скачать книгу бесплатно
Дверь с шумом распахнулась, и несчастный Бонасье ворвался в комнату, где совещались приятели.
– Ах, господа! – вскричал он. – Спасите меня, ради бога, спасите меня! Пришли четверо солдат, они хотят арестовать меня. Спасите меня, спасите!
Портос и Арамис поспешно поднялись.
– Постойте, – вскричал д’Артаньян, сделав им знак вложить в ножны шпаги, уже полуобнажённые, – постойте! Здесь нужна не храбрость, а осторожность.
– Однако, – вскричал Портос, – мы не дадим…
– Предоставьте действовать д’Артаньяну, – сказал Атос. – Повторяю, он умнее нас всех. Я, со своей стороны, заявляю, что подчиняюсь ему. Делай, что считаешь нужным, д’Артаньян.
В эту минуту четыре солдата возникли у дверей передней, но, увидев четырёх мушкетёров при шпагах, не решались двинуться дальше.
– Войдите, господа, войдите! – крикнул им д’Артаньян. – Вы здесь у меня, и все мы здесь верные слуги короля и господина кардинала.
– В таком случае, господа, вы не станете противиться исполнению полученных нами приказаний? – спросил тот, кто был, по-видимому, начальником отряда.
– Напротив, и если вам нужно будет, мы вам поможем.
– Что он говорит? – пробормотал Портос.
– Ты глупец, – бросил ему Атос. – Молчи!
– Но вы мне обещали… – сказал еле слышно бедный галантерейщик.
– Мы можем вас спасти, только если останемся на свободе, – отвечал быстрым шёпотом д’Артаньян. – Если мы станем защищать вас, то нас арестуют вместе с вами.
– Но мне кажется, однако…
– Пожалуйста, господа, пожалуйста, – сказал громко д’Артаньян, – у меня нет причин защищать этого господина. Я его вижу сегодня в первый раз, а по какому случаю – он сам вам скажет: чтобы потребовать с меня деньги за квартиру. Правда ли это, господин Бонасье? Отвечайте!
– Это истинная правда, – вскричал галантерейщик, – но этот господин вам не говорит…
– Ни слова обо мне, ни слова о моих друзьях, ни слова в особенности о королеве, или погубите всех, а себя не спасёте, – прошептал д’Артаньян, склонившись к Бонасье. – Ну, господа, уведите этого человека!
И д’Артаньян толкнул обезумевшего от страха галантерейщика в руки солдат, приговаривая громким голосом:
– Вы, голубчик мой, негодяй! Вы являетесь требовать с меня деньги! С меня, мушкетёра! В тюрьму его, господа, говорю вам, в тюрьму, и держите его под замком как можно дольше; тогда, возможно, я успею собрать деньги и рассчитаться с ним.
Блюстители порядка не знали, как благодарить его, и повели свою жертву.
В ту минуту, когда они начали спускаться по лестнице, д’Артаньян хлопнул начальника их по плечу.
– Не выпить ли нам за здоровье друг друга? – сказал он, наполняя два стакана вином, полученным от щедрот Бонасье.
– Честь для меня, – ответил тот, – принимаю с признательностью.
– Итак, ваше здоровье, господин… как бишь вас зовут?
– Буаренар.
– Господин Буаренар!
– Ваше здоровье, господин дворянин! А вас, разрешите спросить, как зовут?
– Д’Артаньян.
– Ваше здоровье, господин д’Артаньян!
– И прежде всего, – вскричал д’Артаньян, как бы в порыве восторга, – здоровье короля и кардинала!
Начальник стражи, быть может, усомнился бы в искренности д’Артаньяна, если бы вино было плохое. Но оно было отличное, и он поверил.
– Но что это вы сделали за низость? – спросил Портос, когда главный алгвазил последовал за своими товарищами и четверо друзей остались одни. – Четверо мушкетёров позволяют арестовать в своём присутствии несчастного, умолявшего о помощи! Дворянин пьёт с сыщиком!
– Портос, – сказал Арамис, – Атос уже сказал тебе, что ты глуп, и я разделяю его мнение. Д’Артаньян, ты – великий человек, и когда ты займёшь место господина де Тревиля, я буду просить о твоём покровительстве, чтобы получить аббатство.
– Ничего не понимаю, – сказал Портос. – Вы одобряете поступок д’Артаньяна?
– Ещё бы, – сказал Атос, – не только одобряю, но поздравляю его с этим поступком.
– А теперь, господа, – сказал д’Артаньян, не давая себе труда объяснить свой поступок Портосу, – все за одного, один за всех! Вот наш девиз, не так ли?
– Однако… – сказал Портос.
– Подними руку и клянись! – вскричали вместе Атос и Арамис.
Побеждённый примером и ругаясь про себя, Портос поднял руку, и четверо друзей повторили в один голос клятву, предложенную д’Артаньяном:
– Все за одного, один за всех!
– Превосходно! А теперь ступайте по домам, – сказал д’Артаньян, как будто всю жизнь только и делал, что командовал, – и запомните: с этой минуты мы объявляем войну кардиналу.
Глава X
Мышеловка в семнадцатом веке
Мышеловка – изобретение не нашего времени; как только общество, сформировавшись, изобрело полицию, полиция изобрела мышеловку.
А так как, может быть, читатели наши не знакомы ещё с языком Иерусалимской улицы[18 - Улица в Париже, на которой расположен дом полицейской префектуры.] и за то время, что мы пишем, – а пишем мы лет пятнадцать, – впервые употребляем это слово в этом значении, то объясним, что такое мышеловка.
Когда в каком-либо доме арестуют человека, подозреваемого в преступлении, то это держат в тайне. В доме же оставляют четыре или пять человек в засаде, обычно в первой комнате. В дом впускают всех, кто постучится, захлопывают за пришедшими дверь и арестовывают их. Таким образом за два-три дня удаётся схватить всех постоянных посетителей этого дома.
Вот это и есть мышеловка.
Из квартиры Бонасье сделали такую мышеловку, и всякий, кто попадал в неё, оказывался в руках людей кардинала. Во второй этаж, где обитал д’Артаньян, вела отдельная лестница, поэтому приходивших к нему не задерживали.
Впрочем, к нему обычно заходили только трое мушкетёров. Они после случившихся событий отправились на розыски, но ничего не нашли. Атос даже расспрашивал де Тревиля, что, ввиду обычной сдержанности мушкетёра, весьма удивило его капитана. Но де Тревиль ничего не знал, кроме того, что в последний раз, когда он видел кардинала, короля и королеву, кардинал имел весьма озабоченный вид, король был встревожен, а покрасневшие глаза королевы дали понять, что она либо не спала, либо плакала. Но это обстоятельство не удивило де Тревиля, потому что за время своего замужества королева не спала и плакала весьма часто.
Де Тревиль ещё раз попросил Атоса быть усердным в службе королю и в особенности королеве, прося передать это и его товарищам.
Д’Артаньян же не выходил из дому ни на шаг. Свою комнату он превратил в наблюдательный пункт. Из окон он видел всех, кто приходил и попадался в ловушку. Кроме того, сняв несколько плиток паркета и будучи отделён от нижней комнаты, где снимались допросы, лишь потолком, он хорошо слышал всё, что происходило между сыщиками и подозреваемыми.
Задержанных сначала тщательно обыскивали, а самый допрос чаще всего заключался в следующем:
– Не передавала ли вам мадам Бонасье что-либо для своего мужа или для кого-нибудь другого?
– Не передавал ли вам господин Бонасье что-либо для своей жены или для другого лица?
– Не поручали ли они вам что-либо на словах?
«Если бы им было что-нибудь известно, они не стали бы задавать эти вопросы, – размышлял д’Артаньян. – Но что же они хотят узнать? Нет ли герцога Бекингема в Париже и не имел ли он или не должен ли был иметь свидания с королевою?»
Д’Артаньян остановился на этой мысли, которая, судя по всему слышанному им, была довольно вероятна.
Между тем мышеловка действовала непрерывно, но и внимание д’Артаньяна было неусыпным.
Впрочем, на другой день после ареста бедняги Бонасье, едва Атос ушёл от д’Артаньяна, чтоб отправиться к де Тревилю, только пробило девять часов и Планше, не застлавший ещё постели своему господину, начал заниматься этим, послышался стук в дверь, ведущую на улицу. Дверь тотчас отворилась и опять захлопнулась: кто-то снова попал в мышеловку. Д’Артаньян бросился к месту, где снят был паркет, лёг на пол и стал прислушиваться.
Вскоре он услышал крик, а потом стоны, которые старались заглушить. На допрос это было мало похоже.
– Чёрт возьми, – проговорил д’Артаньян, – кажется, это женщина! Её обыскивают, она сопротивляется, её вынуждают силой. Негодяи!
И д’Артаньян, несмотря на свою осторожность, с трудом удерживался от того, чтобы не принять участия в сцене, происходившей внизу.
– Да я вам говорю, господа, что я хозяйка дома, я вам говорю, что я госпожа Бонасье, я вам говорю, что я служу у королевы! – кричала несчастная женщина.
– Госпожа Бонасье! – прошептал д’Артаньян. – Неужели мне повезло найти то, что ищут все?
– Вас-то мы и ожидали, – был ответ.
Голоса становились всё глуше и глуше, послышался шум какой-то возни. Жертва противилась, насколько может женщина противиться четырём мужчинам.
– Сжальтесь, господа, сжаль… – был слышен слабый голос, который становился всё тише и тише.
– Они завязывают ей рот! Они уводят eё! – воскликнул д’Артаньян, подскочив, как на пружине. – Шпагу! Ах, вот она, при мне! Планше!
– Что прикажете?
– Беги за Атосом, Портосом и Арамисом. Кто-нибудь из них, наверно, дома, а может быть, и все трое. Пусть возьмут оружие, пусть идут, пусть бегут, пусть мчатся сюда. Ах, я вспомнил! Атос сейчас у господина де Тревиля.
– А вы-то куда идёте, сударь? Куда вы идёте?
– Я выскочу из окна, – вскричал д’Артаньян, – чтобы успеть скорее. А ты быстро положи на место плитки паркета, подмети пол, выйди в дверь и беги, куда я велел.
– Ой, сударь, сударь, вы убьётесь! – вскричал Планше.
– Молчи, дурак, – сказал д’Артаньян.
И, схватившись рукою за выступ окна, он спрыгнул со второго этажа, который, по счастью, был невысок, безо всяких неприятных последствий.
Потом тотчас постучался в дверь, прошептав:
– Сейчас я сам попадусь в мышеловку, и горе кошкам, которые схватятся с такою мышью!
Лишь только ударил молоток под рукой молодого человека, как шум в доме прекратился, послышались шаги. Дверь отворилась, и д’Артаньян с обнажённой шпагой бросился в квартиру Бонасье, а дверь, снабжённая, по-видимому, пружиной, захлопнулась за ним.
Тогда прочие жильцы этого злополучного дома и ближайшие соседи услышали громкие крики, топанье, бряцанье шпаг и грохот мебели. Потом, минуту спустя, удивлённые этим шумом бросились к окнам, чтобы узнать, в чём дело, и увидели, как дверь снова распахнулась и четыре человека, одетые в чёрное, не вышли, а вылетели оттуда, как вспугнутые вороны, оставив на полу и на углах столов перья из их крыльев, иначе говоря, клочья одежды и обрывки плащей.
Д’Артаньян победил, надо признаться, без большого труда, потому что только один из сыщиков был вооружён, да и тот защищался скорее для вида.
Правда, трое других пытались пришибить молодого человека стульями, табуретками и посудой. Но пара царапин шпагой д’Артаньяна устрашила их. Десяти минут достаточно было для их поражения, и поле битвы осталось за д’Артаньяном.
Соседи, отворившие свои окна с хладнокровием, отличавшим обитателей Парижа в эти времена бунтов и беспрерывных драк, захлопнули их, как только увидели бегство четырёх людей в чёрном. Интуиция подсказывала им, что пока что всё кончено.
К тому же было уже довольно поздно, а в то время, как, впрочем, и теперь, в окрестностях Люксембургского дворца спать ложились рано.
Д’Артаньян, оставшись наедине с госпожой Бонасье, приблизился к ней. Бедная женщина лежала в кресле почти без чувств. Д’Артаньян окинул её быстрым взглядом.
Это была прелестная женщина лет двадцати пяти – двадцати шести, темноволосая, с голубыми глазами, слегка вздёрнутым носом, чудными зубами и опалово-розовым цветом лица. Но этим и ограничивались признаки, по которым её можно было бы принять за знатную даму. Руки её были белые, но не тонкие, ноги также не указывали на аристократическое происхождение. К счастью, д’Артаньяна ещё не заботили подобные мелочи.
Когда д’Артаньян рассматривал госпожу Бонасье и дошёл в своих исследованиях, как было сказано, до её ног, он увидел на полу тонкий батистовый платок, поднял его и увидел на нём тот же герб и монограмму, что были и на платке, подобранном у ног Арамиса и чуть было не послужившем причиной их дуэли.
С той поры д’Артаньян не доверял платкам с гербами, поэтому, не говоря ни слова, он положил поднятый им платок в карман госпожи Бонасье.
В эту минуту молодая женщина стала приходить в чувство. Она открыла глаза, с испугом осмотрелась кругом и увидела, что комната пуста и что она осталась одна со своим спасителем. Она тотчас же с улыбкою протянула ему руки. Улыбка у госпожи Бонасье была очаровательна.
– Ах, сударь, – сказала она, – вы меня спасли! Позвольте мне поблагодарить вас.
– Сударыня, – ответил д’Артаньян, – я сделал только то, что каждый благородный человек сделал бы на моём месте, вам не за что меня благодарить.
– Напротив, сударь, напротив, и я надеюсь доказать вам, что вы оказали услугу благодарной женщине. Но что хотели от меня эти люди, которых я сначала приняла за воров, и почему нет здесь господина Бонасье?
– Сударыня, эти люди гораздо опаснее воров. Это агенты кардинала. А мужа вашего здесь нет, потому что вчера его забрали и препроводили в Бастилию.
– Мой муж в Бастилии! – вскричала мадам Бонасье. – О боже мой! Что он сделал, бедняга? Он – сама невинность!
И по испуганному лицу молодой женщины скользнуло подобие улыбки.
– Что он сделал, сударыня? – сказал д’Артаньян. – Я полагаю, что единственное преступление его состоит в том, что он имеет счастье и вместе с тем несчастье быть вашим мужем.
– Так вы, следовательно, знаете…
– Я знаю, что вы были похищены, сударыня.
– Но кем? Вы это знаете? О, если вы знаете, скажите мне!
– Человеком лет сорока – сорока пяти, с чёрными волосами, смуглым, со шрамом на левом виске.
