скачать книгу бесплатно
Петра сделала глоток вина.
– Я думала, в Тоскане все просто чудесно, – сказала она. – И солнце, и еда, и обаятельные провинциалы.
Эмили подумала о вилле «Серена», фиговых деревьях и террасе. Она подумала о доне Анджело, разрезающем персик, и о Джанкарло на его «веспе». О черноволосой женщине, которая готовила сэндвичи с поркеттой, не перекинувшись с ней и словом; и о пустых лицах соседей, когда она спрашивала, не видели ли они Пэрис. Она подумала об Олимпии с Чарли на руках и о Пэрис, спящей на каменном полу.
– Не все так, – сказала она наконец. – Это то, о чем людям хочется читать. Это Тоскана, которую они хотят. Но если копнуть глубже, все не так.
– Если копнуть глубже – все как?
– Я не знаю. Я недостаточно долго там живу.
Внезапно в голове возник образ женщин с Феррагосто, которые шептались о таинственном Рафаэле: «Он дьявол».
– Есть вещи, которые я не возьму в толк, – продолжила она. – Подводные течения. Мой итальянский не настолько хорош, чтоб понимать, что происходит.
– Я уж думала, ты достаточно хорошо подтянула итальянский.
– Нормально. Сиена и Пэрис справляются лучше. Особенно Пэрис. Но даже если бы я владела итальянским в совершенстве, я бы все равно была аутсайдером. Ты не знаешь, каково это. Даже люди из деревни за два километра уже аутсайдеры. Stranieri, как они говорят. Чужаки.
– А девочки? Они тоже чувствуют себя аутсайдерами?
– Сиена нет, скорее всего, потому, что у нее парень-итальянец. А Пэрис да. Потому что она ненавидит Италию. Я беспокоюсь за нее. Она никогда ничего не говорит, только пишет что-то в дневнике. И она такая худенькая.
– Может, она просто из тех людей, которые не толстеют, – сказала Петра, протягивая за стаканом свою похожую на палочку руку.
– Да, может. Как ты. И не как я. Я за последние недели, должно быть, килограммов пять набрала. Все это заедание горя. И алкоголь. Жизнь в раю. Если б они только знали!
– Тебе нужно написать настоящую историю, – посоветовала Петра. – Не эту чушь про закаты и росу ранним утром.
Эмили вздохнула.
– Я не могу. Люди перестанут читать колонку, а сейчас это мой единственный источник дохода.
– Но Пол же богатый, разве нет? Он не оставит тебя без средств к существованию.
– Я не знаю. Поэтому я хочу встретиться со своим бухгалтером. Ты знаешь Пола. Это все показуха: занял здесь, занял там. Он кажется успешным бизнесменом, но я не знаю, так ли это на самом деле.
Петра признала, что Пол был именно таким, припомнив его в былые времена, с его спортивными машинами и дизайнерскими костюмами.
– Его манжеты, – вспомнила она, – всегда были белоснежными.
– С запонками, – добавила Эмили.
– Да, с запонками, – согласилась Петра. Наклонившись, она подняла Гарри, который спал на диване. Эмили недоумевала, почему Петра не уложила Гарри спать, когда она унесла Чарли наверх. Джейк, довольно счастливый, ушел спать один, сказав, что будет читать до самого отбоя, но Гарри разрешили играть внизу, что он и делал, пока не уснул, сжимая в ладошке игрушку – «Паровозик Томас». На щеках остались крошечные ямки от колес.
Когда Петра спустилась вниз, Эмили задала вопрос. Тактично, как она надеялась.
Прежде чем ответить, Петра налила себе еще вина.
– Гарри особый ребенок. Ты, должно быть, заметила.
Эмили, которая думала о Гарри только как об угрозе для Чарли, смогла лишь слабо повторить:
– Особый?
– Аутизм, – кратко сказала Петра.
– Не может быть!
– Да.
Петра опустилась на колени и начала убирать железную дорогу. Когда она заговорила, голос звучал устало, словно она это повторяла уже тысячу раз.
– Видимо, одержимость паровозиком – уже почти диагноз аутизма. Говорят, дело в больших пустых лицах. Детям с аутизмом их легче воспринимать. Легче, чем человеческие, во всяком случае.
Эмили не знала, что сказать, поэтому она опустилась к Петре и помогла разобрать дорогу и разложить вагоны по коробкам.
– Смотри, чтобы все лежало в определенной коробке, – предупредила Петра. – Он с ума сходит, если это не так. Это тоже из мультика про Томаса. Все на своем месте, у всего есть имя и номер. Аутистам это нравится.
– Как давно ты узнала об этом? – спросила Эмили, спешно вытаскивая вагончики Энни и Кларабель из коробки.
– Около шести месяцев.
– Почему не сказала мне?
– Ну, это не то, о чем говорят по телефону, не думаешь? Или по почте.
– Я рассказала тебе о разводе.
– Это другое. Люди разводятся постоянно. Я развелась. Не то чтобы это был именно развод, но все равно. Дети – это другое. Все хотят, чтобы их отпрыски были идеальными. Лучшими, умнейшими, милейшими. Я помню, как гордилась Джейком, когда он научился читать в четыре. Гарри даже не знает, с какой буквы начинается его имя.
– Но дети с аутизмом иногда… – Эмили остановилась, не зная, как продолжить, чтобы успокоить ее и не читать нотации.
– Умные? – мрачно улыбнулась Петра. – Хороши в математике? Только, пожалуйста, бога ради, не говори ничего про «Человека дождя»[56 - «Человек дождя» (англ. Rain Man) – фильм, один из главных героев которого ученый-аутист.].
– Я не собиралась.
– Хорошо, – сказала Петра уже более дружелюбным тоном. – Кстати, Гарри правда хорошо разбирается с числами. И он довольно нежный, со мной, во всяком случае. Так что могло быть хуже.
Эмили, сидящая на полу в окружении аккуратно подписанных коробок, промолчала.
– Это просто… о, Эм… это просто трудности. Когда я думаю обо всех трудностях, что ждут Гарри, что ждут меня, я готова рыдать. Я правда готова рыдать.
Эмили встала и, взяв бутылку вина, наполнила бокал Петры. Впервые за три недели ей самой рыдать не хотелось.
Глава 8
Мысли из Тосканы
Эмили Робертсон
Одно из удовольствий жизни в Тоскане – приглашать друзей с ночевкой. В Англии я виделась с друзьями постоянно. Мы ходили обедать или в кино, мы перехватывали по кружке кофе в середине занятого дня, мы разговаривали вечерами по телефону. Время от времени ходили на ужин в гости друг к другу; и хоть это довольно приятное времяпрепровождение, оно всегда неизбежно заканчивалось разочарованием. Супруг влезал в бесконечные дебаты о ценах на недвижимость, все пили слишком много и засыпали в десерте, а около одиннадцати страшная тень такси знаменовала окончание вечера.
Но здесь, в Тоскане, я могу приглашать друзей остаться на ночь. Мы можем завтракать кусочками дыни и золотыми круассанами вместе на террасе. Можем обедать белым вином, моцареллой и кусочками томатов, сидя под виноградной лозой. Можем есть вместе по вечерам, пока дети играют рядом, а тени становятся длиннее. Внезапно все время в мире – для того, чтобы наслаждаться дружбой.
Эмили в поезде, едет в Лондон. Ей нужно увидеться с бухгалтером, и она оставила детей в Брайтоне с Петрой. Она немного беспокоится о Чарли: он стал очень привязчивым и все еще шарахается от Гарри. Но побыть одной для разнообразия – абсолютное блаженство. Она смотрит в окно (поезд по какой-то причине остановился сразу за станцией) и задается вопросом, когда в последний раз она могла так расслабиться, прижавшись лбом к грязному стеклу, не думая ни о чем. Но потом, конечно, все тревоги возвращаются. Что она будет делать в Италии без Пола? Ей придется продать дом? Придется вернуться в Англию?
Поезд трогается с места, но тревоги Эмили легко поспевают за ней; бегут по рельсам, перепрыгивая через шпалы; несутся, перескакивая через дома с террасами на окраинах Лондона. Неужели ей правда придется вернуться в Англию? Пэрис была бы в восторге, но, несмотря на ее фантазии о жизни в Брайтоне, для Эмили это было бы как поражение – бежать домой, поджав хвост. Они с Полом так много говорили о переезде, как они оставят старую жизнь позади и отправятся в новое приключение. Как ей теперь признать, что приключение оказалось жутким провалом? Но сможет ли она себе позволить остаться в Тоскане? Ей нужно обязательно слушать своего бухгалтера, а не клевать носом, как обычно, когда речь идет о деньгах.
Лондон удивителен. Темза ослепительно сверкает, а на пристани Баттерси появились новые шикарные квартиры. Гигантское колесо обозрения «Лондонский глаз», возвышающееся над городом, создает этому месту атмосферу беззаботности и праздника. Хотя Эмили училась в университете в Лондоне и жила в Клэпхэме почти двенадцать лет, прошло много времени с тех пор, как она была в центре, где много туристов. Красные автобусы и черные такси кажутся слишком яркими, чтобы быть настоящими, и, когда с верхнего этажа автобуса она видит Биг-Бен и здание парламента, ей приходится ущипнуть себя, чтобы убедиться в их реальности. Быть может, она очутилась в центре сюжета на открытке? Быть может, вот-вот посыплется снег из невидимого стеклянного шейкера? И кто-то сейчас напишет «Привет из Лондона» поперек невероятно голубого неба.
Офис ее бухгалтера на Оксфорд-стрит возвращает ее в реальность. Это грязно-коричневое здание с черными мешками для мусора, приставленными друг к другу на ступеньках крыльца. Кондиционер не работает, и Дермот, бухгалтер Эмили, всю встречу безуспешно разгоняет воздух номером «Бухгалтерия сегодня».
Эмили знает Дермота с университета. Сейчас он бизнес-партнер и на самом деле уже слишком важный человек для такой работы; но он согласился, потому что они друзья. Так он говорит, слащаво улыбаясь ей через стол. Но Эмили не чувствует, что они с этим лысеющим мужчиной в мятом бежевом костюме почти ровесники. Он выглядит для нее взрослым, папой, учителем. Она поверить не может, что ей самой за сорок («Сорок один», – поправляет она сама себя в защиту). Ей не верится, что где-то в Лондоне под руку с Майклом уже не пройдет та молодая стройная Эмили, с волосами до талии, в джинсах и футболке Live Aid.
Они так долго говорят об университете, общих знакомых и семьях, что возвращать разговор обратно к финансам кажется почти неприличным. В конце концов Эмили произносит извиняющимся тоном:
– А что о моем финансовом положении?
Дермот сдвигает бумаги и пару раз взмахивает журналом «Бухгалтерия сегодня».
– Да, – говорит он. – Да, конечно.
Следует долгая пауза, в течение которой Эмили думает, понимает ли Дермот, что она приехала к нему по делу, а не тащилась сюда аж из Тосканы, просто чтобы поболтать. Она чувствует себя липкой и потной, и ей не терпится выпить стакан воды.
– Дом в Тоскане, – наконец говорит Дермот, – оформлен на твое имя?
– Да, – отвечает Эмили, радуясь, что ей задали вопрос, к тому же тот, на который она знает ответ. – Пол подумал, так будет лучше. Дом в Лондоне оформлен на него, конечно.
– Дом в Лондоне конфискуют за долги, – сообщает Дермот, не глядя ей в глаза.
– Что?
– Насколько я понимаю, – Дермот говорит быстро и все еще избегает зрительного контакта, – твой муж повторно заложил дом, чтобы профинансировать свое последнее предприятие. – Он сверяется с бумагами. – «Итальянская недвижимость для вас».
Эмили теряет дар речи.
– Я не знала, – произносит она наконец.
– Нет, – соглашается Дермот. – Похоже, его компания, которая занимается итальянской недвижимостью, испытывает финансовые затруднения… – он тактично покашливает, – уже какое-то время.
– Я не знала, – снова говорит Эмили.
– И другие компании по недвижимости, – продолжает Дермот, – тоже работают на пределе.
– На пределе?
– Уже вызваны ликвидаторы.
– Боже мой. – У Эмили нет слов. Хоть она и знает, что большая часть его богатства – лишь фасад, она просто не может примириться с мыслью о Поле без гроша в кармане. Как ни странно, проще представить бедной себя, чем Пола.
– Что мне делать? – спрашивает она.
Дермот воодушевляется, словно он ждал, пока она это скажет. Он даже достает новую папку с аккуратной надписью: «Эмили Робертсон».
– Мой тебе совет, – говорит он, – оставить итальянский дом. Он оформлен на твое имя и потому не может рассматриваться как часть процедуры банкротства. Кроме того, это ценный актив. На тебя могут давить, чтобы ты его продала, но в сложившихся обстоятельствах…
– Пол хочет, чтобы я его продала, – перебивает Эмили.
– Я бы советовал не делать этого, по крайней мере до завершения процедуры банкротства. Это безопасность твоя и твоих детей.
Он смотрит вниз, его лысая голова краснеет.
– Я правильно понимаю, что вы разводитесь?
– Да.
– Что ж, в сложившихся обстоятельствах стоит сохранить дом в качестве алиментов, в появлении которых я сомневаюсь. У тебя есть какие-нибудь другие активы?
– Активы? – Эмили вспоминает «Фиат-панду», тихо ржавеющий под фиговыми деревьями. – Нет, не думаю.
– Что насчет писательства?
– Писательства?
– Как дела с доходом от твоей колонки?
– А, это, – говорит Эмили. – В основном все идет на еду, одежду для детей – всякое такое.
– То есть деньги поступают прямо на твой счет?
– Да.
– Хорошо, – мрачно произносит Дермот. Затем, когда мысли Эмили начинают блуждать по дому в Тоскане – кажется, теперь единственной ее собственности в мире, – Дермот внезапно говорит: – Я всегда читаю твою колонку. Для меня это и есть Италия.
Сиена на пляже. Они все на пляже: Пэрис, Чарли, Джейк, Гарри и Петра. Пэрис помогает Гарри построить замок из песка без песка (брайтонский пляж полностью усыпан гладкой серой галькой). Никого из них, кажется, не беспокоит обреченность этой затеи; на лице Пэрис выражение нежной сосредоточенности, которое Сиена никогда не видела раньше. К тому же на ней оранжевая футболка, и это настолько сильно контрастирует с ее фирменным черным цветом, что глазам Сиены аж больно на нее смотреть.
Джейк и Чарли стоят, держась за руки, у кромки воды, как в рекламе обуви Start-rite. Петра в потрепанной джинсовой юбке и топе без рукавов сидит рядом, наблюдая за ними. Сиена безмерно восхищена чувст-вом стиля Петры («Маме никогда бы не пошла юбка такой длины, да и в любом случае она бы, скорее всего, все испортила, надев ее с ужасными босоножками на маленьком тонком каблучке»), но она находит ее довольно грозной. Только этим утром Петра прервала монолог Сиены о том, как она скучает по Джанкарло, резким:
– Бога ради, Сиена, ты не умрешь лишь потому, что уехала от парня на пару дней.
Пэрис засмеялась, но Сиене было обидно. Конечно, она знала, что не умирает, но она была действительно расстроена, любому ясно. Она правда любила Джанни, это не просто подростковое увлечение. Петра, наверное, уже забыла, что такое настоящая любовь, если вообще когда-то знала. Сиена помнит, как Эмили говорила об Эде, отце Джейка и Гарри; она сказала, что он «боится обязательств». Вот и доказательство: Петра понятия не имела, как удержать мужчину.
Сиена удержит Джанни, она уверена в этом. Она пытается представить себе его темные глаза, его гладкую смуглую кожу, его поразительно белоснежную улыбку, но ей удается лишь услышать, как он в присущей только ему особой манере произносит имя «Сиена». До поездки в Италию она ненавидела свое имя. «Почему нас с Пэрис назвали в честь каких-то мест? – вопила она раньше. – Это так несправедливо». Она заметила, что проблем с именем для Чарли у них не возникло. Но в Италии быть названной в честь итальянского города уже не казалось такой плохой идеей. Для начала там ее имя произносили правильно – не говорили «Сьена», как ее друзья в Лондоне; а еще каким-то образом то, что ее назвали в честь города в Тоскане, тем более красивого, помогло ей почувствовать себя на своем месте.
Влюбленность в Джанни тоже помогла ей в этом. Она помнит, как впервые увидела его, развозящего хлеб на своей «веспе». Он свистнул и окликнул ее, но она привыкла к такому – все так делали. «Это потому, что ты блондинка», – говорили окружающие, но ей казалось, что дело не только в этом. В Италии по какой-то причине все ценили настоящую Сиену, видели, какая она особенная. Она всегда знала, что мама с папой не считают ее такой же умной, как Пэрис, а после того как родился Чарли, никто ее и вовсе не замечал. В Италии ее замечали все. Однажды она почти остановила движение транспорта в Сансеполькро, когда переходила улицу в обтягивающем розовом топе.
– Перестань привлекать к себе внимание, – прошипела Пэрис.
