Охотник

Он повернул её, уронил на живот, задрал тунику. Она почувствовала, как ветерок прошёлся по спинке, оставив мурашки. Она заёрзала, он схватил за волосы, прошипел в ухо.

Она сжала клочок травы, по прекрасному лицу скатилась слеза.

Слова звучали тихо, но с каждым разом громче, выводя из тумана.

– Господин, господин вставайте. Нас догоняет корабль, – сказал матрос, стоя у двери.

Ренар медленно открыл глаза, он высосан до дна, как после тяжелейшего кошмара.

– Я кричал? – сонно спросил Ренар.

Матрос удивился, испугался.

– Нет.

– Я сейчас.

Маска рыдает.

– Готовьте шлюпку, – сказал Ренар матросам, выйдя из каюты, а сам спустился в трюм.

Камеры пусты, кроме одной. Тюремщик одиноко сидит на стуле, охраняемый факелом. Увидев Ренара, он подскочил.

– Капитан, я… капитан.

Он опустил голову. Ренару почему-то его пожалел. Столько неловкости, раскаяния выдал надзиратель.

«Он лишь исполнителем, не стоит винить за необдуманные поступки», – подумал Ренар.

– Отдыхай, – сказал Ренар, и пошёл к Мелотти.

Толстяк сидел, упёршись спиной в стену, смотрел в потолок.

– Хорошо выглядишь, – сказал Ренар.

Мелотти не ответил, лишь скосил глаза, скрючил лицо.

– Обезвоживание… неприятно, да? – продолжил Ренар. – Желудок смирился с голодом, но вода… без неё никак. По углам ещё не лазил? Бывает, скапливаются капельки.

Мелотти опустил голову, затравленно посмотрел.

– Скажу сразу, ты мне не нравишься. Но я стараюсь идти по правильному пути. Хоть никто не говорил, где этот путь, как подступиться. Меня никто не вёл, но я стараюсь. За нами идёт твой корабль. Есть два выход: сделать, как обещал твоим матросам, или сделать, как хочу я. Что скажешь, как сделать?

Мелотти посмотрел безучастно.

– Понимаю… – сказал Ренар. – Тебе всё равно. Лишь бы что-нибудь произошло. Я понимаю, но скажи: как себя чувствуешь, живя каждый день? Путешествуешь по морям, даёшь долги, забираешь. Но разве не замечаешь, что всё разваливается? Что наш островок вот-вот будет захвачен, растоптан. Всех выгонят. Ведь это и твой островок. Что ты ощущаешь? На что рассчитываешь?

Ренар упёрся головой в решётку, закрыл глаза.

– Я знаю, – сказал Ренар. – Ты думаешь, что всё рассосётся само, наладится. А знаешь в чём секрет? Не наладится.

Ренар шёл к выходу, когда Мелотти прохрипел:

– Я делаю это, чтобы выжить, и нормально жить.

Ренар обернулся.

– Жить? Негде будет жить.

Ренар подошёл к тюремщику.

– Как только камера освободиться, переходи в команду матросов.

– Да, капитан, – сказал надзиратель, сглотнув.

Рулевой насвистывает мелодию, стоит за колесом, обдуваемый ветром. Матросы вынесли Мелотти из трюма, закинули в шлюпку.

– Надеюсь, у тебя хватит ума не преследовать нас, – сказал Ренар. – Спускайте!

Мелотти лежал, будто мёртвый. С бледным лицом, не двигающимися глазами. Шлюпка плюхнулась в воду, осталась позади.

– Забавно, – сказал рулевой. – Недавно тебя тоже скидывали в воду.

Ренар обернулся с немым вопросом.

– Что ты имеешь в виду? – спросил он.

– Ты очень быстро поменял своё положение, – ответил бородач, держа руль.

– Это расценивать, как неприязнь?

Рулевой улыбнулся.

– Скорее, как комплимент.

Ренар облокотился на перила.

– Меня это одновременно развлекает и напрягает. Обычно я не плаваю несколько дней с теми, кого недавно убивал.

– Трудно быть таким? – невзначай спросил рулевой, но Ренар всё понял.

– Ты даже не представляешь насколько.

Бородач замолчал, а Ренар вернулся в каюту и надел последнюю маску.

Растянувшаяся колонна людей бредёт по лесу. Они идут с тревогой, не знают, чего ожидать. Новое место, новый дом.

Маленькая девочка идёт вприпрыжку, держа за руку женщину. Теплота разливается от живота, когда девочка смотрит на неё. Мама.

С другой стороны идёт огромный мужчина с недельной щетиной. Он несёт вещи, поглядывает назад, в шутку ругает худого друга. Девочка с улыбкой смотри на него. Папа.

Она мала, достаёт им лишь по пояс. Они кажутся ей великанами. Их ноги почти прижали её, она посмотрела вверх, их лица соприкасаются, издавая чмокающий звук. И хоть неприятен звук, она радостно смотрит на них.

Ренар вышел с лёгкостью, будто сошёл с облака. Разум чист, хотелось сделать что-то хорошее. Он посмотрел на маску, она улыбалась.

Иная сторона разума 4

В лавке тихо, попугай кусает прутья клетки, выворачивает, трясёт лапками. За заваленным книгами столом сопит седой мужчина.

Высокий рыжеволосый юноша тихо вошёл. Он огляделся, подмигнул попугаю, нажал на звонок. Продавец подскочил.

– Да, да, тарийская смесь продаётся без рецепта, – сонно проговорил он.

– Меня больше интересует моларийская краска.

Продавец сразу проснулся.

– Мы закрыты, до свиданья.

Юноша упёр руки в стол, в комнате потемнело.

– У тебя есть два варианта, – тихим, будничным, словно пьёт чай, голосом сказал юноша, – либо ты сейчас рассказываешь кое-что про клан. Либо больше никому ничего не расскажешь.

Он улыбнулся, показывая длинные, неестественно белые резцы.

– Я обычный торговец, продаю книги, – пугливо сказал мужчина. – Ну, может небольшие лекарства от известных алхимиков. Поверьте, я не знаю, о каком клане вы говорите. Я да…

Его перебил звук вынимания меча. Юноша обнажил на четверть.

– Ну-ну. Что вы, что вы. Я вам верю, вы ничего не знаете.

Меч вышел на треть.

– Ни о клане, ни о краске.

Наполовину.

– И тем более о детях, которым пихают алхимические препараты, изменяя их.

Вышел на треть четверти.

– Куда простому торговцу книгами знать, о личных алхимиках клана. Где живут, появляются, с кем контактируют. Вы же этого не знаете?

Продавец облился потом, вдавился в кресло. Попугай победно заверещал.

– Послушайте…

Меч, как змея, прополз по столу, оставляя полосу.

– Хорошо-хорошо! – крикнул мужчина, глядя на клинок. – Я расскажу.

Юноша убрал меч.

– Вот и отлично. А то вы не представляете, как трудно было вас найти. Печально, если было бы впустую, не так ли?

Продавец удобней уселся в кресло.

– Я чудом остался жив, и говорить вам всё, как я считаю, неправильно. Но обстоятельства сильнее.

Это было давно, я входил в пятёрку лучших алхимиков. Нам мало что рассказывали, держали в белой комнате без окон. Работали мы в соседней, такой же. Мы были лучшими, и с нами обращались, как с заключёнными. Я мог бы сделать вещество, которое растворило камень, из воды и пыли, а они орали и били за неподчинение.

– Оставим эти душевные подробности.

Продавец фыркнул.

– Мы делали странные вещества, контактирующие с плотью, с человеком, проще говоря. Увечили, но они это называли улучшением. Нейтрализовать нервы, чтобы не чувствовать боли, кожу жёстче, которая потягается с камнями, усиление обоняние, наверное, самое лучшие из них, но и здесь не всё отлично.

– Поясни.

Мужчина положил руки на стол, сцепив замком.

– Улучшение идёт в одну сторону. Соответственно, если делаешь отличнейший слух, нельзя вернуть обратно. Он будет всегда таковым. Ты будешь слышать шаги мух на стене, как они потирают лапками. Любую мелкую живность. Да, этот человек будет слышать приближение врага за двести метров, но в обыденных условиях будет испытывать колоссальный дискомфорт.

А нюх? Человек чувствует все запахи в радиусе пятидесяти метров, мозг перенапрягается, вскипает, как чайник, который нельзя снять с костра, а потом взрывается. Но до этого не доходило, чаще всего, кончали с собой.

Зрение. Оно не ограничилось только приёмом препаратов, необходимо было вмешательства хирургических инструментов. Рядом с глазом ставили креоковский камень. Зрачки горели красным, а зрение приобретало красный оттенок, но за это ты мог видеть, так сказать, внутренний мир любого живого существа. Поэтому у большинства охотников глаза горят красным.

Реакция и скорость. Мышцы и кости подвергали изменениям, сбрасывали ограничения тела.

– Можно поподробней?

– Да, да, конечно.

Мужчина порылся в ящике стола, вытащил бутылёк с синей жидкостью.

– Вот. Мы называли это освободителем. Спорное название, согласен, но эффектное.

– Ближе к делу.

– В общем, у человека в мозге есть ограничения по физическим показателям. Наше тело устроено немного по-другому, чем многие думают. Мы можем быстрее бегать, орудовать мечом с невероятной скоростью, распознавать очень быстрых созданий, которых обычные люди даже не замечают, но в ущерб себе. Мышцы, связки, сухожилия стираются, истончаются, а иногда изо слишком большой скорости, применения силы, рвутся. Ломаются кости. Это обычная практика, после применения этого препарата.

Человек думает, что он всемогущ, после чего пытается выжать себя на максимум. Хотя, если он выжмет даже на половину, последствия будут сокрушительны.

Вместе с освободителем убирали инстинкт самосохранения, из-за чего боец шёл в бой до последнего, не боялся. Но этого можно было избежать, понимая основные законы. К огню прикасаться нельзя и так далее. Но это зависело от интеллекта испытуемого.

– Интересно… то есть вы создавали тех, кто ничего не боялся. Как же они подчинялись?

Продавец откинулся в кресло, развёл руки.

– С этим были проблемы. Бывало, довольно часто, что охотника нашпиговывали под самую завязку, после чего остановить его могли только равные по силе. Он не боялся ничего, и если ему что-то не нравилось… было страшно. Позже придумали делать преданных, со встроенной функцией служению клану, долг, честь и тому подобная хрень.

Но тогда мы ещё такого не придумали, и почти все охотники были опасней практически любого монстра. Он был быстрее, сильнее, тише. Монстра ты мог увидеть, услышать за триста метров, и попытаться что-то сделать, а с охотником такой трюк не прошёл бы. Охотник либо убивал цель, либо умирал.

– И давно это было?

– В самом начале, как только мы начали работу. После нескольких испытаний нашли самые стабильные. Глава клана и его приспешники просили больше, мощнее. Они приводили подопытного, мы делали с ним всё, что хотели. Он либо умирал в муках, либо становился нестабилен.

Время было такое… монстры шли на людей, были за каждым поворотом, их было очень много. Я помню рассказы о павших крепостях. И что было странно, они группились, шли организованно, будто кто-то вёл. Тогда никто не мог их остановить, а только создавшийся орден, впоследствии ставший кланом, не имел ни людей, ни знаний, ни-че-го.

– Значит, некому было остановить поток чудовищ? Но как-то же это сделали.

Мужчина, запрокинув голову, захохотал.

– Да, смогли. Это была волна, огромная, как цунами. Они шли нескончаемым потоком. Крепость в перевале Брузера, вроде, была надеждой всех. Туда отправили все и всё, насколько я знаю. Если монстры проходили через него, то они попадали на города, деревни, поселения, людей. Этот перевал был своеобразным проходом. Вот там, там всё случилось. Я помню, что мне рассказывал знакомый разведчик. Их группу отправили туда, после того, как за припасами никого не прислали. Знаешь, что он там увидел?

Растерзанные тела по всей крепости, окровавленные стены, разводы, кишки, вороны клевали глаза, на колах сидели трупы монстров, было видно, что был бой. Но что самое загадочное, после этого перевала монстры исчезли, испарились, никаких следов, они не пошли дальше, как ожидали.

Но, тень меня сожри, что-то же там произошло? В крепости не было ни одного живого человека, были чудовища, которые пытались сожрать моего приятеля, но не людей. Значит, кто-то смог их остановить?

– Давай вернёмся к охотникам.

Мужчина вздохнул.

– Раньше охотники были обычными людьми. С обычными способностями. Их было много, почти как солдат. Только методы отличались. Охотники выходили ночью целой группой, чтобы забрать одного монстра, а возвращались двое, один или вообще никого.

Они продавали свою жизнь. Я ещё застал те времена, видел изуродованные тела. Там были такие раны, людей разрывали на куски. Привозили с оторванного напополам, был виден хребет, но он дышал. Без сознания, но дышал. Я не знаю, какая должна быть воля, чтобы так… держаться.

Это были обычные люди, но всё же они шли ночью убивать то, что разделается с ними за пару секунд. Они боялись, рыдали, гадили под себя, но шли. Я, честно говоря, не понимал. Я работал хирургом, и всё что я увидел там, оставило отклик во мне.

– Ну, хорошо. Но откуда взялась задумка? Алхимия получила распространение не так давно.

– Этого, к сожалению, я не знаю. Я увлекался алхимией даже тогда, когда она была вне закона. Я экспериментировал, делал разные удивительные вещи, чаще всего, с растениями. В какой-то определённый промежуток времени стало понятно, что без какой-то посторонней помощи людям не справиться. И тогда, именно тогда, пришла идея изменения людей, улучшения их.

– Знаешь, ты вот мне всё рассказываешь, отвечаешь на мои вопросы так, как я прошу. Всё в подробностях и красках, но у меня есть чувство, что ты не сказал мне очень важный кусок.

Мужчина улыбнулся.

– Встроенный блок шестого чувства. Да, сильная вещь. Насколько я знаю, это одна из последних разработок, только нестабильная, срабатывает не всегда.

Юноша испытывающе взглянул.

– Ладно. Я хочу, что бы ты знал. Нельзя вмешиваться в человеческий организм. Природа делает это сама, но со временем, которого у людей не было. Я не знаю, насколько оправданно… клан вещал, что если не сделать этого, то человек, как вид, вымрет. Церковь долго оборонялась, но сдалась, разрешила вмешаться в человеческое тело.

Хочешь знать, что мы делали? Мы делали мутантов. Это мутация. Всё, что мы там делали. От самого первого, до самого последнего. Мы изменяли людей, как хотели. Хочешь знать всё?! Мы делали людей с четырьмя руками, чтобы он был больше боеспособен. Делали безсуставными, чтобы руки можно было развернуть на сто восемьдесят градусов. И это ещё самое слабое. Это ещё была не алхимия, а, скорее, симбиоз хирургии и маленькая часть алхимии, чтобы человеческое тело не развалилось, чтобы жило.

В подвалах клана делали такое… несколько людей сшивали в одного огромного, добавляли оружие, мечи, когти и тому подобное. Я, честно скажу, не знаю, что это было. Я до сих пор вспоминаю это, как в тумане. Это существо жило… оно было живо, ходило, ветрело головой, но, правда, рефлексы были заторможены, и это был, скорее, мешок для битья, чем тот, кто может остановить чудовищ.

Клан сделал много всего, но, в большинстве своём, тайно. Никто не знал об этом, только верхушка.

– Вот мы и перешли к завершающей части беседы. Расскажи про тех, кто виноват.

– А ты, я так понял, мститель? Дезертир, готовый вершить правосудие. Я не завидую тебе, если тебя найдут. Но так же, я не завидую себе, если они узнают, что ты меня расспрашивал.

– Они даже не узнают.

– Хочу в это верить.

– Так ты расскажешь, или я зря проделал огромную работу и такой же путь?

Продавец взглянул исподлобья.

– Да, но знай, я отошёл от дел давно. Мне не особо нравилось и тогда, чем я занимался в потёмках клана, а сейчас знаю, что сделал ошибку.

– Не беспокойся, мне нужны другие.

– Тогда зачем это? Если убьёшь лишь половину, то дела продолжатся, клан не уйдёт.

– Я не этого жажду, мне не нужен клан, мне нужны определённые люди. Мне плевать на судьбы всех, кроме моей.

В глазах мужчины промелькнуло разочарование.

– А я уже подумал, что нашёлся тот, кто прекратит безобразие, издевательства над человеком, над природой.

– Не сегодня, не сегодня.

Продавец вытащил из ящика стола тонкую тетрадку.

– Здесь всё. Я хранил её для продажи, наверное, не знаю. Любая информация о клане дорого стоит. Вот я и… Главный Фовон. Крейт правая рука, Риктор – персональный громила Крейта. Лериор левая рука, но всегда в пути, нравится ему охотиться. Остальные не очень важны, но если тебе нужны именно они, то найдёшь.

Юноша взял тетрадку, полистал, взглянул на морщинистые глаза продавца.

– Я не думаю, что, если ты ушёл от плохого, ты делаешь хорошее, – сказал юноша.

Юноша двинулся к двери. Продавец напряг лоб.

– Что это значит?

– Это значит, что пора что-нибудь сделать.

Глава 14

Ренар лежит в гамаке, читает дневник Хендрика.

«Сегодня был странный день. Я собирал плоды медового растения, напевал песенку, но непонятно откуда услышал тихое шипение. Я испугался, это могли быть звери леса, но раньше они не нападали, не подходили даже.

Шипение продолжалось долго. Я смотрел по сторонам с ужасом в груди, предвещал худшее. Я не хотел, чтобы меня разорвали на части практически у дома. Моя семья… Эвелин…

Но каким-то чудом я определил, откуда идёт звук. Его издавал маленький зверёк, ползающий по коре дерева. Мы видели таких несколько раз, знаем о них мало. Но много знаем о великом лесе. Все живые существа выполняют какую-то работу. Даже в обычном лесу муравьи, жуки, хищники делают только хорошее, полезное.

Мы не трогаем зверей, никого, не пытаемся рубить деревья, хотя это невозможно, но, если и было бы, я бы не стал. Здесь все живут в гармонии, стараясь помочь ближнему. Мы пришли сюда, чтобы основать новые земли, но увидели очень важное – зло, будь оно в любом проявлении, возмездие, справедливость, оно лишь вредит. Твори добро, прощай зло – таков закон леса.

Но тогда мне что-то не понравилось в этом зверьке. Он издавал пугающие звуки, раньше я таких не слышал. Его шёрстка смольного окраса, как глаза, заставляли отходить. Я предчувствовал страшное. Оно произошло.

Зверёк кинулся на меня, пронзил шею маленькими, но острыми клыками. Я пытался отодрать, но он вцепился намертво, тогда я понял, что оттащу его вместе с шеей.

Я мог бы сейчас написать, что ничего не понимал, что действовал в туманном состоянии, но это не так. Я всё знал. Что надо убрать его от шеи, иначе прокусит. Я сдавил маленькую голову настолько сильно, что она лопнула, как яйцо.

Я ужасно себя ощущал. Я нарушил то, во что верил, верю. Я люблю лес и его обитателей, но до сих пор не было конфликтов. Или только у меня? Неужели мне никто ничего не говорит?

Нет, это не так. Я просто возбуждён, это был первый контакт, и он оказался провальным, чудовищным. Я убил зверька, как монстр! Я ненавижу себя! Я должен был найти решение, обязан. Я чувствую, что мог, нужно было просто подумать, а я испугался, струсил. Везде, где бы я не начинал что-то делать, я всё портил. Я пытался делать из малоизвестных растений медицинские препараты. И что? Меня осмеяли, макнули головой в поилку лошадям. Я неудачник, порчу всё, что увижу.

Сегодня чувствую себя разбитым не настолько. За время сна склеился слегка. Перечитал вчерашние записи. Забыл упомянуть, что закопал зверька подальше от нашего дома. Да, я знаю, что делаю, как… я даже не представляю, кто мог бы так делать. Неужели я один на такое способен?

Не знаю, сколько могу скрывать это. Сегодня Изольда много меня расспрашивала, видя моё настроение. Я отмахнулся, но чувствую, что она дойдёт до правды. Не знаю, мне кажется, что мир рушиться на глазах. Я его разрушил! Я виноват, какой же я дурак.

Я остыл. Моё душевное равновесие вернулось в норму. Это место вернёт к жизни кого угодно. Прохладный ветер, кругом зелень, звёздное небо. Это место гармонирует с тобой, даже если в тебе хаос.

Я обдумал всё и пришёл к выводу, что если случилось одно нападение, случиться и другое. Вопрос во времени. Странно. Я сижу, спокойно представляю в голове, как люди будут умирать, как мы будем выгрызать себе место в лесе. Так было везде, куда не ступил человек. Неужели это неизбежно?

Неужели всё так закончится? Столько времени провести если не в дружбе, то хотя бы в нейтралитете, а теперь что… что? Я испортил жизнь не только себе, но и Эвелине. Что я наделал…»

Корабль тряхнуло, по обшивке что-то проползло, с кармы послышались крики. Ренар вышел из каюты, его тут же сшибли, он ударился о борт. Человекоподобный монстр с изогнутыми задними ногами издал свирепый вопль.

Ренар откатился в сторону, уворачиваясь от когтей. Монстр показал пасть полную острых клыков. Охотник схватил лапы, вывернул, заглянул в полные пламени глаза. Там нет ничего, кроме ярости. Монстр клацнул клыками, как волк. Ренар спокойно посмотрел на него, как на оскалившуюся дворнягу.

– Ты не усмиришься, – сказал охотник. – И это самое печальное, что может быть в тебе.

Он ударил в шею так быстро, что трудно расслышать даже хруст. Монстр перестал издавать звуки, пытаться укусить. Ренар осторожно, как хрусталь, положил труп.

Их много, они прыгают на мачте, по карме, разгрызают команду.

Ренар двинулся к мостику, убивая с одного резкого удара. Монстры падали, образовывая проход. Сверху, с мачты, прыгнул зверь. Ренар сделал всего два шага, чудовище пролетело назад, охотник даже не остановился. Зверь помчался, приготовившись прыгнуть на спину, но Ренар развернулся, ударил в горло, пошёл дальше, будто ничего и не сделал.

Охотник шёл, а звери ломали об него заострённые клыки, отлетали, как маленький камешек от многотонной глыбы. Он непобедим.

Команда смотрела на охотника, как на что-то невероятное. Он усеял корабль трупами чудовищ, а сам выглядел таким печальным, словно делает это нехотя, но понимает, что надо.

Монстры закончились, а он стоял, смотрел на реку, заросший деревьями берег. Бородач тихо, словно побаиваясь, подошёл.

– Мы благодарны тебе, что спас нас.

– Не стоит.

Бородач положил руки на перила.

– Ты можешь рассказать мне абсолютно всё.

Ренар взглянул на него.

– Уберите тела, пересчитайте людей, идём в том же направлении.

Бородач кивнул.

Ренар двинулся, перешагивая трупы, к каюте. Матросы со страхом смотрели на него, держались в стороне.

«Смешно, – подумал Ренар, – они уже видели меня, как убийцу разводящего кровь. Стоило мне показать немного чистоты, они испугались»

Послышался дичайший вопль со стороны берега. Ренар непонимающе оглянулся. Верхушка дерева зашаталась, как шест после прыжка.

Монстр приземлился на карму, проломав доски. Он кинулся на Ренара, словно таран. Охотник раскинул руки. Вода приняла их с глухим шлепком. Монстр клацал пастью, почти доставая до головы. Ренар не ощущал в себе силы, он знал, что может всё это прекратить, если только захочет, но его переполняла тоска.

В сознании оскалившийся монстр превратился в гавкающего щенка. Ренар печально улыбнулся уголком рта. Его руки нежно, с любовью, задушили монстра, который даже не реагировал на недостаток воздуха.

Они пошли на дно. Ренар закрыл глаза, принял темноту.

В сознание вторгся его образ.

«Ну что ты делаешь? Что ты делаешь?! Прекрати. Не время сдаваться, когда проделан такой путь. Мы вместе, ты и я, сделали очень многое, осталось последний рывок. Узнаем правду»

Рядом с ним появился другой образ Ренара. С медленным, тягучим, как смола, голосом и тяжёлым взглядом.

«Не слушай его, – сказал Твёрдый, – ты всё правильно делаешь. В тень это дерьмо. Давно пора было так сделать»

«Это не правда. Мы ценны, делаем хорошие вещи. Хотя иногда, они не кажутся такими явными, но внутри мы знаем, что сделали правильно»

«Не пори чушь, – сказал Твёрдый, презрительно глянув на Мягкого. – Добрые дела не для нас, мы это знаем. И кстати, мы с ним как раз и вместе, а вот ты… ты лишний! Тебя здесь вообще быть не должно!»

Мягкий воинственно раздул грудь.

«Я всегда буду здесь, когда здесь будешь ты! Мы же одно целое, ты забыл?»

Твёрдый разочарованно вздохнул.

«Когда сидишь в этом месте, всё так быстро забывается…»

«Можешь нам об это не говорить, но мы помним, что должны сделать, а ты мешаешь»

«Нет-нет, ты мне мешаешь. А, кстати, уже скоро не будешь мешать. Вон, смотри, скоро в лёгкие попадёт вода, он потерял сознание. Я победил»

«Не победил, твой путь проигравший. Умрёт он, умрём мы»

Твёрдый прищурился.

«Ты что же, хочешь меня на свою сторону перевести?»

Мягкий посмотрел в бесконечную темноту.

«Я хочу, чтобы мы спасли всех. Я здесь для этого, а для чего здесь ты?»

Твёрдый почесал чёрствый затылок.

«Думаю, ты частично прав. Я здесь точно не для того, чтобы мы умерли, но и не для того, чтобы кого-то спасать. Я вернусь, помни»

Твёрдый испарился.

«Не верь ему, – сказал Мягкий. – Я знаю, мы всех спасём»

Мягкий растаял.

Ренар поднялся наверх, как наполненная воздухом бутылка. Рулевой кричит с корабля на матросов. Команда спустилась на шлюпке, искала охотника.

– Вон! Вон! Туда греби! – крикнул бородач. – Он?!

Матрос поднял голову за волосы, посмотрел наверх.

– Похоже!

Ренар очнулся в каюте. За столом бородач, читает дневник Хендрика.