Жаркий Август. Книга Первая

– Пуганая? – хмыкнул он.

– Ученая, на собственном горьком опыте, – провела демонстративно рукой вдоль своего тела, как бы показывая какой распрекрасной я стала, и винить в этом кроме себя некого, – поэтому, да, считаю, что подвох есть.

Он с минуту смотрел на меня с легкой усмешкой, о значении которой мне оставалось только гадать, потом сел, уперевшись локтями на стол и склонившись в сторону экрана.

– Умная девочка, соображаешь.

Я мысленно пожелала себе удачи, гадая, что он сейчас выдаст. Может это будет нечто похуже, чем разборки с комитетом по правам человека!

– Взамен у меня будет просьба.

– Просьба? – зачем-то уточнила вслух, прекрасно зная, что у таких людей просьба равносильна прямому приказу.

– Угу, – он кивнул, гипнотизируя меня взглядом.

Я шумно выдохнула, устало потерла лицо и грустно посмотрела на своего спасителя-мучителя.

– Какая просьба?

– Ничего особенного. Я хочу, чтобы Тимур ничего не знал обо мне. О том, что я в курсе, где он, что мы с тобой разговаривали, и, уверяю, еще не раз будем говорить. И о том, что на волю его отпускаешь тоже ни слова.

Я сидела, удивленно открыв рот и глаза:

– То есть вы не пакуете чемоданы, чтобы приехать и обнять своего родного сына, которого не видели более трех лет? И даже не хотите, чтобы я его прямо сейчас позвала, чтобы поговорить с ним? – мрачно уточнила, не понимая, как такое может быть.

Игорь Дмитриевич лишь кивнул в ответ. Охр*неть! У меня в голове не укладывалось как так можно!

– Вы вообще рады, что он нашелся? Или вам плевать, есть Тимур, нет Тимура?

Не поверите, но в этот момент я разозлилась. Мне стало обидно за парня до слез. Что же это получается, три года в этом аду, столько д*ерьма нахлебался, что на десятерых хватит с избытом, а теперь и не нужен! Он конечно паразит невыносимый, но чтоб вот так по-свински родной отец отмахивался! Это уже совсем ни в какие ворота не лезет! Блин, что за семейство нелепое?!

– Получается, нашелся и фиг с ним? – чувствую, что понесло, но остановиться не могу, – Пусть сидит, там, где сидел и раньше времени не возвращается? Это за что ж так парня надо ненавидеть?! Да вы должны были вылететь на Ви Эйру еще в тот момент, когда я вам его вживую показала!

Барсадов сидел, подперев рукой щеку, и смотрел на меня, выгнув одну бровь, а я в ответ сердито глядела на него. Нет, ну это же надо! В голове не укладывается!

– Все сказала? – спокойно уточнил он после минутного молчания.

– Все! – фыркнула, раздраженно сложив руки на груди.

– Если тебе это действительно важно, то своего сына я люблю больше жизни, – просто сказал он.

И я поверила. Не словам, нет. Глазам. Глаза не врали. Так смотрит отец, который действительно любит своего ребенка.

Тут меня накрыло. Это что получается, я только что клацнула зубами в сторону Барсадова старшего, потому что непроизвольно, рефлексивно стала защищать Тимура??? Охр*неть, я выдала! Это вообще что сейчас было? Я же этого гаденыша терпеть не могу до такой степени, что зубы сводит, а тут на тебе, разошлась.

Наверное, у меня было настолько удивленное, ошеломленное, растерянное лицо, что Игорь Дмитриевич тихо рассмеялся, а я со стоном уткнулась лицом в свои ладони.

– Я вам нахамила? – то ли спросила, то ли констатировала факт.

– Ага, еще как, – подтвердил мужчина, впервые обратившись ко мне без стужи в голосе.

– Простите, – промычала, не отрывая рук от лица, чувствуя, как заливаюсь горячим румянцем, от шеи и до самых кончиков ушей. Вот я молодец! Учудила! Стыдоба! Сама не понимаю, как это получилось, совсем на меня не похоже. А, главное с чего такой порыв??

– Наверное, просто устала, и настроения нет, – произнесла вслух, смущенно отводя глаза в сторону.

– Бывает, – опять улыбнулся.

Нет, что его так позабавило? Маленькая сушеная мартышка, которая по дурости своей болтает неизвестно что?

Все, успокаиваемся, глубоко дышим, придаем себе невозмутимый вид. Ну, налажала маленько, с кем не бывает?

Кое-как взяла себя в руки и смиренно сказала:

– Тогда я вообще ничего не понимаю. Если вы любите его, то неужели вам не хочется увидеть его поскорее, обнять, поговорить?

– Хочется, больше всего на свете.

– Тогда почему вы не хотите этого сделать прямо сейчас, – с досадой всплеснула руками, – приехали бы, я вам комнату выделила. Да что там комнату, я бы вообще из дома свалила, чтобы вам не мешать.

Это что я сейчас сама, по собственной инициативе упрашиваю Барсадова старшего приехать ко мне в гости, повидать наглого свиненыша? Нет, пора завязывать с этим разговором! Видать ума и выдержки мне только на утро хватило, а сейчас только глупости выходят.

– Тим у тебя уже сколько? Две недели?

– Да.

– Ты его хоть немного, но успела узнать.

– Я бы так не сказала, – отрицательно покачала головой, – вообще не знаю.

– Брось. Характер уже точно оценила.

В ответ лишь пожала плечами, отказываясь комментировать данную тему.

– Так вот, скажи мне, – задумчиво продолжил он, – что сделает Тимур в первую очередь, как только выпорхнет из-под твоего крылышка?

– Понятия не имею, – развела руками, – по бабам пойдет, в запой сорвется, дебоширить будет с упоением.

– Это несомненно, но позже, а с самого начала, что будет?

Я тяжело вздохнула, сообразив, к чему он клонит:

– Он мстить возьмется, – устало потерла лицо.

– Вот именно! И нет никакой гарантии, что он опять не попадет в какую-нибудь переделку, и не факт, что на пути попадется еще одна сообразительная Василиса, с помощью которой удастся выкарабкаться. Один раз я уже думал, что потерял его, больше такого не допущу. Мне надо, чтобы к тому времени, как он выйдет на свободу, мстить уже было не кому.

– Хотите лишить его такого удовольствия? Он будет злиться, – резонно предположила я.

– Плевать! Пусть злится, бесится. Что угодно! Но когда Тимур освободится, я хочу, чтобы он начал все с чистого листа, а не увяз в старых проблемах.

– И с чего вы начнете?

– Есть варианты, – как и следовало, ожидать, в свои планы он меня посвящать не собирался. И правильно, меньше знаешь – крепче спишь. Однако после недолгого молчания он все-таки добавил, – ты меня на мысль одну натолкнула.

– Я? – удивлено показала пальцем на саму себя.

– Да. Когда сказала, что плохо мои люди искали Тимура на Ви Эйре. Вот теперь я и думаю, что это было? Непростительная халатность, или злой умысел? Уже начал проверять. И именно по этой причине я не полечу сейчас, сломив голову, к вам на Ви Эйру. Мне надо лично контролировать все происходящее и найти сволочей, которые с ним это сделали.

Я сглотнула, поежившись от его взгляда. Пусть ярость, которая в них полыхнула, предназначалась не мне, но стало на столько неуютно, что волосы на голове дыбом встали.

– Почему вы не хотите, чтобы я говорила ему про освобождение? Могу его порадовать, не сообщая про вас.

– Ну, тут уж на твое усмотрение, – хмыкнул он, – только потом не говори, что я не предупреждал. Не удержишь его, стоит ему только почувствовать запах свободы. Сил не хватит. Я и так уверен, что он доставляет массу проблем.

После последней фразы он выжидающе посмотрел в мою сторону. Я сначала хотела все отрицать, а потом, махнув на все рукой, произнесла:

– Вы даже не представляете сколько.

– Будет еще хуже. Так что сама решай говорить или нет, но я бы советовал не усложнять свою жизнь, тем более в такое время, – он кивнул на мои ребра, имея в виду Август. – Пусть все идет свои чередом. Как жили, так и живите. Пусть выполняет свои обязанности, ничего с ним не станет, а тебе легче.

Я устало выдохнула и тоскливо посмотрела в окно, за которым уже занимались вечерние сумерки, легкой туманной поволокой покрыв мой сад.

– Что, настолько достал? – сочувственно спросил Барсадов.

Я в ответ еще раз вздохнула и снова обреченно махнула рукой:

– Лучше не спрашивайте. Характер у него, конечно, не сахар. Что уж тут скрывать, я была бы безумно счастлива, если бы вы его у меня забрали. Или приехали. Все равно.

– С подросткового возраста таким стал. Как мать погибла, так у него словно крышу снесло. Мне тогда не до него было, в свои дела ушел, проблемы, вот он и был сам себе предоставлен. Во все тяжкие пустился, и драки, и проблемы с законом, и компания плохая. Думал академия исправит, да хр*н бы там. Как был бешенный, несгибаемый с ветром в голове, так и остался. Сейчас, наверное, еще хуже стал, обозлился.

– Насчет несгибаемости – это скорее плюс. Качество, которое помогало ему продержаться все это время, – задумчиво произнесла, потирая подбородок, – по поводу ветра в голове – очень сомневаюсь. В тех условиях, что ему пришлось выживать, с ветром долго не протянешь. Он наблюдательный, дружит с аналитическим мышлением, хитрый как черт, просчитывает все наперед, манипулятор знатный.

– Мы про одного и того же Тимура говорим? – удивился Барсадов.

– Думаю, вы удивитесь, каким он сейчас стал. Я его раньше не знала, но уверена, что он повзрослел. Не мог не повзрослеть, учитывая, через что ему пришлось пройти. По поводу злости, как тут не обозлиться? Кто угодно обозлится.

– Мне показалось, или ты его хвалишь? – подозрительный взгляд в мою сторону.

– Я им в какой-то степени восхищаюсь, – пожала плечами, – но, что скрывать, свинья он редкостная. Уж, извините, но говорю как есть.

Барсадов задумчиво усмехнулся, опять принявшись крутить ручку, а потом спросил:

– Расскажи мне что-нибудь про него.

Я задумалась. Что рассказать? Как на коленях валялся у меня в первый день? По голове за это не погладит. Как мы с ним уныло трапезничали вместе? Скукота. Что же еще?

– Хотите знать, как он первое время меня водил за нос? Вот только два дня назад карты раскрыл?

– Давай.

Мне кажется, Игорю Дмитриевичу было глубоко плевать, что именно слушать про своего Тимура, лишь бы слушать. Я рассказывала о том, как Тим прикидывался лохматым хлюпиком, как я его на чистую воду вывела, а он сидел и внимательно слушал, не сводя с меня проницательного взгляда. Во время рассказа я и сама наблюдала за ним, отмечая, что сейчас он выглядит не как грозный, властный мужик, не знающий преград на своем пути, а как обычный усталый человек, который после долгой разлуки нашел своего сына. И пускай, он не собирался приезжать до тех пор, пока не разберется со всеми проблемами, и не выяснит, кто же отправил Тима на Ви Эйру, но я видела, что он рад хотя бы тому, что слушает о нем и знает, что жив здоров.

Мне было искренне неудобно, оттого что я, будучи абсолютно посторонним человеком, оказалась втянута в эту историю и вынуждена быть невольным свидетелем всего происходящего.

Мой рассказ его рассмешил:

– Это на него похоже, – с улыбкой заметил он, а у меня внутри словно кошки когтями рвали, от неправильности всего происходящего, даже дышать тяжело стало. Не должно быть таких ситуаций, не должно.

Мы проговорили еще, наверное, полчаса, потом распрощались. Я его еще раз поблагодарила за помощь с комитетом, а он обещал держать в курсе событий, иногда звонить, узнавать как у нас дела, и если его разбирательства закончатся раньше, чем я отпущу Тимура, то приехать на Ви Эйру лично.

После этого я выключила компьютер, погасила единственный источник света – настольную лампу и долго сидела в темноте, немигающим взглядом уставившись на дерево за окном, чьи ветви отбрасывали причудливые тени.

Тяжело.

После этого разговора внутри, словно змея, свернулось ощущение безысходности. Причем не моей. Отчего-то я чрезвычайно ясно представляла, что было с Тимуром, когда в одночасье превратился из свободного человека в бесправного раба. Представляла, что чувствовал его отец, когда не мог найти, не знал что с ним, жив ли вообще. Почему-то все эти ощущения нахлынули с такой силой, что не могла даже вдохнуть нормально от боли в груди, и сама не заметила, как по щекам покатились крупные слезы. Без плача, рыданий, просто молчаливые слезы. Как так случилось, что я стала частью этой безумной, драматичной истории? И как теперь выбраться из нее, не завязнуть по самые уши? Мне проще было считать Тимура просто гаденышем, попавшим по своей вине в серьезную переделку, а после разговора с отцом, словно занавес в сторону сдвинулся, и я увидела совсем другое, то что, наверное, и не должна была видеть.

Жалела ли я Тима? Пожалуй, нет. Жалость унижает. Точнее было бы сказать, что я ему сочувствовала. И ему, и отцу. И от этого становилось еще больше не по себе. Черт, проще все-таки быть циничной стервой, чем вот так пропускать все через себя и лить слезы непонятно по кому, сидя в темной комнате.

Опустила взгляд на светящиеся в темноте часы. Уже совсем поздно, но за день я выспалась, поэтому сна не было ни в одном глазу. Я сходила на кухню, сделала себе горячего чая и потом долго сидела на лавочке перед крыльцом, задумчиво глядя на аллею, уходящую вдаль, слушая ленивый шелест листвы и песни цикад, и размышляя о том, что же теперь будет дальше.

Глава 16

27 дней

Это утро ну никак нельзя было назвать добрым. Проснулась ни свет, ни заря оттого, что боль раскатистыми волнами проходит вдоль позвоночника, вынуждая стискивать зубы, жмурится и мысленно считать, в надежде, что когда дойдешь до сотни, то станет легче.

Досчитала и до ста, и до пятиста, и до тысячи. Результата – ноль. Боль никуда не делась.

Давно меня так сильно не накрывало. Может, причина в том, что конец этого адского лечения-мучения уже не за горами, а может в том, что за последние несколько дней на меня свалилось слишком много переживаний из-за Тимура и проблем, связанных с ним. Эта ночь вообще стала настоящим испытанием. Сон никак не хотел приходить, и я ворочалась в кровати, то и дело, бросая тоскливые взгляды на часы, беспристрастно показывающие время далеко за полночь. Несправедливо, я люблю спать, потому что так время быстрее пролетает, а сегодняшняя ночь стала просто бесконечной.

Утро началось не лучше. Боль невыносимая, от которой хоть волком вой, да на стены бросайся. Вдобавок не выспалась совершенно. Ну, сколько я суммарно проспала? Пять часов, четыре, три? Не могу точно сказать, в полудрему то и дело проваливалась, а полноценного сна так и не дождалась. В голове неприятно гудело, словно я вчера пьянствовала, физиономия отекла, во рту металлический привкус, настроение ниже плинтуса.

Вроде только проснулась, а уже устала, так, будто, с ночной смены вернулась.

Как же все это надоело!

Терпеливо дождалась, пока электронный доктор выполнит все обычные утренние манипуляции и отстанет от меня, укатив в свой темный угол. После этого с тихим стоном села на краю кровати и, не шевелясь, просидела еще довольно долго, никак не находя в себе сил подняться. Хотелось вернуться в постель и все-таки попытаться наверстать упущенное и выспаться.

Нельзя! Конечно, бродить, наматывая километры, как того хочет врач, Никита и еще некоторые персонажи, я не собираюсь, но прирастать к кровати тоже не дело. Лучше уж потом у телевизора поваляться, чем снова укладываться спать, не успев выбраться из постели.

Итак, здравствуй очередное прекрасное утро, дивное отражение в зеркале и ненавистный календарь с проклятыми розами. Как всегда, ненавижу вас от всего сердца!

Подъем с кровати, после которого пришлось пару минут постоять, потому что каждый вдох сопровождался болезненным уколом в грудной клетке. Продышалась, кое-как собралась и отправилась на кухню.

Здесь царила первозданная тишина и спокойствие. Мой шеф-повар явно еще не выходил из своего убежища, и не приступал к своим обязанностям. Что ж, это хорошо. Могу спокойно посидеть, выпить кружечку горячего кофе, посмотреть в окно, подумать о своем будущем, не дергаясь и не вступая в словесные баталии. Вообще, я последнее время все чаще стремилась избегать контактов с ним, предпочитая отсиживаться у себя. Словно не я хозяйка дома, а этот душевный Подарочек. Непорядок. Надо все расставить по своим местам, а то за оставшийся срок он вообще обнаглеет. Как расставить, это уже другой вопрос.

Игорь Дмитриевич резонно предложил все оставить как есть, не создавать себе лишних проблем. Значит, так тому и быть. Он мужик разумный, ерунды не посоветует.

Но кое-что пора поменять. Для начала, наверное, стоит прекратить прятаться от него, и все-таки показать, кто в доме хозяин. Посмотреть, что он делает, как. Проявить интерес так сказать, а то бродит по дому, предоставленный сам себе. Пусть видит, что я все контролирую и держу руку на пульсе. Все, прямо сегодня и начну проявлять этот самый интерес!

Решив так, сама себе утвердительно кивнула и отвернулась от окна.

Твою мать!

В паре метров от меня стоял Тимур, привалившись к столу, сложив руки на груди и исподлобья глядя в мою сторону. От неожиданности вздрогнула, чуть не упустив из рук кружку, каким-то чудом, умудрившись сжать ее непослушными пальцами в последний момент. Как он смог настолько тихо подойти??? Даже намека на его присутствие не почувствовала! Точно, котяра! Те лохматые черти тоже бесшумно ходят. Уф, сердце как зашлось от испуга, аж в ушах зазвенело.

– О ком мечтаем? – насмешливо-холодный вопрос заставил меня подобраться.

– О тебе, конечно! – с отстраненной улыбкой ответила парню, пытаясь взять себя в руки, – о ком же еще мне мечтать? Вот летела на кухню, пылая желанием узреть твой дивный лик, а тебя здесь и не оказалось.

Зачем я опять начинаю выпускать шпильки? Сама провоцирую на разборки. Зачем я это делаю? Блин, можно подумать, что сама заскучала от вчерашнего затишья. Вот глупость-то. Проще ведь промолчать, холодно осадить его и уйти с гордым видом, как я это успешно делала вчера. Вон как его озадачило мое нежелание вступать в конфликт, когда я вся была погружена в мысли о предстоящем разговоре с его отцом.

Стоп! Куда уйти? Не я ли решила, что сегодня начинаю интересоваться его делами, проявлять участие? К сожалению, я. Так что триумфальное бегство отменяется.

Против воли засмотрелась на него, сравнивая с отцом. Надо же, как похожи. Тот же изгиб бровей, те же глаза. Заматереет когда, вообще не отличишь. Вот она порода, никуда от нее не денешься. И ведь совершенно не похож на Майлза, как мне показалось в самый первый момент, стоило его только увидеть без бороды и зарослей на головы. Просто какой-то общий типаж, образ, не более того.

– Долго любоваться будешь? – он опять вывел меня из задумчивости.

– Не знаю, – пожала плечами и отвернулась от него, пряча дрожащие руки и внезапно порозовевшие щеки. Еще не хватало, чтобы подумал, будто действительно любуюсь. Про отца сказать не могла, поэтому оставалось только иронично огрызаться в ответ, – просто никак не нарадуюсь, что судьба такой Подарочек прислала.

– А уж я-то как рад, – мрачно заметил парень, и я спиной почувствовала, как по мне мазнул холодный, полный раздражения взгляд. Брррр, аж мурашки по спине побежали, заставляя, ежится, – не думал, что в такую рань встречу тебя здесь.

– Разве это рань? Девятый час.

– Насколько я могу судить, для тебя – это несусветная рань, – он легко оттолкнулся от стола, и не глядя в мою сторону, пошел к холодильнику, – что-то не припомню, чтобы ты раньше десяти выбиралась из своего укрытия.

– Сегодня день особенный, – холодно улыбнулась в ответ, одними губами. Ругаться еще не начали, но я чувствовала, как атмосфера неприязни сгущается, ощущение такое будто еще немного и искры полетят.

– И что в нем особенного? – Тим методично выгружал необходимые для приготовления завтрака продукты.

– Сегодня мне захотелось посмотреть, чем ты занимаешься.

Он остановился, вполоборота обернулся ко мне, смерив подозрительным взглядом:

– То есть собираешься сидеть и мозолить мою спину своим печальным взглядом? Для меня это весьма сомнительное удовольствие.

Гаденыш противный! Пытается меня спровадить прочь в моем же собственном доме! Даже не скрываясь. Как жаль, что от папани не унаследовал выдержку и здравый смысл. Может это с годами придет? Хотя вряд ли.

– Так это самое приятное в таком наблюдении, – ответила и с деловым видом забралась на табуретку, пытаясь не показать, что каждое движение сопровождается вспышкой боли. Давно я так не раскисала и не мечтала с таким остервенением об обезболивающих. Целую пригоршню за раз, чтобы, наконец, забыться и отдохнуть. Мдааа, мечты достойные закоренелого наркомана. Докатилась.

Тимур стоял и сердито буравил меня своими глазищами, даже и не думая скрывать раздражения, а я в ответ села поудобнее, подперла рукой щеку и, подняв брови, посмотрела на него:

– Ну что ж твори, я готова!

Плохо себя веду, неправильно. С такими темпами, никогда у нас контакт не наладится, но поделать ничего не могу. Кто виноват в том, что я провела бессонную ночь? Правильно, он! Поэтому и вредничаю, ощущая себя при этом полной дурой.

Знаете, такое дурацкое состояние, когда вроде хочешь с человеком пообщаться, но не знаешь, как начать, тему не можешь подобрать, момент подходящий и, в результате, вместо нормальной беседы начинаешь задираться. Вот как мальчишки в школе за косички дергают, когда хотят к себе внимание привлечь. Так и я себя вела сейчас, один в один. Вроде устала от конфликтов, хотела бы наше общение в мирное русло повернуть, а вместо этого злю его, еще больше настраивая против себя. Эх, видели бы вы меня сейчас, Игорь Дмитриевич! Точно бы усомнились в моей разумности!

Похоже, ничего хорошего из нашего утреннего общения не выйдет, и, скорее всего по моей вине. Придя к такому выводу, я сползла с табуретки и направилась к выходу, наплевав на то, как со стороны выглядит моя непоследовательность и на утреннее стремление к общению.

– Что, насмотрелась уже? – раздался голос из-за спины.

– Ничего интересного, – выдала очередной "перл", махнула рукой и ушла к себе. Ломая голову над тем, как же все-таки выплыть из того болота, в котором мы оказались?

Завтракать не пошла, потому что из-за разбитого состояния ничего не смогу проглотить. Кружку кофе утром выпила и хватит. К тому же опять пересекаться с Тимуром не хотелось. Не готова я к этому. Наговорю ерунды, он ответит грубостью, в результате оба рассердимся и еще больше разойдемся в стороны. Надо бы побеседовать с ним серьезно, без ужимок, взаимных претензий и прочей ерунды. Просто поговорить о нашем совместном существовании, серьезно обсудить все сложные моменты, попытаться сгладить острые углы. Не знаю, возможно ли это вообще в нашей непростой ситуации. Он в глубоком окопе, закрыт от своей хозяйки, а я не могу ему сказать, что скоро весь этот кошмар закончится, и он сможет идти на все четыре стороны. В таких условиях тяжело грамотно выстроить цивилизованный диалог. Я хоть и смирилась с тем, что еще три с половиной месяца не смогу от него отделаться, но не испытываю никаких положительных чувств по отношению к нему. Он же меня тихо ненавидит, как любой раб ненавидит своего узника-хозяина. И как выбраться из этой западни, я не знаю.

Сегодняшнее утро неприятным всполохом промелькнуло в памяти. Повела себя как глупая курица. Ну, чего стоило вместо всякой чуши сказать просто "доброе утро", и плевать, что бы он там ответил, потому что с моей стороны, это был бы какой-никакой, но все-таки шаг навстречу. Вместо этого несла какой-то бред про наблюдение. Детский сад, иначе и не скажешь. Обезьяньи ужимки.

Села на краешек незаправленной постели, подсунув себе подушку под бок, чтобы хоть немного ослабить неприятные ощущения, и задумалась, внезапно поймав себя на мысли, что после вчерашнего разговора с Игорем Дмитриевичем, впервые за все время мне захотелось действительно спокойно пообщаться с Тимуром. Наверное, потому, что внезапно поняла – это не просто ходячий комок проблем, доводящий меня до белого каления, а реальный человек, у которого своя жизнь, пусть и не веселая в последние три года. У него отец, друзья, подруги, наверняка девушка есть… Была. А, может, и не было. Может, как Лазарев, брал, что хотел, потом перешагивал и шел дальше. Кто его знает, как там все на самом деле обстояло.

Просто хотелось поговорить, все равно о чем, лишь бы без зубоскальства и взаимных огрызаний, оскорблений. Нелепое желание, которое неизвестно чем оправдать, но справиться с ним не удавалось. Все больше расстраивалась из-за того, как утром себя повела. Глупо, неосмотрительно, еще больше отталкивая от себя. Непроизвольно все получилось.

– Засада, – грустно проговорила, глядя перед собой затуманенным взглядом, – полнейшая.

Надо дождаться обеда, когда он вернется в дом и все-таки попробовать сделать шаг навстречу. С меня ведь не убудет, если пожелаю ему приятного аппетита или спокойно поинтересуюсь, как продвигается работа по ремонту крыши. Конечно в ответ, Тим скажет что-то нелицеприятное, а может и просто промолчит. Ну и что, пускай, зато может быть поймет, что мне не все равно.