Ни живые, ни мёртвые

Он не знал подробностей обещания, кому я дала его, зачем, почему. Даже если бы он этим и интересовался, я бы всё равно ничего не рассказала. Это не имело почти никакого отношения к тому, что мне нужно стать добрее. Никто не знал о моём прошлом и не догадывался, какие ужасные поступки я совершала тогда. И я бы сама хотела бы всё забыть, исправиться и больше никогда не возвращаться на ту сторону.

– Точно не знаю, – я заставила себя ничего, а точнее никого не вспоминать. – С одной стороны, я действительно хотела бы стать добрее. Я смотрю на этих светлых людей и завидую тому, как их любят, как отзываются о них, как искренне благодарят. Я бы хотела… нет, не стать такой, как они. А обрести нечто такое похожее – нечто, что будет согревать в груди даже в самые тёмные и холодные времена. Нечто, чем я буду делиться с другими. Нечто, что для меня будет называться… добром.

– Но..?

– Но с другой стороны, я начинаю думать, а к чему мне меняться? Зачем мне это, для чего? Я ведь нравлюсь самой себе и такой, какая я сейчас: как внешне, так и внутренне. Зачем мне всё это, если и так хорошо живётся?

– Но не идеально, – заметил Джейсон, и я поразилась, как точно он попал в цель.

– Да, в этом ты прав. Я действительно порой чувствую, что всё же во мне что-то не так… Я думала, что всё дело в одиночестве, но, может, всё из-за того, что не хватает частички добра…

Я чужая самой себе.

Слова застряли в горле, шиповником проросли в лёгких. Нет, не одиночество мешало мне жить в полную силу, не отсутствие энергии в серых буднях, не мои странные друзья. А это гадкое, подлое чувство меж клапанов сердца – чужесть. Словно это не мои кости, не моя душа, не моя планета, не мой мир. Будто я попала куда-то не туда по собственной ошибке. И до сих пор не в силах её исправить.

Джейсон об этом не знал. Как и многое другое обо мне. Он знал лишь то, что я ему позволяла о себе знать. Я не расслаблялась в его присутствии, не делала оплошностей, следила за языком. Да, я говорила с ним о моральным, тогда как с остальными – о физическом. И это не делало Джейсона кем-то особенным для меня. Просто так сошлось. Я рассказывала ему о своих душевных волнениях, но все они возникали здесь и сейчас. То, что мучило меня годами, ещё с приюта, я никому не рассказывала. Я знала, что должна была справиться с этим сама, без посторонней помощи.

– Знаешь, мои слова, которые я сейчас тебе скажу, могут показаться сумасшедшими, недосягаемыми, вообще тебе не подходящими… – Джейсон закусил губу, когда встретился с моим недоверчивым взглядом. – Но знаешь, твоя главная задача может стать такой – найти в себе несгораемое желание создать самую яркую, счастливую и наикрутейшую версию самой себя. Учи иностранные языки, начни заниматься спортом, перестать засорять свой мозг ненужной информацией, направь все свои мысли в одну точку. Хочешь, найди себе такое окружение, которое будет тебя мотивировать хоть днём, хоть ночью, которое будет наполнять тебя чем-то новым, чистым, радостным. Ты жаловалась на скуку – так изучай что-то интересное, пусть каждый твой день будет наполнен яркими событиями. Разгадай тайну, поставь большие цели и стремись к ним. Иди своим путём и не оглядывайся на других. Ты уникальная, и в этом твоя сила и красота.

Если даже корабли не могут спастись во время шторма без огня маяка, то почему я уверена, что смогу справиться со своими кошмарами в одиночку?

Сама по себе я плохой человек. Оставаясь наедине с собой, я не буду саморазвиваться, делать добрые дела, пытаться бросать курить или накручивать себя до паранойи. Когда я одна, то тону – надрывно, глубоко, туда, куда никогда не дотянется свет. Такое же ощущение возникает и рядом с Анной, с Вильгельмом и даже с Арни: все они в какой-то степени разлагались душой, не верили в добро, не желали найти свет. Вереницей чёрных всадников они скитались по пустыне грехов, самобичевания и безнадёжности – там никогда не поднималось солнце, не цвели растения, не звучал смех. Вместе с ними я такая же, как и они, если даже не хуже. Но если рядом появлялся Джейсон – это как луч светила в заваленном обломками заброшенном доме. Я шла к нему в надежде выбраться, спастись из собственного заточения, стать, наконец, свободной.

Вот почему я с ним общалась. Только путь оказался слишком длинным.

– Знаешь, в какой-нибудь вселенной я точно сделала всё то, что ты только что сказал, – я наблюдала за тем, как Джейсон выворачивал карманы своей дурацкой куртки, чтобы дать мелочь нищему, что случайно встретился нам по дороге.

– А ещё в какой-нибудь другой ты была бы счастлива, – парень кинул несколько купюр в протянутую шляпу, и мы побрели дальше.

– Знаешь, если вселенная бесконечна, то в какой-то момент она должна повторяться. Потому что количество способов расположения частиц в пространстве-времени, хоть и невероятно гигантское, но всё же конечное. А раз так, и если бы можно было заглянуть далеко в космос… то, возможно, мы бы увидели версию себя, которая стала президентом или просто съела на завтрак бекон, а не роллы.

Джейсон восхищённо поднял серо-карие глаза к небу.

– Это же представить только, как много миров может существовать…

– Мне действительно кажется, что так оно и есть, – я слегка улыбнулась своей любимой теме разговора. – Хотя человечество даже сомневается в том, что мы не одни во вселенной, я считаю, что множественные миры – нечто более глубокое, странное, нереальное. Если они действительно существуют, то это де полностью переворачивает наш мир: и физику, и представление о жизни, и о вообще всю нашу судьбу. Поднимать голову к небу – и представлять уже не далёкие планетные системы, а сложную структуру мультивселенной…

– Как в фильмах.

– А тут – была бы реальность, – я снисходительно посмотрела на парня. – Чувствуешь разницу?

– Говорят, они и вправду есть!

Мы обернулись на знакомый мальчишеский голос. Джейсон даже не успел понять, что это его младший брат, Хилари, как тот кинул целую охапку снега в лицо парня. Я быстро схватила ближайший снежок с горки возле вычищенной дороги и засунула его за шиворот Джейсона. Тот громко заулюлюкал, пытаясь стряхнуть с себя уже растаявшую холодную воду.

– Эй! Я не для этого свои лекции рассказывал! – Джейсон ещё раз встряхнулся, поёжившись от неприятного мороза.

– А по мне, забавно, – я невольно заулыбалась во весь рот.

– Ну ладно, только ради твоей улыбки стоило терпеть эти унижения, – Джейсон просиял, видя, что у меня наконец-то хорошее настроение.

– Вот, уже лучше получается, – решила я не разочаровывать его и повернулась к Хилари. – Привет, маленький чертёнок.

– Я не маленький, мне тринадцать лет! – на секунду тот обиженно скорчил лицо, но уже через миг вновь оживлённо заболтал: – А так было бы здорово жить в мире, где всё сделано для футбола! Мячи прям на улицах, ворота на каждом углу, дешёвая футбольная форма, стадионы вместо школ! А ещё кружки у всех в виде свистка.

– Это уже перебор, – совершенно не радовалась я его идеи.

– Тогда в виде красной или жёлтой карточки, – не терял энтузиазма Хилари, глядя на нас блестящими карими глазами.

– Ага, и материки в виде шестиугольников, – Джейсон натянул шапку брата прямо ему на нос.

– Эй! А почему нет? – мальчишка неаккуратно поправил свою шапку, из-за чего светлые ломкие волосы растрепались во все стороны. – Если бы представился такой шанс, я бы хотел попасть в такой мир и жить там!

– А семью тут оставить?

– Ну тогда хотя бы глянуть одним глазком! Или с собой вас взять!

– Меня бы стошнило от футбола уже на следующий день, – я сделала вид, будто меня выворачивало наизнанку.

– Ну, а вы бы тогда в какой мир хотели бы попасть? – с капризной ноткой в голосе спросил Хилари.

– Пожалуй, в тот, где всё всегда хорошо, полная идиллия и сбывшиеся мечты, – Джейсон даже на секунду прикрыл глаза от блаженства.

– А ты? – младший Коллер перевёл на меня смышлёный взгляд.

Мир…

Где бы я хотела оказаться?

Там, где я жила бы со своими настоящими родителями? Или там, где не чувствовала бы себя столь чужой? Или где я – икона стиля, моды и красоты? Или где я… богиня зла?

– Не знаю, – я тяжело вздохнула, не желая долго думать над вопросом, который задал мне столь глупый мальчишка. – Свой собственный мир нужно строить здесь и сейчас, а не мечтать о его далёком существовании. Его может никогда и не быть.

– А я слышал, что миры всё же существуют, – упрямо гнул своё Хилари, идя между нами. – Ходят слухи, что их когда-то обнаружил Рэбэнус Донован, за что он потом поплатился: бесследно исчез. Говорят, он пропал в одном из миров.

Я не поверила его сказкам.

– Ага, и почему же не может оттуда выбраться?

– Не знаю, – поджал губы Хилари, видя, что мы не верили ему. – Говорят, жив его дух, но тело нет. Может, он каким-то образом просочился в наш мир, но его телесная оболочка осталась там, где-то в ином измерении.

– Звучит слишком фантастически, – Джейсон странно покосился назал, где ещё виднелись башни замка Донована. – А кто же похоронен тогда на местном кладбище? Чучело?

– А может, он и вправду погиб, но его призрак до сих пугает местных жителей, – немного сдался Хилари, но решил подкинуть ещё одну идею: – А ещё говорят, что кто-то слышал какие-то шорохи, крики и треск огня, словно от пожара. И сам голос Рэбэнуса, зовущего за собой куда-то в темноту.

– Рэбэнус, конечно, большой шишкой был в прошлом, но не думаю, что он многих убивал и был таким злодеем, как его считают, – слегка раздражённо фыркнул Джейсон, хотя я подозревала, что он не верил в собственные слова. – Иначе бы мы не учились в замке, в котором жил он.

– Но ты ведь сам знаешь..! – неожиданно рьяно возмутился Хилари. – Наши предки, род Коллеров, они же…

– Это уже слишком, – Джейсон вдруг резко прекратил болтовню брата, взял того за руку и быстрее увёл от меня. – Не беспокойся, Равенна, ещё увидимся!

И размахивая на прощание рукой, он скрылся с Хилари за углом. Я остановилась в непонимании произошедшего. Конечно, не надо быть гением, чтобы догадаться, что Джейсон что-то скрывал и что в прошлом всё-таки произошло нечто странное. И, возможно, ужасное. По вине Рэбэнуса Донована.

А это любопытно.

Я не имела каких-либо «рычагов» давления на Джейсона, но история его предков могла бы мне в этом очень даже помочь. Хотя я в этом сильно и не нуждалась: мало кто знал, что общалась с ним, а кто знал, то говорила, что мы с ним вместе спали. И это было действительно так, вот только случалось слишком уж редко: то его родители дома, то мои, то ещё что-то. Не встречались, не любили – уж я-то точно – просто были опорой друг для друга. Но меня раздражало, что я была зависима от Джейсона больше, чем он от меня: я видела в нём свет, исцелялась морально и при этом удовлетворяла свои физические потребности. А я ему для чего? Нюйва видит, я могла напридумать, что Джейсон не так добр и чист на самом деле, что он опозорит меня на весь университет. И хотя вряд ли такой вариант возможен, но… иметь туз в рукаве никогда не бывает лишним. Особенно если он связан с Рэбэнусом Донованом.

Я зашла в узкий переулок между двумя невысокими домами, ведь так можно было быстрее дойти до дома. Взгляд скользнул по кирпичный стене, где с помощью баллончика была сделана какая-то надпись…

Я замерла.

Нет, это не граффити. Это кровь.

А написано…

«РЭБЭНУС ЖИВ!»

IV: Ни тьма, ни свет

Умный тот, кто нарушает правила и всё-таки остаётся жив.

Джордж Оруэлл

– Извинись перед Мэри.

Канг встретил меня в коридоре, как только я вошла в наш небольшой двухэтажный домик. После поднявшегося холодного ветра в помещении казалось совсем тепло, снежинки тут же начали таять на шерстяной ткани пальто. Но внутри образовалась привычная корка льда – после вполне приятной беседы с Джейсоном совершенно не хотелось с кем-либо спорить и вообще разговаривать. А тут Канг, да ещё и с вечной просьбой перед кем-нибудь мне извиниться. Терпеть не могу его сочувствие людям.

– Я не хочу этого делать.

Раздражение было в каждом моём движении: когда я кинула свою сумку, снимала пальто и расстёгивала сапоги. Об утренней ссоре с матушкой я уже почти забыла, а Канг так не вовремя о ней напомнил. Слишком много новых мыслей роилось в голове, такое большое количество энергии бурлило в крови – хотелось что-то изучить, сделать, срочно сшить. А тут это, Аоинь бы всех побрал. И сожрал бы заодно9.

– Извинись перед ней, – не отступал мужчина, преградив мне дорогу.

Да что за день сегодня такой, что мне все не дают пройти?!

– Нет.

Я даже не пыталась пробраться мимо него, но Канг всё равно дёрнулся.

– Извинись перед Мэри, – в третий раз повторил он всё тем же строго-просящим тоном.

– Я не сказала ничего лишнего, не оскорбила, ничего не сделала, – я чувствовала себя школьницей, оправдывающейся перед директором, и это злило ещё больше. – Я не виновата, что Мэри из-за своих психических отклонений так сильно на меня обижается. Пусть идёт к врачу, раз я ей не нравлюсь.

Лицо сморщилось словно от пощёчины, в тёмных глазах на секунду блеснула влага, пальцы нервно прошлись по коротким чёрным волосам – Канг стойко держался после моей нападки, но боль давила на него изнутри. Будь у него другой характер, он бы накричал на меня, быть может, даже ударил, унизил, упорно защищал бы честь своей жены. Но он не мог напасть в ответ, ведь любил меня так же сильно, как и Мэри. Хотя веских причин этой любви я не нашла. Возможно, Канг просто сам по себе хороший и как человек, и как отец.

Вот только он мне всё равно не родной.

– Мэри многое пережила, – заговорил он спокойно, нежным взглядом пройдясь по мне. – Голод, нищенство, несправедливость, потери, переезды. У неё был долгий путь, полный страданий и горя. Я знаю, ты не найдёшь в себе сострадания к Мэри. Но найди хотя бы капельку доброты, чтобы извиниться.

Доброты…

А в голове – звонкий голос Джейсона, разговоры о морали, обещание прошлому… Я не дала денег нищему и не сделала за весь день ни одного доброго поступка, но сейчас могла исправить это хотя бы раскаянием. Напускным, невольным, бесполезным, но всё же носящим светлый посыл. Конечно, Канг, как и никто другой кроме Джейсона, не знал о моей затеи стать лучше, поэтому вряд ли догадается, отчего же я так быстро согласилась извиниться перед Мэри сегодня. Ведь подобные разговоры случались уже не раз.

Как и всё в этом доме.

– Где она?

Канг облегчённо выдохнул.

– Наверху, развешивает бельё.

Кивнув, я начала тяжело подниматься по лестнице словно с цепью на шее. Усталость внезапно навалилась на плечи, и я вспомнила все те дни, когда приходила ещё в Чэнду со школы домой, убитая после учёбы, тренировок и всеобщего внимания. Тогда я поняла, что внешний мир людей мало чем отличался от жестоких детей в приюте. Те не замечали моих слёз, а взрослые – как я валилась с ног и насколько оказывалась истощена внутри. Окружающие вообще редко понимали, что если ты утром шутил шутки, днём проводил с компанией время, то вечером ты не так же весел. Это не означало, что, приходя домой, ты потом не лежал полчаса в полной прострации и не смотрел в потолок, не понимая, куда себя девать.

Хотя людям, в принципе, зачастую вообще нет дела, что там внутри тебя происходило. Главное, чтобы ты вовремя отдавал им то, что от тебя требовалось.

Даже если всего себя.

Даже если от тебя ничего не останется.

Даже если…

Недовольный взгляд Мэри остановил от падения в пропасть мысли. Только зашла в комнату, а матушка уже не рада меня видеть. Хотя, пожалуй, ей просто не понравился мой яркий наряд. Порой я задавалась вопросом, отчего Мэри так не любила моё хобби, а потом вспоминала, что та не любила вообще что-либо связанное со мной. Вульгарность, открытость, дерзость – это читалось в каждой нитке, в замысловатых узорах, во всех моих костюмах. А для Мэри, столь отчуждённого от мира человека, просто не суждено понять одноклеточным мозгом всю красоту вещей.

Женщина выглядела устало, тёмная мокрая одежда создавала мрачный фон вокруг неё, одинокий фонарь на улице тусклыми лучами проходил сквозь стекло окна и оставлял мрачные тени на бетонных стенах и потолке. Мне не хотелось извиняться, особенно после того, как я раз несколько в мыслях оскорбила Мэри, но нужно было это сделать.

– Прости меня, матушка, – я опустила голову и вжала в плечи, чтобы сыграть настоящую провинившуюся дочь.

Матушка.

Ещё когда меня только забрали из приюта, приёмные родители «приказали» мне называть их не по именам, а матушка и отец. И если ко второму слову не сложно привыкнуть, то матушка... каждый раз чуть ли не выводило меня из себя.

– Прощаю тебя, сяо-Рави, – Мэри на мгновение коснулась моей щеки. – Пойдём обедать, дорогая.

Никаких условий? Вот так быстро? Обычно она мне говорила «чтобы это был в последний раз» и всё в таком же духе, а тут – сразу простила. Может, что за столом будет? Но и обед прошёл спокойно: поели лапшу и мясо с карамелью, немного поговорили о том, как шла сейчас жизнь в Чэнду и в Англии, а затем разошлись по своим делам. Когда я поднималась по лестнице к себе в комнату, меня не покидало ощущение, что как-то слишком подозрительно тихо всё прошло. Мэри такую взбучку закатила сегодня утром, а сейчас вечером уже всё хорошо? Никаких последствий? Новых правил? Запретов?

С другой стороны, плевать, что там думала эта женщина, которая даже не являлась мне родной матерью.

Для меня она никто.

Комната встретила меня холодной тишиной и беспорядком. В порыве гнева после утренней ссоры я почти ничего не убрала из того, что шила. Сделанное всего на половину платье лежало на кровати, обрезки чёрной ткани беспорядочно разбросаны даже по полу. Портновские манекены жуткими фигурами стояли в углу, пока я не включила свет: он озарил шкафы, забытую на столе чашку с остывшим кофе, отразился в пайетках и в золотистых цепях моих нарядов, засверкал в пуговицах и в длинных зеркалах. Всё же пыль завалялась на полках, стульях и под кроватью, куда укатился моток серых ниток.

Я чувствовала себя уставшей после столь разнообразного дня, по сравнению с последними, полными скуки. Но беспорядок меня раздражал куда сильнее, чем крики Мэри. Переодевшись в домашнее, я включила LAY «Lit» и взялась за работу. Мысли путались, сбивались в кучу, разлетались в разные стороны – их невозможно было привести в порядок. Пожалуй, поэтому я и решила прибраться в комнате. Так ведь легче, правда? Легче вымыть дочиста пол, убрать пыль, вычистить шкафы и выкинуть всё ненужное. Так легче, чем хотя бы начать распутывать тот бардак и мусор, что творился у нас внутри и с корнем выдирал душу. Огромный ком – в этих мыслях не видно ни начала, ни конца. Они выглядели страшнее, чем весь хаос даже не твоей комнаты, а всего мира…

На подоконнике лежала какая-то бумажка. Я не помнила, чтобы туда что-то клала, но решила посмотреть. И замерла.

Быть этого не может.

Это была чья-то записка. Ровный почерк с засечками, словно напечатан, однако свежий запах чернил выдавал то, что содержание всё же писали. А значит…

О Нюйва.

Кто-то был в моей комнате до моего прихода.

«Познаешь вкус тьмы – познаешь и свою смерть. Жди беды, девочка-ворон».

Бах!

В окно врезалась чёрная птица. От испуга я не сразу сообразила, что это ворон: окровавленный, с выковырянными глазами и сломанными крыльями. Из раскрытого клюва мне чудился не то хрип, не то ещё одно жуткое предупреждение. Мурашки пробежали по коже – а быть может, это чьи-то пальцы прошлись по спине.

Тук, тук, тук.

Откуда? Кто? Комната была пуста, музыка резко утихла, свет стал чуть потрескивать, словно чья-то тёмная энергетика мешала работать электричеству постоянно.

Тук.

Где-то среди этих четырёх стен. Кто-то стучал. Призывал меня подойти…

Тук.

Я не двигалась. Любопытство распирало грудную клетку и даже было сильнее, чем страх, холодной испариной появившийся на лбу. Но я намертво замерла на месте – пожалуй, за этот день я слишком часто оставалась неподвижной.

Тук.

Совсем близко. Прямо над ухом.

Тук.

Взгляд скользнул по рядом стоящему зеркалу – сердце пропустило удар от ужаса. Какой-то силуэт стоял и улыбался по ту сторону…

Я зажмурилась, прислушавшись к любому звуку в своей комнате. За окном проехало пару машин, кто-то прошёл, скрипя по снегу, но внутри – тишина. Ничего не шипело, не двигалось, не стучало…

Резко раскрыла глаза.

Нечто тёмное проскользнуло мимо меня, спрятавшись в тёмный угол. На секунду вспомнился приют, пожар, обещание…

– Тень..?

Тишина.

Нет, это невозможно. Она не могла ко мне вновь вернуться. Её вообще не существовало – это всего лишь моё разыгравшееся воображение в тринадцать лет. Никакой мистики, никакой крови, никакого зла…

Как и сейчас.

Я обернулась, но ворона уже не было. Осталась лишь записка, в которую я вцепилась длинными накрашенными ногтями.

Вот видишь, это всего лишь паранойя.

Не существовало ничего потустороннего. Ничего сейчас не произошло. Никто не хотел мне зла. Просто устала, просто розыгрыш.

Но всё же отвлечься я решила. Плевать на запреты! Пусть Мэри катиться вместе с ними к Аоиню. Мне девятнадцать лет, Гуй побери, я могу делать всё, что захочу и когда захочу, даже ночью. Надев самое вульгарное, которое у меня только нашлось, я натянула сетчатые колготки, сапоги на тонких каблуках и пару цепей на шею. Изящно и в моём стиле – росписи серебристых черепов, шикарное пальто, алые губы, красная тушь. Неотразима и привлекательна со всех сторон – я хотела отдаться в эту ночь и духом, и телом.

Нужно срочно снять напряжение.

Выбраться из дома было просто, хотя любой непонятный звук отзывался по телу болезненными ощущениями. Приёмные родители всегда ложились рано, спали крепко, ведь на следующий день на работу. А мне плевать на учёбу. Молодость, энергия, жизнь кипели в жилах! Холодный воздух ночи будоражил, дарил свободу, набивал лёгкие зимним морозом. Так давно я не нарушила глупые правила Мэри – и не из-за боязни перед ней, нет, а просто в ненадобности этого делать. Но сегодня отчего-то остро захотелось развлечься – и клуб «Huggin Hearts» отлично для этого подходил.

«Dark Horse» от Katy Perry уже вовсю играла, когда я зашла в клуб. Атмосфера полна энергии, истерики и даже агрессии. Танцы, прикосновения, рваные шлепки – все растворились в музыке, в себе, друг в друге. Некоторые подпевали, другие пытались переговориться друг с другом, третьи кидали на проходящих полураздетых девиц испытующие взгляды. С каждой секундой становилось жарко – и не только из-за духоты в помещении, но и из-за общей нетрезвости. Тут же соблазнив какого-то вышибалу, я взяла у него сигарету и какое-то время перебрасывалась дымом, наполненным флиртом. Но как только сигарета закончилась, я ушла от него, кинув окурок в чей-то стакан.

– Эй, смотрите, кто пришёл! Наша богиня!

Ко мне пьяной походкой подошёл Генри – высокий красавец блондин с тёмными глазами. От его белой рубашки пахло спиртным и одеколоном, смешанным с потом, когда он обнял меня за талию. Пошлый взгляд проскользнул по моей полуоткрытой груди, а затем остановился на лице.

– Давно не виделись, Генри, – я приманчиво улыбнулась и перехватила бутылку коньяка из его рук.

Глоток – и алкоголь обжёг горло, теплом распространяясь по всему телу. Сразу стало так хорошо, легко, свободно, будто все цепи грешной земли сорвались в кровавую топь. И с грязной совестью пустили меня в полёт.

Вот только не в рай лежал мой путь, а в ад.

– Эй-эй, полегче, красавица, – Генри взял из моих рук бутылку. – Где ты пропадала? Столько вечеринок пропустила!

– Важные дела решала, не для твоего ума, – я легонько коснулась его носа. – Соскучился?

Из его груди вырвался рваный рык, пальцы судорожно прошлись по моему оголённому плечу. О Нюйва, так давно меня никто не касался…

– Ещё как, богиня…

– Эй, голубки!

Мэдди явилась как раз вовремя – не скажу, что я была не готова заняться любовью прямо сейчас, сначала хотелось иметь в голове больше дурмана. Да и развлечься подольше. И, быть может, найти пару получше, чем Генри, который безответно влюблён меня ещё с первой наши встречи в этом клубе.

– О, моя дорогая, – я с намёком подмигнула. – Не найдётся у тебя чего покрепче?

– Для тебя всё что угодно, детка.

Мэдди развернулась на каблуках и потащила меня к женскому туалету. Там уже были несколько девушек, и один завалявшийся под унитазом вусмерть обдолбанный парень. Кто-то курил, кто-то одурманенным взглядом таращился в стенку, а кто-то просто пьяно качался в такт музыки. Одна из присутствующих готовила новую дорожку кокаина – кажется, это была Вуди, что училась вместе с Вильгельмом.