Темный остров

Но что, если она уже все испортила?

– Кристин права. Это кажется маловероятным, – раздался рядом голос Джилл. Она молчала с тех пор, как они покинули ньюсрум. Не стоило возлагать излишних надежд на то, что это продлится долго.

– Возможно. – Это все, что Фрейя смогла выдавить из себя.

По дороге она все прокручивала в голове разговор, состоявшийся в редакции.

«Почему ты думаешь, что Бет может быть права?»

«Во-первых, дрон».

Три лица нахмурились в ответ. Три пары глаз буравили ее, как лучи прожекторов, в ожидании объяснений. Она терпеть не могла выступать перед людьми, тем более, по сути, незнакомыми. У нее еще не было времени узнать их поближе, определить, как вести себя с ними. И теперь, когда ее поставили в трудное положение, она не могла спланировать, что сказать и как. В мыслях царил полный хаос, и ей требовалась пауза, чтобы привести их в порядок. Она решила оставить все как есть.

– Знаете, наверное, я ошибаюсь.

– Нет. – Кристин подалась вперед. – Я бы хотела это услышать. Что такого странного в том, что они используют дрон?

Обычно – ничего. Фрейя часто видела, как используют дроны, когда освещала разные сюжеты, работая в Глазго. Криминалисты запускали их для составления подробной карты места происшествия или исследования труднодоступных объектов, таких как заброшенные здания или остров на реке Клайд. Но поле за береговой линией представляло собой открытое и доступное пространство. А из-за сильного ветра дрон не смог бы провести точные измерения. Напрашивался только один вариант.[16]

– Думаю, они использовали лидар.[17]

– Лидар? Во имя всего святого, что это еще за хрень? – встрепенулась Джилл.

– Это как радар, только со светом. Отсюда и буквы «Л», «И».

Софи подавила смешок, и Фрейя осознала, насколько нахально прозвучало это разъяснение, но никакого злого умысла с ее стороны не было. Она подавила желание потянуться к сережкам в ухе и вместо этого схватила свою кофейную чашку. И фарфор, и напиток уже остыли.

– И что он дает? – заинтересовалась Кристин.

– Его можно использовать для проведения измерений, но он также способен проникать в почву и определять места, где она была потревожена.

– Потревожена, то есть?..

– То есть выкопана.

Она внимательно наблюдала за своими новыми коллегами. Насколько они походили на нее в построении логических цепочек? Те криминалисты в поле упорно старались запустить дорогущее оборудование в крайне неблагоприятных погодных условиях, но почему? Что побуждало их продолжать попытки? Услышав историю Бет, Фрейя подумала, что теперь все прояснилось.

Она увидела, как на лицах трех женщин появляется понимание.

– Ты полагаешь, что они искали Лиама, – вымолвила Кристин.

– Или Олу. Мы не знаем, кого из них нашли, если вообще это тело одного из них.

– Хорошо, и что дальше? Ты сказала, что есть способ выяснить это наверняка.

Фрейя сглотнула.

– Мы могли бы поговорить с сотрудником, который обнаружил останки.

При этих словах ее сердце сжалось. Фергюс недвусмысленно попросил их не путаться у него под ногами. Взамен он выдал им больше информации, чем следовало бы. То, что они разыскивали человека, обнаружившего страшную находку тем утром, угрожало испортить ее отношения с Фергюсом, но, упустив возможность услышать историю из первых уст, она перечеркнула бы все надежды на свежий старт в работе. Что ей оставалось делать?

– И как ты предлагаешь нам действовать? – спросила Джилл. – Твой дядя Фергюс так и не сказал нам, как найти этого парня. И к тому же предупредил…

– Он в Бальфуре.

У Фрейи застучало в висках, когда Джилл в который раз произнесла слово «дядя».

– И откуда тебе это известно?

– Я видела, как сегодня утром ему помогали забраться в карету скорой помощи. Его куда-то увезли. Думаю, в больницу.

На этот раз Софи не сдержала смеха. Комментарий вызвал усмешку даже у Кристин, но, опять же, Фрейя не стремилась выставить себя всезнайкой, как могло показаться, просто констатировала факт. Хотя все же приятно было щелкнуть их по носу.

Лицо Джилл стало свекольно-красным.

– Допустим, мы его разыщем, дорогуша, но каков твой дальнейший план? Думаешь, он заговорит с тобой, а? И даже если так, что он скажет? Только то, что видел в земле груду костей.

– А если на останках была одежда или что-то еще, полезное для опознания? – сказала Фрейя, обращаясь к Кристин, а не к Джилл. – Парень был укрыт одеялом и, похоже, находился в состоянии шока.

Когда Фрейя сдала выпускные экзамены в школе, она познакомилась кое с кем, кто работал в Скара-Брей. Среди них были студенты-археологи и те, кто надеялся поступить в университет, чтобы изучать археологию. Сама Фрейя, ее подруга и другие подрабатывали волонтерами на раскопках и нередко находили человеческие кости. Одного вида черепа или бедренной кости было бы недостаточно, чтобы повергнуть взрослого мужчину в панический ужас.[18]

Она объяснила это Кристин, но боссу все равно не хватало убедительных аргументов.

– Одно дело найти кости при раскопках и совсем другое – увидеть их торчащими из ямы темным ветреным утром.

– Конечно, но все же я думаю, что единственная причина его потрясения заключалась в том, что он увидел кость, торчащую из рукава пальто или чего-то там еще. И если так, возможно, он смог бы идентифицировать одежду.

– Маловероятно. – Кристин покачала головой. – Прошло семнадцать лет, разве за это время все не должно было сгнить?

– Я не знаю, может, и нет.

Фрейя слукавила. Несколько лет назад ей довелось освещать историю, в которой подросток был найден мертвым в парке Келвингроув со странной колотой раной живота. Детективы не могли сказать с уверенностью, чем нанесена смертельная травма. Позже судебно-медицинские эксперты пришли к выводу, что орудием убийства стал арбалетный болт, и по форме и размеру отверстия смогли точно определить не только модель использованного арбалета, но также угол и расстояние, с которого был произведен выстрел. Как только составили список владельцев арбалетов и завершили тщательную проверку записей с камер видеонаблюдения, полиция в считанные часы задержала подозреваемого. Фрейя была настолько впечатлена тем, что столь мелкие детали могут дать так много информации, что записалась на онлайн-курсы судебной медицины, занимаясь в свободное от работы время. Она даже получила диплом магистра по этому предмету. Но получение, казалось бы, бессмысленной ученой степени, как и страстная, на грани одержимости, увлеченность разговорами о чем-то, кроме реалити-шоу или бестолковых редакционных сплетен, стали еще одним поводом для насмешек со стороны сослуживцев. Еще одним пунктом в длинном списке причин называть Фрейю «гребаной чудачкой». Вот почему она решила пока не делиться с новыми коллегами своей любовью к криминалистике.

Наконец Джилл встала и шагнула к двери.

– Ты куда? – спросила Кристин.

– Вы слышали, что сказала женщина, – ответила Джилл. – Тот, кто поможет нам в этом деле, лежит в больнице Бальфура. Так вот туда я и направляюсь.

Многое изменилось в Оркни с тех пор, как Фрейя покинула эти края, но, пожалуй, сильнее всего преобразилась больница Бальфура.[19]

Фрейя бросила на нее взгляд сквозь ветровое стекло «Ауди», когда Джилл свернула на автостоянку. Здание больницы походило на летающую тарелку, приземлившуюся в поле между Скапа-Флоу и Керкуоллом; изогнутый белый фасад тянулся вдоль Форленд-роуд. Больницу построили на этом месте всего несколько лет назад, и теперь немало световых лет отделяли ее от кучки зданий, облицованных штукатуркой с каменной крошкой, запечатлевшихся в памяти Фрейи картинками из далекого детства, когда мать таскала ее к врачу. Думая об этом, она почти ощущала запах дезинфицирующего средства, слышала позвякивание стеклянной банки с леденцами на палочке, которыми медсестры заманивали ее в процедурный кабинет.

Джилл припарковалась как можно ближе к главному входу, разве что не протаранила передние двери.

– Ладно, оставайся здесь.

Фрейя нахмурилась.

– Прошу прощения? – Опять вылетели эти слова.

– Послушай, милая, ты, может, и знаешь о лидаре и тому подобном, но я знаю людей. Тех, кто там работает и может подсказать нам, где найти этого парня. И они не станут разговаривать со мной в твоем присутствии.

– Ты же не можешь прийти туда и спросить, где этот парень.

– Я ведь не спрашиваю его имя и сексуальную историю, не так ли? Я просто интересуюсь, в какой палате может находиться человек, если его привезли в шоковом состоянии этим утром.

Фрейя покачала головой, хотя и не удивилась.

– Короче, ты оставайся на месте, а я…

Фрейя отстегнула ремень безопасности.

9

Они направились к главному входу в неловком молчании. Когда они приблизились к дверям, перед глазами замелькали таблички с названиями различных отделений: «Неотложная помощь», «Рентген», «Онкология». Вот тогда-то Фрейя и почувствовала приступ резкой боли в животе.

Автоматические двери со вздохом раздвинулись, открывая взору огромный вестибюль, который больше походил на терминал аэропорта, чем на больницу. Справа располагалось кафе со столиками на улице, а прямо по курсу – широкая стойка администратора. С огромного потолка, который изгибался над ними, лились потоки света. Все вокруг сияло белоснежной чистотой.

Но запах… неожиданный, он сразил Фрейю, как хук слева.

Она застыла в дверях. Джилл прошла несколько метров, прежде чем заметила это. Женщина остановилась и обернулась.

– Так ты идешь или нет?

Фрейя не могла пошевелиться. Не могла ответить. Ноги будто приросли к полу. Эта вонь, это тошнотворное сочетание профессиональных чистящих средств и смерти. Так пахнет в больницах по всему миру, какими бы современными они ни выглядели. Фрейя никогда не задумывалась о том, что почувствует, когда переступит больничный порог впервые после «несчастного случая».

На нее обрушились воспоминания о той февральской ночи, когда ее срочно доставили в Королевскую больницу Глазго, и она то приходила в сознание, то теряла его, перед глазами мелькали огни, а вокруг раздавались крики. Лица появлялись и исчезали из поля зрения. Обрывок мрачного разговора у ее постели:

«Откровенно говоря, мистер Синклер, ей повезло, что она осталась жива».

Когда она полностью пришла в себя в том странном месте с ревущими аппаратами и одуряющим запахом, который проникал в нос и горло, ее замутило так, что чуть не вырвало. Она не могла дышать. Вбежали врачи и медсестры, вытащили трубки из ее трахеи, и она плакала и кричала, пока, наконец, Тома не пропустили к ней. Даже в паническом состоянии она заметила полицейского, стоявшего возле двери. Не говоря ни слова, они с Томом обнялись, и эти объятия длились, казалось, целую вечность. Потом он отстранился и посмотрел на нее.

– Это был он, не так ли? – произнес Том. – Это был Дэмиен Барбер.

Горе и чувство вины съедали ее изнутри.

– Фрейя!

Она резко вернулась в настоящее.

Люди таращились на нее. Джилл стояла в нескольких метрах впереди.

– В чем, черт возьми, проблема на этот раз?

Фрейя ничего не сказала. Не смогла.

Она повернулась и побежала.

На улице ей не сразу удалось избавиться от запаха, выбить его из легких. Она делала быстрые, неглубокие глотки воздуха. Дыхательные пути сузились, носоглотку закупорило. Джилл не последовала за ней, поэтому Фрейя стояла одна посреди дорожки и пыталась выровнять дыхание. Но у нее ничего не получалось. Грудь сдавило, и она отчаянно огляделась вокруг, как тонущий в поисках чего-нибудь, что помогло бы удержаться на плаву.

Ради всего святого, Фрейя, возьми себя в руки.

Сосредоточься на дыхании. Люди вокруг судачили о ней, пялились на нее, но, черт побери, нужно было отрешиться от всего и использовать техники, которым когда-то ее научил психотерапевт.

Медленный вдох, сосчитай до четырех.

Задержи дыхание на четыре счета.

Выдохни.

Она повторяла это снова и снова, и постепенно пульсация в груди утихла, а дыхание выровнялось. Прикрыв лицо ладонями, как учили, она вдыхала через нос и выдыхала через рот, пока не ушли головокружение и тошнота.

Она отняла руки от лица. Они все еще дрожали.

Слева от нее раздался какой-то звук. На детской игровой площадке родители и их дети, сидящие на качелях, таращились на нее, вполголоса обмениваясь комментариями. Ей захотелось крикнуть им, чтобы они убирались ко всем чертям и занимались своими делами, но вместо этого она снова бросилась бежать, громко топая по асфальту. В дальнем конце дорожки Фрейя заприметила скамейку и, подбежав, буквально рухнула на нее.

Таких панических атак у нее не случалось уже несколько месяцев.

Упало несколько мелких капель дождя. Тучи снова тяжелели, неумолимо приближаясь. Фрейя закрыла глаза и сильно сдавила пусеты в ухе, пересчитывая их в прямом и обратном порядке. Все, чего она хотела, – вернуться к Тому в их маленький домик у моря. Хотела обнять Луну. Хотела, чтобы этот день поскорее закончился, и она могла бы свернуться калачиком на диване, уминать пиццу перед телевизором, где крутят сериал, который она уже выучила наизусть, и не думать ни о чем другом. Она достала из кармана телефон, чтобы утешить себя фотографией Тома с Луной на заставке, но вместо них на экране высветились два уведомления. Пропущенный вызов и текстовое сообщение. Она узнала код города входящего звонка: 0141. Глазго. Этот номер телефона она не хранила в своих контактах, но знала, кому он принадлежит. И утром с беспокойством ожидала этого звонка, когда с ней связалась Кристин. Текстовое сообщение переадресовывало ее на голосовую почту.

Она удалила и то, и другое.

Это было четвертое голосовое сообщение за неделю, но Фрейя не прослушала ни одного.

Приближались чьи-то шаги, и Фрейя подняла глаза. По дорожке шествовала Джилл, явно довольная собой. Но усмешка на ее губах померкла, а потом и вовсе исчезла, как только она увидела лицо Фрейи.

– Господи, женщина, ты в порядке? Вид у тебя нездоровый.

– Со мной все хорошо. – Фрейя поднялась со скамейки.

– Что это было?

Фрейя не ответила. Они направились к «Ауди». По дороге Фрейя вдруг поймала себя на мысли, что Джилл пробыла в больнице совсем недолго.

– Ну, и что ты узнала?

– Его там нет. Полчаса назад его выписали домой.

Они сели в машину, и зловоние сигарет и пота теперь затмила головная боль, отдающая в глаза.

– И что нам теперь делать?

– Нанесем ему дружественный визит.

Фрейя зажмурилась и ущипнула себя за переносицу.

– Если что, я не просила их давать мне его адрес. Они сами выложили. Я не виновата, что некоторые их сотрудники любят посплетничать.

Фрейя и на это ничего не сказала. Она закрыла глаза, не в знак протеста против того, что сделала или сказала Джилл, но только для того, чтобы отгородиться от света, отогнать головную боль, которая грозилась превратить ее мозг в кашу. Она все еще ощущала себя дезориентированной – последствие панической атаки, но это полбеды – куда больше угнетала необходимость общаться с Джилл и справляться с перипетиями дня, который складывался наперекор ее планам. Но как это объяснить?

– Послушай, милая, если тебе не нравится мой стиль работы, я могу отвезти тебя обратно к…

– Нет, дело не в этом. Просто… – Фрейя вздохнула и открыла глаза, пристегнула ремень безопасности. – Давай поедем и проверим, что он знает.

10

Джилл умело воспользовалась небрежным отношением больничного персонала к конфиденциальности пациентов и получила имя: Кайл Лоутон. Ей дали и адрес в Даунби, в двадцати пяти минутах езды от Керкуолла в направлении Скара-Брей.

Дом находился в стороне от главной дороги, проходившей через деревню. На подъездной дорожке стоял красный автомобиль «Воксхолл Корса». Джилл притормозила у обочины, затем потянулась к заднему сиденью за сумочкой и достала мобильный.

– Вот, смотри! – Она подняла руку с телефоном. Фрейе пришлось прищуриться, чтобы разглядеть что-либо сквозь сетку длинных царапин на экране. – Это история, которую я написала когда-то. Бет и бабушка Лиама дали нам эти фотографии. Именно так дети были одеты в ту ночь, когда пропали.

Две фотографии были помещены рядом в виде составного изображения в верхней части статьи. Слева блондинка-подросток со светло-серыми глазами беззаботно улыбалась в камеру. Справа юноша с черными волосами, падающими на темно-карие глаза, смотрел сердито, так, будто пытался выглядеть серьезным, хладнокровным и погруженным в раздумья. Ола была одета в расстегнутый красный пуховик с отороченным мехом капюшоном и светлый шерстяной джемпер. Лиам был в зеленом бомбере и белой бейсболке с логотипом «Нью-Йорк Янкиз». Фрейе стало интересно, кто автор снимков. Ее всегда болезненно привлекали фотографии, появлявшиеся в средствах массовой информации после какого-нибудь судьбоносного события; она задавалась вопросом, о чем думали люди, позирующие перед камерой, догадывались ли о том, что ждет их впереди. Глядя на эти два юных лица, трудно было представить себе, что кто-то из них замышлял самоубийство, хотя, конечно, она слишком хорошо понимала, что никогда нельзя сказать наверняка. В самые мрачные моменты Фрейя мысленно прикидывала, какую из ее фотографий выбрала бы пресса, если бы тот «несчастный случай» стоил ей жизни.[20]

– Если ты права, – заговорила Джилл, – наш мальчик Кайл должен узнать один из этих предметов одежды. Я бы сказала, они довольно приметные.

Джилл убрала телефон обратно в сумочку. Пока она копошилась, уголки ее губ приподнялись в усмешке.

– Знаешь, милочка, с тех пор как мы вышли из офиса, я все думаю о том, что ты сказала насчет той штуки с лидаром. Как он может определить, вскапывалась ли земля.

Фрейя промолчала, не понимая, к чему клонит Джилл. Головная боль не проходила. Даже наоборот, усиливалась.

– И не ты ли говорила, что совсем недавно на том поле проводили раскопки?

– В девяностые, – ответила Фрейя. – В девяносто восьмом, если быть точной.

Она хорошо помнила это, потому что отец водил ее смотреть на раскопки. Тогда они были открыты для широкой публики, как ныне Несс-Бродгар.[21]

– Да, но если это так, разве твой лидар не показал бы этого? – Усмешка Джилл превратилась в широкую ухмылку. – Конечно, он не показал бы ничего, кроме больших дыр в том поле.

Пульсирующая боль прошила насквозь голову Фрейи. Джилл подметила верно.

Но криминалисты, вероятно, не знали таких подробностей. Они были не местными, их пригнали из Инвернесса и вряд ли посвятили в историю раскопок. Фрейя хотела сказать это, но не могла подобрать слов. И тут ее осенило. Еще утром она задавалась вопросом, глупец ли тот, кто захоронил тело в Скара-Брей, или же он нал что-то, чего не знала она, – и теперь склонялась к последнему. Джилл рассуждала здраво: раскопки скрыли бы могилу от лидара, и, даже если тело оставили там еще до изобретения этого чуда техники, захоронение на участке, который уже раскапывали и снова засыпали землей, имело смысл в ландшафте, где постоянно вели раскопки в свете новых археологических находок. Это означало, что место захоронения вряд ли снова потревожат.

– Сдается мне, этот час мы потратили впустую, – сказала Джилл.

Фрейя проглотила ответ из двух слов, который сразу пришел на ум, и потянулась к дверной ручке.

Они двинулись по дорожке к дому Кайла; Джилл шагала впереди, следуя заведенному порядку. Фрейя все еще страдала от головной боли и отчаянно пыталась собраться с мыслями, не говоря уже о том, чтобы найти в себе силы облечь эти мысли в слова. Она была более чем счастлива, что Джилл взяла инициативу в свои руки. Джилл постучалась, и спустя несколько мгновений дверь открыла сердитого вида женщина лет сорока. Короткие черные волосы обрамляли лицо с бледной, тонкой, как бумага, кожей. В мешках у нее под глазами можно было ночевать.

– Я надеюсь, вы пришли извиниться, – рявнула она. – Бросили моего Кайла в беде. Он не такой, как другие мальчишки его возраста. Он не должен был… – Она запнулась и, прищурив усталые глаза, оглядела двух женщин на пороге. – Вы не из полиции.

– Нет, миссис Лоутон, я – Джилл Ирвин из газеты «Оркадиан». Я хотела бы поговорить с вашим Кайлом о…

Дверь захлопнулась бы у них перед носом, если бы Джилл не просунула ногу в щель. Бледное лицо миссис Лоутон побагровело от ярости. – Уберите свою ногу с моего порога, или я засуну ее вам в задницу.

– Миссис Лоутон, мы здесь от имени несчастной, отчаявшейся женщины, чья дочь пропала некоторое время назад. Ола Кэмпбелл. Может, помните?

Джилл поднесла к ее глазам телефон, показывая статью.

Миссис Лоутон взглянула на экран и скрестила руки на груди.

– Какое это имеет отношение к моему сыну?

– У нас есть основания полагать, что тело, которое он нашел сегодня утром, возможно, принадлежит Оле и кое-что из ее одежды могло уцелеть. Мы просто хотим спросить его об этом.

– Нет, даже не думайте.

– Миссис Лоутон, вы поможете женщине, которая…

– Послушайте, мне жаль эту бедную женщину, но у моего мальчика синдром Аспергера, и он не очень хорошо ладит с незнакомыми людьми, особенно из прессы. Он сегодня и так уже достаточно натерпелся.[22]

Узел в животе затянулся еще туже, стоило Фрейе услышать знакомое слово «Аспергер».

– Этим врачам не следовало оставлять его так надолго, не позвонив мне, – продолжила миссис Лоутон. – Да и детективам тоже следовало быть потактичнее. Так что, извините, вам придется поискать другого…

– Мама?

Миссис Лоутон замолчала и повернулась на звук голоса. Позади нее, в темном коридоре, нарисовался мужчина, которого Фрейя видела утром. Он оказался выше ростом, чем ей запомнилось, – навскидку около шести футов и двух дюймов. Копна черных волос падала ему на глаза, и выглядел он призрачно-бледным, как будто его вот-вот стошнит. Возможно, из больницы его выписали слишком рано. Или же так на нем сказалось пребывание в больничных стенах.[23]

Он взглянул на Фрейю и Джилл, застывших на пороге.

– Я хочу помочь.

– Можно мы покажем тебе фотографию? – спросила Джилл. – На ней изображена малышка, чья мамочка хочет знать, что с ней случилось.

Ладони Фрейи обожгло, когда она сжала кулаки. Этот голос. Этот чертов тон. Кайл работал на самом оживленном туристическом объекте Оркни, был достаточно взрослым, чтобы самостоятельно открывать его по утрам для посетителей, а Джилл разговаривала с ним как с пятилетним нытиком, который не может сам подтереть себе задницу. Она подумала о пропущенном звонке и голосовой почте и задалась вопросом, стали бы люди так же разговаривать с ней, узнав о ее диагнозе.

Кайл теребил заусеницу. Когда он вышел на свет, Фрейя обратила внимание на болезненно-красную кожу на кончиках его пальцев, как будто ее постоянно ковыряли. Возможно, для Кайла это способ стимминга, управления эмоциями? Когда несколько недель назад в Глазго Фрейя проходила обследование на аутизм, ее спрашивали, делает ли она что-то подобное. Она не могла сказать с уверенностью. Ей нравилось пересчитывать пусеты в ухе и сдавливать их, пока не начинали гореть подушечки пальцев, что неизменно приносило ей облегчение. Но она подумала, что специалисты вряд ли ожидают от нее таких откровений, а потому не упомянула об этом.[24]

– Я не хочу, чтобы мое имя появлялось в газете, – сказал Кайл. – Как это у вас называется, когда человек не хочет, чтобы сказанное им было напечатано?

– Не для протокола, – услышала Фрея собственный голос и удивилась его звучанию. – Мы не будем печатать то, что ты нам расскажешь, тем более указывать твое имя или что-либо, что могло бы тебя идентифицировать. Если то, что ты увидишь на фотографии, подтвердит, что тело принадлежит Оле, мы сообщим в полицию и дадим им возможность поговорить с ее матерью и, пока этого не произойдет, не станем ничего публиковать.

Она проигнорировала взгляд, которым наградила ее Джилл.

– Ты не обязан этого делать, Кайл. Если это слишком тяжело для тебя, – вмешалась мама Кайла. Фрейя заметила, что она разговаривает с ним таким же тоном, как и Джилл.

Кайл оторвал лоскуток мягкой кожи с подушечки пальца, отчего Фрейя невольно содрогнулась.

Джилл, казалось, ничего не заметила, она просто подняла руку с телефоном.

– Что скажете, молодой человек? Соответствует ли что-нибудь из одежды на этой фотографии тому, что вы видели?

Кайл сделал несколько неуверенных шагов к двери. Когда он поравнялся с матерью, та обняла его и крепко сжала за плечи. Было видно, как трепетно она печется о нем, как отчаянно хочет защитить его. Фрейя подумала о Томе, и живот скрутило в такой тугой узел, что впору было согнуться пополам. Запах духов Джилл и никотиновое дыхание ударили ей в ноздри, словно внезапно усилились, и из глубины дома повеяло сыростью. Фрейя почувствовала слабость и с трудом поборола настойчивое желание броситься обратно к машине, но дело даже не в этом. Ей не хотелось здесь находиться, и она поймала себя на том, что рука тянется к уху. Мама Кайла заметила это, и Фрейя быстро отдернула руку и сунула ее в карман пальто.