скачать книгу бесплатно
– Верно, верно! Но его имя?
– Ах, его имя? Этого я не знаю.
– А муж мой знал, что меня увезли?
– Его известил об этом письмом сам похититель.
– А догадывается он о причине? – смущённо спросила госпожа Бонасье.
– Ваш муж считал, как мне кажется, что причина политическая.
– Сначала я в этом сомневалась, а теперь разделяю его мнение. Так, значит, добрый Бонасье не подозревал моей вины ни минуты?
– Напротив, сударыня, он очень гордится вашей добродетелью и в особенности вашей любовью.
Вторая улыбка, почти незаметная, вновь скользнула по розовым губкам хорошенькой женщины.
– Но, – продолжал д’Артаньян, – каким образом вы убежали?
– Я воспользовалась минутой, когда меня оставили одну, и так как ещё с утра я знала, что похищение возможно, то с помощью простынь спустилась из окна и, полагая, что муж мой дома, прибежала сюда.
– Чтобы искать его защиты?
– О нет! Я знала, что он, бедняжка, не в состоянии защитить меня. Но так как он мог быть полезен мне в другом деле, то я хотела предупредить его.
– О чём?
– О, это не мой секрет. Я не могу сказать вам его.
– Впрочем, – сказал д’Артаньян, – извините меня, сударыня, если я, хотя и гвардеец, посоветую вам быть осторожной, мы не в таком месте, где бы можно поверять друг другу тайны. Люди, от которых я вас избавил, возвратятся с подкреплением, и если они найдут нас здесь, то мы оба погибли. Я хорошо сделал, что предупредил троих моих друзей, но кто знает, застал ли мой слуга их дома.
– Да-да, вы правы! – испуганно вскричала госпожа Бонасье. – Уйдём отсюда, бежим!
С этими словами она взяла д’Артаньяна под руку и быстро увлекла его.
– Но куда бежать? – сказал д’Артаньян. – Где нам скрыться?
– Покинем сначала этот дом, а там посмотрим…
И они, даже не закрыв за собой двери, бросились по улице Могильщиков, свернули на улицу Фоссе мсье ле Пренс и остановились только на площади Сен-Сюльпис.
– А теперь что будем делать? – спросил д’Артаньян. – Куда мне проводить вас?
– Не знаю, что вам и ответить, по правде говоря, – сказала госпожа Бонасье, – я хотела дать знать о происшедшем господину Ла Порту через моего мужа, чтобы он мог известить меня о том, что происходило в Лувре за эти последние три дня и могу ли я вернуться туда без опасений.
– Что же, господина де Ла Порта могу известить и я, – сказал д’Артаньян.
– Да, но господина Бонасье в Лувре знают и его беспрепятственно пропустят, а для вас двери будут закрыты.
– Полно, – сказал д’Артаньян, – наверное, у какого-нибудь из луврских входов есть привратник, вам преданный, который, если я назову пароль…
Госпожа Бонасье пристально посмотрела на молодого человека.
– А если я вам скажу этот пароль, забудете ли вы его тотчас же после того, как воспользуетесь им?
– Даю вам честное слово дворянина! – сказал д’Артаньян голосом, в искренности которого нельзя было усомниться.
– Я вам верю, вы кажетесь мне честным юношей. Впрочем, от вашей преданности, быть может, зависит и ваше будущее.
– Я бескорыстно и добросовестно сделаю всё возможное, чтобы услужить королю и быть приятным королеве, – сказал д’Артаньян. – Располагайте мной как своим другом.
– Но куда же мне деться на это время?
– Нет ли у вас кого-нибудь, к кому господин де Ла Порт мог бы зайти за вами?
– Нет, я не хочу никому доверяться.
– Подождите, – сказал д’Артаньян, – мы почти у дверей Атоса. Да, разумеется, это рядом.
– Кто это – Атос?
– Один из моих друзей.
– А если он дома, что вы ему скажете?
– Его нет дома, и, отведя вас к нему в квартиру, я унесу с собой ключ.
– Но если он возвратится?
– Он не возвратится. Впрочем, ему скажут, что это я привёл сюда даму и что эта женщина у него в доме.
– Но это может набросить тень на мою репутацию.
– Не беспокойтесь! Вас здесь не знают. К тому же мы в таком положении, что можем пренебречь кое-какими приличиями.
– Пойдёмте же к вашему другу, где он живёт?
– На улице Феру, в двух шагах отсюда.
– Тогда пошли!
И они отправились дальше. Как предвидел д’Артаньян, Атоса не было дома. Ключом, который ему доверяли, как другу дома, он открыл дверь, поднялся по лестнице и ввёл госпожу Бонасье в маленькую квартиру, нами уже описанную.
– Вы здесь дома, – сказал он. – Ждите, заприте дверь изнутри и открывайте только в том случае, если постучат три раза, вот так, – и д’Артаньян стукнул три раза, два удара один за другим, довольно громкие, а потом, немного погодя, третий удар, послабее.
– Хорошо, – сказала госпожа Бонасье, – а теперь я дам вам поручение.
– Я слушаю.
– Ступайте к калитке Лувра со стороны улицы Эшель и спросите Жермена.
– Хорошо, а затем?
– Он спросит вас, что вам угодно, а вы в ответ скажете два слова: «Тур и Брюссель». И тогда он исполнит все ваши приказания.
– А что мне приказать ему?
– Сходить за господином де Ла Портом, камердинером королевы.
– А когда он сходит и господин де Ла Порт придёт?
– Вы направите его ко мне.
– Хорошо, но где и как я вас опять увижу?
– А разве вы хотите меня увидеть снова?
– Конечно!
– Так предоставьте это мне и ни о чём не беспокойтесь.
– Я полагаюсь на ваше слово.
– Можете быть уверены, что не напрасно.
Д’Артаньян поклонился госпоже Бонасье, бросив на неё самый влюблённый взгляд, какой только мог послать прелестной маленькой особе, и, пока сходил с лестницы, слышал, как за ним затворили двери, повернув ключ два раза. Через несколько минут он был уже у Лувра. Было десять часов, когда он остановился у калитки Эшель. Всё рассказанное нами случилось не более чем в полчаса.
Всё произошло, как сказала госпожа Бонасье. Услышав пароль, Жермен поклонился. Десять минут спустя явился Ла Порт.
В двух словах д’Артаньян объяснил ему дело и сказал, где находится госпожа Бонасье. Ла Порт дважды переспросил адрес и отправился туда немедленно. Но, не сделав и десяти шагов, он вернулся.
– Молодой человек, – сказал он д’Артаньяну, – я вам дам совет.
– Какой?
– У вас могут быть неприятности из-за того, что случилось.
– Вы полагаете?
– Да. Нет ли у вас какого-нибудь знакомого, у которого часы отстают?
– А что?
– Ступайте сейчас же к нему, чтобы он мог засвидетельствовать, что вы были у него в половине десятого. В юриспруденции это называется «алиби».
Д’Артаньян нашёл совет благоразумным; он опрометью бросился к де Тревилю и, не входя в приёмную, где было полно людей, попросил провести в кабинет. Так как д’Артаньян часто бывал в доме, то его просьбу охотно исполнили и пошли сказать господину де Тревилю, что его юный земляк желает немедленно сообщить ему важную весть и просит аудиенции. Пять минут спустя де Тревиль был в своём кабинете и спрашивал у д’Артаньяна, чем он может быть ему полезным и почему он явился так поздно.
– Простите, господин капитан, – сказал д’Артаньян, воспользовавшийся минутой, когда он оставался один, чтобы перевести стенные часы на три четверти часа назад, – но я полагал, что так как сейчас всего только двадцать пять минут десятого, то ещё можно явиться к вам.
– Двадцать пять минут десятого! – вскричал де Тревиль, взглянув на часы. – Это невозможно!
– Посмотрите сами! Изволите видеть?
– Правда, – сказал господин де Тревиль, – я думал, что позже. Но в чём же ваше дело?
Тогда д’Артаньян рассказал де Тревилю длинную историю о королеве. Он изложил ему свои опасения насчёт её величества, рассказал то, что слышал о замыслах кардинала против герцога Бекингема, и всё это с таким спокойствием и с такой уверенностью, что де Тревиль принял всё за чистую монету, тем более что он, как мы упоминали ранее, сам заметил нечто новое в отношениях между кардиналом, королём и королевою.
Когда пробило десять, д’Артаньян попрощался с де Тревилем, который благодарил его за сведения и советовал и впредь быть усердным в службе королю и королеве, а затем вернулся в приёмную. Но, сойдя с лестницы, д’Артаньян вспомнил, что забыл свою трость. Он быстро поднялся обратно, вошёл в кабинет, одним движением пальца перевёл стрелки на точное время, чтобы на другой день не могли заметить, что их трогали, и, обеспечив себе свидетеля для подтверждения своего алиби, спустился по лестнице и очутился на улице.
Глава XI
Интрига завязывается
Покинув дом де Тревиля, д’Артаньян отправился домой самым дальним путём.
О чём же так задумался д’Артаньян, что отклонился от короткой дороги и шёл, поглядывая на звёзды, то вздыхая, то улыбаясь?
Он думал о госпоже Бонасье. Для ученика мушкетёра эта молодая женщина была почти идеалом. Хорошенькая, окружённая тайною, посвящённая в придворные интриги, что придавало её прелестным чертам столько очаровательной значительности; она, по-видимому, была довольно чувствительна, а в этом – особая прелесть для новичков в любви. Кроме того, д’Артаньян вырвал её из рук злодеев, собиравшихся её обыскивать и обходившихся с ней так жестоко, и немаловажная услуга могла бы вызвать в её сердце чувство признательности, которое так легко переходит в более нежное чувство.
Д’Артаньяну уже казалось – так быстро летят мечты на крыльях воображения, – что к нему подходит посланец молодой женщины и передаёт ему записку с приглашением на свидание, золотую цепь или перстень с алмазом. Мы говорили, что молодые дворяне получали, не стыдясь, подарки от короля, прибавим же, что в те времена лёгкой морали они не более стеснялись и своих любовниц, которые дарили им почти всегда драгоценные и долговечные знаки своей памяти, словно желая победить хрупкость их чувств прочностью своих подарков.
Тогда, не смущаясь, делали карьеру с помощью женщин. Те из них, которые были только прекрасны, отдавали свою красоту, отсюда, верно, и пошла пословица, что самая прекрасная девушка на свете может дать только то, что имеет. Богатые давали, кроме того, часть своих денег, и можно назвать многих героев того времени, которые не получили бы своих чинов, а впоследствии не выиграли бы своих сражений без помощи тугого кошелька, привязанного любовницей к седлу своего поклонника.
У д’Артаньяна не было ровно ничего. Нерешительность провинциала – лёгкий налёт, тленный цветок, пушок на персике – быстро исчезла под влиянием не весьма нравственных советов, которые три мушкетёра давали своему приятелю. Д’Артаньян, следуя обычаю того времени, чувствовал себя в Париже как в завоёванном городе, как, например, во Фландрии: там – испанцы, здесь – женщины. Там и здесь неприятель, с которым надлежало сражаться и с которого надлежало брать контрибуцию.
Но, должно сказать, в эту минуту д’Артаньяном руководило чувство более благородное и бескорыстное. Галантерейщик сказал ему, что он богат. Молодой человек догадывался, что у такого простака, каким ему показался Бонасье, деньги, скорее всего, были в руках жены. Но всё это не оказывало никакого влияния на чувство, родившееся при виде госпожи Бонасье, и корысть оставалась почти совершенно чуждой началу любви, за ним последовавшему. Мы говорим: почти, потому что мысль о том, что молодая женщина прелестна, умна и вместе с тем богата, не отнимает ничего у страсти: напротив, она её усиливает.
С достатком сопряжено множество аристократических мелочей, весьма выгодных для красоты. Тонкие и белые чулки, шёлковое платье, кружевной воротничок, хорошенький башмачок на ноге, яркая лента в волосах безобразную женщину не делают красивой, но хорошенькую делают прекрасной; не говоря уже о руках, которые от всего этого выигрывают. Руки, особенно у женщин, чтобы оставаться красивыми, должны быть праздными.
Кроме того, д’Артаньян, как уже знает читатель, перед которым мы не скрывали его состояния, не был миллионером, он лишь надеялся стать им когда-нибудь; но время, назначенное им самим для этой счастливой перемены, было довольно далеко. В ожидании его как грустно сознавать, что любимая женщина желает иметь тысячи безделиц, составляющих радость её жизни, и не иметь возможности дать ей эти желанные мелочи! По крайней мере, когда женщина богата, а любовник её беден, то она может сама приобрести то, что он не может ей предложить. И хотя при этом она обычно пользуется деньгами мужа, она редко бывает за это признательна.
Д’Артаньян, расположенный быть любовником самым нежным, был, пока что, друг весьма преданный. В любовных мечтаниях о жене галантерейщика он не забывал и своих приятелей. С хорошенькой госпожой Бонасье приятно было бы прогуляться по лужайкам Сен-Денис или пройтись по Сен-Жерменской ярмарке в обществе Атоса, Портоса и Арамиса, перед которыми д’Артаньян с гордостью похвастал бы своей победой. Но после долгих прогулок появляется аппетит, д’Артаньян с некоторых пор убедился в этом. Тогда они бы устраивали маленькие дружеские застолья, во время которых с одной стороны пожимаешь руку приятеля, а с другой – ножку любовницы. Наконец, в минуты трудные, в опасных случаях д’Артаньян являлся бы спасителем своих друзей.
А господин Бонасье, которого д’Артаньян толкнул в руки сыщиков, громогласно отрёкшись от него, и которого он обещал спасти? Мы должны сознаться нашим читателям, что д’Артаньян вовсе о нём не думал, а если и вспоминал, то говорил сам себе, что где бы господин Бонасье ни был – ему там хорошо. Любовь – самая корыстная из всех страстей.
Но пусть читатели наши успокоятся: если д’Артаньян забыл про своего хозяина или делает вид, что забыл, под тем предлогом, будто не знает, куда его отвели, то мы его не забыли и знаем, где он теперь находится. Но пока мы поступим как влюблённый гасконец, а к нашему доброму Бонасье вернёмся позже.
Д’Артаньян, мечтая о будущей своей любви, разговаривая с ночью, улыбаясь звёздам, шёл по улице Шерш-Миди, или Шасс-Миди, как её тогда называли. Так как в этих местах проживал Арамис, то ему пришла мысль навестить своего приятеля, чтобы объяснить ему, зачем он послал к нему Планше с приглашением тотчас же явиться в мышеловку. Если Арамис был дома, когда к нему приходил Планше, то он, наверное, поспешил на улицу Могильщиков и не нашёл там никого, кроме, может быть, двух своих товарищей, так что ни он, ни они не могли знать, в чём же дело. Такой переполох стоил объяснения. Вот про что громко рассуждал д’Артаньян.
Про себя же он думал, что это подходящий случай поговорить о хорошенькой госпоже Бонасье, которой были заняты все мысли его, если ещё не сердце. От первой любви нельзя требовать скрытности: она сопровождается такою великою радостью, что её необходимо излить, иначе она вас задушит.
Уже два часа, как парижские улицы погрузились во тьму и начали пустеть. На всех часах Сен-Жерменского предместья пробило одиннадцать. Погода была чудесная. Д’Артаньян шёл по переулку, где теперь проходит улица Асса, вдыхая в себя благоухания, навевамые ветром с улицы Вожирар, из садов, освежённых вечернею росою и ночной прохладой. Вдали раздавались, заглушаемые плотными ставнями, песни припозднившихся гуляк из расположенных кругом кабаков. Дойдя до конца переулка, д’Артаньян повернул влево; дом, где жил Арамис, находился между улицами Кассет и Сервандони.
Д’Артаньян миновал улицу Кассет и уже видел впереди дверь своего приятеля, скрытую в зарослях сикомор и каприфолий, как вдруг заметил что-то похожее на тень, выходящую из улицы Сервандони. Фигура была скрыта плащом, и д’Артаньян сначала подумал, что это мужчина, но по малому росту и неуверенной походке он вскоре понял, что это женщина. Кроме того, женщина эта, как бы не зная в точности, какой именно дом ей нужен, поднимала глаза, останавливалась, возвращалась назад и опять подходила. Это заинтриговало д’Артаньяна.
«Не предложить ли ей мои услуги? – подумал он. – По походке видно, что она молода, может быть, и красива; о да, но женщина, которая бегает по улицам в такой час, наверное, отыскивает своего любовника, чёрт возьми! Если я помешаю свиданию, то это плохое начало для первого знакомства».
Между тем молодая женщина всё приближалась, считая дома и окошки. Это, впрочем, не требовало много времени и труда. В этой части улицы было только три дома и два окна, выходящие на улицу: одно – во флигеле, параллельном тому, который занимал Арамис; другое же было окно самого Арамиса.
