.

Они уже были на перевале. Сэм шёл, качаясь, как пьяный, мир плыл перед его глазами, дыхание рвалось, как ветхая тряпка, но он не падал. Каким-то чудом. Влад тащился следом, вцепившись в рукав обеими руками, так что руки его были подняты выше головы. Его ноги не слушались, подкашивались, но он цеплялся за сознание, за Сэма, за последнюю, тонкую нить надежды.

И вдруг Сэм понял – тропа пошла вниз. Не вверх, а вниз. Он не сразу смог осознать это, принять и поверить. Остановился, попытался глубже, с задержкой вздохнуть, моргнул, протирая залепленные потом глаза. Нет – это не галлюцинация. Склон действительно, милостиво опускался. Больше не надо карабкаться. Больше не надо бороться с гравитацией, вгрызаясь в скалу.

Он не сказал ни слова. Не было сил. Он просто сделал шаг вперёд – шаг вниз. И Влад, еле переводя дыхание, с облегчением, граничащим со слезами, поплёлся за ним. Вниз, вниз. К жизни.

В какой-то момент, когда ноги уже привыкли к движению вниз, а дыхание выровнялось, Сэм подумал, что самое страшное позади. И это была роковая мысль. Мир вдруг поплыл у него перед глазами, краски смешались в серую муть, и темнота нахлынула, как внезапный прилив, смывая последние островки ясности. Последнее, что он запомнил – скалы вокруг пульсировали, расширяясь и сжимаясь в такт его отчаянно стучащего сердца, будто сама гора дышала его усталостью, будто камни жили его собственной, иссякающей жизнью.

Он не знал, сколько пролежал без сознания. Часы? Минуты? Может, целую вечность? Очнулся в полной темноте, завёрнутый в своё же одеяло, с тупой, разлитой по всему телу болью, словно его переехал каток. Влад сидел рядом, не шевелясь. Как только Сэм пошевелился, мальчишка вздрогнул всем телом и бросился к нему.

– Дядя Сэм! Дядя Сэм! – голос его дрожал, в нём смешались дикое облегчение и затаённый, животный страх. – Как хорошо, что ты проснулся! Я боялся… что уже никогда не смогу разбудить тебя.

Сэм, кряхтя от пронзившей всё тело ломоты, медленно повернулся на бок и подтянул мальчишку к себе. Нежно, но крепко прижал, ощущая под курткой хрупкость его плеч. За скалами выл ветер – злой, обманутый, будто знал, что его добыча ускользнула. А над ними, ничем не прикрытый, сверкал бесстрастный космос, они лежали прямо под ним, на склоне, покрытом колючим мхом. Но сейчас это не имело никакого значения. Впервые за много лет Сэм почувствовал нечто очень отдалённо напоминающее покой – не вселенское спокойствие, а просто конец очередного дня борьбы, который они пережили.

– Спи, Влад, – прошептал он, и его голос был хриплым, но тёплым. – Нужно набираться сил. Завтра нас ждёт дорога.

Мальчик замер в его объятиях, потом тихо, почти неслышно сказал в темноту:

– Дядя Сэм… можешь называть меня Владуша. – Пауза, полная недетской серьезности. – Только никому не говори.

Сэм не ответил словами. Он просто крепче прижал его к себе, и этого было достаточно. А ветер выл и злился где-то наверху, по кромкам острых горных пиков. Но уже не мог до них дотянуться.

Утро второго дня встретило их небом, напоминавшим потрескавшуюся старую эмаль – бледно-синее, с тонкими, изящными прожилками перламутра. Ночные звёзды поредели, но самые упрямые, так называемые "дневные", ещё держались, мерцая холодным, безразличным светом.

"Мы всё ещё видим вас", – казалось, говорили они своим ледяным сиянием.– "Это только передышка. Ничто не забыто".

Сэм поднялся первым. Его кости скрипели и ныли, словно несмазанные шарниры старого, разболтанного механизма. Он оглянулся на Влада. Мальчик спал, свернувшись калачиком среди причудливых корней древовидного мха – растения, которое в последние десятилетия бурно набирало силу и теперь медленно, но неуклонно захватывало долину за долиной. Что было причиной этих странных изменений в ритмах экосистемы – заброшенные технологии, изменение климата или сама планета отвечала на присутствие человека, – никто теперь не задавался этим вопросом. Побеги мха были цепкими и жёсткими, пробивались даже сквозь базальт, оставляя на коже колючие царапины. Но Влад не замечал этого, его сон был тяжёлым, глухим, без сновидений – как у всех детей Хадра, научившихся спать где угодно и вопреки всему.

Они молча поднялись, собрали свои скудные вещи и двинулись вниз. Тропа уверенно вела под гору, и с каждым шагом мир вокруг становился мягче, добрее. На камнях, кроме вездесущего мха, появилась трава – редкими, жёсткими, но живыми пучками, пробивавшимися из расщелин. Это была жизнь, настоящая, неистребимая, та, что берёт своё, несмотря ни на что.

Напряжение последних дней – гнетущее ожидание погони, адский высотный перевал, постоянная, как сердцебиение, готовность к смерти – будто отступило, растворилось в разреженном воздухе. Возможно, они просто дошли до предела и устали бояться, чувство опасности притупилось, как зазубренное лезвие. Или, может быть, эта долина и вправду была на время безопасной. Хотя Сэм знал – таких мест больше не существует на всей Хадре. Это знание сидело в нём глубже инстинктов.

Пока они шли, мир вокруг оживал на глазах. Трава, мох, и даже птицы – мелкие, юркие тени, мелькавшие между скал с резкими, стрекочущими криками. Жизнь пробивалась везде, где для этого находился хоть малейший, самый ничтожный шанс.

Сэм взглянул на Влада. Мальчик шёл уже не цепляясь за его рукав, его шаг стал твёрже, увереннее, в нём появилась пружинистость, которую отнимает только смертельный страх. Сэм знал – они прорвались. Не к победе, не к окончательному спасению, но к короткой, драгоценной передышке. И пока что этого было достаточно.

Лишайники-мутанты, немое наследие забытых генетических лабораторий, стелились по камням причудливыми узорами, словно живая, дышащая краска. Их поверхность мгновенно меняла цвет при малейшем прикосновении – от серо-зелёного к тревожному, кроваво-красному, будто скалы кровоточили от человеческого прикосновения, вечное и наглядное напоминание о прошлых ошибках. По стенам ущелья струились железистые подтёки – вода, веками фильтровавшаяся сквозь породу, оставляла за собой ржавые, как запекшаяся кровь, следы. Казалось, сама гора истекает металлом, что даже камни здесь умеют страдать. В трещинах копошились насекомые, их хитиновые панцири отливали холодным стальным блеском. Они щёлкали мощными челюстями, стремительно перебегая с места на место, и на солнце их тела сверкали, как отточенные лезвия. Красивые, смертоносные, доведённые до совершенства эволюцией.

Влад, будто сбросив с себя свинцовую усталость, легко скакал по валунам, его движения стали грациозными и точными. Дорога больше не была для него пыткой, он адаптировался с поразительной, чисто детской скоростью. А Сэм…, Сэм шёл медленнее, тяжелее. Его организм не мог так быстро прийти в норму, ноги подрагивали от перенапряжения, спину пронзал лёгкий, но назойливый озноб, а в груди при каждом глубоком вдохе что-то хрустело и ныло – старая боевая травма, верный старый враг. Он знал своё тело, это закалённое, изуродованное шрамами, но непокорённое орудие выживания. Пару дней относительного покоя – и оно снова будет в порядке, готовое к новым испытаниям.

Он посмотрел на Влада, который уже забежал на несколько десятков метров вперёд, исследуя каждую расщелину, и усмехнулся. Усмешка на этот раз была почти лёгкой.

– Эй, железный щенок, не уносись далеко! – крикнул он, и его голос, сорванный высотой, прозвучал хрипло, но без привычной суровости. Мальчик обернулся, его лицо озарила улыбка, и он засмеялся – звонко, по-настоящему. Это был первый чистый, без примеси страха, детский смех за всё время их долгого, мучительного пути.

"Ворота дьявола" Глава 6

Сэм остановился, его взгляд, тяжёлый и внимательный, скользнул по отвесным скальным стенам, которые впереди смыкались, образуя подобие гигантских каменных челюстей.

– Смотри, Влад, – Сэм махнул рукой в направлении их движения, – ты видишь проход?

Влад напряжённо вглядывался вперёд, щурясь от яркого света, падающего сверху. Но на расстоянии примерно в десять километров он видел лишь глухую, монолитную каменную стену, которая, казалось, смыкалась и уходила ввысь, пока её верхний край не растворялся в синей, мерцающей дымке.

– Нет… – Влад выглядел искренне удивлённым и даже растерянным. Всё это время он просто шёл, не задумываясь о маршруте, всецело полагаясь на знания и инстинкты Сэма. Теперь же перед ними вставала непреодолимая, на первый взгляд, преграда, словно сама гора решила не пустить их дальше.

По мере их движения вперёд ущелье сужалось всё сильнее. Скалы сжимались по бокам, становясь выше, мрачнее, подавляюще огромными. Солнечный свет едва пробивался в эту щель, и воздух становился прохладным и неподвижным.

– Это "Ворота Дьявола", – голос Сэма звучал глухо, будто камень поглощал его слова, впитывая их в свою древнюю плоть. – Удивительное и зловещее место. Самый узкий проход во всём каньоне. В самой тесной части – не больше пятисот метров шириной. – Он бросил короткий, почти опасливый взгляд вверх, где небо превращалось в тонкую, изогнутую синюю нить. – Здесь вечные сумерки. Даже в полдень. – Сэм помолчал, давая Владу осознать всю глубину и мрачность места, в которое они вступали. – Будь настороже. Слушай воздух. Каждым мускулом.

Где-то в вышине, среди невидимых трещин и карнизов, прятались камни, готовые сорваться вниз при малейшем толчке, от звука голоса или даже от смены давления.

– Здесь бывают камнепады. Нам нужно пройти его до ночи. – Сэм не уточнял, что будет, если они не успеют. Не нужно. Влад и так понимал: темнота в этом месте – не друг и не укрытие, темнота здесь – смертельная ловушка. Они лишь на мгновение переглянулись. Ни слов, ни вопросов. Только молчаливый, решительный шаг вперёд, под нависающие, смыкающиеся тени "Ворот Дьявола".

Сэм замер на самом пороге этого места, его пальцы впились в ремень рюкзака, будто пытаясь ухватиться за последние крохи знакомой реальности. Перед ними открывался пейзаж, достойный древних сказаний об апокалипсисах – слои черного базальта и алого гранита, словно пропитанного железом , чередовались создавая гипнотический узор, похожий на полосы на шкуре мифического исполинского зверя.

– Видишь эти полосы? – голос Сэма звучал приглушенно, словно он боялся разбудить что-то, дремлющее в каменных недрах. – Они похожи на рёбра исполинского скелета, этому месту миллионы лет, оно помнит времена когда человеческой цивилизации ещё не существовало.

Влад прищурился. В дрожащем от зноя воздухе, поднимающемся от тёплых камней, скалы казались живыми, их контуры плавали, пульсировали, будто гигантская грудь под каменной кожей всё ещё медленно и тяжело дышала.

– Дядя Сэм, почему скалы тёплые, солнечный свет сюда не достаёт?

Сэм многозначительно покачал головой глядя прямо в глаза Влада.

– Тепло недр. Хадра не такая горячая внутри как Земля и всё же. Здесь, в этой щели оно чувствуется. Здесь свой уникальный микроклимат со своими сюрпризами. Будь внимателен.

Сэм мысленно отмерял расстояние, его ботинки скрипели по неестественно гладкому, отполированному до блеска камню.

– Пятьсот метров…, во время войны мы пытались удержать здесь оборону. И нам почти удалось. – Он провёл ладонью по стене. Поверхность была странно ровной и идеально гладкой, будто её обработали гигантским шлифовальным кругом. – Они применили что-то… что-то, что не взрывало, а плавило и испаряло камень. – В его голосе прозвучала старая, застарелая горечь.

Шорох камешков, скатывающихся сверху – будто невидимые пальцы тестировали склон на прочность. Где-то вдалеке раздался скрежет, похожий то ли на скрип танковых гусениц далёкого прошлого, то ли на скрип чьих-то каменных подошв.

– Не смотри вверх, испортишь глаза – резко сказал Сэм. Там, в синей дымке, что-то смутно шевелилось, как мираж, вызванный восходящими потоками тёплого воздуха. – Смотри под ноги. Держись ближе к стене.

Гладкий, как стекло, пол ущелья хранил странные следы – не их, не человеческие. Это были будто бы вмятины, выжженные или вплавленные в камень навечно. Пятьсот метров. Между рёбер самого мира.

– Камнепады начинаются так, – прошептал Сэм, его глаза, выцветшие и острые, пристально сканировали верхний край ущелья, выискивая малейшее движение. – Сначала всегда наступает абсолютная тишина. Если повезёт, ты можешь увидеть, как камни ударяются о выступ стены, там наверху, высекая снопы пыли и вторичные, смертоносные осколки. Ты почувствуешь, как дрожит стена, если прижмёшься к ней ухом – звук в камне бежит быстрее, чем в воздухе. Но ты никогда не услышишь свист самого камня, летящего почти со скоростью звука. Ты увидишь и услышишь только удар. Щелчок. Выброс пыли и осколков. Если в это время будешь ещё жив.

Влад замер, затаив дыхание. Даже звук его собственного сердца казался теперь оглушительно громким, предательским.

Тень от скал уже накрыла их с головой, хотя до настоящего заката оставались часы. Свет здесь вёл себя противоестественно – он струился вниз неровными, прерывистыми потоками, будто невидимые существа пили солнечные лучи, оставляя для путников лишь жалкие крохи освещённости. Влад потянулся было рукой к одному из таких причудливых лучей, но Сэм резко, почти грубо одернул его.

– Не трогай. Это не просто луч света. Некоторые участки вертикальных стен отражают свет светила как зеркало. В свой час дня, то там, то здесь, он многократно отразившись падает вниз такими вот полосами. Может обжечь кожу и даже воспламенить одежду. Будь осторожен, это "мёртвая зона", – констатировал Сэм, его голос звучал с напряжением, однотонн как будто стены могли его слушать. – Здесь нет птиц. Никогда. Даже ксенокрысы, эти всеядные падальщики, обходят это место стороной. Но нам придётся идти. Смотри только под ноги. Забудь обо всём остальном. И запомни ещё одно – некоторые породы здесь… реагируют на тепло. На живое тепло.

Когда они углубились в узкий, холодный проход, достаточно далеко, Владу почудилось, будто массивные скалы бесшумно сомкнулись за их спинами, отрезав путь к отступлению. Воздух стал густым, вязким, словно желе, каждый вдох давался с усилием, как будто лёгкие наполнялись не кислородом, – Не оглядывайся, дыши ровно, если услышишь шум или почувствуешь дрож под ногами – беги к стене. Прижмись к скале. Камни редко падают под самую стену. – Сэм шёл впереди, его спина была напряжена, как тетива натянутого лука. Он знал, "Ворота Дьявола" вправе брать с путника дань. Осталось только понять, какую именно цену попросят они на этот раз.

"Ворота Дьявола" остались позади, и, хотя вокруг царили вечерние сумерки, мир словно выдохнул – стало светлее, небо расширилось, снова наполнившись пространством. Воздух больше не был мёртвым и тяжёлым; он вновь обрёл запахи – пыли, трав, влажной земли, наполнился жужжанием невидимых насекомых и отдалённым, но живым стрёкотом птиц.

Сэм с облегчением вздохнул, расправляя затекшие плечи.

– Завтра нам нужно выйти на дорогу и пройти через старый тоннель, – он помолчал, давая Владу осознать вес этих слов. – Я бы не рискнул, но другого пути нет. Перевал здесь выше, чем тот, что мы прошли. Нам не хватит сил.

Влад резко остановился и обернулся. В его широко раскрытых глазах Сэм увидел то самое, до боли знакомое выражение – гремучую смесь страха и жгучего любопытства, которое когда-то видел на лицах молодых солдат перед первым боем.

– Ты не взял кислородные генераторы? – выпалил мальчик. – Они бы нам помогли на перевале…

Сэм покачал головой, его движение было усталым, но твёрдым:

– Я вообще почти ничего не взял. Только еду, воду да маломощный фонарь. Серьёзные энергопотребители – это как маяк для их сенсоров. Свет, тепло, излучение… Всё это легко выдаст наше местоположение с орбиты.

Влад опустил руки, вид у него стал растерянным, почти обиженным. По детской наивности Влад многое воспринимал как должное. Сэм для него был абсолютным авторитетом и его решения обычно не подвергались сомнению. Но сейчас, лицом к лицу с новой опасностью, вопросы возникали сами собой, и Влад не мог их не задавать.

– А оружие? – тихо спросил он. – Ты не взял и оружие?

Сэм посмотрел на него прямо, и в его взгляде не было ни злости, ни раздражения – только горькая, выстраданная правда.

– Если киборги нас найдут, Влад, никакое оружие уже не поможет.

– Вот же эти киборги… – прошептал мальчик, и в его голосе, обычно сдержанном, впервые прозвучала чистая, недетская ненависть. – Просто чудовища. Неужели их нельзя убить? У них что, нет слабых мест? – Он впился взглядом в Сэма, ища в его глазах хоть крупицу надежды, подтверждение, что враг не всесилен. – Ты же знаешь, как убить киборга?

Сэм медленно развернулся к нему. В последних багровых небесных всполохах от лучей невидимого заходящего солнца, его лицо казалось высеченным из того же камня, что и скалы вокруг.

– Слабые места есть у всех, – голос его был ровным, без эмоций. – И у киборгов тоже. Да, если ты увидишь его первым, застанешь врасплох, и у тебя есть хорошее, специальное оружие… Но ты не увидишь его первым. Потому что киборг видит тебя всегда. Он видит твоё тепло, слышит биение сердца, анализирует химический состав пота на расстоянии. Ты для него – открытая книга, которую он читает, даже не приближаясь.

Вечерний воздух в долине был густым, пропитанным влагой и терпким запахом трав. Высокие стебли, достигавшие пояса, шелестели при каждом движении, словно перешёптывались за спинами путников, обсуждая их судьбу. Они разбили лагерь у подножия скалы, под её нешироким навесом. Сэм сидел, прислонившись спиной к камню, и прислушивался к тишине, которая была уже не гнетущей, а просто вечерней. Где-то впереди их ждал тоннель. А за ним – или спасение, или смерть. Но сейчас это было неважно, потому что другого пути всё равно не существовало.

Влад думал, погрузившись в собственные мысли, и не продолжал разговор. Он методично ломал сухие ветки – не для костра, которого нельзя было разводить, а чтобы выложить символическую границу вокруг места ночлега. Это была иллюзия занятости, которая была лучше томительного бездействия. Его пальцы вдруг сжали очередную ветку – гибкую, с липким, едким соком, который оставлял на коже жгучие следы.

Жгучий для людей. Безвредный для них, – промелькнула у него мысль.

– Мне отец говорил… – Влад начал тихо, словно проверяя почву, и замолчал на полуслове. – И все в деревне знают, что ты убил киборга.

Сэм тоже замер, затаив дыхание, его внимательный, пронзительный взгляд уставился на Влада. Вопрос, который ждал своего часа, возможно, мальчик нёс его в себе целый день, как занозу.

– Дядя Сэм… – Голос Влада прозвучал неожиданно громко в наступившей вечерней тишине. – …а как ты убил киборга?

Сэм знал, что этот вопрос рано или поздно прозвучит. Он ждал его. Но от этого не становилось легче.

Сумерки накатывали стремительно, сливаясь в единую сине-чёрную массу. Где-то в зарослях зашуршало – может пробежала ящерица, а может, это был просто ветер, шевелящий сухую траву. Но они оба вздрогнули от этого звука. И Сэм понял: вопрос Влада был не о прошлом. Не о том, что было. Он был о будущем. О том, что ждёт их впереди. О том, придётся ли ему, Владу, однажды повторить то, что сделал Сэм. Не как история, а как необходимость. Как цена за право сделать следующий вдох.

Взгляд старого Сэма стал тяжёлым, как отлитый из свинца. Он изучал Влада, взвешивая, сколько суровой правды тот сможет вынести. Ветер шевелил седые пряди волос, падавшие на глубокие шрамы на висках – немые свидетельства прошлых встреч с теми, о ком теперь предстояло говорить.

– Мне тогда очень повезло, – начал он наконец, и в его голосе зазвучала не гордость, а глубокая, выстраданная усталость. – Как везло много раз за ту войну. Я не знаю, почему мне всегда так везло. Я не был достоин такого кредита жизни от небес, во всяком случае, не более других, кто умирал тогда, когда я оставался в живых.

Сэм присел на корточки и сорвал жёсткий стебель травы, покрутил его в пальцах, будто проверяя на прочность.

– Ты же знаешь, что киборги быстрее нас. И в движениях, и в мыслях. – Он щелкнул пальцами, резко, один раз. – Человеку для решения нужна секунда. Щелчок, десятая доля секунды. Киборг в десять раз быстрее щелчка. Они крепче. – Сэм сжал стебель в кулаке, и едкий сок выступил каплями. – Возможно, они и чувствуют боль… но она не парализует их. – Его взгляд стал остекленевшим, будто он видел перед собой не Влада, а что-то другое, давно забытое и страшное. – Некоторые модификации… это шестилапые твари, похожие на удлинённых пауков. Даже если останется одна лапа с одним клешнеобразным пальцем, они всё ещё способны убивать.