скачать книгу бесплатно
Дон Анджело поворачивается к ней с мрачной улыбкой.
– Мы говорим об археологе Рафаэле Мурелло. Он хорошо известен в этих краях.
– Он дьявол, – говорит черноволосая женщина, переходя на английский.
Пэрис уже больше чем сыта по горло. Она буквально одеревенела от скуки. Она сидит за столом в дальнем конце пьяццы рядом с семьей, набивающей щеки едой, и ее одолевают мрачные мысли. Мама все еще готовит это отвратительное мясо, все в крови, с комками жира и мерзкими белыми жилистыми кусочками. Пэрис не стала бы его есть, даже если бы ей заплатили миллион фунтов, а вот семья по соседству, кажется, не устает им наслаждаться; противные капли соуса падают на скатерть, пока они запихивают все больше и больше еды за свои толстые щеки. Пэрис бросает на них убийственный взгляд.
Сиена ушла куда-то с дурацким Джанкарло, который без устали трещал о саундчеках и соло на барабанах, словно он Брюс Спрингстин[46 - Брюс Фре?дерик Джо?зеф Спри?нгстин (англ. Bruce Frederick Joseph Springsteen; род. в 1949 г.) – американский певец, автор песен и музыкант.] какой-нибудь. Олимпия балует Чарли по-черному; Пэрис слышно, как он с другого конца площади пронзительно воет на двух языках, требуя мороженого. Только она одна уставшая, голодная и сама по себе. Она достает Mars из кармана и начинает медленно есть. Если постараться, то можно растянуть его на час. «Я жизнь свою по Mars’у отмеряю», – думает Пэрис. Господи! Все, она пропала. Кто еще читает Т. С. Элиота[47 - Томас Стернз Элиот (англ. Thomas Stearns Eliot, 1888–1965) – американо-британский поэт, драматург и литературный критик, представитель модернизма в поэзии. Лауреат Нобелевской премии по литературе 1948 года.] просто для развлечения, как она? Сиена заинтересовалась им лишь однажды, когда Пэрис ей рассказала, что имя писателя – анаграмма из слова toilets. Господи! Ее семья так невежественна!
– Ciao[48 - Привет (итал.).], Пэрис.
Она, нахмурившись, смотрит вверх. Это Андреа, сын учительницы, который хочет поступить в Пизанский университет. Андреа ей всегда нравился больше других друзей Джанкарло. Он блондин и довольно тихий. А еще он из неполной семьи, что делает его довольно необычным для Тосканы и успокаивающе похожим на ее друзей из Лондона.
– Ciao, – говорит Пэрис, почти улыбаясь.
– Почему ты сидишь здесь одна? – спрашивает Андреа по-итальянски.
Пэрис, чей итальянский значительно лучше, чем у Эмили, отвечает:
– Мне скучно.
– Скучно? Почему?
– Я не знаю. Просто скучно.
И к ее ужасу, Пэрис чувствует, как слезы начинают обжигать ей глаза. Она опускает голову, чтобы Андреа не увидел.
Он смотрит на нее, а затем кладет ладонь ей на руку.
– Хочешь, я отвезу тебя домой?
– Да, – говорит Пэрис. – Да, пожалуйста.
Она почти уходит, не предупредив Эмили, просто чтобы та получила по заслугам. Пэрис видит маму у барбекю: та смеется и болтает со священником. Он пьет вино и размахивает руками. Честное слово! В Англии невозможно найти приходского священника, который так бы себя вел. Если бы Пэрис исчезла в ночи, мать бы получила по заслугам. Но потом она передумывает. Увидев неподалеку Олимпию, нежно держащую на руках уже сонного Чарли, она решает оставить послание для Эмили. Может ли Олимпия сказать маме, что она устала и ушла домой? Друг подвезет ее. Grazie.
Поездка домой на мотоцикле Андреа довольно захватывающая. Ночной воздух холодит лицо, и ей, прижавшейся к кожаной куртке Андреа, не нужно разговаривать. Когда они подъезжают к вилле «Серена», небо взрывается фейерверками. Они стоят секунду на ступеньках террасы и смотрят на них.
– Красиво, – произносит Андреа.
– На Клэпхэм Коммон лучше, – говорит Пэрис. Она помнит ночь фейерверков, когда ходила в дурацком светящемся ожерелье и пугала Чарли бенгальским огнем. Она почти чувствует запах жареного лука. В те дни от еды ее так не тошнило.
– Ты будешь в порядке одна? – спрашивает Андреа, когда Пэрис распахивает незапертую входную дверь.
На секунду Пэрис думает попросить его остаться. Дом выглядит очень темным, а часы зловеще тикают, как в фильме ужасов. Но он может подумать, что нравится ей, может наброситься на нее и попытаться поцеловать. Она смотрит на его крепкое тело в байкерской куртке и представляет, как оно прижимает ее к полу, как она кричит, пытаясь вырваться. Представляет, как его бледное умное лицо багровеет так же сильно, как у Джанкарло иногда, когда он целует Сиену. Никогда, никогда, никогда. Уж лучше сразиться с волками.
– Я буду в порядке, – говорит она.
– Va bene[49 - Хорошо (итал.).], – спокойно отвечает Андреа. Он не из тех парней, что начнут спорить. Она смотрит, как он сбегает по ступенькам, и слышит рев его мотоцикла. Фары на секунду освещают фиговые деревья, а потом все погружается во тьму.
Пэрис закрывает дверь. Потом что-то заставляет ее взять тяжелый железный ключ и осторожно повернуть его в замке. Но вместо того чтобы почувствовать себя в безопасности, она понимает, что напугана больше, чем когда-либо. Не так ли это происходит в каждом фильме ужасов? Девочка, оставшаяся одна в большом доме, запирается на ключ и оборачивается, чтобы обнаружить психа в капюшоне прямо за спиной. Пэрис разворачивается. Там никого нет, только маячат часы с их призрачным тиканьем и вешалка с безголовыми пальто, страшно свисающими с крюков. Она вспоминает городскую легенду, которая была очень популярна в ее старой школе в Клэпхэме. Няня остается одна в доме, берет трубку и слышит, как псих говорит ей, что собирается ее убить, и она понимает, что это внутренняя линия. Ужас внутри дома. Псих на чердаке. «Перестань, – говорит себе Пэрис, – ты же получила лучшую оценку за работу по логике на уроке мистера Диксона, ты не веришь, что наверху ждет псих с топором. Ты абсолютно спокойна и все контролируешь».
Не без усилия она поворачивается спиной к двери и целенаправленно идет в гостиную. Здесь получше. Один из диванов придвинули к телевизору. Пэрис включает везде свет и выбирает «Папашину армию». Потом садится на пол, достает свой недоеденный Mars, снимая тонкий слой шоколада передними зубами. В следующий момент приятный голос спрашивает: «Кого вы обманываете, по-вашему, мистер Гитлер?», и она переносится в Уилмингтон, чудесный мир фургона мясника Джонса, шарфа Пайка и Годфри[50 - Герои британского ситкома «Папашина армия».], которому нужно в туалет. Пэрис вытягивается в полный рост на каменном полу с подушкой под головой, откусывая все меньшие кусочки шоколада. Потом, без предупреждения, Фрейзер, Джонс и Годфри решают, что уже слишком старые для народного ополчения, и Фрейзер ведет их в логово своего гробовщика, чтобы омолодить. Жуткий шепот Фрейзера с шотландским акцентом предлагает им забраться на плиту. Пэрис вздрагивает и нажимает «Стоп».
Она просматривает другие диски. Она должна найти что-то максимально далекое от Тосканы, заброшенных домов и сумасшедших с топорами, подстерегающих наверху. Она выбирает другой диск и снова ложится на пол. На экране прыгает безумный усатый мужчина, вскидывая ноги и истерически крича о немцах.
Пэрис расслабляется, успокоенная гневом и предрассудками Бэзила Фолти[51 - Бэзил Фолти – главный герой британского ситкома 1970-х годов «Фолти Тауэрс».].
Эмили с нарастающей паникой ищет Пэрис. Она находит Сиену, которая танцует, как зомби, перед группой; светлые волосы закрывают ее лицо, точно занавеска. Эмили хватает ее за руку.
– Ты видела Пэрис?
Сиена показывает пальцем куда-то в пространство.
– Она вон там. За одним из столов. Дуется.
– Где?
Но Сиена продолжает танцевать, волосы развеваются вокруг. На сцене Джанкарло тоже неистово трясет волосами, барабанных палочек даже не видно. Эмили уходит, в ушах у нее звенит.
Она кружит вокруг столов, спрашивая снова и снова о своей дочери. Люди показывают на Сиену (ее невозможно не заметить, танцующую в одиночестве возле сцены) и Чарли, спящего у Олимпии на руках. Но, кажется, никто не видел Пэрис. Одна женщина даже выглядит удивленной, когда слышит о другой дочери. «Una tipa differente»[52 - Это другая (итал.).], – объясняет кто-то еще, кивая на Сиену. Но Эмили уже перебегает к следующему столу. Ее сердце стучит, ее самый страшный кошмар становится явью. Она потеряла одного из своих детей. Она кошмарная, кошмарная мать. Пол никогда не простит ее, если что-то случится с Пэрис (его товарищем по футболу, его любимым сорванцом); она сама себя никогда не простит. Мир превратился в калейдоскоп из ночных кошмаров: мертвая Пэрис, маленький белый гроб, пустая спальня, ее собственный крик ужаса, холодная ненависть Пола. «Господи, пожалуйста, помоги мне найти Пэрис!» – в который раз повторяет она про себя.
В конце поисков она подходит к столику Олимпии. Олимпия безразлично смотрит на нее, скрестив руки на груди. Она явно видела, как Эмили лихорадочно расспрашивала всех за другими столами, но даже не попыталась ее успокоить. «Она ненавидит меня, она совершенно ненавидит меня», – думает Эмили.
– Олимпия, – начинает она умоляюще, – вы не видели Пэрис? Я нигде не могу ее найти. Думаю, она заблудилась.
Голос Эмили срывается, и ей приходится держаться за стол, чтоб ее не трясло.
– О, Пэрис, – спокойно говорит Олимпия, делая глоток вина. – Она давно ушла. С Андреа.
– Андреа?
– Да, сыном учительницы. Он хороший мальчик, но его мать… ну, я помню ее еще ребенком. Красивая, но своенравная. Отца нет, понимаете.
– Куда они пошли? – перебивает Эмили. Олимпия пожимает плечами.
– К вам домой, я думаю.
Эмили без слов хватает спящего Чарли и бежит, положив его голову себе на плечо, к Сиене.
– Мы идем домой, – говорит она, задыхаясь.
– Я нет, – спокойно отвечает Сиена, раскачиваясь. – Джанни привезет меня позже.
Эмили вынуждена сдаться. Она не может спорить с Сиеной в таком состоянии; не с Чарли, лежащим мертвым грузом на руках; не с пропавшей Пэрис, которая исчезла в ночи с таинственным Андреа. Она выбивает из Сиены обещание быть дома к полуночи и убегает к своей машине.
В городе так людно из-за Феррагосто, что Эмили пришлось парковаться за стенами, на полпути к следующему холму. Пока она добирается до «Фиата-панды», ее руки с трудом держат сына. Она кладет Чарли на заднее сиденье, забирается на водительское кресло и заводит машину. «Пожалуйста, заводись!» – умоляет она. Боги «фиата» на ее стороне, и двигатель самодовольно урчит. Пока она вписывается в сложный поворот, начинаются фейерверки, которые освещают небо красным и золотым. Грохот стоит невероятный, и Эмили думает, что именно так, должно быть, жили люди во время блица[53 - Блиц – бомбардировка Великобритании авиацией гитлеровской Германии в период с 7 сентября 1940 по 10 мая 1941 года.].
Растерянная, в панике, она вставляет диск. Дружелюбный северный голос поет о колесах автобуса. Эмили глубоко дышит. Она должна сконцентрироваться, ей нельзя попасть в аварию.
После трех детских песенок она въезжает через ржавые ворота виллы «Серена». Слава богу, там горит свет. Подняв еще спящего Чарли, она идет, спотыкаясь, по подъездной дорожке. Дверь заперта. О господи, у нее есть ключ? Балансируя с Чарли на бедре, она нащупывает сумку. Тампакс, деньги и помада падают на землю, но Эмили не замечает этого. Она находит ключ, к которому все еще прикреплена записка агента по недвижимости: «Вилла “Серена”, возле Сансеполькро».
В доме слышен гневный мужской голос. На мгновение она напрягается, потом узнает голос и расслабляется. Она входит в комнату и видит Пэрис, спящую на полу, и Бэзила Фолти, разглагольствующего по телевизору. Она кладет Чарли на диван, опускается на пол и берет на руки костлявое тело дочки.
– Ох, моя дорогая, – говорит она. – Слава богу, ты цела.
Пока Бэзил Фолти разбирает вещи в поисках жареной утки, Эмили качает дочь на руках.
Глава 7
Мысли из Тосканы
Эмили Робертсон
Очень сложно описать английскую приморскую жизнь итальянцу. «Почему, – спросил меня недавно знакомый итальянец, – англичане берут фляжки на пляж?» «Чтобы можно было выпить чего-нибудь горячего (предпочтительно боврил[54 - Густой соленый соус темно-бурого цвета, с легким запахом дрожжей и мяса.]) после плавания», – объяснила я. «Е vero?[55 - Правда? (итал.)] Почему им хочется горячего в жаркий день?» Я довольно мягко открыла ему истину. Английское море совсем нежаркое. Чтобы залезть в ледяную воду, нужен олимпийский уровень выносливости. Чтобы ковылять по крошечным острым камням, нужны сверхчеловеческие медитативные способности индийского факира. А после, когда сидишь на гальке с мокрым полотенцем на плечах, нужно влить какую-нибудь горячую жидкость меж дрожащих губ. «Что такое боврил?» – спросил он. «Даже не спрашивай», – сказала я.
Дневник Пэрис
Я пишу это в Англии. В Брайтоне, если быть точной. Я сижу в спальне Петры, наблюдаю, как мужчина в мансардной спальне напротив упражняется в жонглировании. Так ПОТРЯСАЮЩЕ быть здесь! Когда самолет пролетал над Англией, я заплакала. Честно. Я правда заплакала. Просто она выглядела такой красивой, такой невероятно зеленой, с маленькими домиками и полями вокруг – нормальными, плоскими полями, не дурацкими террасами на склоне горы. Ладно, ладно, я знаю, что она зеленая, потому что дождь идет все время, – Сиена мне сказала это как минимум миллион раз. Но мне нравится дождь. Мне больше нравится носить флис и чувствовать себя уютно, чем постоянно плавиться от жары. Мне нравится, что не нужен крем от загара. Мне нравится обнимать теплое одеяло всю ночь, когда уши замерзли, а тело согрето. Мне нравится утро, когда все выглядит начисто вымытым дождем. Мне нравится всегда говорить по-английски.
А Сиене все это не нравится. Она безумно мрачная из-за того, что оставила Джан-проклятого-карло. Она плакала всю дорогу в аэропорт. Такая жалкая! В конце концов, она увидит его снова через неделю. Но она не переставала твердить, что осталось всего две недели каникул, что Джи собирался взять ее с собой в квартиру в Форте-деи-Марми. Мама довольно быстро заткнула ее. «Я бы все равно ни за что тебя не отпустила», – сказала она. Я заметила, что маме, кажется, немного разонравился Джанкарло. А еще она стала раздражительнее со всеми. Даже с Дорогим Маленьким Чарли. Ура!
Петра встретила нас в Гатвике, и мама прямо упала ей в руки и плакала, плакала, плакала. Мы с Сиеной здорово смутились. Петра (она мне правда нравится) успокоила маму и разобралась с нашими сумками и вещами. С ней были ее дети. Джейк, которого я вроде как помню, и Гарри, одногодка Дорогого Маленького Чарли. Мама говорила, что Гарри и ДМЧ смогут играть вместе, и это будет так хорошо и т. д. и т. п. Но первое, что сделал Гарри, – пнул Чарли, второе – укусил его за ногу. Думаю, мне понравится Гарри.
В первый вечер мама и Петра просто разговаривали и разговаривали. Мы с Сиеной спросили, можем ли мы пойти на пирс, и, к нашему удивлению, мама разрешила. Это было невероятно. Столько огней, и шум от аттракционов. Сотни людей повсюду, таких разных. Стиляги, рокеры, панки, геи, натуралы. Не то что в Италии, где все выглядят одинаково. Все загорелые, аккуратные, в белых рубашках и лоферах без носков. Здесь все выглядели небрежно, а в конце пирса пьяные распевали караоке. Я так люблю Брайтон.
На быстрое решение Эмили съездить в Англию повлияли несколько вещей. Во-первых, после жуткой паники в ночь Феррагосто она просто чувствовала, что ей нужно выбраться из Тосканы на какое-то время. Вспоминая, как бежала по площади со спящим Чарли на руках (который в ее воображении буквально превратился в безжизненный труп) в отчаянных поисках Пэрис, она все еще леденела от ужаса. Бег в темноте, с фейерверками, что взрывались вокруг, представлялся ей настоящим кошмаром, несмотря на то что в конце она обнаружила Пэрис в безопасности, под присмотром Бэзила Фолти. А еще отвратительный Джанкарло крутился вокруг Сиены даже больше, чем обычно, и теперь она требовала отпустить ее пожить в его квартире в курортной зоне (кажется, даже у самых бедных итальянцев есть эти квартиры, обычно у моря или в горах). Эмили быстро раздавила эту идею. Она не доверяла Джанкарло в Монте-Альбано и еще меньше доверяла бы в квартире где-то далеко, за много километров от ее бдительного ока. Лучше Сиене недолго побыть от него подальше.
Во-вторых, ей нужно было увидеться со своим бухгалтером и адвокатом, и оба они были в Лондоне. В-третьих, она очень хотела снова встретиться с Петрой. А в-четвертых… в-четвертых, был кусочек смятой газеты, отправленный Петрой, с нацарапанной подписью: «Это фотография М. Все еще милый, а? Иззи и Рут устраивают встречу выпускников 22-го. Сможешь приехать?» Так что утром 16 августа Эмили сидела за компьютером с чашкой черного кофе на столе и бронировала билеты в Гатвик.
Было чудесно снова увидеть Петру. Она выглядела так же, а может, даже худее; стояла, словно аист, в выцветшей джинсе, выглядывая над головами толпы. Джейк, выросший в мальчика серьезного вида, с длинными, как у Петры, ногами и светлыми волосами, толкал багажную тележку. Гарри, темноволосый и голубоглазый (как Эд), стоял рядом с Петрой, двумя руками закрывая уши.
– Пит! – Эмили обняла подругу. Жесткая и несгибаемая Петра не привыкла к объятиям, но поцеловала Эмили в щеку и сказала с искренней нежностью:
– Эм! Как я рада тебя видеть.
Эмили залилась слезами.
Пока Петра и Джейк разбирались с багажом, Эмили познакомила детей.
– Вы, конечно, помните Сиену и Пэрис? А это Чарли.
Гарри сделал шаг вперед, убрал руки от ушей и пнул Чарли, притом очень сильно, по ногам.
Чарли был слишком шокирован, чтобы даже закричать.
– Гарри, – сказала Петра устало, но без настоящей злости или даже удивления. Эмили инстинктивно придвинула Чарли поближе к себе. Гарри бесстрастно посмотрел на них, прежде чем опять закрыть уши.
– Понимаете, он не любит шум, – объяснила Петра, идя с ними быстрой рысью к автостоянке.
– Я понимаю, – слабо сказала Эмили.
– Он ненавидит самолеты, – сообщил Джейк, все еще толкавший тележку. – Он любит только Томаса.
– Томаса?
– Паровозик.
– Понятно.
В обшарпанном минивэне Эмили устроилась в среднем ряду, взяв на колени Чарли. Петра наградила Сиену местом на переднем сиденье, а Пэрис устроилась сзади с Джейком. Страшный Гарри был в детском кресле рядом с Эмили. Чарли вытянул загорелую ножку, чтоб коснуться сиденья впереди. Гарри наклонился вперед и укусил его.
На этот раз Чарли все-таки закричал. Петра обернулась.
– Гарри, – произнесла она тем же тоном, что и в прошлый раз. – Извини, – сказала она Эмили.
– Все в порядке, – сухо ответила Эмили. Она была в ярости оттого, что Сиена и Пэрис смеялись. У Чарли на ноге остались следы от зубов.
Дом Петры находится в Кемптауне, нужно только немного пройти вдоль прибрежной дороги от их прежней квартиры (которая сейчас, по словам Петры, превратилась в «представительские апартаменты»). Это узкое четырехэтажное строение, с покатым деревянным полом, как на борту корабля. Сиена и Пэрис были счастливы заполучить верхний этаж, где с кроватей можно видеть облачное небо. Крик чаек заставил Эмили вздрогнуть от чего-то похожего на страх.
Эмили и Чарли поселились этажом ниже. Им придется делить двуспальную кровать, и Эмили немного стыдно за то, с каким нетерпением она ждет возможности обнимать теплое тело Чарли по ночам и вдыхать его детский запах. Почему-то она никогда не жаждала так же обнимать Пола ночью. Она помнила только его раздражающие привычки: забирать все одеяло и включать верхний свет в пять тридцать, когда ему нужно было успеть на ранний самолет. И определенно не могла припомнить той животной радости от близости другого человеческого тела рядом; эти чувства были теперь ограничены ее детьми, воспоминаниями о том, как она обвивалась вокруг них по ночам, словно кошка со своими котятами. Но только в те ночи, когда Пола не было: он никогда не разрешал детям спать в их постели.
Мальчики Петры разместились на одном этаже с Эмили, где также есть сад на крыше.
– Нам приходится держать его запертым, – буднично сказала Петра, – из-за Гарри.
Сама Петра устроилась в кабинете ниже, рядом с гостиной.
– Я не могу занять твою кровать, – в ужасе запротестовала Эмили.
– Ой, все в порядке, – успокоила ее Петра. – Я мало сплю.
Эмили смотрела на подругу, пока та передвигалась по кухне: делала чай, готовила пиццу, кормила кота, аккуратно убирала острые предметы подальше от Гарри. Она выглядела не столько уставшей, сколько вымотанной, почти прозрачной, с бесцветными волосами, с кожей, сквозь которую видны кости. Когда она повернулась, чтобы накрыть стол, рассеянный свет из низкого окна, казалось, почти светил сквозь нее, словно она была из стекла.
– Помочь? – спросила Эмили, сидя с Чарли на руках (он боялся даже близко подходить к Гарри).
– Да, – сказала Петра. – Ты можешь открыть вино.
После ужина девочки захотели пойти на пирс; Эмили слишком устала, чтобы им запрещать.
– Все хорошо, – успокоила ее Петра. – Это удивительно безопасное место – Брайтон. Все его недостатки, если можно так сказать, на поверхности.
– Не разговаривайте со странными людьми! – крикнула Эмили, когда дочери направились к двери.
– Это Брайтон, помнишь? – сказала Петра. – Тут все странные.
Петра и Эмили сидели у открытого окна, пили вино и слушали, как город оживает к вечеру: безжалостный ритм музыки с пирса, крики людей, гуляющих по набережной, вой машин и за этим всем – бесконечный шум моря.
– Я скучала по морю.
