Жаркий Август. Книга Первая

Вопрос только в том, выдержу ли я? Что, если мои попытки, одна за другой, будут рассыпаться в прах, натыкаясь на стену его отчуждения, приправленного острыми колючками? Не знаю. Я ведь тоже не железная, особенно в последнее время.

Как же все сложно! Теперь, когда Барсадов старший настоятельно просил ничего не говорить Тимуру, я буквально с ума сходила от желания ему все сказать. Почему? Может, просто хотела порадовать, а может, мечтала о том, что хорошие новости вынудят сменить гнев на милость.

Ерунда какая-то. Вот скажите на милость, ну не все ли мне равно, порадуется ли он или подобреет? Три с половиной месяца и все, с вещами на выход. И вспоминать друг друга будем только в страшных снах. С чего же меня сегодня так пробрало на откровенность, с чего такая непередаваемая жажда общения? Не понимаю.

Ладно, надо дождаться обеда и все-таки попытаться сделать этот самый, пресловутый шаг к миру.

А хотя, зачем ждать? Что я смелости наберусь дополнительной? Или он за это время воспылает ответным желанием пообщаться со мной? Нет, конечно, ничего не изменится. Значит, надо вставать, подниматься с кровати исключительно за счет силы воли, и идти к нему, прямо сейчас.

Чу решила, чу сделала.

Не совсем понимая как начать с ним разговор, да и о чем вообще говорить, но преисполненная самой благой решимости, я покинула свою комнату и побрела по коридору в сторону черного выхода.

Что происходило дальше, я при всем желании не могла объяснить с точки зрения логики. Просто внутри будто что-то щелкнуло. Не торопясь, дошла до двери, взялась за ручку и уже хотела выйти на улицу, но остановилась, ибо в этот момент голову посетила внезапная мысль. А чем он там, собственно говоря, занимается? Ясно, что я его отправила гараж крыть, да результата что-то не видно! За две недели взрослый, и как оказалось далеко не хилый мужик, мог бы пять таких гаражей перекрыть. А Тимур никаких результатов мне не показывал. Да, каждый день исправно уходит на место действий, что-то там ковыряется, иногда стучит. Но где пресловутый результат?

Тихой змеей в мысли просочилась подозрительность, вытесняя недавнее жгучее желание просто с ним пообщаться. По коже пробежали крупные мурашки как от холода, когда я осознала, что опять не верю ему. Точно обманывает!

Благое расположение духа испарилось, словно его и не было. Отпустила несчастную ручку, развернулась и деловым шагом направилась к главному выходу. На крыльце немного постояла, запрокинув голову к небу. Будет дождь. Возможно не сейчас, ближе к вечеру, но точно будет. По небу торопливо плыли небольшие хмурые облака, то и дело, закрывая собой солнце, в воздухе ощущалась влажность. Эх, ливня бы настоящего с грозой, с ослепительными вспышками молний и раскатистым рокотом грома, чтобы сидеть у окна с кружечкой горячего чая и любоваться на буйство стихии.

Прогнала мысли о дожде и снова переключилась на Тимура. Итак, идем смотреть, чем же он там занимается. Прошла немного вперед по аллее, уводящей от дома, до раскидистых кустов сирени. То, что надо. Аккуратно, стараясь не споткнуться за торчащие из земли корни, и не зацепиться за зеленые ветви, стала пробираться между кустов, придерживая очки двумя руками. Если они слетят – все, пиши пропало, буду тыкаться носом во все стороны, словно слепой котенок.

Кусты нехотя расступались, не желая пропускать меня вперед, а я упрямо продолжала пробираться сквозь них, пока не почувствовала под ногами твердую почву. Вот оно!

Раньше, когда семья была полной, и мы с мамой жили на Ви Эйре, я обожала гулять в нашем саду, и отец, желая угодить своей маленькой дочери, проложил сеть так называемых тайных тропинок. В детстве я с ума сходила от восторга, рисуя всевозможные карты сокровищ, блуждая по этим тропинкам и придумывая всевозможные истории. Это было мое царство, и естественно я его досконально знала. Каждый изгиб, каждый камушек, каждое деревце. Со временем эти знания никуда не делись, маленько запылились, поблекли, но даже сейчас я с закрытыми глазами могла нарисовать все хитросплетение узеньких твердых тропинок.

После триумфального возвращения на Ви Эйру в статусе пациента центра Августовского, нет-нет, да и мечтала набраться сил и выйти прогуляться по старым местам. Останавливало то, что не знала насколько тропки заросли, и получится ли у меня по ним пройти в нынешнем бедственном состоянии.

А тут на тебе, даже повод достойный подвернулся!

Я стояла вначале дорожки, которая по широкой дуге огибала дом и возвращалась обратно. Как раз с противоположной стороны гаража.

Не скажу, что очень долгий путь, но в моем нынешнем состоянии прогулка может и затянуться. Главное под ноги смотреть и очки не потерять.

Побрела вперед, руками разводя ветви, свисающие над дорогой. В принципе все не так плохо. За долгие годы, что дом пустовал, покрытие на тропинках потрескалось, потемнело, но до сих пор сохраняло форму. Местами, то тут, то там сквозь стыки да по краям пробивались отважные островки зелени, или задорно топорщились несгибаемые одуванчики. Я брела вперед, с удовольствием вдыхая свежий, напоенный влажностью воздух, смотрела по сторонам, с замиранием сердца отмечая привычные ориентиры. Вот кривая ива, чей ствол разделялся на два, напоминая руки, поднятые к небесам. Вот огромный некогда серый валун, покрывшийся со временем зеленым мхом, а вот перекресток двух тропинок.

Однако, прогулка была не настолько простой, как мне хотелось бы. Местами кусты переплетались своими ветвями, создавая практически непреодолимое препятствие на пути. Приходилось потихоньку, без шума, по веточке разбирать баррикаду, прежде чем появлялась возможность идти дальше. Иногда дорожка заводила прямо в заросли высокой, в мой рост крапивы. Тогда я прятала руки в широкие рукава, закрывала лицо и бочком пробиралась морщась от неожиданных уколов. А уж про репейники и прочие колючки я вообще молчу! Ближе к концу пути я была в них вся! Гроздья висели на платье, несколько штук умудрились вцепиться в волосы. Я их сердито сдирала, проводя рукой по жиденькому хвостику или пестрому подолу, но лишь для того, чтобы через десять шагов нацеплять новых. И все повторялось заново.

В детстве, когда я, словно ураган, носилась по этим тропинкам, они казались мне нескончаемыми, сейчас же просто до безобразия утомляющими. Вот чего меня черт дернул пуститься в это отважное путешествие? Не могла до обеда подождать? Там бы и перекинулась с Тимуром парой фраз, на иное и рассчитывать не стоит. В лучшем случае большую часть промолчали бы, а в худшем разругались. Нет же! Мне приспичило ускорить наступление этого светлого момента, душа потребовала общения! И теперь, охая, стеная и кляня себя за несусветную неосмотрительность, вынуждена продираться сквозь бесконечные заросли.

Я уже была не рада своему гениальному решению, и почти решила повернуть обратно, да только смысла в этом не было. Середина пути. Что вперед продираться, что назад, никакой разницы. Эх, чувствую, аукнется мне эта прогулка сегодня вечером. Молодец Василиса, умненькая девочка, ничего не скажешь.

За время пути я успела себя пожалеть, отругать, позлорадствовать и конечно рассердится на первопричину, то бишь на Тима, обвиняя его во всех смертных грехах. Вот если бы не его первый обман, то сегодня на меня бы не накатила подозрительность, и я не полезла бы по кустам, как лось по кукурузе.

И что сейчас я ему скажу, вывалившись из кустов, вся растрепанная, в репьях, с перекошенным от щемящей боли в боку лицом? Конечно, ничего хорошего! Ох, Василиса Андреевна, сама на себя не похожа в последнее время, из-за корсета проклятущего, из-за Подарочка и всех событий, связанных с ним.

Моя пробежка по кустам заняла минут двадцать, за которые, я измотала себя и физически и морально, доведя настроение до высшей точки кипения.

Так или иначе, но когда я, вся в растрепанных чувствах, приблизилась к финалу своего пути, было лишь одно желание – кого-нибудь укусить, потратив весь скопившийся внутри яд.

На цыпочках преодолела последние метры пути и тихонько, стараясь ничем не выказать своего присутствия, раздвинула ветки ивы.

Ах ты ж свиненыш, ты, бессовестный! Скотина ты неблагодарная!

Стою, сжав кулаки, а у самой зубы от злости сводит. Этот… этот… Подарочек, вольготно развалился на крыше гаража, удачно подобрав место, таким образом, что увидеть из дома я его не могла при всем желании.

Лежит, закинув руки за голову, прикрыв лицо скомканной футболкой. Загорает, блин, или спит. С моим зрением так сразу и не разберешь.

Крыша как была в первозданном виде, так практически и не изменилась.

Вот, я курица безмозглая! Что ж ни разу не проверила, как продвигается его работа? Не сходила и не проверила, чем он тут целыми днями занимается? Лень было? Себя жалела? Нервы берегла?

Вот результат!

Развалившийся на крыше, греющийся на солнышке, наглый котяра, который в очередной раз обвел меня вокруг пальца, воспользовавшись мои нежеланием совершать лишние телодвижения. Молодец, парень! В любой ситуации изворачивается так, чтобы себе удобно было.

Прибила бы к чертям собачьим!

Что ж, пора поговорить. Утром я была полна благих намерений сделать шаг навстречу, но вместо этого сейчас на грани того, чтобы устроить самый настоящий, колоритный скандал. Я тут мечусь, думаю, как наладить отношения, жалею его, а он…

Накрутив себя до ручки, решительно вышла из своего зеленого укрытия, и направилась в сторону гаража, бесшумно ступая по мягкой, изумрудной траве.

Как и следовало ожидать, Тимур был настолько увлечен своим ничего-не-деланием, что не услышал моего приближения, поэтому мне удалось незамеченной подойти к гаражу.

– Ну, как загорается? – спросила громко, и не думая скрывать сарказм.

Тимур от неожиданности дернулся, судорожно попытался стянуть с лица футболку, запутался в ней, сдвинулся в сторону и коротким, но емким "бл*", свалился в прореху между листами кровли.

Первым моим порывом было раскинуть руки, задрать голову к небу и разразиться демоническим хохотом. Ха-ха-ха! Так тебе и надо, свин ты неблагодарный!

Потом прикинула высоту крыши, уровень шума, который он издал при падении, и поняла, что так ведь и убиться можно.

– Ё-мое, – пробубнила себе под нос и поспешила внутрь.

Сейчас он свернет свою буйную шею, а отвечать мне. Комитет выдвинет обвинения в жестоком отношении, а суровый папаня велит разделать меня на куски и подать к столу мелкими ломтиками.

Заскочив внутрь, осмотрелась, дав глазам возможность привыкнуть к полумраку.

Где же этот гад? А, вон он!

Тимур обнаружился лежащим на полу, с широко раскинутыми руками. Я поспешила к нему, желая, убедится, что все в порядке.

Подойдя ближе, увидела, что лежит, сердито стиснув зубы и чуть морщась, как человек, у которого нестерпимо болит голова. Вроде живой, хотя кто его знает, что могло случиться при падении:

– Ты как, живой? – спросила, подходя к нему практически вплотную. При звуке моего голоса он еще сильнее поморщился, не проронив ни слова, но я не сдавалась, – руки ноги целы? Спина? Шея? Ты вообще шевелиться можешь?

В ответ тишина. Лежит, недовольно смотрит на меня, и я вижу, как в глазах боль плещется. Перепугалась за него до одури, уже хотела, было ринуться домой, вызывать врача, но, отступив на шаг, остановилась, на секунду задумалась и вернулась обратно:

– Можешь не разговаривать со мной, дело твое. Только на вопрос один ответь. Тебе больно оттого, что ты рухнул с крыши и что-то повредил, или потому, что лежишь и придаешься радужным фантазиям, посвященным тому, как ты откручиваешь мне голову, топишь в болоте или душишь своими собственными руками?

– Ты как думаешь? – последовал хриплый ответ, после секундного молчания.

– Понятно, – протянула я, сердито складывая руки на груди, и грозно глядя на него сверху вниз. По крайней мере, я надеялась, что грозно, с этими страшенными очками, даже если захочешь никого взглядом не сразишь.

Тим еще раз шумно выдохнул и потер лицо руками, после чего покосился в мою сторону и язвительно произнес:

– Не обязательно мне тут светить своими костлявыми коленками!

Чуть пар из ушей не пошел, когда сообразила, что стою рядом с ним в бесформенном балахоне с широким подолом, и ему в таком положении открывается просто дивный вид мои тощие мощи.

– А ты не пялься, куда не положено! – зло рявкнула на него, все же отступив на пару шагов.

– Не больно-то и хотелось, – хмыкнул Тимур, потом сел, тряхнул головой и легко поднялся на ноги, потирая ушибленный бок и исподлобья глядя в мою сторону.

– Как это понимать? – с трудом дыша от еле сдерживаемой ярости, спросила у него.

– Что именно? – он невинно поднял брови.

Ясно, дурака решил включить, издевается.

– Я имею в виду твои возлежания на крыше!? – из последних сил стараюсь удержать на лице маску спокойствия, а в голосе рассудительность, хотя больше всего на свете хочется визжать и топать ногами. Обманул, опять! И опять только благодаря моей невнимательности. Сил никаких больше нет!

– Погода хорошая, особого пекла нет, – невозмутимо ответил он, – поэтому и лежал на крыше.

– До этого типа нет? Не лежал? Работал в поте лица?

– До этого жара была, приходилось тень искать, – глумливо сообщил он.

Я со свистом втянула в себя воздух, сжав кулаки так, что костяшки побелели. Кто бы знал, как я в этот момент мечтала его выпороть! Так чтоб сидеть не мог на своей наглой заднице неделю, или две! Но я ведь добрая, я ведь так не могу, гуманистка хр*нова! А надо бы!

Тимур, небрежно откинув в сторону скомканную майку, стоял рядом, возвышаясь надо мной на добрых полторы головы, и смотрел сверху вниз, с таким выражением, которому я не могла дать четкого определения. На лице прямо крупными буквами было написано: "ну, вот он я, и что ты теперь будешь делать?". А, я, сцепив руки на груди, смотрела в сторону, пытаясь совладать с эмоциями.

В этот раз разозлил меня просто до дрожи. Больше всего бесило то, что я полночи не спала из-за мыслей о нем, потом все утро металась, терзаемая совестью и желанием с ним поговорить, и вот на тебе, пожалуйста, получайте!

Две недели он только тем и занимается, что водит меня за нос. Один обман раскрылся, второй так и процветал. Интересно, что еще он делает (или не делает) за моей спиной?

– То есть за все это время состояние крыши не улучшилось совершенно, – зачем-то озвучила очевидные вещи, Тим в ответ промолчал, и я продолжила, срывающимся голосом, потому что держать эмоции под контролем было все сложнее, – две недели ты занимался тем, что ни хр*на не делал. Вот скажи мне, ты на столько наглый и бесстрашный, что тебе все нипочем, или просто обыкновенный рукож*п, которому поручили невыполнимое задание?

В ответ на откровенную грубость, взгляд стал колючим, но мне было уже плевать. Сколько можно в идиотках ходить? Даже самому терпеливому терпению рано или поздно приходит конец.

Этот момент, по-видимому, стал последней точкой для моего самообладания, потому что, уже не стесняясь в выражениях, вывалила ему все, что накопилось:

– Или к рукож*пости еще и бестолковость примешивается? Знала бы, что так обернется, давно бы мастера нормального вызвала, с прямыми руками и работающей головой. И крыша бы уже в порядке была и нервы целы.

– Что мешало? – прозвучал холодный вопрос.

– Ничего не мешало, кроме веры в то, что ты мог нормально все сделать. Идиоткой была, каюсь! Переоценила! К крыше можешь больше не притрагиваться! Завтра придут нормальные люди и все сделают! Хватит с меня твоих дел, сыта ими по горло. Приводи здесь все в порядок и иди к себе! Все равно толку от тебя нет никакого! – сердито ткнула его пальцем в грудь и, резко развернувшись, от чего слезы из глаз брызнули, направилась к выходу, провожаемая тяжелым взглядом. Однако, дойдя до дверей, остановилась, чувствуя, что не могу уйти просто так, снова обратилась к нему:

– Я не понимаю, чего ты добиваешься? Тешишь свое самолюбие тем, что водишь меня за нос? Тебе легче от этого? Упиваешься своим свинским поведением? У меня такое чувство, что рядом со мной какой-то неуравновешенный злобный подросток, бастующий против родителей, а не взрослый парень, у которого за плечами какого только дерьма нет! Я вот никак не пойму, за что ты меня настолько ненавидишь? Понимаю, что хозяев не за что любить, и не напрашиваюсь на теплые чувства. Мне этого не надо! Можешь не любить. Но вот чтоб так! У меня в голове просто не укладывается. Я ведь ничего плохого тебе не делала, хотя не спорю хорошего тоже мало. Но все-таки! Даже за нашу первую встречу извинилась, но тебе плевать! Мстишь за предыдущих хозяев, срываешься всю свою накопившуюся злобу, считая меня слабой, неспособной ответить силой на вопиющее хамство? Что мне сделать, чтобы ты пришел в себя? Или уже поздно, и ничего кроме кнута не воспринимаешь?

– Все сказала? – хрипло спросил он, прожигая бешеным взглядом.

Ну, вылитый папаша! Даже фраза такая же в купе с поднятой бровью!

– Теперь все! – кивнула и решительно направилась прочь, чувствуя, как он стоит за моей спиной и смотрит вслед.

Гаденыш! Ну, как же ты меня достал!!!

Под ногой хрустнула сухая веточка, на что я не обратила особого внимания, потом еще одна и еще. Остановившись, пригляделась к дорожке. Вся она была усыпана сухими палочками, какими-то скорлупками, шелестящими листьями. На дворе конец мая, откуда здесь взялось все это прошлогоднее барахло?

Закатив глаза, опять обернулась назад. Тимур по-прежнему стоял в дверном проеме, задумчиво глядя вдаль.

– Надо же какой хитроумный! – язвительно проговорила, демонстративно пиная веточку, – отличная система оповещения, чтобы вовремя проснуться и начать имитировать работу. Гениально. Поздравляю, сразил наповал! – с фальшивой улыбкой похлопала в ладоши, – талант, да что там скромничать, талантище! Гений партизанских игр!

Он перевел на меня мрачный взгляд, но мне уже было плевать. Терпение закончилось, достал!

– Значит так, Талантище, здесь тоже все убираешь, приводишь в порядок. Мне все равно как, но чтоб на дорожке никакого мусора не было. И мне плевать, как ты это сделаешь! Хочешь – мети, хочешь – на коленях ползай и руками все собирай, хочешь вылизывай! После этого к себе, и носа не показывай оттуда. Ясно? Выходить только с моего разрешения, и только по делу. Ослушаешься – использую браслеты, уж что-то, а ограничить твое перемещение я смогу!

С этими словами развернулась и все-таки ушла, в этот раз не оборачиваясь, из-за опасений не сдержаться, продолжить разборки. По дороге без церемоний зашла в его комнату. В конце концов, я у себя дома и имею право делать все, что захочу! Пора уже проучить этого гада, а то устроился, как на курорте. Все, баста, мой дорогой, вводим санкции!

Одной рукой сгребла с полки все книги, что я любезно ему предоставила, и, прижимая их к себе, направилась прочь. Ничего посидит в своей комнате без книг, без развлечений, подумает о своем поведении. Так сказать, домашний арест. Посмотрим, насколько его хватит. Ведь вынужденное ничегонеделание утомляет похлеще работы, по себе знаю. День-другой и волком взвоет от тоски.

Глава 17

Опять 27 дней

Желудок болезненно сжался, напоминая о том, что утром так ничего и не съела, а сил на блуждание по зарослям и разговор с Тимуром ушло предостаточно, поэтому, оставив изъятые у Тима книги в кабинете, направилась на кухню. Налила кружку чая и заглянула в холодильник, в поисках чего-то сладкого, чем бы удалось заесть свою печаль. Нашла две плитки шоколада: одну маленькую и с орехами, вторую большую, но с мягкой начинкой. С орехами мои зубы точно не справятся, поэтому взяла вторую, и направилась в кабинет.

Все двести грамм точно не съем, но хоть понадкусываю. А еще мне срочно надо было хоть с кем-нибудь поговорить. С кем-нибудь нормальным, кто не гадит на каждом углу и не смотрит, мечтая придушить. Хочу нормального человеческого общения!

Набрала Таську, но ответа так и не дождалась. Подруга где-то гуляла, и я ощутила легкий укол зависти. Когда же я смогу вот так беззаботно сорваться с места, ни о чем не думая и не печалясь? Оставила ей сообщение, что соскучилась и хотела бы поболтать, надеюсь перезвонит в ближайшее время.

Раз Фроловой нет, значит, остается Никита. Больше звонить некому. Все остальные не знают про Тимура, а мне срочно надо пожаловаться на него, поплакаться на свою судьбу. Не Барсадову же старшему звонить! Так что Лазарев держись, быть тебе опять моей утешительной жилеткой!

После трех звонков последовал ответ, и я с удивлением обнаружила вместо Ника какую-то брюнетку, сердито смотрящую в сторону, и нетерпеливо постукивающую алыми ноготками по столу. Несколько опешила от такой неожиданности:

– Где Никита?

Она, погруженная в свои мысли вздрогнула, и по-змеиному перекинула взгляд, уже открыв рот, чтобы выдать какую-нибудь грубость, но, увидев меня, замерла. Застыла, все так же с распахнутым ртом.

Я помахала перед ней худосочной рукой, чтобы убедиться, что она не в ступоре:

– Итак, где Никита? – мне очень хотелось с ним поговорить, и совершенно не было желания общаться с этой барышней.

– Ты кто?

– Женщина-загадка, женщина-мечта. Где Ник?

Брюнетка, наконец, смогла справиться с изумлением, сложила губки уточкой и одарила пренебрежительным взглядом, вызвав волну раздражения. Хватит с меня Тимурки на сегодня! На очередную барышню Лазарева терпения уже не было.

– Кто ты и зачем ему звонишь?

– Кто я тебя не касается, зачем звоню тем более, – демонстративно зашелестела оберткой от шоколадки, не дав ей ответить. Я уже говорила, что бываю на редкость мелкопакостной, когда того настроение требует?

– На что ты рассчитываешь, названивая ему? – она снисходительно скользнула взглядом по моим волосам, очкам, худым рукам, – он с тобой даже разговаривать не станет.

От ее убежденного тона рассердилась еще сильнее.

– Меня больше интересует, на что рассчитывала ты, без спросу влезая в его личную почту? Думаешь, оценит?

– Я его девушка и имею право знать, кто ему названивает! – прошипела она.

– Ну-ну, – хмыкнула, отправляя в рот кусочек шоколада. Мадам еще не в курсе, что с Лазаревым такие фокусы не проходят. Он вторжения на свою личную территорию не потерпит. Поэтому я уселась поудобнее и приготовилась к спектаклю, который развернется на экране, стоит только Никите появится.

Томная барышня уже выставила перед собой указательный палец, видать, решив отчитать меня, чтоб не повадно было чужим парням названивать, когда дверь распахнулась, и в комнату вошел Лазарев, вытирая голову полотенцем.

Он прошел до середины комнаты, прежде чем стащил с себя полотенце и осмотрелся. Темные брови удивленно поползли вверх, когда он обнаружил свою даму сердца у компьютера и распрекрасную меня на экране.

Я улыбнулась и помахала ему пальчиками. Никита, будучи сообразительным малым, правильно оценил ситуацию и теперь мрачный, словно предгрозовая туча, смотрел на нас:

– Что здесь происходит? – тихо, обманчиво спокойно поинтересовался он.

– Вот и я хотела бы это узнать! – девушка с негодованием кивнула на меня, вставая из-за стола.

– А мне все равно, я так, чисто посмотреть, – хмыкнула, опять отправляя в рот шоколадку.

– Почему тебе названивают все, кому ни попадя? Даже вот такое недоразумение в очках! – не заботясь о том, что это выглядит грубо, махнула рукой в мою сторону.

– Ир, рот прикрой, – осадил ее Никита.

– И не подумаю! – брюнетка все больше распалялась, – у тебя в контактах столько баб, что я со счету сбилась!

Лазарев шумно выдохнул, провел рукой по еще влажным, блестящим волосам и жестко посмотрел на нее в упор:

– Во-первых, какого хрена ты вообще полезла в мою почту?

– Потому что я, как твоя девушка, имею право знать, с кем ты общаешься!

– Моя девушка? Я что-то пропустил? Или те три раза, что мы с тобой повеселились, подвигли тебя к таким выводам?

– Повеселились? – чуть склонив голову на бок, переспросила она, – я не ослышалась? Повеселились? То есть ты меня в качестве веселья рассматриваешь?

– Умница, пять за сообразительность, – он направился к двери, рывком ее распахнул и жестом указал наружу, – прошу, на выход.

– Ты серьезно? Выставишь меня из-за вот этого сушеного абрикоса?

Хм, так меня еще не называли.

– Нет, не из-за абрикоса! Это, если тебе так интересно, мой напарник. Мне жаль, если я дал повод рассматривать наше совместное времяпровождение, как нечто большее, нежели просто секс. Не знаю чего ты там себе напридумывала, но к реальности это никакого отношения не имеет, – Ник кивнул в сторону двери. – А теперь, прошу, не усложняй жизнь ни себе, ни мне и просто уходи.

– Лазарев, что ты несешь? – взвилась она до самых небес, – ты за кого меня принимаешь? Думаешь, поманил пальцем, и я прискачу, а надоела, можно дверь раскрыть и все пока? И я должна тихонько уйти, чтобы не усложнять тебе жизнь?