Фривольное лето. Ярко горят!

Однако сосредоточенность моя продлилась недолго – кто-то ударил меня по спине, да так, что я подавился. Передо мной стояла Ульяна и торжествующе улыбалась.

– Я тебя когда-нибудь удушу!

– Не догонишь! – она показала язык. – Меня никто не может догнать!

– Хорошо, тогда я тебя где-нибудь подкараулю!

– Так нечестно!

– Ты на себя посмотри, честная! – я ухмыльнулся.

– Ты это, подвинься, я сейчас обед возьму и вернусь, вместе поедим.

«Не самая радужная перспектива», – подумал я, стараясь побыстрее закончить с обедом. Однако Ульяна вернулась буквально через минуту. У неё на тарелке лежал огромный кусок жареного мяса и несколько отварных картофелин.

– Это ты как?.. Откуда?..

– Уметь надо! Я-то, в отличие от некоторых, работала ого-го, – она посмотрела на меня и улыбнулась во все свои 32… Или сколько их у неё там?.. Зуба.

«Ну ничего себе, а где же справедливость?» – возмутился я про себя. «Она надо мной шутит, лишила меня ужина, из-за неё меня заставили работать, а теперь ещё получается, и блюда у неё гораздо лучше! И раз вселенная не позаботилась о справедливости, придется мне её восстановить, конечно, так, как её понимаю я.»

– А если Ольга Дмитриевна узнает, что ты воруешь еду?

– Так я не ворую! Это всё за мои заслуги! – возмутилась Ульяна.

– А это ты ей будешь рассказывать. Думаешь, поверит?

– И откуда же она узнает?!

– Ну… Это зависит от многих обстоятельств.

– Например? – она внимательно посмотрела на меня.

– Принеси мне булочку. Сладкую.

– Откуда же я тебе её возьму?

– Наверное, оттуда же, где взяла это, – я показал на её тарелку.

Ульяна замялась.

– Ладно. Но только одну! И обещай, что после этого не расскажешь Ольге Дмитриевне!

– Слово пионера!

Она убежала, а я, недолго думая, взял нож и, отрезав половину этого обширного куска мяса, положил себе на тарелку. Только я закончил, как неугомонная девочка вернулась.

– Держи, вымогатель! – и тут она обнаружила, что я забрал её мясо. – Эй, ты чего?! Я тебе булочку принесла, а ты…

В голосе всегда веселой Ульяны послышалась горечь разочарования, а на глазах, казалось, вот-вот должны были появиться слезы.

«Похоже, я переборщил. Сейчас будет истерика со слезами и кидание предметов со стола.»

Но она молча положила булочку на мой стакан и направилась к выходу.

«Ну вот, испортил настроение и аппетит ребенку», – обругал я себя и бросился догонять расстроенную Ульяну.

– Ульяна, прости меня. Согласен, неудачная вышла шутка. Возвращайся, я тебе всё отдам обратно.

– Ничего мне от тебя не нужно. Наслаждайся! – буркнула она и ещё более целеустремленно пошла к выходу.

Я обогнал её и загородил проход.

– Я же извинился. Хватит дуться. Твои шутки тоже бывают не очень удачны, но никто же не обижается насмерть. Вспомни, как обычно бывает.

Она не собиралась останавливаться и уже почти подошла ко мне.

– Ну хочешь, я тебе свой ужин отдам? Весь! – пошел я на самые крайние меры.

– Что, правда отдашь? – она удивилась и недоверчиво прищурилась.

– А куда деваться, я не хочу, чтоб ты на меня обижалась, – и я протянул ей мизинчик.

– Хорошо, раз ты ради меня готов даже на такие жертвы, я тебя прощаю, – она шмыгнула носом и зацепилась своим мизинцем за мой.

Когда мы вернулись к столу, я попытался отдать отрезанную ранее часть её порции, но она меня остановила.

– Да ладно, ешь! Будем считать, что это я отдала долг за котлету.

– Хорошо. Спасибо! – согласился я и, отломив половину булочки, положил ей на стакан.

«Ну вот и все, мир восстановлен!» – подумал я, спокойно выдыхая.

Я вышел из столовой, с трудом переставляя ноги. Послеполуденное солнце нещадно пекло, казалось, его лучи буквально давят сверху, заставляя пригибаться. Земля и плитки дорожки, раскалившись, источали жар, и теплый воздух, поднимаясь, лишь усиливал ощущение сауны, подогреваемой одновременно и снизу, и сверху. Сытость после плотного обеда в сочетании с пеклом навевала мысли о том, что сейчас самое время – провалиться в блаженную дрему где-нибудь в прохладе домика, растянувшись на кровати.

Однако мечты о послеобеденном отдыхе разбились вдребезги. Возле своего домика я обнаружил Ольгу Дмитриевну в компании двух незнакомых девушек. Одна из них выделялась своим экстравагантным видом. Розовые волосы, собранные в высокий хвост, были лишь вишенкой на торте. Взгляд невольно приковывали белоснежные чулочки, короткая белая юбка на ремне и белый топ, украшенный невообразимым количеством бантиков, ленточек и завязок. Вторая девушка, напротив, была воплощением обыденности: длинные темные волосы свободно ниспадали по спине, на ней была простая блузка без рукавов и темные бриджи.

Ольга Дмитриевна, судя по всему, уже некоторое время вела оживленный диалог с розоволосой, постепенно повышая тон. Я осторожно приблизился, стараясь не привлекать внимания, и замер неподалеку, пытаясь вникнуть в суть разговора. Стояли они прямо у крыльца моего домика, так что о возвращении в прохладную обитель пока не могло быть и речи.

– Вы что, не знаете, кто я?! – Розоволосая, распаляясь всё больше, переходила на крик. – Да мне все равно кто ты такая, правила у нас для всех одни, – Вожатая отвечала громко, но сохраняя олимпийское спокойствие. – Я – Антонина! Если бы не я, то ни этого лагеря, ни вас тут вообще бы не было! – Антонина, очевидно, решила давить авторитетом. – Я бессменный член литературного кружка, мой талант общепризнан, и поэтому я – почетный гость этого лагеря!

– И, несмотря на все это, других мест у нас нет. И тебе придется жить с этой девушкой, – в сотый раз, должно быть, повторила Ольга Дмитриевна.

– Что?! С настоящей девушкой?! Вместе?! В одном домике?! – В голосе Антонины неподдельный ужас смешался с возмущением.

– Остался только этот домик. Он двухместный. Вас двое. Так что да – вы будете жить тут вместе, – устало произнесла вожатая, которой явно наскучил этот бессмысленный спор.

– Вообще-то, это мой домик, – несмело подал я голос, опасаясь, что гнев спорщиц сейчас обрушится на меня. Но перспектива лишиться крыши над головой, да еще и после вчерашнего предложения Ольги Дмитриевны ночевать на скамейке, пугала куда сильнее. К тому же, под матрасом в домике скрывалось мое сокровище, подаренное утром загадочной кошко-девушкой. Мысль о том, что кто-то может его увидеть или, того хуже, отнять, приводила меня в ужас.

– Тогда я буду жить с ним! – неожиданно выпалила Антонина, указывая на меня и огорошив всех присутствующих. – Раз уж отдельного домика вы мне не можете предоставить, я согласна на такой компромисс!

– Так, мне весь этот цирк надоел, – решительно заявила Ольга Дмитриевна, переходя от слов к делу. – Давай-ка заходи, – скомандовала она длинноволосой девушке, указывая на мой домик. Та, не говоря ни слова, послушно проследовала внутрь. – А теперь ты за ней, – продолжила вожатая, обращаясь к Антонине.

– Ни за что! – гордо вскинула подбородок та.

Тогда Ольга Дмитриевна, недолго думая, схватила её за шкирку, как нашкодившего котенка, и потащила ко входу.

– Нет, не надо! Только не это! – заголосила Антонина, упираясь руками и ногами. Но вожатая, обладающая недюжинной силой, решительно затолкала сопротивляющуюся девушку внутрь и захлопнула дверь, оставив Антонину и ее невольную соседку наедине.

– Вы что делаете?! Немедленно откройте! Выпустите меня! – вопила из-за двери Антонина, неистово колотя кулаками и пиная дверь ногой. Но Ольга Дмитриевна была непреклонна, дверь оставалась закрытой. Постепенно крики стихли, сменившись жалобными всхлипами. Поняв бессмысленность сопротивления, Антонина, судя по звукам, бессильно сползла по двери вниз и теперь жалобно хлюпала носом, сидя на полу.

– Ну вот, так-то лучше, – удовлетворенно кивнула сама себе Ольга Дмитриевна и, открыв дверь, вошла внутрь, приглашая меня жестом следовать за ней.

Переступив через растекшуюся у порога в безвольной позе Антонину, я подошел к вожатой.

– Случилось невероятное, – обратилась она ко мне. – У нескольких девушек пропали трусики. Подозревают, что их кто-то украл. Поскольку до твоего появления у нас ничего подобного не случалось, ты – единственный подозреваемый.

Меня прошиб холодный пот. В голове молниеносно пронесся сценарий: сейчас будет обыск, вожатая найдет под матрасом "улики", и меня заклеймят позором как вора трусиков.

– Для начала выворачивай карманы, – предложила Ольга Дмитриевна.

Дрожащими руками я исполнил указание.

– Это внушает надежду, – одобрительно кивнула вожатая. – А теперь собирай все свои вещи, ты переезжаешь ко мне. Заодно и проверим, нет ли среди них чего-нибудь из утерянного.

Оттягивая неизбежное, я под пристальным взором Ольги Дмитриевны сложил и перенес к ней в домик простыни, одеяло, подушку и свои зимние вещи. Оставался только матрас. Я, лихорадочно пытаясь придумать убедительное оправдание, начал медленно его скручивать. Но в голове царила оглушительная пустота, лишь сердце бешено колотилось в груди, а руки тряслись, словно у заядлого алкоголика. Закончив, наконец, сворачивать матрас в тугой рулет и не обнаружив предательских кружев на панцирной сетке кровати, я шумно выдохнул и с облегчением сглотнул. «Трусики куда-то исчезли! Слава богам!» – пронеслось в моей голове. «Неужели моя волшебная покровительница предвидела такой поворот событий и, вовремя забрав свой дар, спасла меня от позора? Надо будет обязательно ее поблагодарить», – решил я.

Вожатая тем временем заглянула в шкаф, бегло осмотрела комнату и заключила:

– Ну что ж, никаких улик найти не удалось, это, впрочем, еще не означает твоей невиновности. Но в любом случае я теперь буду за тобой внимательно приглядывать.

– Как скажете, – промямлил я, чувствуя себя провинившимся школьником.

– Сейчас Славяна придет, сходите с ней на склад. Принесете для новеньких все что необходимо. А потом вернешься в свой новый дом. Сейчас у нас тихий час. Проведешь его у меня в домике. Никуда не выходить. Понял?

– Понял, – послушно подтвердил я.

Проснулся я от того, что кто-то настойчиво меня тормошил. Открыв глаза, я увидел Ольгу Дмитриевну.

– Эк тебя разморило, Семён! – Она стояла рядом, скрестив руки на груди. – Прямо без задних ног спал, еле растолкала. Давай, вставай, и иди полюбуйся на себя в зеркало.

Лицо жгло, в комнате витал острый запах мяты.

– Да ладно, не томите, что там с моим лицом? – спросил я, садясь на кровати и ошалело озираясь по сторонам. Ладони непроизвольно потянулись к лицу.

– Видимо, кому-то сильно ты насолил. И тебя решили освежить. Зубной пастой, – улыбнулась вожатая.

– Ладно хоть не освежевать, – съязвил я, трогая пальцами засохшую мятную корочку на щеке.

– Я даже подозреваю, кому. Странно, что совместный труд не сдружил тебя и Ульяну, – покачала головой Ольга Дмитриевна. – Ну, это ничего, я применю весь свой педагогический талант, и вы точно станете друзьями, настоящими пионерами и в будущем – достойными членами коммунистического общества!

– Хорошо, хорошо. А пока я уже пойду умываться, а то щиплется, – прервав её вдохновенную речь, я вскочил с кровати и побежал к умывальникам. «В будущем я стану достойным отшельником-одиночкой.»

От холодной воды и намазанной на кожу пасты лицо покраснело, и было похоже, что я обгорел на солнце, а вовсе не мирно спал все послеобеденное время.

– Иди-ка сюда, помидорка, – сдерживая смех, позвала меня Ольга Дмитриевна.

Я, наконец, отошел от зеркала и покорно позволил ей намазать меня каким-то кремом, на мгновение впав в ступор от нежных прикосновений женских рук.

– Ну вот, скоро раздражение пройдет, и будешь, как и прежде, красавцем, – заявила вожатая, закончив косметическую процедуру. – А теперь на полдник. С Ульяной не ссориться! Ты ведь уже не маленький, веди себя достойно. Как мужчина. Тебе и самому понравится, вот увидишь. Будет приятно сознавать, что ты можешь спокойно на всё реагировать и быть сдержанным. И Ульяна со временем почувствует в тебе это спокойствие и уверенность и тоже станет вести себя как серьезная девушка. По крайней мере, с тобой.

Вместе с Ольгой Дмитриевной мы направились к столовой. Зной к вечеру немного спал, идти было куда приятнее, чем в полуденный солнцепек.

На крыльце столовой стояло несколько человек: Алиса, Электроник, Ульяна и Славя. Когда мы подошли, я услышал обрывки их разговора:

– И больше не называй меня ДваЧе, а то ещё получишь! – Грозно выговаривала Алиса Электронику.

– Да не называл я тебя так! Тебе показалось! – Оправдывался тот.

– Называл, называл, я всё слышала! – Ульяна, как всегда, решила подлить масла в огонь.

– Да тебя вообще там не было! – возмутился Электроник.

– А вот и была! Я в кустах сидела! – Не унималась Ульяна.

– Хватит вам! Прекратите! – Славя попыталась разнять спорщиков.

«Значит, Электроник своё ранение не на футболе получил. Однако, как хорошо его медсестра подлатала – от фингала не осталось и следа!»

Ольга Дмитриевна подошла к ребятам и попыталась выяснить, что происходит:

– Что за шум, а драки нет?

– Алиса Сыроежкину в глаз… – начала было Славя.

– Ничего я не делала! – Алиса обиженно фыркнула и, гордо вскинув голову, зашла внутрь.

– А ты что скажешь? – Вожатая повернулась к Электронику.

– Да все нормально. Это я на футболе… – промямлил тот и поспешил скрыться следом за Алисой.

– Вот и хорошо. Вот и порешили, – удовлетворенно заключила Ольга Дмитриевна.

Последним в столовую вошёл я. Заметив свободный стул рядом с Мику, я направился к ней.

– Не возражаешь, если я здесь присяду?

– Ой, нет, конечно! В смысле нет, не возражаю! То есть да, садись, конечно!

Я сел.

– Сегодня, смотри, пирожки с повидлом. И чай. Тебе нравятся пирожки? – Мику подвинула мне тарелку с угощением.

– Я не особо привередливый. Ем все, – откусив первый кусочек, я добавил: – Пирожки вкусные!

– Понятно. Но вот десерты, знаешь, мне здесь не очень нравятся. Я мороженое люблю! Ты любишь мороженое? Особенно «Лакомка», но и «Ленинградское» тоже. Ой, прости, я всё о себе! Может, ты больше эскимо любишь?

В ответ так и хотелось промычать: «Когда я ем, я глух и нем», но, наверное, это было бы невежливо по отношению к собеседнице. Поэтому я просто помотал головой. Возможно, она просто пытается развлечь меня, скрасить этот полдник милой беседой, а я в ответ скажу какую-нибудь грубость.

– Знаешь, я однажды купила вафельный рожок, начала есть, а там внутри шуруп! Представляешь? Настоящий такой шуруп! Или болт… Я, честно говоря, в них не разбираюсь! Шурупы – это которыми закручивают гайки, а болты – это такие, которые отвёрткой, да?

– Я считаю, что хорошенькой девушке и не нужно знать такие тонкости, – улыбнулся я, почувствовав, что как-то необычно легко могу произнести слова, озвучить которые ранее, и кому-то другому, я бы не решился.

«Похоже, привычка говорить вслух всё, что придет в голову – заразительна,» – подумал я.

– Ешь, не отставай от меня, а то всё остынет. Пирожки особо вкусны, пока они теплые!

– А…

После моих слов Мику замолчала, засмущалась и, порозовев, уткнулась в свою тарелку, сосредоточенно пережевывая пирожок.

Когда мы доели свои порции, Мику предложила:

– Может быть, сейчас зайдем ко мне? Позанимаемся… чем-нибудь до ужина.

Я, конечно, совсем не мастер в общении с девушками и понимать их тайные намеки точно не способен, но даже мне показалось, что, говоря это, Мику флиртовала. Пусть неумело, но что-то такое было в ее интонации, в том, как она опустила ресницы и чуть склонила голову набок, что заставило сердце сладостно сжаться и ускорить свой ритм.

– Зайти к тебе? Пожалуй, я не против…

– Ну, то есть не совсем ко мне, а ко мне в музыкальный клуб, – поправилась она. – Ты же обещал, что будешь заходить, вот я и подумала, почему бы не сейчас… если ты, конечно, не против!

– А, так ты про клуб, – несколько разочарованно протянул я. – Ну, тоже можно, почему нет. Заняться все равно больше нечем.

Тут рядом с нашим столиком материализовалась Ольга Дмитриевна.

– Семен, у меня для тебя ответственное задание, – безапелляционным тоном заявила она. – На складе у нас крыша, похоже, прохудилась, и довольно много матрасов промокло. Надо их будет вынести со склада и положить на просушку. Как раз в музклубе, так что я почти не нарушила ваши планы уединиться там, – она довольно улыбнулась. – Тачку для перевозки Славяна предоставит, склад откроет, что носить покажет. Работы не много – до ужина управишься. Приступай!

– Как скажете, – понуро согласился я. Спорить с вожатой, помня о том, как крута она с теми, кто ей перечит, совсем не хотелось. «Подумаешь, прогуляюсь с тачкой туда-сюда несколько раз, гулять тоже надо. К тому же вечереет – уже не так жарко», – попытался я приободрить себя.

– А можно я Семёну помогу? – неожиданно предложила Мику.

– Почему же нет? Вдвоем, как известно, веселее, – одобрила ее предложение вожатая.

Всё время до ужина мы с Мику мотались от склада до музыкального клуба, словно два челнока. За один рейс мы перевозили пять матрасов, а всего их было штук тридцать. Я шел, старательно упираясь подошвами в землю и толкая перед собой тяжелую и неповоротливую тележку. Мику налегке шла рядом и развлекала меня беседами, скрашивая монотонную работу. У музклуба мы раскладывали матрасы под крышей веранды, а затем, гремя пустой тележкой, отправлялись в обратный путь.

В очередной раз оказавшись у музклуба, Мику вдруг осенила идея:

– Семен, а давай матрасы и внутрь занесем! У нас там из всей мебели только пара стульев, как-то неуютно, а если матрасы разложить, будет на чем сидеть… на мягком к тому же… А может… может, даже и лежать… – смутившись, она договорила почти шепотом.

– Отличная идея! – поддержал я. – Устроим мягкий уголок!

Следующую партию мы занесли внутрь и разложили вдоль стены.

– А знаешь, они почти и не мокрые, – поделилась наблюдением Мику, тщательно исследовав один из матрасов. – Может, немного сырые только. Думаю, завтра они уже высохнут. Можно будет сверху застелить каким-нибудь покрывалом, и получится низенький, зато очень длинный диван.

– А давай на складе и посмотрим что-нибудь этакое, покрывала, как ты говоришь, – предложил я. – Тоже возьмем на просушку несколько штук к нам в клуб.

После переноски матрасов, которая, благодаря Мику, оказалась не такой уж и утомительной, мы отправились на ужин. Я привычно сел рядом с ней за столик. К нам подсела Алиса, бросив на меня быстрый взгляд.

Мику, все еще находясь под впечатлением от наших свершений, принялась увлеченно рассказывать Алисе о том, как мы трудились.

– Представляешь, мы с Семёном матрасы таскали, таскали, возили, возили! А потом меня р-р-раз! И как озарило! – щебетала она, её глаза блестели от энтузиазма. – Я придумала сделать в музыкальном клубе мягкий уголок! Теперь там так уютно, просто прелесть! Матрасы вдоль стены, как диванчик, представляешь? Можно сидеть, лежать, что хочешь делать!

– И не просто матрасы, а с покрывалами сверху! Нам удалось раздобыть на складе достаточное их количество! Причем благородного черного цвета! Ну это не совсем покрывала, на самом деле это лишь широкая полоса ткани. Мы немного отрезали, так что лагерь не обеднеет! Правда втихаря. Мы никому не сказали! Так что и ты никому не говори, это будет наш секрет, ладно? Потом все равно вместе с матрасами вернем назад!

– И теперь там такая красота! Прям почти настоящий диван! Длинный, широкий, мягкий! Приходи завтра обязательно посмотреть и посидеть!

Алиса вежливо кивала, я же, улыбаясь, наблюдал за Мику. Она была похожа на маленький, неугомонный вечный двигатель, который, казалось, вопреки законам физики никогда не остановится. Мне нравилось, как она увлеченно жестикулирует, рассказывая о своих идеях, как её глаза загораются, когда она делится своими мыслями.

Алиса несколько раз пыталась как-то поучаствовать в разговоре, поймать мой взгляд, но, кажется, быстро поняла, что пока Мику в ударе, ей ничего не светит. В итоге, она просто молча слушала, изредка бросая на меня взгляды, смысла которых я, если честно, не улавливал, но отчего-то смущался.

Я уже расправился со своей порцией и, прислушиваясь к неутихающему монологу Мику, рассеянно наблюдал за остальными. Внезапно идиллию нарушили громкие звуки, доносившиеся из кухни. Сначала это было похоже на обычный рабочий разговор, но постепенно звуки усиливались, превращаясь в настоящий переполох. До нашего столика доносились обрывки чьих-то взволнованных реплик, которые вскоре переросли в громкую перепалку. Затем послышалось жалобное: "Ай, больно! Ухи, ухи мои! Не надо так тянуть!", произнесённое капризным, почти детским голосом. Через минуту из кухни появилась странная процессия: женщина в белом фартуке и поварской шапочке, а за ней, на полусогнутых ногах, семенила наша новенькая, розоволосая девушка. Женщина крепко держала Антонину за ухо, отчего та шла, скрючившись и всё приговаривая "Ой, больно, больно! Хватит, хватит! Я сдаюсь, сдаюсь! Отпустите уже!!!"

Эта диковинная пара прошествовала прямо возле нашего столика, так что я мог отлично всё видеть и слышать. На шум подоспела Ольга Дмитриевна.

– Вы только посмотрите на неё! – голос повара дрожал от возмущения. – Завалилась на кухню, как к себе домой! Ни здрасьте, ни до свидания! И сразу шасть по холодильникам! Я ей говорю: "Ты что тут делаешь? Ты кто вообще такая?" А она мне заявляет, что ей, видите ли, пиво подавай! Наглость-то какая! Пиво ей, понимаете ли, очень необходимо! Видите ли, без пива она творить не может! Представляете?

Ольга Дмитриевна, выслушав гневную отповедь, повернулась к Антонине. Та стояла, потирая ухо, и на её лице застыло выражение оскорбленной невинности.

– Это что ещё за выходки?! – строго спросила вожатая. – Какое пиво?! Ты в своём уме?! Немедленно прекрати этот цирк!

– Но как же! – Антонина вскинула голову, её голос зазвенел от негодования. – Как же я буду работать?! Где мне взять вдохновение?! Тысячи людей ждут моего следующего шедевра, нет не тысячи – миллионы! А я… я не могу писать, потому что вы отказываетесь выдать мне этот живительный напиток! Это просто произвол! Вы губите мой талант!

– Я требую немедленно выдать мне хотя бы пару бутылочек! Я же знаю оно у вас точно где-то есть! Я прям это чую!

– Что за абсурдные требования?! Ничего ты не получишь! – отрезала Ольга Дмитриевна. – С чего вообще ты решила что можешь что-то требовать? Уймись! Или я заставлю тебя это сделать! И тебе, уверяю, это не понравится! Так что если не хочешь последствий, советую немедленно прекратить этот балаган и спокойно идти к себе в домик!

Антонина, видимо вспомнив, насколько сурова бывает вожатая, когда дело доходит до наказаний, мгновенно сникла. Щеки её по-прежнему пылали, но, кажется, не от стыда, а от возмущения. Поняв, что сопротивление бесполезно, она понуро опустила голову и, бормоча себе под нос что-то о загубленном таланте и бессердечных мучителях, поплелась прочь из столовой.

– Вот и славно, – подытожила Ольга Дмитриевна, смерив взглядом удаляющуюся фигуру Антонины. – А вы, молодёжь, кушайте, кушайте, не отвлекайтесь, – добавила она, обращаясь к нам, и вернулась к своему столику. Я же проводил взглядом Антонину, скрывшуюся за дверью, и невольно задался вопросом: что это за "шедевр" она пишет, что ей для этого так необходимо пиво? И кто те "тысячи людей", которые с нетерпением ждут его появления?

Несмотря на всё её вызывающее поведение, на эти нелепые капризы и абсурдные требования, в глубине души я даже испытал что-то вроде… зависти? Нет, не то слово. Скорее, лёгкое восхищение. Как бы там ни было, но она умеет отстаивать свою точку зрения. Не сдаётся, идёт до последнего, пока не наткнётся на действительно непреодолимую преграду. В данном случае – на Ольгу Дмитриевну.

Я не такой. Я мягкий, покладистый, не люблю конфликты. Мне проще промолчать, уступить, согласиться, чем спорить и доказывать свою правоту. И порой мне самому от этого тошно. Смогу ли я когда-нибудь стать хотя бы чуточку таким же смелым и пробивным, как Антонина? Научиться отстаивать свои интересы, не боясь показаться смешным или глупым? Не знаю. Но, наверное, хотелось бы. Хотя бы немного.