Меня укутай в ночь и тень

– Кто?

– Я не знаю! – Дженет схватила Грегори за руки. – Изучите ближнее свое окружение, взгляните на тех, кто появился рядом с вами недавно. Может быть… возле мисс Кармайкл были странные смерти? Ищите! Вы в большой опасности! Те, кто знается со смертью, носят ее с собой. Летиция потеряла свою дочь. Бедная девочка служила у проклятого шептуна, он совратил ее, а после извел, когда узнал, что девочка понесла. Летиция хотела отомстить, но шептун сельской ведьме не по силам. Я боюсь за вас, Грегори. Вы нравитесь мне.

Глаза у нее были зеленые, как у настоящей ведьмы. Прежде Грегори не встречал подобных женщин, такого сочетания раскованности и загадочности, изящества, ума и простоты. Он знал, что не следует так поступать, но держал ее за руки, так что шелк ее широких рукавов ниспадал ему на запястья, и готов был решиться на ласки более смелые.

– Вы такой же робкий, как и ваш брат, Грегори? – спросила Дженет лукаво. – Даже меня не поцелуете?

Изгиб ее губ сводил Грегори с ума. Он посмотрел в ее лицо, смеющееся, а потом потянулся к этим полным, изогнутым луком Амура губам с поцелуем. Он знал, что делать этого не следует, что он отвергает сейчас свои принципы – сроду Грегори не заводил экзотических любовниц, – но устоять было невозможно. Грегори прижал ее к себе, попробовал на вкус ее кожу, ее губы – сладость тропических фруктов. Прежде чем он опомнился и здравый смысл возобладал над этим тягучим, томительным наваждением, сюртук его оказался на полу, а галстук был развязан и отброшен в сторону. Дженет взяла булавку и острием чуть царапнула его щеку. О, сколько в этом жесте было игривости! Грегори протянул руку, желая коснуться искусительницы, но она ускользнула. Булавка со звоном упала на пол.

– Дженни! – взмолился Грегори, и сам не зная, о чем просит: чтобы она прекратила дразнить его или же – чтобы вернулась в его объятия.

Она рассмеялась заливисто – повела плечами, и тонкие слои дымчатого газа упали к ее ногам. Миг, и Дженет оказалась обнажена. Она была еще прекраснее, чем на картине, которую Грегори разглядывал украдкой. На животе была родинка, словно ведьмина метка, и взгляд от нее было не оторвать.

– Ну же! – Дженет взяла его руку и приложила к животу. – Нам не к лицу стыдливость, Грегори. Наши предки служили Старым Богам, в том числе и таким способом.

Руки Грегори скользнули ей на талию, ощущая нежную гладкость кожи – словно вся Дженет была сделана из сатина. Ладони его легли на упругие ягодицы – ни одного недостатка, ни единого изъяна. Словно в наваждении он подался вперед и лизнул родинку. На вкус она была, как сладкое вино. Он проложил дорожку поцелуев ниже. Пальцы Дженет запутались в его волосах, она застонала и выгнулась, поощряя. Но сказала голосом сладким и томным:

– Джентльмены, Грегори, начинают целовать женщин с другого места.

– Слушаюсь, мадам, – ответил Грегори, ловя ее за длинные вьющиеся кольцами волосы и притягивая к себе. Поцелуи ее пьянили, как вино. Дженет села, тяжело дыша, к нему на колени, обхватила его руками и ногами.

– Я думала о постели, Грегори, но, а-а-ах! Мне кажется, мы не дойдем.

– Да… – пробормотал Грегори между поцелуями. – Не дойдем.

Ему отнюдь не была присуща жестокость или поспешность в отношении женщин, но Дженет сводила его с ума. Грегори повалил ее на пол, придавил, распластавшуюся, своим телом, овладел ею, даже не сняв одежду, отчаянно, яростно. Дженет выгнулась дугой, отвечая каждому его движению, и закричала. Зубы ее, острые и крепкие, впились Грегори в плечо, что только раззадорило его. Он уткнулся лбом в пол, двигаясь все быстрее и резче, исторгая каждым выпадом крик из груди Дженет. А потом все потонуло в алом тумане.

Сознание вернулось к нему не сразу. Грегори упал на спину, пытаясь выровнять сбившееся дыхание. Дженет положила голову ему на грудь.

– Это было даже лучше, чем я предполагала. Вина?

Грегори отрицательно мотнул головой.

– А я выпью.

Дженет встала, изящная, грациозная, набросила платье небрежно, словно накидку, словно античную хламиду, и подошла к столику. Тут она действовала совсем по-мужски: налила себе виски, добавила содовой из сифона и села на диван. Ногой провела по бедру Грегори. Даже сквозь ткань брюк он ощутил это волнительное прикосновение.

– Я пришел поговорить о деле, – вспомнил Грегори. А потом… Он сел.

– Если ты останешься на ночь, мы продолжим в более подходящей обстановке, – сказала Дженет. – Или… ты предпочитаешь ковер?

– Мне… – Грегори смутился и отчего-то только сейчас. – Мне нужно идти. Дамиан… Я не сказал ему, где я.

– Думаю, он знает – Дженет встала и подошла вплотную. Пальцы ее методично, одну за другой, расстегнули пуговицы рубашки и принялись за манжеты. – Дамиан сроду это не показывает, но он все и обо всем знает. И к тому же Дамиан – взрослый мальчик и может обойтись одну ночь без старшего брата. А я не могу.

Пальцы ее скользнули по груди, чуть царапая ногтями. Грегори вздрогнул. Его вновь охватило вожделение.

– Я… думаю… мог бы… остаться… – выдавил Грегори.

Дженет заливисто расхохоталась.

Он все же ушел, уже на рассвете, в предутреннем тумане. Дженет, утомленная бурной ночью (она была просто ненасытна), наконец-то заснула, ничком, лицом в подушку, разметав свои пышные волосы. Грегори поцеловал ее в плечо перед уходом.

Город окутывал туман, размывающий очертания и делающий знакомые, возможно, улицы совсем чужими. Он потратил много времени только на то, чтобы понять, в каком районе находится. Его шатало от усталости, и Грегори был странным образом опустошен.

Из тумана ему навстречу вышла Лаура. Грегори помнил это лилейно-белое платье, заказанное для посольского бала. Лауре нравилось в нем расхаживать, она казалась в нем настоящей принцессой крови.

В постели она не позволяла ему многое, лежала неподвижно и ждала стоически, когда все закончится.

Почему он подумал об этом сейчас? Грегори моргнул. Лаура, не замечая его, свернула в узкий переулок, ущелье между домами. Позабыв обо всем, Грегори бросился в погоню.

* * *

Дамиан усадил Элинор на кровать и вновь принялся растирать ее руки, сделавшиеся еще холоднее, точно вся кровь отлила от них. Она дрожала, и Дамиан не знал, как ее успокоить.

– Линор, пожалуйста, расскажи все по порядку.

Элинор отняла свои руки и спрятала лицо в ладонях. Дамиан выглянул в коридор и подозвал Алессандру, полирующую паркет.

– Приготовь мисс Элинор стакан вина с пряностями.

– Будет сделано, сэр. – Горничная кивнула.

– Грегори еще не вернулся?

– Нет, сэр.

– Что ж, – вздохнул Дамиан. – Надеюсь, он хорошо проводит время.

Он вернулся в комнату. Элинор так и сидела, спрятав лицо в ладонях, не шелохнувшись. Дамиан помешкал, потом сел рядом и обнял ее за плечи. Это как утешать Франка, убедил он себя, прижимая молодую женщину крепче.

– Элинор, что ты вспомнила? Что-то произошло на том сеансе?

Элинор медленно отняла руки от лица и положила их, сцепив пальцы, на колени.

– Сеанс? Его я не вспомнила. Но… Я с детства видела призраков. Люди сторонились меня. Отец запретил рассказывать о том, что я вижу, но ребенком я постоянно нарушала запрет. Меня боялись, думаю. Тетя Эмилия пыталась меня использовать в своих сеансах, когда я была совсем ребенком, но потом решила, что я слишком молода и… болтлива. Я говорила порой не то, что собиралась поведать клиентам тетушка. Она, может, и умела общаться с «тем» миром, но по большей части врала. А у меня это, последнее, скверно выходило. И в конце концов она отстала на долгие годы. И была еще Другая тетя, она просила меня молчать.

– Другая? – переспросил Дамиан.

– Страшная.

– Страшная?

Вошла Алессандра, неся на серебряном подносе стакан вина. Так Катриона всегда подавала гостям настойку: нелепо церемонно. Дамиан забрал стакан и жестом отослал горничную. Элинор послушно сделала глоток.

– Она не была человеком, хотя пыталась походить на него. Я рассказала тете Эмилии, и та велела мне забыть и не выдумывать ничего подобного. Другая тетя, впрочем, тоже советовала никому ничего не рассказывать. И вскоре я замолчала. Но я часто с ней беседовала. Она мне нравилась куда больше тети Эмилии. Эту тетю никто, кроме меня, не видел, но я не задумывалась о возможном безумии.

– А призраки? – Дамиан сжал ее руку в ладонях, надеясь согреть. – Расскажи мне о призраках.

– Они сопровождали людей. Не всех, но очень многих. Плохих людей. Молчаливые, хмурые. Они были в точности как люди, но… другие.

– Бледные и прозрачные? – не удержался Дамиан. Он никогда не верил в призраков.

– Нет. Просто – другие. Я всегда знала, что они не живые люди. Никогда не путала. Они… – Элинор нахмурилась. – Они были тогда на сеансе… Нет, больше ничего не могу вспомнить.

Дамиан улыбнулся и нежно поцеловал Элинор в лоб.

– Не думай об этом сейчас. Ложись. Завтра утром мы еще раз обо всем поговорим.

Элинор с неожиданным послушанием кивнула. Дамиан нагнулся и снял с нее туфли. Практичная во всем, она предпочитала носить простые пантуфли без задника и без каких-либо украшений. Осторожно уложив ее на кровать, Дамиан взял покрывало.

– Просто поспи. Я пришлю Пегги или Алессандру помочь… снять корсет и все такое.

– Я редко ношу корсет, – пробормотала Элинор.

Дамиан улыбнулся смущенно, накрыл ее пледом и вышел, притушив свет. Пегги так и не спешила показываться ему на глаза, а Алессандра прилежно вытирала пыль и нашептывала что-то портретам.

– Мой брат вернулся или…

– Нет, сэр. – Алессандра рассеянно обмахнула метелочкой портрет Джошуа Гамильтона кисти Лоренса. По шутке судьбы, двоюродный дедушка был в молодости весьма и весьма похож на Грегори. – Но, уходя, сэр, он был настроен решительно.

– Дженет, полагаю, умеет… настраивать, – усмехнулся Дамиан. – Запри дверь на ночь, Алессандра. И… Думаю, ты знаешь, что еще нужно сделать.

Он спустился вниз, в кухню, быстро превратившуюся в загадочное царство кухарки, домик ведьмы. Миссис Брик, Мод, так ее звали, властвовала здесь безраздельно и, кажется, круглые сутки что-то жарила, парила, варила, шинковала и взбивала. Дым стоял коромыслом, пахло тепло и пряно, и этот запах напоминал Дамиану о его краткой поездке в Египет, страну экзотическую, загадочную, но, к сожалению, слишком солнечную.

– Мастер Дамиан, – поприветствовала его кухарка и вернулась к своим делам.

Дамиан присел на край огромного дубового стола, который не трогали столетиями. Много лет назад он служил ему непобедимой крепостью. С одного края сохранился вырезанный ножиком рисунок пиратского флага – художество Грегори, за которое тому изрядно досталось. Дамиан царапнул его ногтем.

– Скажи мне, добрейшая Мод, ты поддерживаешь связи со своим могущественным орденом?

– Вы о Дубе и Падубе, сэр? – невозмутимо спросила Мод.

– Я о непобедимом сестринстве поварих.

Мод хмыкнула.

– Знаешь ты кого-нибудь, кто работал бы в колледже Святой Маргариты семь-восемь лет назад?

– Разузнаю, сэр, – кивнула кухарка.

– Как найдешь, сразу же пригласи их на чай, добрейшая Мод. Я хочу поговорить с ними.

– Все будет сделано, сэр, – пообещала кухарка. – Я вам разыщу нужных ведьм прямо к завтрему.

– И еще один вопрос… – Дамиан побарабанил по столу. – Я в Лондоне бываю нечасто. У кого можно разузнать об амулетах и чарах? Таких, знаешь ли, добрейшая Мод, что способны скрыть суть человека даже от нас с тобой?

Кухарка нахмурилась.

– Этот-то вопрос посложнее будет, мастер Дамиан. Все лондонские-то ведуны измельчали, они и зелья приворотного не сварят. Но я разыщу для вас пару человек, только дайте мне время. А знаете что, сэр? Загляните-ка вы к старому Соломону. У него обувная лавочка, а в его башмаках, так сказать, много кто ходит. Он человек дурной, черный, но зато немало сплетен знает.

Кивнув, Дамиан оставил кухню, поднялся наверх и заглянул в библиотеку. Франк так и заснул над столом, положив скрещенные руки и голову поверх целой кипы книг. Дамиан укрыл его плечи сюртуком, взял первую попавшуюся книгу и вышел.

Элинор, когда он заглянул к ней, спала безмятежно, обняв подушку, словно дитя. Дамиан коснулся ее щеки и сразу же отдернул руку. Тем не менее идти в свою комнату не хотелось. Дамиан отодвинул кресло и столик с лампой так, чтобы свет не мешал Элинор, сел и раскрыл книгу.

«19 мая 1818, поместье Драун-Энд.

Человек, который стоит напротив меня, должен быть мертв уже восемь лет, покоиться в недрах испанских гор. Я сам оплакал его мертвое тело. Я смотрю на него, опешив, пораженный. «Добрый день тебе, Джошуа», – говорит мне Барнабас. «Привет, Барнс», – говорю я, осознав, как скучал по самому верному своему другу все эти годы…»

Глава пятая

Лаура шла самыми темными и жуткими улицами, то оказываясь в лунном свете, то исчезая в кромешной тьме. Грегори следовал за ней быстро, иногда переходил на бег, но никак не удавалось ему догнать Лауру, которая, кажется, никуда не спешила. Она то таяла в тумане, то появлялась вновь, выныривая из тьмы. Лунный свет сиял на шелке ее платья, на алмазных украшениях в волосах.

Грегори почувствовал в какой-то момент запах речной тины, услышал плеск воды. Потом раздалось тревожное низкое гудение, и из тумана проступили очертания речного порта. Лаура ловко лавировала между ящиками, потом нырнула в узкий проход, полускрытый парусиной. Грегори прибавил шаг.

Тело его болело. Сперва это была приятная боль, оставленная занятиями любовью, но теперь он продрог и начал прихрамывать. Лаура вырвалась далеко вперед. Она словно догадалась о погоне и теперь вела его самыми сложными кружными путями, в темноте. Грегори споткнулся, сделал еще несколько шагов, упал на одно колено.

Впереди послышались крики. Грегори это придало сил, он всегда был по натуре защитником, а крик звучал отчаянно, полный боли и страха. Грегори вскочил и побежал на голос. Впереди в неверном свете разгорающегося дня мелькнуло платье Лауры, то и дело сливающееся с туманом, который солнце пока не могло разогнать. Крик повторился, и теперь Грегори расслышал слова: «Нет! Нет! Спасите!» Голос был женский.

Грегори выскочил из лабиринта ящиков на открытое пространство и первым делом увидел Лауру. Ее любимое белое платье было испятнано кровью. У ног ее лежало то, что Грегори сперва принял за кучу мусора. Потом куча эта шевельнулась и попыталась отползти.

– Стой! – крикнул Грегори, и не зная, кого же останавливает, жену или ее жертву. Лаура обернулась. С кинжала, зажатого в ее руке, капала на землю кровь. Безумие во взгляде придавало ей еще большее сходство с леди Макбет и некоторую жутковатую театральность всей развернувшейся сцене. Лаура обожгла этим страшным взглядом Грегори, медленно вложила кинжал в корсаж, точно в ложбинку между грудями, словно в ножны, и скрылась в темноте. Грегори не знал, бежать ли за ней или прийти на помощь ее жертве. Протяжный стон помог ему определиться. Грегори опустился на колени возле девушки, совсем молоденькой. Ей было, наверное, не больше шестнадцати. Грегори протянул руку. Девушка отшатнулась, потом вскочила на ноги и побежала в туман. Грегори вновь бросился в погоню.

* * *

Лавка старого Соломона была из тех, которые практически невозможно отыскать специально, зато наткнуться случайно – запросто. Она не имела постоянного адреса и будто бы бродила по городу, выбирая себе подвал потемнее и посырее. И в том почти не было особого колдовства, во всяком случае, Дамиан его не чувствовал. Скорее возникала нелепая, даже абсурдная мысль, что лавка эта живая, обладающая собственным разумом.

Дамиан нашел ее спустя час блужданий по темному, туманом окутанному городу, когда начал уже терять терпение. Остановился, чтобы перевести дух, прислонился к влажной решетке палисада, опустил взгляд и увидел перекошенную, потемневшую от влаги и времени вывеску. Надпись разобрать было невозможно, но форма – башмак с лихо закрученным носом – явно указывала, что перед Дамианом лавка сапожника. Вниз вела крутая лестница в дюжину ступеней, возле двери клубился туман, точно дожидающаяся, пока ее пустят, косматая собака.

Спустившись, Дамиан толкнул дверь и шагнул в пахнущее одновременно пылью и плесенью помещение. Внутри было темно, единственная лампа на прилавке не давала достаточно света. Шаг, другой, и Дамиан запнулся о низкий стульчик и едва не упал. Чертыхнулся. Позвал:

– Есть тут кто?

Заскрипели половицы под тяжелыми шагами, отворилась дверь в дальнем конце. Выглядело это жутковато: темнота вдруг сгустилась, задвигалась, а после рассеялась. Точно живая.

– Ах, у меня таки гости! А шо в такой поздний час?

«Да шо вы говорите!» – мрачно подумал Дамиан, разглядывая «старого Соломона».

Это существо прикидывалось евреем – в городе хватало и сапожников, и старьевщиков, принадлежащих к этому племени. Немало было и магов, знатоков каббалы и иных древних секретов. Но несмотря на одежду и характерный выговор, это создание не принадлежало к иудеям. Дамиан не стал бы утверждать, что перед ним вообще – человек. Если бы гоблины из сказок существовали, подумалось, выглядели бы они вот точно так.

– Шо вам таки надо, молодой человек? – пропел старый Соломон, наваливаясь на прилавок. Его маленькие черные глазки оглядели Дамиана с головы до ног, подмечая малейшие детали. – На вас, я так скажу, чудесные штиблеты. Вам не нужна помощь старого Соломона.

– Да, – кивнул Дамиан. – Обувать меня не потребуется. Я ищу ведьму или колдуна, торгующих амулетами, скрывающими суть.

Старый Соломон моргнул. Это должно было выглядеть как немое недоумение, но больно злой и цепкий взгляд был у этого человечка.

– Не делайте вид, что не понимаете, о чем идет речь, господин Соломон. Кто сейчас делает в Лондоне амулеты и чары, способные спрятать суть и обойти защиту старого рода?

– О таких людях, молодой человек, вслух не говорят, – совершенно иным тоном сказал старый Соломон.

– Как и о Гамильтонах, но вы ведь о нас слышали, верно?

Старик вышел из-за прилавка, просеменил через зал и подошел почти вплотную. Дамиан ожидал уловить запах старости, несвежего тела, табака, пота – хоть чего-то. Запаха не было вовсе.

– Я о вас слышал, – сказал Соломон после паузы и шагнул назад.

– В дом моего брата пробралось… нечто. А чудовище прикинулось, и успешно, обыкновенной женщиной. Кто из лондонских магов мог провернуть такое?

Соломон покачал головой.

– Никто.

– Я заплачу за информацию.

Старик прошаркал назад, облокотился на стойку и сдвинул лампу так, что на стену легла его огромная жуткая тень. Должно ли это было напугать или хотя бы встревожить Дамиана?

– Я хорошо заплачу.

– Сколько бы вы ни платили, юноша, а ответ будет один: никто. Я с вашим семейством дел не имел, да и не стал бы сроду. Но даже я знаю, как опасно Гамильтонам переходить дорогу. Из-за родовой защиты и из-за…

Соломон осекся.

– Из-за чего?

– Ищете чернокнижников, молодой человек, так покопайтесь в своей родословной, – резко ответил старик. – Много отыщется интересного.

– Но…

– Никто из колдунов или ведьм не станет вредить Гамильтонам, это точно. А иные силы, помогущественнее… Что ж, о них я ничего не знаю. Мое дело маленькое: башмаки тачать.

И, ясно давая понять, что разговор окончен, старый Соломон скрылся за дверью.

* * *

Ты действительно этого хочешь? – спросил тихий, смутно знакомый голос. – Это опасно, девочка моя.

«Чего я хочу?» – подумала Элинор, барахтаясь во тьме. В голове ее пульсировало и стучало, и в конце концов именно стук разбудил ее. Элинор пошевелилась и медленно села. Зря она не разделась вчера. Корсета на ней не было, но туго зашнурованный корсаж платья давил на грудь. Элинор распустила шнуровку и сделала глубокий вдох.

Стук продолжался. Элинор встала, подошла к окну и отодвинула штору. Уже рассвело, но было еще очень рано. Стук все не умолкал, и Элинор убедилась, что ей это не приснилось. Приведя в порядок одежду, Элинор взяла лампу и спустилась вниз. Дверь она открыла с непростительной беспечностью. Грегори Гамильтон, отодвинув ее в сторону, шагнул в дом. На мгновение Элинор показалось, что он пришел не один. Не без труда ей удалось убедить себя, что теснящиеся у порога тени ей просто померещились. От мистера Гамильтона сладко пахло женскими духами. Мысль о том, что он провел эту ночь с любовницей, показалась Элинор отвратительной. И не то чтобы она испытывала ревность. Но в мысли, что у мистера Гамильтона есть любовница, было что-то противоестественное. Или же дело было в том, что Элинор подозревала – Грегори Гамильтон ночью навещал Дженет Шарп?

– Где мой брат? – резко спросил мистер Гамильтон.

– В своей комнате, полагаю. Боже, у вас кровь!

– Кровь не моя, – грубо отозвался старший Гамильтон, едва взглянув на ржавые пятна на рукавах и несвежих манжетах. – Где мой брат?

– Я здесь, – отозвался Дамиан с вершины лестницы. – Незачем тебе кричать на Элинор. Что такое стряслось, что я срочно тебе понадобился?

– Я видел Лауру!

Дамиан спустился в холл и, оглядев брата, мученически вздохнул.

– Тебя отвела к ней Зеленая фея [1]?

– Что за глупости?! – взорвался Грегори Гамильтон.

Он был на взводе, и таким Элинор начала бояться его, хотя совсем недавно еще ей казалось, что мистер Гамильтон никому не способен причинить вреда.

– От тебя пахнет опиумом и абсентом, – нахмурился Дамиан. – Не слушай его, Линор. Феи не нашептывают людям ничего хорошего. Тем более – эта.

Элинор посмотрела на Грегори Гамильтона с опаской. «Не слушай, что он говорит», – произнес в ее голове смутно знакомый голос. Элинор быстро пересекла комнату, сожалея, что не взяла свою шаль, и вложила дрожащие пальцы в ладонь Дамиана.

– Идем, брат. Тебе нужно выпить кофе, это прочистит твой ум. Как вам спалось, прекрасная Линор?

– Сносно, – решила Элинор. Присутствие Дамиана успокаивало ее и придавало сил. Сегодня вся она была на нервах, словно отголоски сна тревожили ее. Подробности Элинор не помнила, но знала, что и во снах, словно наяву, была в большой опасности.

В гостиной мистер Гамильтон сел и принялся кружевной декоративной салфеткой стирать с рук кровь. Прежде ему отнюдь не была свойственна подобная неряшливость. Весь он был какой-то незнакомый, чужой, странный. Дамиана это, должно быть, тоже тревожило: усадив Элинор в кресло, он встал у нее за спиной, касаясь плеча кончиками пальцев. Это прикосновение вселяло в нее уверенность.

– Так где же ты видел Лауру, братец? – спросил Дамиан.

– Не знаю. Где-то в трущобах. Я потерял ее в доках. А где впервые встретил… туман был.

– И что же Лаура делала в доках?

– Собиралась убить девчонку-ирландку. Проститутку, я так думаю. Была вся в крови, с кинжалом в руке.

– «Да неужели эти руки никогда не станут чистыми?» [2] – зловеще процитировал Дамиан.

Элинор попыталась представить Лауру Гамильтон, всегда элегантную и дорого, модно одетую, в доках, в окровавленном платье и с кинжалом в руке. Словно она – леди Макбет. Это была, должно быть, очень плохо поставленная пьеса, потому что, сколько Элинор ни силилась вообразить, миссис Гамильтон не шла столь зловещая и сильная роль.

– Убийство проститутки, – задумчиво проговорил Дамиан. – Что еще ты узнал?

– Дженет рассказала о тех, кто может видеть призраков. О шептунах.

Элинор вздрогнула. Призраки. Тени, сопровождающие людей дурных. Видения из ее детства. Шептуны. В самом этом слове было что-то дурное. В его шелесте слышалась угроза.

Дамиан же оставался уверен и безмятежен.

– Шептуны? Ты о тех сказках, которыми нас потчевали в детстве нянюшки? Также нам, как мне помнится, рассказывали о Пожирателе теней, и о хобгоблине, и о русалках.

– Да, шептуны. Восставшие с того света мертвецы, – кивнул мистер Гамильтон, бросив на Элинор холодный недобрый взгляд. – Люди, близко знающиеся со смертью.

– Мой портрет! – рассмеялся Дамиан.

Элинор почему-то не сомневалась, что речь идет о ней. Грегори Гамильтон по-прежнему подозревал ее, и встреча с Дженет Шарп подлила масла в огонь.

– Барнабас Леру, – тщательно выговорил Грегори Гамильтон вычурное, сошедшее со страниц бульварного романа имя. – Призраки, с которыми знался он, помогли избавиться от некстати забеременевшей горничной.

– Барнабас… – задумчиво проговорил Дамиан, разглядывая брата. Кажется, имя это было ему знакомо. – Иди спать, братец. Мы поговорим, когда ты будешь чуть меньше возбужден. А мы с вами, прекрасная Линор, выпьем кофе. Добрейшая Мод отменно варит его. Идемте?

Элинор позволила увести себя из гостиной, но в коридоре вытащила руку из пальцев Дамиана.

– Он прав.

– Нет, – покачал головой Дамиан.

– Ваш брат прав, Дамиан. Я могу или, по крайней мере, могла говорить с мертвыми. Я опасна.