Посланник

– Что мне сейчас делать? – задал Святослав давно волнующий его вопрос – Помочь тебе строить?

– Тебе надо уходить… Но, если хочешь, ты можешь еще немного побыть со мной.

Святославу показалось, что последняя фраза отца была просьбой.

– Конечно, – ответил он.

Отец поднялся с бревна. И тут Святослав снова удивился: от отца пахло табаком, совсем как при жизни. «Что это: образ запаха, сохранившийся в моих воспоминаниях, или тут курят?!»

Отец развернулся к ялику.

– Эх, что ж ты, Славка, не интересуешься яхтами! Кто все это будет достраивать! А оно гниет и гниет… – отец вздохнул. В последние годы жизни он постоянно переживал, что после смерти все его начинания окажутся никому не нужными.

– Так мы в реальной деревне, только мертвые? – спросил Святослав, – и я должен достроить яхту?

Отец улыбнулся.

– Не так, – он опять махнул рукой. – Все совсем не так. Но пока ты не изменишь что-либо ТАМ, до тех пор я буду здесь.

– А здесь разве плохо? Или можно быть где-то еще?

– Можно.

– И почему эта яхта тебя держит?

– Это была моя мечта, ты же помнишь. И я буду здесь, пока не завершу то, что начал.

– Так как же ты отсюда завершишь?

– Ты должен завершить. Дети, внуки, правнуки.

– Ничего себе! Так если умер, не докончив дело, то застрянешь где-то посередине?

– Не дело, – улыбнулся отец, – а мечту!

– Хорошенькие дела! И что же теперь? Не мечтать?

– Мечтать. Но дети должны заканчивать. Им надо передавать. А я не смог вам с Олеськой передать..

– Так ты за этим меня позвал?! – вдруг догадался Святослав.

– Ты сам пришел оттуда. А если ты здесь, то, конечно, я тебя попрошу об этом.

– Я обязательно дострою! И тогда что будет с тобой?

– Тогда я пойду дальше.

– Куда?

– Куда и все идут! – снисходительно улыбнулся отец и произнес с несколько шутливой интонацией – На «тот свет».

– А это что?! – обвел вокруг себя руками Святослав, – не «Тот свет»?

Отец отрицательно покачал головой.

Святослав не знал, что спрашивать дальше, и потому вспомнил о цели своего визита.

– А не знаешь, как мне найти Лену?

– Лену.. – отец произнес это, как нечто малозначащее. – Там все найдешь, – и он махнул в сторону поля.

Святослав, в те редкие минуты, когда вспоминал о деревне, часто представлял это поле. Когда-то в далёкое советское время оно было засеяно льном. Маленький, он с родителями часто гулял меж собранных в снопы колосьев, срывая и растирая в руках причудливые льняные коробочки, а иногда просто лежал в зарослях высокой колхозной травы, отгороженный от всего мира, и слушал, как мама читает вслух сказки или книги о путешествиях.

За полем была автомобильная дорога, а за дорогой – холм. Святослав иногда доходил до дороги и конечно же поднимался на холм. Но вот уже много-много лет он, хоть убей, не мог вспомнить, что было за холмом. Этот провал в памяти удивлял Святослава. Он знал, что если когда-нибудь и приедет в деревню, то первым делом обязательно заглянет за ту сторону холма.

И вот теперь ему было сказано идти именно туда. Святославу это показалось символичным, и поэтому он переспросил:

– Туда?.. А дальше куда?

– Разберешься. Иди, – и отец положил ему ладонь на плечо, прощаясь.

Святослав подошел к забору, отгораживающему приусадебный участок от поля, с легкостью перепрыгнул через верхнюю жердь, как будто почти ничего не весил, и пошел по знакомой дороге, перешагивая засохшие глыбы глины, вывороченные гусеницами тракторов. Пройдя почти всё поле, он вдруг ощутил нестерпимое желание обернуться, чтобы еще раз посмотреть на родной дом и на отца, который наверняка провожал его взглядом, стоя на краю участка. Но обернуться он не смог… По какой-то неизвестной причине при одной мысли о том, что он посмотрит назад, Славе становилось жутко. Ему казалось, что он увидит то, чего не при каких обстоятельствах не хотел бы увидеть.

Дойдя до шоссе, Святослав остановился. Перед ним возвышался заветный холм, на который вела та самая дорога, неширокая, посыпанная щебенкой и поросшая с обеих сторон разноцветными полевыми травами. Она была такой же, как и десять, и пятнадцать, и двадцать лет назад. И была такой, какой он ее помнил. Столько раз он поднимался по ней в своём воображении, но доходя до вершины и мысленно заглядывая дальше, он не мог вспомнить ничего, кроме размытого пятна перед глазами.

Сильнейшее желание в последний раз оглянуться, посмотреть на родной дом и на отца боролись со страхом это сделать. Но Святослав оглянулся.

Он увидел то, что и должен был увидеть – деревню. Заборы, огороды, крыши домов. Вдалеке он разглядел и свой дом. Отца на дворе не было.

«Зря боялся!" – подумал Святослав и спокойно повернулся, чтобы продолжить путь и взойти на холм, но в ужасе отступил назад. Прямо перед ним стоял человек.

Он взялся неизвестно откуда и стоял вплотную. Ростом он был ниже Святослава и смотрел снизу вверх, как бы приподнимая взглядом. Лицо его было незнакомым, но Святослав был уверен, что уже видел его когда-то, очень давно. Человек пристально смотрел на Святослава, и Святослав чувствовал, что находится во власти этого взгляда.

– Тебе не надо туда идти, – сказал незнакомец, преграждая путь наверх.

– Но мне сказали, что надо именно туда, – пролепетал Святослав.

– Иди, куда хочешь, только не туда. Тебе туда нельзя.

– И что там??

– Ни-че-го.

– Но я всю жизнь хотел посмотреть, что за этим холмом. Там же должно что-то быть!

– Там твоя смерть.

– Моя смерть?!

И вдруг Святослав вспомнил.

И он удивился, как же он мог это забыть! Ему было десять или одиннадцать лет. Они с Олесей пошли за холм в лес рубить жерди. Именно лес был за холмом. Слава рубил тонкие осины небольшим туристическим топориком. Вдруг совершенно неожиданно Олеся, имеющая вспыльчивый характер, обиделась на что-то и пошла домой. Святослав поспешил за ней, волоча несколько срубленных молодых осинок.

А на следующий день вся деревня знала, что в том самом лесочке беглый уголовник зарезал грибника. Труп нашли на шоссе. Раненый грибник смог доползти до дороги и около нее умер. Как потом выяснилось, убийца встретил грибника именно в том месте, где Святослав с сестрой рубили деревья, и разминулся с ними на какие-то несколько минут. Святослав даже вспомнил, что видел этого грибника – именно из-за него они с Олесей и поссорились. Святослав отпустил какую-то безобидную шутку в его адрес, Олеся взбесилась и ушла. Родители потом говорили, что ее дурной характер спас их от смерти.

– Там моя смерть? – переспросил Святослав у незнакомца. – Я должен был там умереть?

– Да, а вместо тебя умер другой.

– В каком смысле вместо меня?

– Кто-то должен был умереть вместо тебя. Иначе бы умер ты. Это было твое время. И твое место. У каждого человека есть время и место, когда и где он должен умереть. В этом месте – ворота для него. И есть время, когда они открыты. И если совпадет и он окажется в этом месте в это время, значит его время пришло… Если только вместо него в эти ворота не войдет другой.

– А почему вместо меня вошел кто-то другой?

– Так решили, – ответил незнакомец раздраженно. – Вместо тебя умер другой, а ты опять туда лезешь!

– Но мне надо найти Лену

– ТЕБЕ надо? – лицо незнакомца искривилось и стало ещё более неприятным. – Это же не твоя проблема! С тобой ничего не случится, если ты с ней не встретишься. Убьют коллегу твоего институтского приятеля и его дочь. Тебя это вообще не коснется. Возвращайся, у тебя своя жизнь. Выполни просьбу отца. А оттуда, – незнакомец показал пальцем за холм, – тебе уже возврата не будет. Никогда. Подумай.

Святослав был в полном замешательстве и не знал, что делать. С одной стороны, незнакомец был прав: ему ничего не грозит, если флешку найдет не он, а те ребята; на земле его ждет минимум нобелевская премия за изобретенный прибор, а максимум всемирная слава и безбедная жизнь; вернувшись, он выполнит просьбу отца и тот сможет продолжить свой путь.

А с другой стороны, отец сам направил его сюда. Но он ведь сказал «разберешься»… А как надо разобраться? КУДА идти или ИДТИ ЛИ? И потом, даже если представить, что он встретится за холмом с Леной, он уже не сможет вернуться назад. Стоп! Но ведь если Лена жива, то зачем ему за холм. Она должна быть где-то здесь, между жизнью и смертью. Может, в этом он и должен был разобраться?

– Хорошо, – Святослав обратился к незнакомцу, – я не пойду туда. Но тогда скажи, где мне искать Лену? Она же еще жива.

– Лену? Лена умерла только что, в ноль часов двадцать две минуты. Остановка сердца. Пуля ведь попала прямо в него. С таким не выживают. Поэтому здесь ты уже ее не найдешь. Только там, – и он показал за холм. – Так что, погуляй, сходи к отцу, пройдись по местам детства. Тебе ведь стоит только представить, и окажешься, где хочешь. А потом назад. И живи! А туда – не ходи.

Все было в высшей степени правильно и понятно. Но может это и заставило Святослава задать главный вопрос:

– А ты кто? Почему ты мне помогаешь?

– Я грибник. Это меня убили вместо тебя.

И вот тут Святослав вспомнил всё. И лицо грибника в лесу, и свой шок после рассказа родителей, возникший от осознания того, как была близка смерть, и мысленную установку забыть этот день и этот лес, как страшный сон…

Вот в чем была причина его многолетнего провала в памяти.

Неужели этот грибник был его ангелом-хранителем? И сейчас он здесь, чтобы уберечь его от непоправимого? Значит, он неправильно понял отца: не за холм надо было идти, а в сторону холма. А потом по шоссе? Направо или налево? В этом загадка?

– Так куда мне сейчас? – спросил он, показывая на дорогу.

– Да куда хочешь!!! – радостно ответил грибник, – Не имеет значения! Это шоссе всё равно приведёт туда, откуда ты пришёл. Рано тебе умирать. У тебя еще много дел.

Эти слова окончательно убедили Святослава. Он понял, что ошибся, желая подняться на холм. И он решил пойти по шоссе в ту сторону, где оно скрывалась за поворотом. Он решил это, стараясь не обращать внимания на то, что не мог отец так настойчиво отправлять его «просто погулять»; на то, что ему очень хочется заглянуть за холм, но именно страх, а не доводы грибника мешают ему это сделать; на то, что оглянувшись по дороге через поле, он сделал для себя вывод, как надо принимать в правильные решения этом мире.

И он оглянулся еще раз.

Вдалеке, опершись о забор, стоял отец. Он сверлил Святослава взглядом, полным презрения и злобы. И этот взгляд, долетевший до Святослава, вселял больший ужас, чем угрозы грибника и страх никогда не вернуться обратно. Святослав понял, что был на грани предательства всех тех, кто в него верил и кто направил его сюда.

Он повернулся. Он был полон решимости, если надо, убить грибника еще раз, если тот помешает ему пройти. Но рядом никого не было. Только дорога, ведущая вверх.

Глава 10. Дальнобойщик

К восьми часам вечера фура с путешественниками прибыла в посёлок Ясногорский. Вася притормозил у небольшого двухэтажного домика.

– Тут мы будем спать? – спросила Олеся.

– Нет, сегодня будем спать в машине, – ответил Вася

– Как романтично! – обрадовалась Олеся.

– Надеюсь, тут можно найти еду? – спросил Покровский, оглядывая полупустынный пейзаж.

– Да, тут есть армянское кафе.

– Только не армянское! – испугался Покровский.

– Сколько там ел, ни разу не травился, – ответил Вася. – И потом, меня там знают, я у них постоянный клиент. Так что накормят на совесть. Другого всё равно ничего нет.

– Может хоть Пятёрочка есть, лучше там купим еды, – не унимался Покровский.

– Нету. Есть сельмаги, но они работают только до четырёх.

Фура проехала еще немного и остановилась на перекрёстке, образующим небольшую площадь, на обочине которой, между автобусной остановкой и мусорными баками, красовалось одноэтажное здание армянского кафе, которое называлось, естественно, «У Карена».

Народу в кафе не было. Навстречу гостям вышел молодой официант, наверное, родственник Карена. Он устало улыбнулся Васе, и они пожали друг другу руки. После чего официант раздал гостям три толстых меню.

– Что у вас из фирменного? – сразу взял быка за рога Вася.

– Шашлык.

– Принеси три порции и к нему, что надо, зелень, овощи…

– Всё сделаем, – обнадеживающе кивнул официант.

– И чурчхелу! – радостно крикнула Олеся, тыкая пальцем в меню. – Обожаю эту штуку!

– Что будете пить? – поинтересовался официант.

– Армянский есть? – спросил Вася, имея в виду, конечно же, коньяк. Карен-младщий кивнул.

– Сто пятьдесят, – сказал Вася официанту. – Олеся, ты же будешь? – обратился он к Олесе и подмигнул. – Под чурчхелу!

Олеся улыбнулась и кивнула в ответ. Улыбнулся и официант. Он чирикнул карандашом в блокнотике и удалился, забрав меню.

– А здесь, вроде, ничего, – оглядев кафе, сказала Олеся.

– Ну-ну, – произнёс Покровский.

– Ща накатим! – оживился Вася.

Через пару минут официант вынес поднос, на котором стояли графин, три рюмки и тарелка с нарезанным лимоном. В графине плескалась светло-коричневая жидкость. По всей видимости, коньяк.

– Сколько же тут звёздочек? – спросил Вася, потирая руки.

– Это коллекционный марочный. Арарат, пять звёзд, – гордо ответил официант.

– Пять звезд – это пять лет выдержки? – шепотом спросила Покровского Олеся.

– Ми-ни-мум, – так же шепотом ответил Покровский.

Официант разлил коньяк по рюмкам и грациозно удалился.

– Ну, чтоб дорога была ровной! – произнёс тост Вася.

Все выпили.

Коньяк, играя альдегидными нотками, настойчиво отдавал лаком для ногтей.

– Фирменный армянский, – поморщился Покровский. – Несовместим с тостами за здоровье.

– Почему он такой мерзкий? – прохрипела Олеся.

– Ты просто ничего не понимаешь в благородных армянских напитках, – успокоил её Покровский.

Наконец с кухни запахло жареным мясом. Вася разлил по второй.

– За шашлык? – предложил он.

– Не, давай за шашлык – под шашлык, – попросил Покровский, – а то, не закусывая, я больше это не выпью.

Через минуту официант вынес большую тарелку. На ней возлежали и манили крупно нарезаные помидоры, пучки кинзы, сулугуни, свежие огурцы, базилик, нарезанный кольцами лук, красный и желтый перец.

– Мой любимый шашлычный набор! – оживился Вася.

Официант удалился, а еще через пару минут вынес три тарелки, полные жареного мяса. Путешественники с наслаждением и ожиданием праздника впились в него зубами.

Даже бумага имеет вкус. Но это кулинарное произведение было безвкусным даже с химической точки зрения.

– Как вам шашлык от Карена? – спросил Вася, пытаясь прожевать первый кусок.

– Так же как от Ашота, Рубена, Армена и от других представителей традиционной армянской кухни, – ответил Покровский, разрывая зубами жесткую плоть шашлыка. – Это мясо можно подавать в игре «Что? Где? Когда?» в виде вопроса: «Угадайте, из кого?».

– Может, это свинина? – предположи Вася.

– Давайте считать, что курица, – сказала Олеся.

– Точно не курица. И вряд ли свинина. И тем более не баранина. Может говядина? – допустил Покровский.

Подошел официант и принес лаваш.

– Скажите, это из кого шашлык? – поинтересовался Покровский.

– Ассорти, – важно ответил родственник Карена. – Из всэх.

Вместе с лавашем официант принес чурчхеллу. Олеся вцепилась в нее зубами и яростно стала тянуть двумя руками от себя. Чурчхела отчаянно сопротивлялась, но, наконец, сдалась и откусилась.

– Сколько её лет? – громко спросила Олеся.

– Вероятно, не меньше, чем коньяку, – ответил Покровский, разжёвывая кисловатый лаваш.

Кулинарный праздник был в разгаре. Удивительный вкус шашлыка дополняли отменные пластиковые помидоры, заветренная легким придорожным бризом кинза, мелко нарезанные позавчера огурцы и вялый, но гордый базилик.

– А я слышала, что армяне делают лучший в мире шашлык, – сказала Олеся, выплёвывая нежующийся кусок с жилами, – что у них это национальная традиция. А это даже на мясо не похоже.

– А ты не слушай, что говорят, – ответил Покровский. – Всегда сама проверяй.

– Может, это потому, что кафе придорожное? – предположила Олеся.

– Уверяю тебя, обойди хоть все армянские кафе России. Они все – «придорожные».

– Ну чего вы цепляетесь! – вмешался Вася. – Это же кафе на окраине Ясногорска. Вы же не в Москве в элитном ресторане с видом на Кремль.

– Эх, Вася! – покачал головой Покровский. – Бывал я и в элитных, и с видом на Кремль. Везде – хитровылепленные тарелки, украшения, как на новогодней ёлке, а в тарелке – совершенно безвкусное мясо и салаты, как из супермаркета. Мой пятилетний сын вкуснее приготовит. И что самое удивительное – алкоголь, даже дорогой – более мерзкий, чем в Пятёрочке.

– Ты хочешь сказать, что современные повара не умеют готовить? – удивился Вася.

– А вот и нет. Повары готовят отменно, пальчики оближешь. Дело в другом. Три моих дальних родственника – повары в ресторане. Так вот, они хвалятся тем, что не покупают еду в магазине. У них, видите ли, покупать еду – это дурной тон. Они всё тащат с работы, и это считается у них, я серьёзно, профессиональной доблестью. Я их спрашиваю, а чем же вы посетителей кормите. А они отвечают: мы себе забираем лучшие куски, а им оставляем нормальные. Вот вам и ответ. Воруют. Потому так невкусно.

– Согласен с тобой, – поддержал Покровского Вася. – Особенно насчет алкоголя. Были мы как-то компанией аж в самой Москве в дорогом ресторане. Чтобы не разориться на алкоголе, купили в Пятёрке водку Русский Стандарт. А так как в ресторан со своим бухлом нельзя, то в ресторане заказали бутылку такого же Русского Стандарта. Нас было четверо, как раз две бутылки хватило бы. Начали с ресторанной. Разлили, отхлебнули и выплюнули! Представляешь, водку – выплюнули. Ну, думаем, вот тебе и Русский Стандарт. Открыли магазинную, отхлебнули – прекрасная мягкая водка. Начали сравнивать этикетки – идентичные!

– Ну, это известная схема. Официанты или работники кухни покупают палёный алкоголь у «подпольщиков» и продают в ресторанах клиентам – этикетки-то одинаковые. А дорогой алкоголь толкают налево. Это вам еще повезло, что вам в закрытой бутылке принесли. А вот когда приносят в графине…

– Вы сейчас такие гадости рассказали, что я, наверное, больше не буду, – сказала Олеся и отодвинула тарелку с пожеваным шашлыком. – А пить отсюда тем более, – она указала на графин.

– А я пожалуй, доем, – сказал Вася.

Он и Покровский на пару разделили Олесин шашлык и выпили еще по одной коньяка. Когда тарелки опустели, Вася расплатился с официантом и повел друзей в теплую фуру, где всем хватило места для ночлега.

Подъём был назначен на шесть утра. Проснувшись на пять минут раньше будильника, Вася потянулся, радостно крякнул и потер ладони.

– Ну что, к Карену завтракать?

Сонная Олеся сняла ногу с Покровского и с мольбой протянула к Васе руку:

– Только не к Карену! Давайте позавтракаем своей едой.

– Нам ей еще в дороге питаться, – возразил Покровский, поднимаясь с лежанки в заднем отсеке кабины, – кто знает, когда по пути встретится магазин.

– Еды хватит, – ответил Вася. – К вечеру, если всё будет хорошо, остановимся в волшебном месте – там и поедим, и запасы пополним.

– А что, может быть не хорошо? – насторожился Покровский.

– Дорога здесь неважная, – неуверенно сказал Вася

– Ну, на таком танке – проедем, – ответил Покровский.

– Да проехать-то проедем…

– А что еще не так?

– Да слухи всякие ходят…

– Мертвецы? – оживилась Олеся.

– Если бы… Тут живые.. Говорят, пост здесь дикий есть.

– Это как?

– Либо менты, либо под ментов работают. Останавливают машины и привет. Но это только слухи. Я тут постоянно езжу и ни разу никого не встретил, но рассказывали, что в начале года здесь фура пропала. Так вот, тот, кто рассказывал, говорил, что проезжал мимо этой фуры и видел, что ее остановил пост ДПС. А потом эту фуру нашли пустую. И шофера до сих пор никто не видел. А год назад тоже фура исчезла. Так вот, она Энергетик проехала, а в Рассвет не въезжала. То есть пропала на этом же самом участке. Вот слух и пошел про диких ментов. Может все это сказки, но ехать-то неприятно. Тем более, что дорога здесь плохая, скорость медленная, пост поставить и машину остановить – плевое дело.

– Будем верить в хорошее, – сказал Покровский, – доставай домашнюю провизию. Что там у нас?

После шашлыка от Карена варёные яйца казались пищей богов. Бутреброды с сыром и горячим чаем, заваренным с помощью кипятильника, работающего от прикуривателя, окончательно стёрли воспоминая о вчерашнем кулинарном кошмаре. Оставив на дорогу курицу и варёную картошку, тронулись в путь.

Минуту ехали молча. Потом Вася не выдержал.

– Да-а, – сказал он.

– И не говори, – согласился Покровский.

Еще через минуту не выдержала Олеся:

– Вы о чем?

– Вот держит человек кафе… – начал Вася.

– А, об этом «рестораторе», – догадалась Олеся. – Интересно, а у себя в Армении они так же мерзко готовят?

– В общепите – не знаю, а домашняя еда у них очень вкусная, – ответил Покровский. – Хотя, домашняя еда везде вкусная.

– Что же они так портят свою репутацию, – возмутилась Олеся. – Теперь я, как и Иван Моисеевич, буду шарахаться от армянской кухни.

– Я шарахаюсь от любой кухни, – поправил Покровский, – и дело не в армянах. Дело в людях. А плохие люди есть среди всех народов, вы и сами это знаете.

– Осталось только научиться их вот так сходу определять, – весело сказал Вася.

– А это очень просто, – ответил Покровский.

– О, и как же?

– Могу поделиться опытом… Но предупреждаю, это мой личный опыт и моё личное заведомо ошибочное мнение.

– Ничего… Делись.

– Заболел у меня как-то аппендицит, – начал Покровский историю, которую рассказывал явно не в первый раз и всегда с большим удовольствием. – И я, чтобы не рисковать, не стал вызывать бесплатного доктора, а по великому блату лег на операцию к платному хирургу – к армянину с золотыми руками. Прооперировал он меня замечательно, хоть и за большие деньги. В ходе операции выяснилось, что его дочь учится у меня на курсе. И стали мы дружить, можно сказали, семьями. Стал я приглашаться на все их праздники. Народу собиралось много и как можно догадаться, все гости – доктора, все – армяне, все – с золотыми руками и все – работают в Москве.

А спустя пару лет приехали мы с научным докладом в один армянский город. Выпили. Я взял нож и начал срезать пробку с бутылки водки. Ну и срезал себе полпальца. Я очень обрадовался, потому что зашивать палец меня повезли к местному, армянскому хирургу, который, как я справедливо полагал, тоже с золотыми руками. Приводят меня, окровавленного, в местную больницу, а там очередь, как в службу судебных приставов города Домодедово: на весь коридор и еще стульчики на улице стоят. Человек пятьдесят, не меньше. Проводят меня без очереди, ибо кровь капает на пол и пачкает линолеум. Старенький хирург быстренько зашивает мне палец, и тот становится лучше, чем был прежде. Я на радостях говорю:

– Прекрасный вы доктор, вон к вам какая очередь.

А он отвечает:

– Очередь такая, потому что я единственный хирург во всём городе.

– Но вы же физически не успеете всех принять?! – возмущаюсь я. – А с хирургией не шутят, если вовремя не оказать помощь, то и умереть можно.

– И умирают, – отвечает он. – На прошлой неделе молодая девушка умерла. Не успели довезти с другого конца города. Стариков очень мрёт много, хотя случаи операбельные. Но что я могу один!

– Но как же так? – кричу я. – Город-то не такой уж и маленький, где же остальные хирурги?

– В Москве, – отвечает, – деньги зарабатывают.

И тут я вспоминаю, что на всех армянских праздниках, куда я приглашался своим знакомым армянским доктором, каждый второй тост был «За наш вэликий, любимый город Ерэван! За наш вэликий, любимый, дрэвний армянский народ! За наш вэликий, любимый гора Арарат!» То есть там, в Армении, их великий и любимый народ дохнет без их золотых рук, а они все сидят в Москве, и не потому, что там, в Армении, их бомбят или режут, а просто потому, что здесь, в Москве, больше платят!!!

– Вот скоты, – сплюнул в окно Вася.

– А на руках у каждого из них по золотому браслету толщиной в палец и перстень с брюликом. И на даче я ихней бывал. Трёхэтажный кирпичный особняк с двумя сортирами на каждом этаже.

– Не знала я, что армяне такие… – мрачно сказала Олеся.

– А армяне ли это? – спросил Покровский. – Мне тот старый доктор так и сказал: армянин не тот, кто пьёт за Армению, а тот, кто живёт в Армении даже в самые тяжелые для неё времена. И это касается не только армян. Регионы загибаются, работать некому, а все «патриоты», сияя от любви к родному кишлаку, валят из этих кишлаков. И не потому, что там работы нет, а всего лишь навсего потому, что в Москве больше платят.