Мистические истории доктора Краузе. Сборник 5

– Где Кох был две предыдущие недели? – спросил Эрих главу безопасности и покосился на Натана – он так и не понял, почему этот человек посвящен в расследование.

– Пока нам не удалось это установить. Мы потеряли его из вида.

– Стрелков избавляется от подельников и заметает следы. У нас серьезные опасения насчет вашей безопасности, – сделал вывод Эдуард Филиппович.

– Стрелкова нашли? – осведомился Эрих у Петра Семеновича.

– Пока нет, – ответил за главу безопасности Эдуард Филиппович. – Но мы указали полиции на взаимосвязь.

– Он может быть где угодно, – разочаровано отмахнулся Эрих. – Жене сказал про хоспис, а сам мог просто снять недвижимость и нанять персонал, который будет за ним ухаживать. Да и с чего нам верить про его диагноз? Он мог соврать жене и детям, чтобы его не искали.

– Мы проверили клинику, про которую нам сказала его жена. Диагноз подтвердился, у него четвертая стадия.

– Если он нанял профессионала, то у него есть деньги, и не малые. Меня могут убить и после его смерти. Вы установили денежные потоки Стрелкова? – Эрих вскочил и стал расхаживать по кабинету.

– Возможно, это деньги Елены, – предположил Петр Семенович. – Уго Кох мог перевести ему деньги сразу после убийства. Стрелкова поведала полиции, что бывший муж оставил на обеспечение детей крупную сумму. На запечатанных пачках есть пометка банка Ниццы. На вопрос жены откуда деньги, Стрелков сказал, что унаследовал квартиру от дальней родни, но она ему не поверила.

– Зачем Кох прилетел в Москву? – Эрих остановился у окна и стал разглядывать парковую дорожку, по которой прогуливались под ручку Зоя и ее бабушка. – Он ведь не дурак, понимал, что Стрелков опасен.

– Пока мы не обладаем полной информацией, гадать бесполезно. Мы даже не знаем, какая у него была роль и что он знает об убийстве Елены. Напомню вам, официально ее убил Рихтер. Возможно, Кох не подозревает Стрелкова в убийстве Елены.

– Я веду к тому, что Кох тертый калач и не поехал бы в Россию, если бы чувствовал опасность. Тем не менее, после разговора со Светланой, в котором он узнал, что его подозревают в соучастии в убийстве, он вылетает в Москву. Зачем?

– Не будем устраивать гадания на кофейной гуще, – рявкнул хозяин дома, нервно ерзая в кресле, от чего оно начало издавать глухие скрипящие звуки.

– Анисимову нашли? – Эрих посмотрел на главу безопасности.

– Нет, – покачал головой Петр Семенович и сложил руки на груди.

– А что с расследованием Кристины? Дела ведь связаны…

– Для американской полиции это глухарь.

– Ясно, – Эрих ввернулся к столу и, сев в кресло, насупился и вытянул ноги. – Честно говоря, я не вижу никакого продвижения. Глухарь в Америке и глухарь здесь.

– Не скажите, – возразил ему Эдуард Филиппович. – Ниточек для расследования много. Место преступления еще осматривают. Будем надеется, что завтра наша база пополнится новыми данными. Кстати, звонил Самсон и сказал, что выслал за вами машину. Вы договаривались, что сеанс проведете в его конторе?

– Он просил об этом, – подтвердил Эрих.

– Что там за чертовщина с камерами? – нахмурился бывший клиент.

Эрих отмахнулся, давая понять, что не готов сейчас обсуждать еще и это.

– Петя даст вам для сопровождения машину с охраной, и… будьте с Самсоном осторожнее, не давайте ему вовлечь вас в свой бред, иначе это может плохо кончиться.

– Раз новостей больше нет, я вынужден откланяться.

Краузе попрощался и покинул кабинет. Когда дверь за ним закрылась, Эдуард Филиппович откинулся на спинку кресла и забарабанил пальцами по столешнице.

– Глаз с него не своди, Петя, особенно у Самсона, еще сожжет его в печи – расхлебывай потом. Как бы гипнолог побег не задумал. Мне показалось, что он нервничает и уже готовит план отхода.

– Ему некуда бежать.

– Найдет куда! Пока он здесь, Зоя будет привязана к дому, даже от Италии отказалась, а как только он сбежит, она пойдет вразнос. Черт, как же меня достала эта возня! Еще этим теперь занимайся.

– Вашей маме удалось растопить его сердце? – пряча улыбку спросил Петр Семенович.

– Пока она только прощупала почву. Просит, чтобы я отдал ему клинику. Но как по мне, он не пойдет по стопам отца, а как бы нам всем это помогло. После смерти Карла у нас сплошные утечки. Только затыкай дыры. Сынок его вроде не болтун, надежный. Вот только отца никак не хочет заместить. Натан? Чего молчишь?

Натан поднял на него глаза и с досадой вынес вердикт:

– Пустой номер. Он упрям как Самсон. Большая ошибка свести этих двоих. Наломают дров. Да и Зоя от него натерпится. Сопли будет на рукав наматывать. Найди Стрелкова – и делу конец.

– Найду… со дня на день, а ты за Самсоном пригляди. На кой хрен он гипнолога в контору позвал? Чую подставу. Это наш самый стабильный бизнес, нам проблемы не нужны.

– Здесь он откажется откровенничать, всюду камеры. К тому же нанял дополнительную охрану. Возомнил черте чего.

– Зря вы деньги у него забрали. Деньги для него – стабильность и надежда на будущее. Не трогай его… пока…

– Я и не собирался. Бизнес без него заглохнет. Он как магнит деньги притягивает. Пусть жена с ним разбирается.

***

Петр Семенович предложил лично сопроводить Эриха в похоронное бюро, расположенное между кладбищем и крематорием. Самсон встретил гипнолога у центрального входа. Клиент, едва сдерживая волнение, нервно переминался с ноги на ногу, поправлял галстук и очки, одергивал пиджак, приглаживал залакированные волосы, будто от его внешнего вида зависел успех сеанса.

Увидев главу безопасности, Самсон резко вытянулся и выпучил глаза. С невозмутимым видом Петр Семенович открыл заднюю дверь автомобиля и предупредил Эриха, что будет ждать его в приемной. Телохранители окружили Краузе как элитную персону и замерли в ожидании. Эриху ничего не оставалось, как покорно следовать за клиентом. Вся процессия прошла в здание и поднялась на второй этаж.

– Здесь у нас приемная, а дальше – кабинет моей сестры. Нам прямо по коридору к последней двери.

Петр Семенович дал указание проверить все помещения, и телохранители открывали одну дверь за другой.

– Насколько я помню, из вашего кабинета был прямой выход в секционную и крематорий, – напряженным голосом напомнил Петр Семенович. – Мне хотелось бы видеть доктора на протяжении всего сеанса.

– Это невозможно, – выпалил Самсон и начал приводить разные аргументы.

Петр Семенович грозно предостерег:

– У вас своя работа – у нас своя. Мы не оставим клиента без присмотра на протяжении всего сеанса. Вы попросили приехать, мы пошли вам навстречу, но безопасность превыше всего.

– Кто и что может ему здесь угрожать?

– Вариантов множество. Клиент останется в поле моего зрения, пока я не доставлю его назад в гостевой дом.

Его тон был безапелляционным и противной стороне пришлось отступить.

– Тогда поступим так: поговорим в кабинете, а сеанс проведем в моих апартаментах.

Эриху хотелось сразу приступить к сеансу и поскорее покинуть это мрачное заведение, поэтому он предложил:

– Может, сразу пойдем в апартаменты?

– Я хотел показать вам музей смерти, – в предвкушении экскурсии Самсон схватил гипнолога за локоть и потащил к лестнице. – Это очень интересно. Вам понравится.

От мысли, что его будут водить вокруг экспонатов, посвященным траурным процессиям и процедурам подготовки тела к погребению, Эрих в ужасе передернул плечами, решительно освободился от хватки клиента и, поглядывая на охрану, с мольбой в голосе сказал:

– Музей посмотрим в другой раз, а сейчас идемте в ваши апартаменты.

С явным разочарованием Самсон уступил. По дороге он сетовал на нестабильное психическое состояние и выражал обеспокоенность влиянием гипноза на психику.

– Нельзя ли уложиться в один сеанс? Вдруг мне станет хуже, и тогда я не смогу увидеть другие воплощения.

Эрих терпеливо объяснил, что проходить сеансы лучше всего по одной инкарнации как раз из соображения психической безопасности, а состояние Самсона он не считает нестабильным, иначе не взялся бы за сеансы.

Жилье Самсона оказалось в здании по правую сторону от центрального входа в мемориальный комплекс. Эрих ожидал увидеть мрачное и строгое помещение, но ошибся. Апартаменты были светлыми, комфортабельными, словно с обложки модного интерьерного журнала. Подметив удивление доктора, Самсон признался:

– Я оформил здесь все, как хотела Анжелика.

Эрих с пониманием кивнул, но подумал, что хозяин жилища – осознанно или нет, в этом он никогда не признается – оформил его с прицелом на создание длительных отношений с женщиной.

Для сеанса был подготовлен кабинет с темными обоями, дубовыми панелями и мебелью в стиле ампир. Охранники проверили каждый уголок кабинета. Петр Семенович лично убедился, что в кабинете нет записывающих устройств и камер видеонаблюдения.

Две стены были заставлены стеллажами под потолок. Внимание входящего привлекал огромный глобус с подсветкой, выполняющий функцию торшера, на котором по экватору был то ли лозунг, то ли призыв: «Кто не умрет до смерти, тот умрет после смерти».

– Мой подарок сестре на юбилей. Она не оценила, и пришлось найти ему место в кабинете.

Длинный диван с темной обшивкой имел потертые подлокотники и вмятину по центру, из чего Эрих сделал вывод, что владелец кабинета отдыхает именно тут. Взгляд задержался на фотографиях пациента на фоне экзотической природы. Самсон на них был всегда один, ни сопровождающих гидов, ни других туристов, ни членов семьи. Любой бы в кабинете почувствовал себя достаточно свободно, если бы не картина-абстракция, висевшая над рабочим столом. Из языков холодного пламени смотрели два отлично прорисованных черных глаза. Картина не просто привлекала к себе внимание, а завораживала и заставляла содрогнуться.

– У меня много картин, эта – моя любимая, – признался Самсон, заметив интерес Эриха. – Купил ее на распродаже в Париже. Она принадлежала какому-то бездомному бедолаге, задолжавшему кредиторам и закончившему жизнь под мостом Сены. Из всего имущества он сохранил только эту картину.

– Не представляю, кому она может понравиться. Немудрено, что он покончил с собой. Думаю, на время сеанса мы побудем без нее, – не сдержался Эрих и сел в кресло. – Начнем?

Пациент словно не слышал его, стоял перед магнетическими глазами, сцепив руки на пояснице. Эриху пришлось кашлянуть в кулак, чтобы привлечь к себе внимание.

– Я готов! – воскликнул через минуту Самсон и лег на диван. – Признаться честно, я нервничаю. Не из-за гипноза, из-за вас.

– Почему? Вы все еще думаете, что я лишен эмпатии?

– Нет. Меня отвлекает ваша проблема с женой. Она преследует вас. Качает из вас энергию. Любимые так не поступают. Если бы вы ее видели, мы могли бы встречаться, знаете ли, пара на пару: вы с Еленой, а я с Анжеликой.

Это предположение заставило Эриха содрогнуться, он подумал, если его скорбь по жене зайдет еще дальше, не исключено, что он начнет кого-то видеть и слышать.

– Давайте сконцентрируемся на ваших проблемах, мои пока постарайтесь отставить в сторону.

– Я просто хочу вам сказать, если вы мне поможете, то и я вам помогу, чем смогу. Договорились?

Эрих понял, что с картиной придется решать вопрос самому, и задернул штору. Дышать стало легче, он выдохнул и поудобнее устроился в кресле.

– Приступим к сеансу. Положите руки вдоль тела. Закройте глаза. Постарайтесь дышать глубоко и размерено. Самсон, вы находитесь на лечебном сеансе, который поможет вам разобраться с прошлыми воплощениями. Во время сеанса вы будете спокойным и расслабленным, вашему телу будет комфортно. Вы почувствуете легкость и покой.

***

Подготовка к гипнозу заняла больше часа, внутренне Самсон противился расслаблению как мог, хотя отрицал это. Эриху пришлось набраться терпения и опробовать все методы, какие когда-либо применялись в практике гипноза. Погружение произошло внезапно, когда Эрих уже отчаялся и собирался предложить другой день для повторного сеанса, Самсон перестал комментировать и ерничать, а потом и вовсе затих. Эрих для контроля попросил его выполнить несколько команд, пациент подчинился.

– Самсон, вы находитесь в месте, где вам комфортно и безопасно. Дышите глубоко и размеренно. Вокруг вас легкая туманная дымка. Постепенно она рассеивается. Вы видите перед собой одноэтажное здание. Подойдите к нему. Перед вами дверь. Вы входите в длинный коридор.

Когда вокруг прояснилось, Самсон увидел кирпичный особняк в викторианском стиле и поспешил к нему, поднялся по ступеням и оказался в просторном холле, освещенном центральной хрустальной люстрой и бра. Холл вытянулся в длинный коридор, в котором Самсон насчитал двенадцать дверей.

– Я в коридоре.

– Вы видите много дверей. За каждой дверью скрыт вход в одно воплощение. Найдите ту, которая покажет вам предыдущее. Откройте ее. Мой голос будет сопровождать вас на протяжении всего путешествия. В какое время и в какую страну вы бы не попали, отвечайте на вопросы на русском языке. Вы готовы?

– Да.

– Тогда откройте дверь.

Все двери были деревянными, но разными по отделке и стилю: тут были и грубо отесанные, и окрашенные в яркие цвета, и с белыми молдингами, витражами и красивыми ручками, и даже сколоченная из маленьких дощечек, где вместо ручки торчал обрубок ветки. Самсон прошел по коридору, осмотрелся и вернулся к первой двери – голубой, с росписью растительного орнамента. Хотел повернуть ручку, но она не поддалась. Тогда он навалился плечом, и дверь резко распахнулась. Он ввалился в стоящее неподвижно облако, которое постепенно развеялось, и Самсон увидел себя сидящим в запряженной повозке, полной детьми. Он подстегнул лошадь и цокнул языком: «Пошла родимая». Голодные глаза проедали ему спину. Чтобы поддержать детей, он весело кинул через плечо: «Вона в роще кумятся девки!» Дети вытянули тонкие шейки и старались рассмотреть обрядовое действо.

– Самсон, что вы видите?

Пациент описал экспозицию, Эрих записал в блокнот и спросил:

– Вы мужчина или женщина?

– Мужик.

– Сколько вам лет?

– Старик.

– Как вас зовут?

– Истома Иванов, сын Трясисолома по прозвищу Скудельник.

Скудельницы – ямы, в которых хоронили неотпетых, умерших позорной или быстрой смертью – упоминались в исторических летописях XVI и XVII веков, поэтому Эрих спросил:

– Скудельником прозвали по профессии?

– Оно так-то!

Это означало, что Самсон и в прошлой жизни занимался погребением мертвых.

– В какой год вы попали?

– За годами не слежу.

– У вас есть семья?

– Один я. Живу в сторожке при Скудельнице.

– А как же запах? В ямах-то человек по двести?

– К мертвецкому духу привыкшие мы. Это в Холмогорах по двести, а у нас в Москве ямник глубокий, поди до сорока тысяч вмещает.

– А что это за дети с вами?

– Брошенки. Вожу их по улицам и прошу подаяние на пропитание, в Семик бездетные деток забирают, а до той поры они мне подсобляют.

Эрих нашел в Интернете информацию и записал в блокнот: «Семик – народный общий день поминовения всех умерших».

Истома остановил повозку, отвязал лошадь и повел к речке. Когда вернулся, дети уже вылезли из повозки и с нетерпением прислушивались к женским щебетаниям, доносившимся из-за деревьев. Обряд кумления был в разгаре. Девушки поочередно надевали один цветочный венок, с прикрепленным крестиком, проходили под аркой из двух согнутых берез, целовались и дарили друг другу подарки.

С криком: «А может, они ваши!» – Истома двинулся к женскому скоплению. Узрев его мощную фигуру с колотушкой в руке, представительницы всех сословий пристально всматривались в лица детей и щедро заполняли корзины в руках голубоглазых мальчишек и девчонок в жалкой одежонке, кто хлебом и яблоками, кто денежным подношением.

– А может они ваши! – продолжал грозно кричать божедом, проходя мимо девушек и женщин.

Дети, наученные подобными вылазками, шли неспешно, просили еды и изо всех сил изображали на лицах скорбь, что действовало безотказно.

– Что происходит? – снова дал о себе знать Краузе.

– Собираю милость.

– Как вы живете? Расскажите о себе. У вас есть родня?

– Один я. Никого уж нет. Кто от тифа, кто от холеры подох. Живу как могу. На пропитание довольно, дрова на зиму, да одежа.

Гипнологу описанные события показались банальными, он решил ускорить события.

– Самсон, перенеситесь в последний день жизни Истомы. Как он умер?

Через мгновение Самсон погрузился в темную лачугу. Ночь. За окном завывала метель. Рядом с топчаном, на котором охал Истома, сидел подросток и утирал ему лоб. Серое, измученное смертельной агонией лицо освещала лучина, укрепленная в светце. Поняв, что конец близок, подросток схватился за нательный крестик и взмолился Богу, поскольку чувствовал тревогу за свое будущее. Он не сомневался, что его ворчливый наставник попадет в рай, так как прожил, в его понимании, достойную жизнь.

Старик начал задыхаться, казалось, смерть уже на пороге, но вдруг очнулся и с трудом разлепил глаза.

– Пить… – простонал Истома и показал на кружку с водой. Мальчишка помог ему напиться. Старик схватил его за кафтан, притянул и зашептал: – Домовина тамо, где бревна. Положи меня в нее до весны. Отпевать не надо. Не верю я в Бога. Весной захороните в лесу, без креста.

Мальчишка подумал, что старик бредит, ведь тот всегда был в храме на все церковные праздники.

– Она приспеет к тебе… ты слухай ее… не прекословь, а то худо будет.

– Кто приспеет? – спросил мальчишка и высвободился от ослабшей руки божедома.

– Смертушка.

– Я не мыслю умирать, – запротестовал подросток.

– Чш-ш-ш… служить ей будешь, а она тебе. Заключи союз… только не продешеви…

Это последнее, что услышал от Истомы его воспитанник. Сделав последний жадный вдох, тот испустил дух, тело обмякло, руки повисли. Мальчишке стало страшно, невзирая на пургу, он бросился к ближайшему дому, что был за три километра от скудельницы.

– Истома умер, – сообщил Самсон и описал подробности.

Эриха заинтересовала последняя просьба Истомы и он переспросил:

– Выходит, что Истома заключил союз со смертью?

Самсон не спешил отвечать, и Эрих уточнил:

– А как вы поняли последнюю просьбу Истомы?

– Я тоже ее не понял.

– Выходит Истома жил двойной жизнью?

– Скорее, он поддерживал на людях тот образ, который был принят тогда в обществе. Если ты не ходишь в храм – тебе не подадут на милость.

Такого короткого экскурса в прошлые жизни Эрих не припомнил, но все же вывел Самсона из гипноза и дал время прийти в себя.

***

После сеанса Самсон и Эрих расположились в просторной гостиной. Стройный мужчина лет тридцати в униформе официанта поставил кофе с закусками на стол и оставил гипнолога и пациента наедине. Самсон набросился на еду, сетуя на голод, а Эрих просмотрел записи, сделанные вовремя сеанса, и спросил:

– Я так и не понял, почему Истома возился с брошенными детьми?

Самсон не спешил отвечать, делая вид, что поглощен едой, но Эрих видел, как тщательно он подбирает слова, из чего сделал вывод, что пациент озвучил не все аспекты из жизни скудельника.

– А нам важно это обсуждать? Не хочу показаться грубым… Как видите, – он обвел рукой сервированный стол, – я гостеприимный хозяин. Просто меня не впечатлило это прошлое воплощение. Мне противно его обсуждать. Не хочу портить себе аппетит. Скажите, а я мог сам это придумать?

– Это исключено. Вы находились под гипнозом. А что вас конкретно разочаровало?

– Все. Время, в котором я жил. Страна. Профессия. Наконец, нация. Русский? Я не мог быть русским. Я уже сомневаюсь в выбранном пути. Кажется, регрессивный гипноз не для меня.

Эрих улыбнулся и сказал, что понимает его.

– Как бы нам хотелось быть кем-то важным, непременно титулованным и богатым. К сожалению, мы не выбираем кем и когда родиться. Это удел высших сил.

– У Бога хорошее чувство юмора, – Самсон вытер губы салфеткой и отбросил ее на стол. – Он меня сегодня рассмешил. Какая же это убогая жизнь – среди адского смрада наваленных в кучу разлагающихся тел и вечным воем детей. Как хорошо, что у меня нет детей. У вас есть дети?

– Нет.

– Хотите сказать, что у вашей жены не было потомства? – лукаво осведомился пациент, заранее предвосхищая ответ.

– Именно так.

– Это ложь! – с горячностью воскликнул Самсон. – У нее был сын. Они жили в Париже. Она и об этом вам не сказала? Что она вам говорила? Поеду с подругой шопиться? Лгунья! Она ходила к сыну.

Эрих вскочил так резко, что его стул завалился на бок.

– Я не позволю вам говорить в таком тоне о моей покойной жене!

– Простите, Эрих! Я не хотел вас обидеть. Не понимаю, что на меня нашло.

В комнату заглянул Петр Семенович.

– У вас все в порядке?

Минуту Краузе стоял, выпучив глаза на пациента, и думал: «Если был муж, может был и ребенок?». Эта мысль подкосила его окончательно. Он плюхнулся на стул, который поднял подскочивший к нему официант, и уставился в одну точку.

Двери закрылись, в гостиной воцарилась тишина. Пациент решил исправить ситуацию и заговорил речитативом:

– Вы хотели знать, почему Истома возился с брошенными детьми? Так записывайте, – Самсон поднял с пола блокнот, ручку, очки и положил перед Эрихом. – В скудельнице хоронили отбросов общества: самоубийц, пьяниц, разбойников, иноверцев, утопленников и всех тех, кто не смог перед смертью сознательно исповедоваться в своих грехах. Это считалось позорной смертью. Детей подкидывали на скудельницу и в храм. В основном ночью. Были сироты, которых оставляли вместе с телом родителя, который погиб внезапно, и дети оставались без дома и пропитания. Истома жалел их.

Еле оправившийся от потрясения Эрих надел очки и тут же решил воспользоваться разговорчивостью пациента.

– Расскажите о союзе со смертью.

Бравада Самсона тут же испарилась, он откинулся на спинку кресла и с шумом выдохнул.

– Ох, дался же вам этот союз. Давайте так, если в следующем воплощении всплывет та же схема, тогда я вам расскажу. Договорились?

– Что-то мне подсказывает, что вас это не удивило. Выходит, в вашей жизни тоже заключался некий союз. Расскажите мне об этом.

– Осторожнее, Эрих, вы идете прямо на минное поле.

– Вы не оставляете мне выбора.

– Я бывал в вашем доме! – выпалил пациент и зажмурился, открыл один глаз, потом другой. – Вы на меня злитесь?

– Так вы познакомились с моей женой?

– Нет! – замахал руками Самсон. – Я был в доме ваших родителей. Хотел познакомиться с вашей матерью, ну и с вами, конечно. Я хотел бы иметь такую семью. Вашего отца я любил как родного.

– Осмелюсь предположить, что мой отец не разделял ваших устремлений, и был не в восторге от вашего прихода, мать же наоборот, пригласила в дом и накормила своим фирменным яблочным пирогом.

– Вы правы, пирог был.

– Поговорим о союзе?

– Не сегодня.

– Хорошо. Тогда до следующего сеанса. Сообщите, когда будете готовы.

***

Покидая апартаменты и следуя за телохранителями к машине, Эрих судорожно выстраивал план дальнейших действий. Роль элитной персоны придала ему смелости и чувства безопасности. Не мешкая он набрал телефон старшей сестры Елены и, услышав ее голос, осведомился, где он может застать ее мать.

– Ох, Эрих, ты так не вовремя. Они с папой разругались в пух и прах. Она собрала вещи и ушла. Я не знаю, где она.

– Чушь. Ты знаешь, где она. Как, впрочем, и я. Не смей ее предупреждать. С тобой я отдельно встречусь и все выскажу.

– Что на тебя нашло?

– Ты знала о первом замужестве Елены, ты знала Андрея, знала, что у них совместный ребенок и молчала.

Воцарилась пауза, Эрих понял, что своим напором пробил железобетонную стену, которой все семейство оградилось от него еще до смерти Елены.

– Утаить такое… – его голос дрогнул, – я не знаю какими людьми надо быть…

– Любящими. Эрих, это была ее просьба. Боже, даже не просьба, а заклятье. Она хотела начать жизнь с чистого листа. Андрей был неустойчивым еще до смерти сына, а уж когда они потеряли ребенка… Это не моя тайна. Я понимаю твои чувства.

– Понимаешь? Я сомневаюсь. Это Андрей убил Елену?

– Нет. Он уехал в Штаты, женился, у него двое детей. С Еленой они общались только через адвокатов.

– Кто-то входил в наш дом по ночам, когда мы мирно спали. Кто-то нанял для Елены коуча из Штатов, который потом организовал ее поездку в Париж. Как я понимаю, все это было из-за потери ребенка и раннего климакса. В Париже она жила с мужем?

– У них было много недвижимости. Но да, в Париже они жили большую часть их семейной жизни.

Мелькнувшая мысль прожгла как кипяток, он прочистил горло и спросил:

– А в Ницце?

– Да, и там тоже. Кажется, был домик в прибрежной зоне.

– Скажи, он когда-нибудь владел отелем, в котором ее убили?

– Они там познакомились, а позже купили отель. После развода он его продал. Он отдал наконец-то ее долю вырученного имущества как раз перед ее смертью. Но полиция его проверила. У него алиби.