Еще шесть месяцев июня

– Но все это только к лучшему, потому что тебя хочет пригласить Ноа. Он так сказал Кэплану.

– Погоди, серьезно?

Палец Холлис с силой вонзается в мой бок.

– Да, –  подыгрываю я.

– А что именно он сказал?

Я снова перестаю обращать на них внимание, потому что Холлис берет разговор в свои руки, и вот они уже обсуждают рост Ноа и сможет ли Бекка надеть каблуки. Интересно, Холлис уже подговорила Ноа или оставила эту часть мне?

Усевшись на свое место на уроке истории, я достаю доклад, который Мина отредактировала прошлой ночью. Сегодня меня все раздражает безо всякой причины. Если честно, лично я не в восторге от того, что Куинн поведет Мину на свидание. Еще с начальной школы, с того самого момента, как мы с ней сдружились, я приглядываю за ней. Чтобы она была в безопасности и счастлива. А теперь мне вдруг придется наблюдать, как мой второй по счету самый близкий друг попробует замутить с ней и, вполне вероятно, обидит ее. Куинн тот еще хлыщ. Он флиртует с каждой девушкой, но до хотя бы мало-мальски серьезных отношений никогда не доходит. Мне точно придется вмешаться. Они втянут меня в эту историю, из которой ничего хорошего не выйдет. В самом лучшем случае их свидание окажется одним большим недоразумением, а я очень хочу, чтобы Мина, в жизни которой одна ужасная несправедливость следует за другой, хотя бы немного расслабилась. Повеселилась. Да я и сам хотел пригласить ее на выпускной. Холлис сможет прекрасно обойтись и без меня. И, кстати, зная ее, догадываюсь, что здесь что-то не чисто. И мне это не нравится. Я хочу, чтобы все оставалось по-прежнему, но при этом меня уже тошнит от всех и вся. Эти два чувства –  плохой коктейль.

Впервые за все время я позволяю себе подумать о том, что Мина действительно могла бы учиться в Мичигане. В конце концов, может, для нее так будет даже лучше. Даже если все вокруг поменяется –  или закончится, –  наши отношения с Миной всегда будут прежними. При мысли об этом мне становится легче. Сколько раз я буду наступать на одни и те же грабли и решать за Мину? Если она так хочет учиться в Мичигане, мне не нужно спорить с ней. К тому же я не люблю спорить.

Промокшая насквозь Мина, опустив голову, влетает в класс одновременно со звонком и садится передо мной. Я пинаю ее стул. Она, не поворачиваясь, показывает мне средний палец. Я пинаю стул сильнее, и, когда она разворачивается, ее лицо забавно краснеет от смущения и гордости.

– Что?

Я широко улыбаюсь ей:

– Радуешься, что у тебя свидание?

– Да. И не смей прикалываться надо мной, а то все испортишь!

– Я не посмею.

– Знаю, это… Но если все вокруг вдруг посходили с ума, почему мне нельзя? –  говорит она и снова разворачивается к доске. Я наклоняюсь к ней.

– Я тут подумал…

– Пожалуйста, давай сменим тему.

– Я как раз собираюсь.

– Отлично. Что ты хотел сказать?

– Я знаю, что у тебя есть свои дурацкие причины, чтобы не поступать в Йель, но я очень рад, что ты можешь учиться в Мичигане.

Мина чуть поворачивает голову, так что мне видно половину ее лица и ямочку на щеке –  она улыбается.

– Правда?

– Да. Давай просто всегда делать все, что захотим.

На следующий день ярко светит солнце и вдруг наступает лето. Кондиционеры в школе не работают, сколько мы себя помним, и внутри просто отвратительно, но, как по мне, это всегда значит, что скоро каникулы. К тому же довольно забавно жаловаться на жару всем вместе, включая учителей. На уроке испанского я лежу на полу, потому что мистер Очоа – классный мужик и ему до балды, что мы делаем, если это не мешает нам заниматься, и потому что становится все жарче и жарче. Куинн рисует член на парте.

– Даже не верится, что наши яйца потеют в этой душной школе в последний раз, –  говорит он.

– Как думаешь, ты разрисовал членами достаточно парт?

– Где там! Но творчество художника никогда не заканчивается.

– Давай вечером посмотрим «SupeгПерцев»?

– Не могу, –  отвечает Куинн, добавляя визуальных эффектов при помощи ластика. –  Мы с Миной идем в кино.

– Блин, точно! Что будете смотреть?

– Тот фильм, в котором Блейк Лавли борется с акулой[22]. –  Он смотрит на меня. –  Что?

– Ничего. –  Я смеюсь.

– Эй, она сама его выбрала! Вторым вариантом был «До встречи с тобой».

– Звучит романтично.

– Как думаешь, –  Куинн хмуро разглядывает нарисованный на парте член, –  она специально не стала выбирать романтический фильм?

– Ха, не спрашивай у меня. Ты забрел на территорию, куда еще не ступал ни один мужчина. У Мины нет карты.

Мои слова вызывают у него ухмылку.

– Значит, я первый человек на Луне.

– Скорее, ты участвуешь в квесте.

Он перерисовывает член в ракету и как раз начинает добавлять рядом планеты, когда подходит мистер Очоа и делает ему предупреждение, фыркнув от смеха.

Три года подряд, наверное, еще в начальной школе, на каждый Хеллоуин я был астронавтом, а Куинн –  пиратом. Мама даже распечатала фотографии каждого года, вставила в рамки и повесила в моей комнате. В память о былых временах мы решили повторить наши костюмы и в этом году. Холлис же хотела моей смерти: она вбила себе в голову, что мы должны одеться как Дафна и Фред[23]. По-моему, из-за этого мы в очередной раз расстались (хотя это скорее был симптом, нежели причина), но на вечеринке в честь Хеллоуина снова помирились. Она все же надела фиолетовое платье с зеленым шарфиком, а я был просто человеком. В тот вечер мы много шутили про собачью будку.

Я набираю Холлис сообщение:

Помнишь, мы занимались сексом в туалете на Хеллоуин, когда туда случайно зашел Куинн? Ты обозвала его назойливым ребенком и захлопнула дверь.

Она отвечает почти сразу же:

Ага, помню

А потом пишет:

Охренеть как жарко, хочется сдохнуть. Я сижу в библиотеке в спортивном лифчике.

На что я отвечаю:

Дресс-код

Она тут же печатает:

Собачья будка

Гав

Я вспотела

Фу

Может, нам заняться сексом в библиотеке?

Может

Приходи

Правда?

Нет, конечно

За ее последним сообщением приходит еще одно:

Женский туалет на третьем этаже не работает

Опоздав на ланч и обнаружив, что за нашим обычным столом на улице никого нет, мы решаем проверить в столовой. Я не верю своим глазам, когда вижу, что Мина сидит со всей нашей компашкой. Перед ней лежит открытая книга, а рядом устроился Куинн. Когда мы занимаем свои места, она смеется.

– Почему мы внутри? –  спрашивает Холлис.

– Ну Мина села здесь, и я сел с ней, –  говорит Куинн. –  А куда вы запропастились, кстати? И почему вы такие мокрые?

– Сейчас все мокрые, –  отвечает Холлис и тянет меня на другую сторону стола. Здесь все. Наверное, последовали за Куинном. –  И хватит думать там себе всякие непристойности.

– Не могу, –  говорит Куинн. –  Это сильнее меня.

Мина фыркает. Он корчит ей рожицу, сморщив нос. Она строит гримасу в ответ.

– Как все это странно, –  тихим голосом говорит мне Холлис, пока остальные заняты разговорами, а Мина, закусив губу, прячет улыбку и продолжает читать. –  Но мне кажется, они подходят друг другу.

– Насчет этого не знаю, но она выглядит счастливой.

– Да, и Куинн тоже. Они переписывались до трех часов ночи.

– Откуда ты знаешь?

– Куинн похвастался. А еще сказал, что чувствовал себя семиклассником, в хорошем смысле, когда хихикал над телефоном, спрятавшись под одеяло. Он отправил мне несколько скриншотов.

– Я не получил никаких скриншотов…

– Потому что ты не силен в переписках с девушками.

С этим не поспоришь, поэтому я беру лежащее перед Холлис яблоко и откусываю кусок. Оно теплое и мягкое.

– А она и правда очень забавная, –  говорит мне Холлис, задумчиво разглядывая Мину, которая с полуулыбкой сидит над книгой. –  Я даже не думала, что она такая прикольная.

– Я твержу тебе об этом уже много лет, –  отвечаю я. –  Ну и гадость это яблоко! Здесь все теплое и гадкое, включая нас. Мы сидим в теплой гадкой кастрюле, в которой становится все жарче и жарче, и скоро сваримся заживо, а никто даже не заметит.

– Вообще-то нет, –  говорит Холлис, теперь разглядывая меня. –  Ты всегда говорил, что хочешь, чтобы мы подружились, но ничего для этого не делал.

– Я сделаю все что угодно, только давай больше никогда не будем говорить об этом!

– Ладно. Придешь сегодня ко мне, раз оба твоих друга заняты?

– У меня есть и другие друзья…

– Кэп. –  Холлис берет мое лицо в ладони и слегка встряхивает. –  Я дразню тебя. Хватит брюзжать.

– Прости, –  отвечаю я, на мгновение прижимаясь своим лбом к ее. –  Да, я приду. Только сначала мне нужно помочь Мине собраться.

– Я тоже должна пойти, –  говорит Холлис. –  И что ты посоветуешь ей надеть? Черные конверсы? Баскетбольные шорты и полосатую футболку?

– Эй, мне-то скриншоты никто не отправлял. Оставь мне хотя бы это!

– Хорошо, но, если понадобится помощь, набери меня по видеосвязи.

Вдруг между нами протискивается Ноа.

– Йоу, Холлис тут недавно обронила, что одна из девчонок запала на меня, но не сказала кто. Типа женский кодекс и все такое. –  Он закатывает глаза. Холлис не обращает на нас внимания, со старательным видом поедая салат. –  А мне нужна пара на выпускной, потому что Софи из десятого меня отшила.

Я давлюсь от смеха водой, и Ноа хлопает меня по спине. Холлис встает, чтобы выбросить мусор. Я продолжаю кашлять, а Ноа говорит:

– Ты можешь для меня разузнать, что это за девчонка?

Я откашливаюсь и маню его рукой, чтобы он наклонился ближе.

– Я уже знаю. Это Бекка. Но я тебе ничего не говорил.

– Спасибо, –  благодарит он и возвращается на место.

– Ты получишь пятерку с плюсом за свои интриги, –  говорю я Холлис, когда она садится обратно. –  Этот выпускной –  твой лучший проект.

Когда мы сидим в столовой, все болтают друг с другом о всякой ерунде, потому что здесь столы длинные, как на «Тайной вечере». Столы на улице круглые и маленькие, и когда все сидят лицом друг к другу, козни и сплетни не останутся незамеченными. Конечно, этой мудростью со мной поделилась Холлис.

– Большое спасибо, –  отвечает она. –  Вся фишка заключалась в том, чтобы не раскрывать перед ним все карты. Мальчишки ведь все по природе любопытны, как маленькие дети, им нравится выполнять несложные задания и разгадывать тайны. А как только у них возникает какая-то навязчивая мысль, они и сами не могут понять, откуда она взялась. И все, шарик покатился.

– Прямиком к выпускному.

– Именно.

– Они должны знать, кто ими манипулирует, –  говорю я. –  Чтобы потом поблагодарить тебя.

– Я просто хочу, чтобы мы все были вместе. А еще надо делать добро, –  серьезно отвечает Холлис, –  особенно пока никто не видит.

Вечером я прихожу к Мине. Она лежит на кровати лицом вниз, по полу разбросана одежда.

– Я должна все отменить, –  говорит она в подушку.

– Так, а почему? –  спрашиваю я, перешагивая через вещи.

– Потому что, что бы я ни надела, я выгляжу как ряженая кукла, а еще я вспотела. И вообще, я лучше посмотрю кино с тобой!

Глупо, конечно, но эти слова вызывают у меня вспышку радостного триумфа.

– Понятное дело, мы всегда любили это делать. –  Я поднимаю с пола несколько платьев. –  Но жизнь неумолима.

Мина переворачивается на спину и таращится на вентилятор под потолком.

– Это слово дня из приложения. «Неумолимый».

– По-моему, оно слишком простое для тебя.

Я показываю платье, которое она надевала на день рождения Холлис.

– Надень опять вот это, –  предлагаю я. –  Оно хорошо на тебе смотрелось.

– Что ты имеешь в виду под «хорошо смотрелось»?

– Когда я смотрел на него, мне оно казалось хорошим, а не плохим.

– Все равно нет, потому что это будет выглядеть так, будто у меня всего одно платье, как у гребаной Золушки.

– Золушка –  самая клевая принцесса.

– Золушка –  неудачница и размазня, у которой нет отца.

Мне нечего ответить на это. Мина протягивает мне свой телефон.

– Придумай какую-нибудь отмазку. Правдоподобную, но милую. –  Она снова переворачивается на живот. –  А потом оставь меня здесь умирать.

Я открываю их с Куинном переписку. Он написал ей сообщение:

Я боюсь акул и свиданий, но очень хочу тебя увидеть. В чем прикол?

– У тебя сообщение. –  Я возвращаю ей телефон.

Мина смотрит на экран, приоткрыв рот. Я еще ни разу не видел на ее лице такого выражения. Потом она закусывает губу и снова падает на кровать.

– Блин-блин-блин!

– Так. –  Я встаю и достаю свой телефон. –  Судя по всему, пришло время тяжелой артиллерии.

Я звоню Холлис по видеосвязи:

– Что ты делаешь?

Холлис отвечает на звонок с необычайно самодовольным видом.

Услышав ее голос, Мина широко распахивает глаза и начинает яростно качать головой.

– Привет! –  говорю я Холлис, отмахиваясь от Мины. –  Ты была права. Нам нужна помощь.

Я уклоняюсь от туфли, брошенной в меня Миной. Она шипит что-то про неудачный момент.

– Так, дай мне поговорить с Миной.

Я протягиваю телефон. Мина топает ногой, но берет его.

– Привет! –  говорит она Холлис с уже невозмутимым видом. –  Прости, мне так неловко…

– Брось ты! Я это обожаю! Ты хочешь выглядеть трахабельной или миленькой?

– Хм… и так и так, наверное…

– Вот именно. Значит, так, у тебя есть обычная белая майка, типа тех, что мы носим на физру?

– Э-э-э, да.

– Тогда надень ее, а Кэплан пусть сделает маленький разрез сбоку прямо под твоей грудью, ну или чуть ниже –  как тебе будет комфортно. Потом нужно ее снять и отрезать нижнюю часть по метке.

– Ладно…

– И помнишь ту белую юбку, которую ты надевала в девятом классе на весенний концерт?

– Э-э-э, да.

– Я как раз недавно вспоминала ее. Хочу надеть что-то подобное на ужин в честь окончания школы, но не могу найти ничего подходящего, ну, понимаешь, простое, хлопковое и А-силуэта, с вайбами Лины в Греции из фильма «Джинсы-талисман»…

– Я купила ее в «Олд Нэви» лет десять назад.

– Но ты ее не выбросила?

– Возможно. Надо поискать. Но разве она не будет мне сейчас мала?

– Просто примерь ее и покажи мне. Кэп, принеси ножницы!

Когда я возвращаюсь в комнату, Мина стоит на четвереньках перед шкафом.

– Нашла! –  говорит она Холлис.

Когда Мина вытаскивает юбку, к моим ногам падает маленький пожелтевший листок бумаги.

– Круто. Надевай юбку, майку и джинсовую куртку Кэплана. Она где-то на полу в его машине.

– Что это? –  спрашиваю я у Мины, поднимая бумажку с пола.

– Я в ней не утону? –  спрашивает Мина у Холлис.

– В этом вся задумка, –  отвечает Холлис. –  Мини-юбка, кроп-топ[24] и большая куртка. Но перезвони мне, если вдруг получится дерьмово.

Она отключается.

Бумажка в моих руках очень напоминает вырезки из старинного альбома.

– Что такое «Хризантема»? –  спрашиваю я. –  И кто все эти люди?

Мина вздыхает.

– Это просто мусор.

Она раскладывает на кровати юбку и майку. Я беру в руки ножницы. Мина смотрит на них.

– Может, ты просто проткнешь меня ими?

– Мина.

– Можно не в сердце. А в бедро или икру, чтобы мы вместо всего этого поехали в травмпункт?

– Ты правда так не хочешь идти? –  спрашиваю я. –  Если что, ты не обязана.

Мы несколько мгновений молча смотрим друг на друга.

– Все хорошо, ты можешь сказать мне…

– Я очень, очень хочу пойти, –  внезапно говорит Мина.

– Ну что ж, хорошо, тогда давай резать майку.

– Закрой глаза.

Она отворачивается от меня и стягивает с себя футболку. Я зажмуриваюсь. Мне вдруг становится не по себе. Очень не по себе. Мне кажется, что, если я сейчас не скажу что-нибудь, комната взорвется. Или я потеряю контроль над своим телом, случайно открою глаза и увижу спину Мины. Но в спинах нет ничего сексуального, так что не страшно… Не знаю, почему я думаю обо всем этом. Наверное, я просто привыкаю к новой Мине, которая хочет ходить на свидания. И выглядеть трахабельной.

– Я схожу за курткой! –  чересчур громко объявляю я.

Я пытаюсь идти с закрытыми глаза и врезаюсь в стену. Я перехожу улицу к машине, и куртка оказывается именно там, где сказала Холлис.

Я предлагаю подбросить Мину до кинотеатра, но она запрещает мне подвозить ее на свидание, словно я призрак ее отца. И вот я слоняюсь по дому из комнаты в комнату, пока мама не приказывает мне уйти, потому что я действую ей на нервы. Тогда я иду к Холлис.

– Это не Мина только что села в машину Куинна? –  спрашивает Оливер, с которым мы сталкиваемся в дверях.

– Ага, она.

– Ну ты идиот!

– И что это должно означать?

В ответ Оливер лишь качает головой.

– Иди подрочи лучше, –  говорю я.

– Сам иди дрочи!

– Мне это не нужно. Я иду к своей девушке. Это такой особенный человек –  и твоя девчонка, и твой друг, но когда вы оказываетесь вместе одни…

Брат высовывается из дверей и кидает мне в голову клюшку для лакросса, но промахивается.

По дороге к Холлис я достаю из кармана листок бумаги, который подобрал с пола у Мины и который она назвала мусором. Я собираюсь выбросить его в один из баков, которые вынесли на улицу, но тут до меня доходит, что это такое. В детстве у Мины была целая коллекция таких старых библиотечных карточек. Я не могу оторвать взгляд от списка имен, написанных выцветшими чернилами: Элеонора Джейкобс, 16 августа 1996 года. Эйприл Холлоуэй, 1 сентября 1996 года. Мэгги Бриггс, 14 сентября 1996 года. Затем снова Элеонора, шесть раз подряд. И потом, в самом низу, Китти Джейкобс, 11 июня 1997 года. Я переворачиваю карточку. Почерком, похожим на почерк Мины, но более мелким и округлым, написано: «Хризантема» Кевина Хенкеса, первая любимая книга Мины, 2001». Я осторожно убираю карточку обратно в карман, стараясь не помять ее.

– Как она выглядела? –  спрашивает Холлис, когда я падаю на ее кровать.

– Как ты, –  отвечаю я.

– Это неправда. Я очень старалась продумать ее стиль, чтобы улучшить его, не навязывая свой собственный…

– Я шучу. Она не была похожа на тебя, но выглядела очень мило.

– Не похоже, что ты шутишь. А как выгляжу я?

– Не знаю.

Холлис ложится рядом и начинает водить пальцами по моей руке.

– Я могу кое-что спросить? –  осторожно начинаю я. –  Почему ты так загорелась всем этим?

– Разве не очевидно?

– Нет, –  отвечаю я. –  Я вообще не понимаю ничего из того, что сейчас происходит.

– Ну, наверное, потому что теперь мне больше не кажется, что у тебя две девушки.

Я огорошен ее словами.

– Тебе так казалось?

– Не совсем. Я слегка драматизирую.

Я молчу.

– Ладно. Да, иногда мне так казалось. Как будто Мина –  это твоя девушка для души, а я… не знаю. Для секса.

– Господи… звучит ужасно. –  Я смеюсь. –  Не говори так про себя.

– Да брось, я и сама виновата. Если бы я не была такой ревнивой, мне было бы плевать, что твой лучший друг –  девушка, и у нас бы не было никаких проблем.

У Холлис так легко получается анализировать саму себя. Я мысленно восторгаюсь, и завидую, и чуть не пропускаю ее следующую фразу:

– И еще я была почти уверена, что она тайно влюблена в тебя.

– Она совершенно точно в меня не влюблена.

– Нет, была, но теперь, думаю, уже нет.

Пальцы Холлис замирают на моей руке, и я понимаю, что она ждет ответа.

– Как скажешь.

– По-моему, теперь все будет нормально.

– Что ж, хорошо.

– Раньше я хотела, чтобы мы с тобой были такой парой, которая называет друг друга лучшими друзьями.

– Такие пары очень скучные, –  говорю я, –  и, наверное, никогда не трахаются.

– И то правда.

– Не хочешь принять душ?

Холлис смеется и откатывается от меня.

– Ну-ка пойдем, девушка для секса. –  Я притягиваю ее к себе и закидываю на плечо.

– Вообще-то это не смешно.

– Тогда почему ты смеешься?

••

Но в душе у меня никак не встает. Не скажу, что это нечто из ряда вон. Просто со мной давненько такого не случалось. Класса так с десятого. Мне как будто снова пятнадцать. И очень хочется, чтобы Холлис перестала вглядываться в мое лицо. Я пытаюсь придумать, как отшутиться.

– Прости, –  в итоге говорю я.

– Ничего страшного, –  отвечает она, сидя на краешке ванны в полотенце. –  Я буду волноваться, только если ты начнешь вести себя странно и расстроишься из-за этого.

– Ну, по-моему, я не веду себя странно.

– Но тебе не по себе?

– Нет, я чувствую себя удивительно нормально.

– «Удивительно нормально». Ладно. –  Холлис смотрит на меня, а потом встает и обнимает.

– Прости, –  снова говорю я.

– Все в порядке.

– Хочешь, я поласкаю тебя?

– Нет, но можешь расчесать мне волосы?

– Конечно. Хотя… ой, уже поздно. Мне пора домой.

– Ну ладно.

Холлис подходит к зеркалу, смотрит на себя, перебрасывает волосы через плечо и отжимает их в раковину.

Я ухожу.

По дороге домой я пишу Мине, чтобы узнать, как у нее дела. Она не отвечает, что, по-видимому, означает, что у нее все хорошо и она не прячется в туалете. У дома я бросаю взгляд на ее окно –  света нет. Когда я уже иду по своей подъездной дорожке, из-за угла выезжает машина Куинна. На самом деле у него нет машины, зато есть у его старшего брата, который сейчас учится в университете штата. Он разрешает Куинну пользоваться ею только тогда, когда тот может предложить равноценный обмен. Но даже в этом случае Куинну приходится садиться на автобус до Ист-Лансинга, чтобы забрать ее. В последний раз, когда нам зачем-то понадобился автомобиль, Куинну пришлось выполнять роль «трезвого водителя» для всего братства три недели кряду.

Я останавливаюсь на подъездной дорожке и жду, чтобы помахать, когда они выйдут и увидят меня. Можно будет спросить Куинна, не хочет ли он покурить, но они идут к двери Мины и не замечают меня. Мина сцепила руки за спиной, обхватив себя за локти. Вдруг до меня доходит, что я сейчас похож на гребаного извращенца –  стою и наблюдаю за ними. Я осторожно, чтобы они меня не услышали, поворачиваюсь, переставляю ногу, моргаю… и тут они начинают целоваться. По-настоящему, блин, целоваться, цепляясь друг за друга и раскачиваясь на месте. Охваченный паникой, я прячусь за мусорными баками в конце подъездной дорожки и приседаю, обхватив колени руками и дыша так, словно только что пробежал шесть миль. Словно кто-то уронил что-то очень тяжелое мне на голову. Или даже все небо целиком. Я смотрю наверх. Такое чувство, что улица взмывает ввысь, навстречу звездам. Сквозь туман в голове я представлю, что будет, если кто-нибудь застукает меня скорчившимся за мусорным баком. Мне приходит в голову, что лучше всего будет проползти по подъездной дорожке к дому на четвереньках, чтобы Мина и Куинн меня не увидели, но стоит лишь начать, и я понимаю, что веду себя как последний идиот и мне снова нужно стать нормальным. Чувствовать себя нормально, действовать нормально, например встать и свистнуть им или что-то в этом духе, но когда я поднимаюсь во весь рост, то вижу, что Куинн держит руки на Мининой заднице. Белая юбка задралась до талии. На ней простые белые трусики.

Я заставляю себя развернуться и пойти по подъездной дорожке. Мне едва удается сдержаться, чтобы не перейти на бег и не хлопнуть дверью. В случае чрезвычайной ситуации спокойно продвигайтесь к выходу и все такое. Мама пытается заговорить со мной, когда я прохожу мимо, но с моими ушами, видимо, что-то случилось. Я иду в свою комнату, ложусь на кровать ногами к изголовью и пялюсь в потолок.

Холлис однажды сказала, что парни так легкомысленно относятся к своим чувствам, что не замечают проблем, пока те не перерастают в опухоль. Примерно в четыре часа утра я решаю, что не позволю этому случиться. Я не буду глупым. Я не буду отрицать очевидное. Я буду действовать наперед.

Мне нравится Мина. Ну и что тут такого? Рано или поздно этот день должен был настать. Люди дружат с теми, кто им нравится. Такое случается на каждом шагу. Люди дружат с горячими девушками, и эта дружба не разрушает их жизни. А чувствую я себя так, наверное, потому, что сейчас ей нравится кто-то другой, другой мой хороший друг, и это естественно. Подумаешь!

На следующий день в школе, когда я выхожу из класса после первого урока, Мина стоит с Куинном у фонтанчика с водой. Когда она наклоняется, чтобы попить, он кладет руки на ее талию и прижимает ее бедра к своим. Мина так сильно хохочет, что чуть не давится водой. Глядя на них, я с такой силой врезаюсь в открытую дверь, что искры сыплются из глаз.

Похоже, у меня все-таки уже опухоль.

14

Мина

После моего первого и единственного в жизни свидания я закрываю дверь, сажусь на пол и опускаю голову между колен. «Что бы я ни чувствовала, это не так уж плохо», –  говорю я себе.