Посланник

Все бодро выпили и впились зубами в раскаленную свинину.

Первым прожевал Голицын.

– Так вы говорите, его рост более трёх метров? – равнодушно спросил он, сделав вид, что высматривает в котелке еще один кусочек, пожирнее.

– Это если учитывать видимую часть бедра, – ответил Покровский. Он очень обрадовался, что сейчас загрузит любопытного чекиста занимательной палеонтологией на час-полтора. – Но судя по тому, что еще скрыто в земле, метров пять, не меньше.

Александров, поняв замысел профессора, покачал в воздухе пальцем.

– Это минимум пять. А если учесть, что кость от времени усохла, то все семь.

– Вы что, сбрендили! – вмешалась простодушная Олеся. – Какие семь! От силы три с половиной метра. Хотя, как это возможно, я до сих пор не понимаю.

– Может это коренной сибиряк, – предположил Голицын, – они все здоровые, как лоси.

– Три тысячи лет назад здесь обитало много народов… От скифов до китайцев, – сообщил Покровский. – Так что данное бедро может принадлежать и китайскому Синь-Тяню, и библейскому Исполину, и скифскому Святогору.

– Почему Святогор скифский? – переспросил Латыш. – Скифы монголоиды.

– Скифы не совсем монголоиды, – возразил Покровский, – скифами греки называли все народы, обитающие к северу от Греции. Славян в том числе. Так что вполне возможно, что бедро – славянское.

– Так, давайте будем точными, – перебил его Александров. – Три тысячи лет назад никаких славян не было. Точнее, ни один народ так не назывался.

– Славян не было. Вероятно, – ответил Покровский. – Но протославяне, а именно скифы, были. И они вполне могли соорудить нечто подобное, – он кивнул в сторону берега.

– А вот я читал у одного академика, – решил вмешаться Голицын, – что славяне появились на земле совсем недавно, примерно полторы тысячи лет назад.

– А где же они до этого были, на Луне? – переспросил Покровский.

– А до этого они жили в норах, – ответил Голицын.

– Знакомый бред… – поморщился Покровский.

– Ничего не бред! – обиделся Голицын. – Академик писал. Я даже фамилию нарочно запомнил. Коган.

– Стыдно, молодой человек, полагаться в научных вопросах на мнение только лишь одного автора, даже если он Коган, – заметил Покровский. – Есть и другие академики. Рыбаков, например, полагает, что славянам более трёх тысяч лет. Что же касается протославян, то они ровесники всем остальным народам Земли.

– Ну, это ты хватил, – возмутился Латыш. – Возможно славянам и не полторы тысячи лет, но их предки уж никак не могут быть ровесниками тех же шумеров.

– А вот и не факт! – не согласился Покровский. – Кроме того, протославяне вполне возможно могут быть даже не ровесниками, а предками шумеров.

– Товарищ профессор, держите себя в руках, – перешел на тенор Александров, – я очень уважаю протославян, но давайте не переходить границы. Будь среди нас шумеролог, он бы уже пять минут с Вами дрался.

– Ничего подобного! – засмеялся Покровский. – Как раз шумеролог воспринял бы мои слова всерьёз!

– Я, вероятно, пропустил парочку Нобелевский премий по истории, пока преподавал ее в Университетах, – покачал головой Александров.

– Вы знаете, как шумерологи приветствуют друг друга на своих ежегодных конференциях? – продолжил Покровский. – «Скажи мне как шумеролог шумерологу: кто такие шумеры?»

– Мы в курсе, что происхождение шумеров на сегодняшний день остаётся нерешенной проблемой, – кивнул Александров.

– Абсолютно нерешенной! – добавил Покровский. – Нет даже доминирующей гипотезы на этот счет. Но есть один интересный факт… Как вы, конечно же, знаете, шумеры в Междуречье не автохтоны, они пришельцы.

– Есть такая теория, – согласился Александров.

– Спустились они в южную Месопотамию с северо-востока, из страны, которую они называли Аратта. Что это за страна и где она находилась, не известно. Но известно самоназвание шумеров – черноголовые. А это значит, что в Аратте, откуда они вышли (или их изгнали) они жили среди нечерноголовых, ибо нет смысла выделять себя каким-то признаком, когда все кругом имеют такой же признак. Таким образом, население Аратты было светлоголовым.

– Ну, вывод так себе, хлипкий, – поморщился Латыш.

– Ничего не хлипкий! – оживился Голицын. – Психология полностью подтверждает данную закономерность построения самоназваний!

– А так как на северо-восток от Месопотамии расположена явно не Европа, а например, Ростов-на-Дону, то делайте выводы, – закончил мысль Покровский.

– Всё это безумно интересно, – оживился Александров, – но противоположность черному не всегда белое. Соседями Шумеров были Тибетцы и у них население делилось на черноголовых и краснолицых. Никаких светлоголовых у них не было.

– Да, краснолицыми они называли обезьян, – согласился Покровский, – причем либо обезьян в полном смысле этого слова, либо, что более вероятно, диких жителей гор, которые на тот момент могли являться еще не вымершими предками человека – неандертальцами или денисовцами – и представлять собой действительно полуобезьян. Но это Тибет. А теперь включите логику. Аратту шумеры считали страной высоких технологий. И если они, шумеры, что-то делали на высшем уровне, лучше, чем обычно, то говорили: «Сделано, как в Аратте». Так кто же были те носители более высоких технологий из Аратты? Краснолицые? Обезьяны?! Исключено. А значит, противоположность черноголовым в случае шумеров – никак не краснолицые! И получается, что шумеры, передавшие всему человечеству уникальные технологии, включая письменность, этим технологиям научились у кого?

– У славян! – крикнули хором Олеся и Голицын.

– То, что славяне – молодой народ, ввели в научный оборот Байер, Мюллер и Шлёцер в середине 18 века, – продолжил Покровский, – а до этого все русские и европейские историки считали, что славяне после Вавилонского столпотворения вышли одновременно со всеми другими народами из Сеннаарской равнины, которая как раз в Месопотамии, а затем ушли на север, где обитают и по сей день.

– Ну, батенька, – развел руками Александров, – если Вы будете ссылаться на средневековых авторов, которые черпали информацию из Библии, то так Вы и до плоской Земли доберётесь.

– А Вы предлагаете ссылаться на полуграмотных немцев, которые тремя своими книжонками перечеркнули труды всех историков, творивших на протяжении шести ста лет до их появления на свет?

– Шести ста лет… Вы еще наскальные рисунки приравняйте к научным статьям.

– Между прочим, Ваши любимые немцы изучали историю исключительно по трудам средневековых и древних историков и соглашались с их выводами о древности всех народов Земли. Вот только славян они решили омолодить на три тысячи лет, засунуть в норы, а затем превратить в людей стараниями Шведских проходимцев. Чем же славяне им так не угодили?

– Мне кажется, Вы подменяете факты эмоциями…

– А я Вам скажу… Потому что славяне разгромили Римскую империю, нагнули Византию…

– А почему они называют друг друга на ВЫ? – тихо спросила Олеся у Латыша.

– Это такая стадия научной дискуссии, – шепнул в ответ Латыш, – после неё следует стадия мордобоя.

– Ой, как интересно! – подсела поближе Олеся.

– Факты, факты, дорогой профессор, где факты? – размахивал руками Александров.

– А как Вам тот факт, что только славяне именуются от «слава»!

– А, вот тут Вы и попались! Большинство историков склоняется к тому, что славяне не идентифицировали себя со славой и называли себя не «славяне», а «словене», то есть люди, которые говорят понятные слова. В отличие, например, от немцев, говорящих непонятные слова.

– Да ладно, что за чушь! – возмутился Голицын.

– К сожалению, это доминирующая гипотеза, – ответил Покровский, – Эти дебилы-историки с Айкью дождевого червя не задаются вопросом, а почему тогда все остальные народы не называли себя «словене» на своём языке? Они же все говорили понятными для себя словами. Почему итальянцы не «пароли», а англичане не «спики»?

– Значит, славяне называли себя славянами всё-таки от «слава»? – переспросила Олеся.

– А вот и нет. Не могли они себя так называть. Я убеждён, что это не самоназвание. В противном случае, опять же, почему все народы не называли себя «славяне». Ведь все народы считали себя славными, никто не считал себя трусливым. Я убежден, что славян так называли их соседи. Недаром византийский император Юстиниан именовал себя Славянским и очень гордился этим. А Византийская империя, между прочим, в те времена воевала против славян. Так что вполне возможно, что славян так именовали не только соседи, но и враги.

– Это Вы у кого вычитали? Про врагов… – возмутился Александров.

– Послушайте, я профессор кафедры палеонтологии, автор семнадцати монографий, трех учебных пособий и одного двухтомника «Гоминиды Кавказа и Средней Азии», я сам в состоянии делать выводы!

– Я тоже не студент и я заявляю – превосходство древних славян над другими народами – это ересь!

– Да сами Вы ересь! – вспыхнул Голицын.

– Вы-то куда лезете! – крикнул академик.

– Так, мальчики, спокойно, – улыбнулся Латыш и выставил вперед свою гигантскую ладонь.

– Еще один перешел на «Вы», – засмеялась Олеся, посмотрев на Голицына.

Спорщики посмотрели на Голицына и тоже засмеялись.

– У вас там, кажется, славянская кость неизученного возраста, – напомнил Латыш, кивнув в сторону реки, – может, перейдете от теории к практике?

Покровский посмотрел на часы и на Александрова. Тот кивнул. Покровский понял, что анализ биоматериала завершен и надо любым способом удалить с берега психолога.

– Кузьмич, бери Латыша и идите за дровами, – сказал он, – А мы с тобой, – Покровский обратился к Олесе, – спустимся и сделаем соскоб. Ты, – он кивнул Голицыну, – вымой посуду.

– С каких пор посуду моет не Олеся? – возмутился Голицын.

– С тех пор, как мы прибыли на место, и она занялась своими прямыми обязанностями младшего научного сотрудника.

– Тогда я займутся своими прямыми обязанностями!

– Какие же обязанности в археологической группе у психолога?

– Я буду руководить!

– Но группой руковожу я.

– Тогда я буду руководить Олесей, – эти слова Голицын произносил уже на бегу, догоняя Олесю, спускавшуюся к воде

Когда он скрылся за краем берега, довольный собой Покровский подошел к радиографу, у которого замерли в недоумении Александров и Латыш.

– Ну что? – спросил он.

– Четыреста пятьдесят семь миллионов лет, – еле слышно выговорил Александров.

– Сколько?! – воскликнул Покровский.

– Именно столько…

– Хорошенькие дела… Но как такое может быть?

– Не знаю…

– А я знаю, – ответил Латыш, – шандец твоему радиографу. Ты его в воду не ронял?

– Он водонепроницаемый, – в задумчивости произнёс Покровский.

– Никуда я его не ронял, – растеряно ответил Александров. – Вот видишь зелёный индикатор? Если он горит, значит с прибором всё в порядке.

– Ну значит кабзда твоему зелёному индикатору, – сказал Латыш.

– Так, сейчас вернётся Олеся, – торопливо произнес Покровский, – мы в присутствии чекиста заложим второй соскоб на анализ. Кузьмич, можно будет сделать так, чтобы тут что-то мигало, пищало, но не работало?

– Конечно, – ответил Александров и набрал комбинацию на клавиатуре. – «Демо-режим» еще и не такое способен. Вот. Через час косточке будет три тысячи лет.

– Прекрасный академический возраст! – обрадовался Покровский. – Заложим и через час покажем психологу. А с радиографом мы потом разберемся, кабзда ему или шандец.

Олеся и примкнувший к ней Голицын показались на берегу. Голицын нес контейнер, зажав его пальцами и оттопырив мизинец.

– Ага, куда тут совать? – со знанием дела спросил он, нависнув над радиографом.

Александров открыл крышку. Внутренности прибора заморгали, как новогодняя ёлка.

Олеся отобрала контейнер у Голицына и аккуратно выложила его содержимое на стеклянную площадку. Раздался писк, заиграла музыка, и прибор сказал что-то по-китайски.

– Готово, – произнес Александров и закрыл купол. – Ну что, теперь – копать!

Когда группа вновь оказалась у стены, Латыш незаметно для всех сообщил Олесе о возрасте найденной ею кости.

– А я тебе говорила, говорила! – шепотом прокричала она на ухо Латышу. – Так кого надо гнать из аспирантуры?!

Тем временем Покровский распределил обязанности.

– Латыш, продолжай идти вглубь. Может тебе удастся дойти до начала кладки. Мы с Кузьмичом обработаем первый сектор изнутри. Олеся, у тебя рука счастливая, ты занимайся хозяином бедренной кости, попробуй еще что-нибудь найти.

Олеся и Голицын кивнули.

– Эй, руководитель! – Покровский метнул в Голицына лопатой. – И ты копай. Только не рядом с Олесей. У нее сейчас работа ювелирная. Вон, к Латышу иди.

Ближайший час не обогатил археологию новыми открытиями. Упрямый и старательный Латыш врылся в землю ниже уровня Тунгусски, Покровский с Александровым нашли еще парочку трилобитов, Олеся, исчезнувшая за высоким краем центральной секции, не подавала признаков жизни, Голицын, опершись на лопату, кидал камушки в воду. Все, кроме Голицына, понимали, что главное открытие – человеческое бедро, поставившее под сомнение теорию эволюции вместе со всеми остальными теориями о происхождении жизни на Земле – было уже сделано. Осталось скрыть это открытие от чекиста и его хозяев, чем Покровский планировал заняться уже через минуту.

– Ну что, не пора? – обратился он к Александрову, показав взглядом в направлении радиографа.

– Пора, пойду, посмотрю. – ответил Александров и стал подниматься по веревке на берег.

– И я посмотрю, – сказал Голицын и направился за академиком.

– А ты куда, копай, Солнце еще высоко! – окликнул его Покровский.

Но Голицын даже не обернулся.

– Наглый стал, – подмигнул Покровский Латышу.

– Пойду воды принесу, – подмигнул в ответ Латыш и тоже полез наверх.

– Иван Моисеевич! – услышал вдруг Покровский отчаянный шепот. Он обернулся. Олеся манила его рукой.

– Я не хотела при Голицыне. Посмотрите, что я нашла!

Покровский подошел к тому самому месту, где была найдена кость.

– Посмотрите сюда, – Олеся показала пальцем за стену.

С обратной стороны стены лежал человеческий череп.

– Ого! – произнес Покровский. – Это уже интересно!

Он взял череп и осмотрел его. Череп был необычного размера, раза в два больше человеческого, и имел сильно вытянутый затылок.

– Точно такой вытянутый череп Петухов нашел на Алдане, – сказала Олеся.

– Таких вытянутых черепов много, – ответил Покровский.

– Я читала, что древним младенцам стягивали головы дощечками, чтобы затылки вытягивались. Мода была такая на вытянутые затылки.

– Олеся, когда читаешь выводы академиков, всегда включай мозги, – посоветовал Покровский. – Про дощечки, которыми стягивали головы младенцев, чтобы вытянуть черепа – это полный бред, переходящий в бред.

– Почему?!

– Ну, попробуй, стяни себе голову дощечками! Или даже тугим полотенцем, а я на тебя полюбуюсь. Через час у тебя глаза на лоб полезут, а еще через пару часов ты потеряешь сознание от боли. По несколько часов в день… несколько месяцев подряд… сплющивать досками голову! Иногда удивляешься беспредельной профессорской тупости. Да ребёнок через пять минут сорвёт к чертям такую повязку. Так что, ему руки тоже связывали? Почему они тогда не деформировались или вообще не отсохли?

– Да, действительно… Получается, черепа сами по себе такие?

– А что здесь удивительного? Просто еще не откопали того нулевого гуманоида, от которого такие черепа произошли. Откопают – будет новая глава в учебниках.

– Но ведь тогда получится, что предок такого существа – не обезьяна?

– Почему? У мартышковых, например, есть представители с вытянутыми черепами.

– Но ведь ветки человекообразных обезьян и мартышек разошлись двадцать пять миллионов лет назад. И человеки пошли от человекообразной ветки, а не от мартышковой.

– Ну а почему кто-то из мартышковой ветки не мог повторить эволюционный путь того же Проконсула? Попал в те же условия и повторил. Ведь сколько их было, параллельных веток обезьян, которые могли стать человеком. Европейские ореопитеки, например, уже семь миллионов лет назад передвигались на двух ногах. А это на два миллиона лет раньше, чем на две ноги встали африканские предки человека – ардипитеки. Но ореопитекам не повезло с погодой в Европе, и они вымерли. Кстати сказать, павианы параллельно с австралопитеками три миллиона лет назад обитали в саванне и боролись за пищевые ресурсы. Австралопитеки проиграли павианам эту борьбу и вынуждены были перейти на питание мясом, отчего их мозг, якобы, и начал развиваться. Но ведь по этому пути могла пойти какая-нибудь незадачливая группа павианов, которая также не смогла отстоять свой растительный кусок и перешла на мясной рацион. И вот тебе, пожалуйста, параллельная линия развития представителей мартышкообразных, которая через три миллиона лет превратилась в людей с характерными вытянутыми черепами. Только промежуточные формы, доказывающие этот процесс, мы еще не откопали. Мы промежуточную форму между обезьяной и человеком нашли лет тридцать назад. Так может через пять лет отроют какого-нибудь павианопитека. Вот только с этими дощечками к тому времени нужно решительно покончить.

– Иван Моисеевич, но этому черепу четыреста пятьдесят семь миллионов лет, тогда мартышек еще не было. Вообще никого не было.

– Вот это хоть режь меня, я никак объяснить не могу. Получается, что либо обезьяны появились раньше трилобитов, либо человек произошел не от обезьяны.

– Может и не от обезьяны, – загадочно произнесла Олеся и заговорщицки посмотрела на Покровского, – а что Вы скажете на это? – она взяла череп в руки и повернула так, чтобы Покровский увидел его изнутри.

С обратной стороны черепа прямо из лобной кости торчал полупрозрачный камень красного цвета, размером чуть больше вишнёвой косточки.

Покровский несколько секунд молча смотрел на находку, не понимая, как это объяснить.

– Обратите внимание, – сказала Олеся, – ни трещины, ни шва, камень как будто врос в череп.

И действительно, костная ткань так органично облегала камень, как будто тот являлся естественным внутренним органом.

– Не понимаю, как это возможно, – задумчиво сказал Покровский, вращая череп в руках. – Что за чудеса древней медицины! В любом случае, эту голову надо срочно спрятать от посторонних глаз.

Он убрал череп в кофр и полез наверх, надеясь незамеченным проскочить мимо Голицына. У палаток стоял Александров и возился с радиографом. Голицына рядом не было. Покровский оглядел берег и увидел, что психолог со своим рюкзачком семенит к краю леса.

«Ага, – обрадовался Покровский, – сейчас я и послушаю, о чём ты там постукиваешь…»

Он, прижав кофр с черепом к груди, поспешил за Голицыным, держась на некотором отдалении. Голицын углубился в заросли метров на пятьсот и оказался на небольшой полянке. Лес кругом был редкий, и подобраться к чекисту близко было невозможно. Поэтому Покровский притаился за разросшимся кедром, откуда можно было расслышать разговор. Рассмотреть аппаратуру психолога возможности не было: выглянув, Покровский оказался бы перед Голицыным, как на ладони.

Вдруг послышался треск сучьев, и Покровский с изумлением услышал абсолютно незнакомый голос:

– Сообщи: возраст костного биоматериала четыреста пятьдесят семь миллионов лет.

Голос говорил резко и по-хозяйски

– Есть! – послышался тихий ответ Голицына.

"Это кому же сам Голицын говорит «Есть»?!" – первый вопрос Покровского быстро сменился более интересным: "Откуда здесь взялся незнакомый человек?!"

И на первый, и на второй вопрос интуиция и здравый смысл давали только один ответ: "Это невозможно". Поверить в то, что в таежной глуши живет какой-то Робинзон Крузо, Покровский не мог. Так же как и в то, что за группой сначала шесть дней плыл, а потом семь дней незримо, не разжигая костра, шел Рембо-одиночка.

– И еще… – продолжил неизвестный голос, – алданские образцы Петухова у Олеси Родиной.

Покровского словно ударило током! Единственное слово, произнесенное с едва уловимой знакомой интонацией, было "Олеся". В нем Покровский узнал искаженный до неузнаваемости командирскими нотками голос Латыша. В ту же секунду всё встало на свои места. Еще по дружескому общению со своим бывшим одногруппником, а ныне работником следственного комитета Покровский знал, что внедрение в банду своего человека – это большая удача, но высший пилотаж – это внедрение сразу нескольких агентов. В результате после разоблачения одного агента остальные на какое-то время остаются вне подозрения. Покровский понял, что игру против психолога и тех, кто его сюда направил, он проиграл. Данные об истинных результатах экспедиции через минуту будут на Лубянке и это уже никак не остановить. Покровскому оставалось только перейти к плану "Б". Но его не было…

Притаившись за деревом, Покровский проводил взглядом удаляющуюся в сторону лагеря широкую спину Латыша и услышал голос психолога, который точь-в-точь передавал своим хозяевам полученную информацию.

– Есть действовать по основному варианту, – после небольшой паузы завершил сеанс связи Голицын.

"По основному варианту…" Покровскому со страху представились сразу три \основных варианта: ликвидировать группу сейчас, ликвидировать ее по дороге в Бор и ликвидировать ее сразу по прибытии в Бор или Енисейск. Если речь идет о «сейчас», то медлить нельзя, нападать надо первыми и внезапно, иначе им с Кузьмичом не справиться с двумя подготовленными ФСБэшниками.

Ружья лежали в палатке, но туда уже направился Латыш. Прикончить Голицына в лесу Покровскому не представлялось возможным: у него не было оружия, а Голицын вполне мог иметь при себе нож или что посерьезнее. Если был запланирован вариант мгновенной расправы, тогда Александров и Олеся уже мертвы – Латыш минуту назад добрался до лагеря. В этом случае задача Покровского – спрятать бесценную находку и попытаться выжить самому. Стоп! Олеся… Латыш передал, что кости с Алдана находятся у Олеси. А это значит, что она нужна живой. Покровский с облегчением выдохнул: тяжелая перспектива сиюминутной смертельной перестрелки его угнетала, он понимал, что не готов к ней. Да, пожалуй, ликвидировать группу сейчас не в их интересах: продолжать путь по тайге, не имея огромного опыта – смертельно опасно, а у Латыша такого опыта нет, Покровский умел определять это по признакам, известным только бывалым путешественникам. У Голицына опыта походов не было тем более. Без сомнения, уверенный в своей безупречной конспирации Латыш примет решение добраться с группой до Енисейска. А там уже его коллеги примут меры. А это значит, что у Покровского есть время для спасения своей жизни и жизни своих товарищей.

Размышляя так, Покровский проследовал за Голицыным до лагеря и остановился на краю леса. На берегу всё было спокойно, Александров, живой, возился у радиографа, Латыш собирал инструмент для расчистки образцов и явно собирался спускаться к месту раскопок, чтобы продолжить работу. Лучшего момента для того, чтобы пройти чуть вглубь леса и спрятать череп, не было.

Вдруг где-то в небе послышался странный шум, который доносился со стороны воды. Покровский обернулся и увидел, что все обитатели лагеря замерли и смотрят вверх. Он посмотрел в этом же направлении и заметил две черные точки, которые быстро увеличивались. Шум усиливался, и через несколько секунд точки превратились в два летящих прямо на лагерь вертолета.

«Ай да основной вариант! – пронеслось в голове у Покровского. – Недооценил я чекистов. Действительно, Чего тянуть! Латыша, Олесю и Голицына со всеми находками эвакуируют, остальных в расход.»

Не успел он продолжить мысленную цепь предполагаемых событий, как от вертолетов отделились четыре ярких шара. Дальше все было как в замедленном кино: огненные шары полетели прямиком на замерших от удивления людей. Покровский увидел, как Латыш метнулся к краю берега, но одна из светящихся стрел ударила прямо в то место, где он очутился. Земля взвилась к небу вперемешку с камнями, пламенем и клубами дыма. Ещё три гигантских земляных столба возникли там, где глядя в небо, сидел у своего аппарата Александров и стояли палатки. Покровского тряхнуло и сшибло с ног. Лежа меж поваленных стволов, он наблюдал, как снаряды один за одним отделялись от зависших над водой вертолетов, как взлетали в небо огромные и бесформенные куски глины вперемешку с каменными глыбами, бывшими секунду назад стеной древнего города, как гигантские сосны, словно спички, кувыркались и падали в Тунгуску, поднимая фонтаны брызг. Но наблюдал он это недолго: одна из ракет медленно полетела прямо на него, светясь, как маленькое солнце. Перед самым концом Покровский понял замысел организаторов экспедиции. Этот замысел был единственно правильным в данной ситуации и предельно очевидным с самого начала: уничтожить всё, что выходит за рамки придуманной кем-то официальной исторической доктрины…