Меня укутай в ночь и тень

Дарья Иорданская

Меня укутай в ночь и тень

Серия «Призрачный след: новый мистический детектив»

© Иорданская Д.А., текст, 2025

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2025

Глава первая

Разбудило Элинор яркое солнце. Шторы были раздернуты, и по-осеннему мягкий золотистый свет заливал комнату. Словно и не было на свете чудовищ и ночных кошмаров. Обманчивое чувство. Лживое.

– Я приготовила вам целебную ванну, – сказала Пегги, застывшая возле кровати со странной метелкойф в руках. – И сделала несколько амулетов.

– Амулеты… – Элинор покачала головой. А потом подумала, что не в ее положении отказываться от любой, даже самой нелепой на первый взгляд помощи и защиты. – Давай сюда свои амулеты, Пегги.

Но даже после ванны с какими-то травами, смывшими немного уныние и придавшими сил, дурные мысли никуда не ушли. Врата, якорь, печать смерти. Никому не хочется такое услышать в свой адрес. Никому не хочется умирать, равно как и убивать. И уж точно никому не хочется послужить причиной конца света. Оставалась, конечно, надежда, что обе ведьмы просто эпатировали, но Элинор этого не знала наверняка. Видеть никого из Гамильтонов также не хотелось, и потому Элинор спустилась боковой лестницей на кухню. Кухарка, миссис Брик, уже поднялась и колдовала – по-иному и не скажешь – над стоящими на плите кастрюльками. Сладко, возбуждающе пахло шоколадом.

– А, это вы, мисс Элинор? – приветливо улыбнулась кухарка. – Завтрак вы пропустили, но почти готов ланч. У меня остались еще блинчики с джемом, но, может быть, вы хотите что-то другое?

Элинор, испытывая знакомое чувство неловкости, покачала головой.

– Не нужно беспокойства, миссис Брик. Я просто выпью чаю.

Кухарка неодобрительно покачала головой, проворчала что-то вроде «Вы такая худенькая, мисс» (вот уж чего никак нельзя было об Элинор сказать) и быстро собрала поднос с чаем. От наскоро поджаренных тостов и ветчины отказаться не удалось.

В нижней гостиной, где Элинор намеревалась спокойно позавтракать в одиночестве, обнаружился совершенно нежеланный мистер Гамильтон. Он сидел и черкал что-то в небольшой записной книжке, удивительно в эту минуту похожий на своего младшего брата. То и дело он в глубокой задумчивости прикусывал автоматическое перо, а затем снова принимался писать.

– Добрый день, мистер Гамильтон, – поприветствовала Элинор, водружая поднос на столик.

Грегори Гамильтон бросил короткий взгляд на ее завтрак, качнул головой и потянулся за стаканом виски. Привычку пить до наступления вечера Элинор никогда не одобряла, но укорять не посмела. Стараясь не обращать внимания на мистера Гамильтона, она налила себе чаю – с ромашкой, как она всегда любила, – и присела на краешек стула.

– Я только что из колледжа Святой Маргариты, мисс Кармайкл.

Элинор не донесла чашку до рта. Спросила, пусть того и не желала, грубовато:

– Что вам там понадобилось?

Что-то темное всплыло из глубин памяти. Не картинка, не полноценное воспоминание, но лишь образ. Тень. Звук, терзающий нервы. Элинор плохо помнила все, что происходило с ней в годы, предшествовавшие спиритическому сеансу. Обычно она находила этому простое объяснение: ее потрясение на том нелепом сеансе было слишком велико, довело ее до истерии, и потому вся прежняя жизнь забылась. Сейчас она подумала: а что, если и ДО сеанса с ней происходило что-то необычное?

– Помните что-то из своих школьных лет? – поинтересовался Грегори Гамильтон. Вопрос звучал обманчиво невинно. – Что-нибудь забавное?

– Нет, мистер Гамильтон, – ответила Элинор и все-таки сделала глоток.

– Вы были послушным ребенком или непоседливым?

– Я плохо помню свое детство, – покачала головой Элинор.

– Потому что тогда произошло что-то плохое?

Элинор облизнула губы.

– Это потому, что в год окончания школы вы попали в лечебницу?

– Вы опять копались в моем прошлом? – тихо спросила Элинор.

Этого следовало ожидать. Гамильтонов не могло не заинтересовать ее прошлое. Неприятное прошлое. Темное. Оно должно было всплывать всякий раз, когда Элинор нанималась на работу, и отпугивать потенциальных работодателей. Кому нужна гувернантка, побывавшая в лечебнице для душевнобольных? Для обывателей, тем более когда они родители, – нет особенной разницы между безумием и легким помрачением рассудка; между истерией и истерикой. Ей удалось ценой неимоверных усилий уговорить хозяйку агентства утаить эти позорные сведения от нанимателей, и та пожалела бедную сиротку. Но Грегори Гамильтон добрался до ее тайн, а затем и копнул глубже, в темноту, которая даже для Элинор была сейчас загадкой.

Потом она сообразила:

– Вы считаете, Дженет Шарп права? Считаете, это я повинна в исчезновении миссис Гамильтон? Считаете, я опасна?

Вспомнились уверения Дамиана. Он никому не позволит причинить ей вред, даже собственной родне. Даже брату, наверное. Из головы не выходила ужасная мысль: а что, если это правда? Если она и в самом деле опасна? Если права Федора Крушенк, и на ней лежит печать смерти? Если права Дженет Шарп, и она врата, якорь, еще какая-нибудь смертельно опасная штука? Этих «если» немало поднакопилось за последние дни.

«Я должна знать ответ на этот вопрос», – поняла Элинор. Вот только задавать его, кажется, некому. Разве что еще раз навестить Федору Крушенк в ее ведьмином домике. Спрашивать Дженет Шарп отчего-то совсем не хотелось.

– Я стараюсь быть объективным, мисс Кармайкл, – сказал Грегори Гамильтон. Он, кажется, говорил еще что-то, но Элинор, погруженная в свои мысли, не расслышала. Во всяком случае, его голос звучал раздраженно.

– Когда придете к какому-то выводу, мистер Гамильтон, сообщите мне. Прежде чем убивать – Элинор сама того не хотела, но прозвучало это резко, с сарказмом. И это задело Грегори Гамильтона.

– Непременно, мисс Кармайкл, – сухо сказал он, отставил в сторону полупустой стакан и поднялся. – Простите, мне нужно идти.

И он вышел. Сперва скрипнули половицы в холле, затем хлопнула входная дверь. По полу пробежал сквозняк. Однако Элинор недолго ела в мрачном одиночестве, кроша на тарелку тост. Минут через пять после того, как мистер Гамильтон столь поспешно удалился, в гостиной появился заспанный, позевывающий – манеры Дамиану под стать – Франк.

– Вы поссорились с кем-то с утра пораньше, мисс Элинор?

Это был хороший вопрос. Поссорилась ли она? Что ж, для ссоры нужно хотя бы подобие дружбы, а с Грегори Гамильтоном ее связывали чисто деловые отношения. Сперва она была гувернанткой его пропавшего сына, а затем… кем? Помощницей в поисках? Компаньонкой? Якорем для чудовища? Грегори Гамильтон не доверял ей, и это была скорее не ссора, а… Они почти назвали вещи своими именами, расставили все по местам.

– Не знаю, Франк, – вздохнула Элинор. – И потом, что значит «с утра пораньше»? Уже глубоко за полдень, милый мой.

Юноша огляделся, ноздри его затрепетали, а на щеках выступил лихорадочный румянец.

– Здесь весьма дурная аура… Черная…

Не отдавая себе отчета, не раздумывая, Элинор протянула руку, схватила Франка и усадила рядом с собой. Появилась Пегги, неся свежие, только что поджаренные тосты, сконы, масло, клубничный джем, мед и великолепный рисовый пудинг. Дамиан все-таки нанял отличную прислугу, исхитрявшуюся подать приличный завтрак в любое время суток, которое хозяева сочтут утром. Франк подвинулся еще ближе, жадно оглядывая стол, и Элинор погладила его по встрепанным волосам.

– Maitre Дамиан… – неуверенно проговорил мальчик, утолив первый голод. – Он… у него приступ.

Элинор отодвинула тарелку.

– Какой приступ?

– Я просто хотел предупредить, – тихо сказал Франк. – Он не умер. Это такой сон.

«Какие сны в том смертном сне приснятся», – всплыло в памяти. Элинор невольно поежилась. Вспомнилось, каково это: утрачивать контроль над собственным телом и падать в небытие.

– Maitre просто устал. – Франк зачем-то начал оправдываться. – Он проснется, думаю, к завтрашнему дню.

Запоздало Элинор поняла, что Франку страшно. Он, должно быть, думает о том дне, когда Дамиан не проснется вовсе, оставив его в одиночестве. Элинор улыбнулась, как могла, ободряюще, а потом поцеловала мальчика в лоб.

– Я пойду и взгляну на него.

Элинор встала из-за стола. Желание увидеть Дамиана пропало сразу же. Он лежит в своей комнате, мертвый. Это не подобие смерти, это она и есть, собственной неприглядной персоной. А еще этой ночью он был живой, теплый, обнимал и утешал ее. И это… не страшно, нет. Это неправильно.

Элинор поднялась медленно, с большой неохотой по лестнице, считая ступени, толкнула дверь в спальню Дамиана и вошла. Комната была, как всегда, погружена в темноту, ни единого луча света не пробивалось сквозь плотно закрытые ставни и тяжелые шторы. Элинор взяла лампу со столика, запалила фитиль и подошла к кровати. Франк дышал ей в спину. Его сопение было единственным звуком, нарушающим жуткую мертвую тишину комнаты.

Элинор поставила лампу на столик и отогнула край занавеси, скрывающей кровать. Дамиан лежал на спине, вытянув руки вдоль тела, почти полностью одетый: он снял сюртук, но даже не ослабил узел галстука. Это почему-то казалось Элинор еще более неправильным. Она протянула руку и ненароком коснулась щеки Дамиана, мертвенно-холодной и твердой. Точно он был изваян из мрамора.

Черты лица Дамиана заострились, глаза запали. Все исказилось и преобразилось самым неприятным образом. От Дамиана исходило это леденящее кровь дыхание иного мира. А может, это у Элинор воображение разыгралось? А еще она подумала, что ему самому должно быть очень холодно.

– Принеси одеяло, Франк. Я видела одно в бельевом шкафу.

Элинор развязала галстук, отложила его в сторону и расстегнула несколько пуговиц на жилете Дамиана и на его рубашке. В этом было нечто удивительно интимное и потому неправильное, но Элинор удалось кое-как убедить себя, что она заботится о Дамиане Гамильтоне, как позаботилась бы о больном ребенке. У него было с детьми определенное сходство. Затем она укутала мужчину принесенным Франком одеялом до самого подбородка и поднялась.

– Ты приглядишь за ним? Мне нужно съездить по делам.

– Это может быть опасно, – возразил Франк. – За вами ведь охотится нечто… нечто…

Он умолк, раздосадованный невозможностью подобрать верное слово, и закусил губу. Элинор, не удержавшись, потрепала его по волосам:

– Не беспокойся за меня, дорогой. Я возьму с собой Пегги. Под присмотром ведьмы я ведь буду в безопасности?

Франк нехотя кивнул.

Идея появилась у Элинор спонтанно и удивительно быстро оформилась в намерение. Федора Крушенк. Она могла дать разъяснения своим словам и словам Дженет и либо подтвердить всеобщие опасения, либо развеять их – по крайней мере, для Элинор. А еще в ее доме Дамиан увидел нечто, до такой степени его расстроившее, что он надиктовал то странное письмо. В доме Федоры Крушенк есть ключ к тому, что вокруг происходит. Должен быть этот ключ. Кроме того, пока что Элинор была наименее осведомленной из всех, и положение ее потому было шатким. Братья Гамильтон выросли в мрачной тени этого дома и своей матери, они знались с ведьмами и весьма уверенно говорили о призраках и Тенях. Элинор никогда не слушала свою тетку, и, кажется, зря.

Переодевшись в дорожное платье, Элинор разыскала Пегги. Та стирала пыль с безделушек в одной из гостиных. Их полно было в доме, дорогих и ненужных вещей, которые, вероятно, хранили чью-то память.

– Я хочу съездить по делам, – сказала Элинор. – Будешь сопровождать меня?

Пегги кивнула и отложила метелку. И не задавала никаких вопросов, пока они не сели в поезд. Только там, достав из кармана четки, ведьмочка щелкнула парой бусин и спросила:

– Куда мы едем, мисс Элинор?

Четки были набраны из крошечных позвонков.

– Поговорить с Федорой Крушенк.

Пегги посмотрела на нее удивленно.

– Что-то не так? – спросила Элинор.

– Нет-нет. Просто мисс Крушенк. Мы ведь говорим о ведьме Федоре Крушенк? Она ведет такую уединенную жизнь… Едва ли у нее можно что-то выведать. Я не говорю, что она не осведомлена… скорее, даже наоборот, но она не желает обычно делиться своими мыслями или знаниями.

– Что тебе о ней известно?

– Немного. – Пегги щелкнула сразу несколькими костяшками. – Она резка и неуживчива, так что никто не знаком с ней близко. Но одно я знаю: куда бы ее ни приняли, вскоре изгоняют. С ней не хотят иметь дело ни художники, ни ведьмы.

– Я слышала, произошла какая-то история с ее картиной…

– О да, – ухмыльнулась Пегги. – Она изобразила нечто отвратительное. И невообразимое. Чему не место в нашем мире. В Академии решили, что подобное надругательство над искусством терпеть не станут. Ну а ведьмы не любят, когда выдают их секреты.

– И что же мисс Крушенк написала? – спросила Элинор.

Пегги прикусила губу. Ей не особенно, кажется, хотелось распространяться. Ведьмы не любят, когда выведывают их секреты, это уж точно.

– Пир. Это был пир Старых Богов. И вся их неприглядная пища.

– И что же это такое? – уточнила Элинор, заранее зная, что ей ответ не понравится.

– Люди. – Пегги отвернулась к окну. – Что же еще?

Остаток пути проделали молча. Пегги достала из сумки вязанье, что-то цветастое и бесформенное, она не была в этом особенно искусна. Элинор ничего с собой не взяла, поэтому могла только смотреть в окно на проносящиеся мимо поля и рощи. Мысли ее текли сплошным потоком, и уцепиться было не за что. Вся ее жизнь, до того такая логичная и ясная, представлялась теперь чередой фрагментов. В них не было ни ясности, ни смысла.

Вот детство: угрюмый отец, почти не обращающий внимание на единственного ребенка; и мать – бледная тень. В памяти Элинор она так и осталась бессловесной и ко всему безразличной, почти прозрачной. Отец иногда боялся чего-то или кого-то, но ни разу не заговаривал о своих страхах. И не любил похороны, а равно и крестины.

Его проповеди, Элинор помнила, были полны страсти. Но вот сами их она так и не вспомнила, ни одной строчки, ни слова.

Иногда приезжала из Лондона тетушка, но и ее Элинор до определенного момента помнила плохо. А затем тетя Эмилия, наоборот, стала заполнять собой каждый уголок воспоминаний.

В памяти детских лет отчего-то отпечаталось только синее небо и яркое солнце, и она в белом платье сидит на цветущем лугу.

Элинор тряхнула головой и поднялась. Приехали.

Дом Федоры Крушенк выглядел все так же неприветливо и необжито, как и в прошлые разы. Элинор постучала, и снова никто не ответил. Элинор постучала настойчивее. Еще и еще раз, показывая, что уходить не намерена. Прошло несколько минут, прежде чем дверь приоткрылась.

– Это опять вы? – Федора Крушенк глянула мрачно исподлобья. Стрельнула глазами на Пегги, с преувеличенным интересом изучающую противоположную сторону улицы. – Что вам нужно?

– Поговорить.

Федора Крушенк скривилась, но все же пропустила гостей в дом. Устроив их в уже знакомой комнате, она на несколько минут вышла и вернулась с горячим чаем. Создалось впечатление, что она ожидала визита. Как и прежде, чай был с ромашкой, а к нему – колотый шоколад. Пегги пугливо и воровато огляделась и утащила сразу несколько кусочков. С Федорой она старалась не встречаться взглядом.

– Так что вам нужно?

Элинор взяла чашку обеими руками, грея озябшие ладони.

– Правду.

Федора рассмеялась своим хрипловатым грудным смехом.

– Она всем нужна, мисс Кармайкл. Полезна, во всяком случае.

– Я опасна? Дженет Шарп говорит, что я… что меня нужно убить.

– А мне-то почем знать? – Ведьма сощурилась.

– Вы сказали, что на мне печать смерти. Или просто хотели напугать меня?

Федора Крушенк налила себе чаю, и по комнате поплыл пряный аромат корицы, навевающий воспоминания о далеком детстве, о Рождестве, печенье и яблочном пироге. Немного заинтригованная, Элинор склонилась к горничной, но ее чай ничем не пах, кроме собственно чая, притом довольно скверного. Элинор решила, что таково своеобразное ведьминское гостеприимство.

Некоторое время Федора Крушенк молчала, пила свой чай маленькими глоточками, и взгляд ее бесцельно скользил по комнате. Наконец она заговорила:

– Я сказала то, что сказала. На вас печать, но преступница вы или жертва, я не знаю. Это вам решать. Что же касается слов миссис Шарп… Понятия не имею, что она хотела этим сказать. Я лично не чувствую в вас зла, мисс Кармайкл. Что-то странное в вас определенно присутствует, но я не назвала бы это злом ни при каких обстоятельствах. Вам просто нужны амулеты, чтобы защититься. Найдите себе подходящий оберег и держитесь его крепко. Особенно если ваш враг умеет переселяться из тела в тело, живое или мертвое.

Элинор вздрогнула.

– Что вы об этом знаете?!

– Немного. Но достаточно, чтобы предостеречь вас. Если Тень единожды войдет в тело, ей будет открыта дорога, и с каждым разом ей все проще будет проникать в вас. И однажды она вас, вашу собственную душу вытеснит.

– А если Тень живет во мне? – спросила Элинор. Холодок пробежал по позвоночнику. Вспомнились слова миссис Гиббс. «Избавьтесь от девчонки, – сказала она. – Она вам больше не нужна». И де Брессей говорила почти о том же самом.

– Так не бывает, – покачала головой ведьма. – Не может у тела быть две души. Она приходит откуда-то.

– Откуда?

– Это вы должны выяснить самостоятельно. – Федора Крушенк поднялась. – Может быть, из вашего прошлого. Оно у вас темно, я туда заглянуть не могу. Ну, вы узнали все, что хотели?

– Не совсем. Я… – Элинор осеклась на мгновение. – Я пришла взглянуть на то, что так сильно встревожило Дамиана.

– Вы уверены, что хотите это видеть? – спросила Федора, рассматривая свою гостью, прищурившись.

– Нет, – честно ответила Элинор. – Но, думаю, я должна.

– Хорошо. Идите за мной. А она, – Федора Крушенк указала на Пегги, – пусть останется здесь.

Идти пришлось сперва в заднюю часть дома, где располагалась кухня, по небольшой лестнице вниз, а затем – в подвал. Элинор поежилась. Она испытывала инстинктивный страх перед темнотой и холодом этих помещений. Как в склепе, подумалось ей. И всегда есть опасность остаться тут навсегда. Все боятся быть погребенными заживо.

Пришлось спуститься еще ниже, в зловещую темноту, на самое дно. Здесь было сыро и холодно; темно – лампа в руках Федоры Крушенк давала немного света, неприятного желтого; и пахло просто отвратительно. И зловоние становилось все сильнее, пока они шли узким коридором.

– Что это за место? – спросила Элинор.

– Схрон. Чтобы прятать.

– Кого?

– Папистов, – пожала плечами Федора Крушенк. – Или протестантов. Или роялистов. Или колдунов. Или беглых каторжников. Просто это место создано, чтобы прятать.

– И что прячете вы? – спросила Элинор.

– Увидите, мисс Кармайкл.

Зловоние все усиливалось, пока не стало почти невыносимым. Элинор прижала к лицу платок, слабо пахнущий лавандой. Свежий умиротворяющий аромат никак не мог перебить ужасающий смрад этого места. Между тем коридор наконец закончился железной дверью с прорезанным в ней зарешеченным окошком.

– Смотрите, – велела Федора Крушенк глухо и поднесла к окошку лампу.

Элинор осторожно заглянула внутрь, справедливо опасаясь увидеть нечто неприятное или жуткое. За окошком была темнота. Сперва Элинор показалось, что комната пуста, но затем она разглядела на полу нечто бесформенное, похожее на кучу тряпья.

Тряпье зашевелилось.

Элинор бросила взгляд на Федору Крушенк, невозмутимо глядящую перед собой. Зачем ей держать в подвале человека? Да еще под замком? Была ли мисс Крушенк безумна? Не опасно ли находиться рядом с ней?

А потом тот, кто сидел взаперти, подполз ближе. Зловоние ударило в нос. В свете лампы блеснули белые кости, жир, гниющее мясо. Элинор отвернулась, прижимая ладонь ко рту. Тошноту удалось перебороть, но на языке остался вкус горечи.

– Что… это? – выдавила Элинор.

– Па… па… – услышала она. Скорее чпоканье и хлюпанье, чем голос. – По… за… па… па…

– Что это? – повторила Элинор, глядя на довольную каверзой Федору Крушенк. – Отвечайте! Кто это?!

– Мисс Найтингейл, очевидно. То, что от нее осталось.

Элинор прикусила губу, развернулась и посмотрела на гниющую плоть. Еще можно было рассмотреть подобие лица, клочья волос, неестественно белые зубы.

Мисс Найтингейл была блондинкой, Элинор помнила ее фотографии. Те клочья, что удалось разглядеть, были каштановыми.

– Кто это?

Федора Крушенк тяжело вздохнула и растолковала внятно и медленно, как ребенку:

– Разум, душа, если хотите, принадлежит мисс Найтингейл. Плоть же… Если Дамиан Гамильтон признал ее, то мне не сказал.

– Женевьев Лемаж… – Элинор закусила палец. Он составил письмо во Францию, спрашивая о сохранности могилы Женевьев Лемаж. И это имеет какое-то отношение к Франку. В противном случае Дамиан продиктовал бы письмо ему. – Можем мы выйти на свежий воздух?

Они поднялись наверх, в гостиную, и Элинор с благодарностью приняла чашку чая. Любимая ромашка помогла избавиться от отвратительного привкуса тлена и от горечи во рту.

– Мы встретились с Найтингейлом во Франции, – проговорила Федора Крушенк, садясь на диван и складывая руки на коленях. – Он обратился ко мне за помощью. Я отказала, тогда я не желала связываться с этим делом. Я вообще не люблю иметь дело с мертвыми. А потом я увидела сон: что я должна прийти в этот дом и хранить то, что в нем найду. И искать для него спасения.

– Сон? – переспросила Элинор.

– Я доверяю снам, мисс Кармайкл, – сухо сказала Федора Крушенк. – Они лгут мне реже, чем люди. Тем более если сны так конкретны и показывают, куда я должна идти и что делать. Я приехала сюда, но, увы, слишком поздно. Найтингейл был уже при смерти, но, умирая, этот шельмец ухитрился взять с меня клятву, что я найду способ спасти его дочь или прервать ее мучения. Как вы понимаете, я не могу отвлекаться и помогать Гамильтонам. Пусть даже мне симпатичен Дамиан, да и вы мне нравитесь. Кроме того, по моему мнению, вы прекрасно со всем справитесь сами. Теперь вы удовлетворены?

– Да, – ответила Элинор. Однако то, что она увидела, дало еще больше вопросов. Кто была эта женщина? Почему ее вид, вне всякого сомнения, отвратительный, произвел на Дамиана такое впечатление? У самого Дамиана ответ был, но едва ли Элинор решилась бы его спросить. Это ведь явно было нечто личное.

Она распрощалась с Федорой Крушенк, пообещав с большой неохотой впредь ведьму не тревожить. На обратном пути Элинор, размышляя об увиденном, пришла к выводу, что ответов на множество вопросов так и не получила. Сплошные разрозненные фрагменты. И зародившаяся благодаря словам Федоры Крушенк внутри убежденность, что Дженет Шарп ошибается. Во многом, если не во всем.

Мысль, что красавица-актриса не права, доставила Элинор истинное наслаждение. Хотя, нельзя этого отнять, мелочное.

Элинор прикрыла глаза. Единственное, что ей было известно достоверно: первый раз с не-Элинор она столкнулась на приеме, затем в школе миссис Гиббс. Пряталась ли эта тварь там, дожидаясь приезда Элинор, или сидела где-то внутри, выжидая? Откуда ее выманила Дениза де Брессей своими ароматами?

Ничто не связывало Элинор с миссис Гиббс, кроме того сеанса, но сколько Элинор ни пыталась вспомнить подробности, пустота. Тот день словно изгладился, стерся из памяти. Прошлое Элинор, как и сказала Федора, было темно. Его нельзя было не то что провидеть – вспомнить. А, Элинор теперь это ясно понимала, вспомнить было необходимо.

– Пегги, ты не знаешь ли гипнотизера? – спросила она у не менее задумчивой горничной. – Настоящего, не шарлатана.

Пегги хмыкнула.

– Постараюсь вам помочь, мисс Элинор.

Глава вторая

Лондон тонул в тумане и смоге. Тени, пугливые, чувствительные к зарождающемуся дневному свету, прятались в этом черном дыму. Они чувствовали приближение чего-то грандиозного и стекались в город, чтобы подкормиться. По Теням можно предсказывать войны и катастрофы.

Дамиан скользил в потоках воздуха, поднимаясь все выше. Оглядывался, ища признаки опасности. Он видел, как уехал куда-то поспешно Грегори, а затем, спустя какое-то время, вернулся и снова ушел. Время для него, бесплотного, текло совсем по-другому. Прошел ли час или, может, сутки, Дамиан не знал. Затем покинула дом Элинор, слава богу, в сопровождении Маргарет. Проводив их взглядом, Дамиан поднялся выше, еще выше, над смогом и дымами и глянул на город. Тени, тени, тени… А еще постоянное присутствие иных, могущественных сил, символы их власти, вырезанные на окнах, оттиснутые в черепице, они были повсюду. Никогда прежде на его памяти Силы в таком количестве не собирались в одном месте.