Ночь империи

– Не с той ноги встал?

– Можно и так сказать,– Иблис с недовольным видом отклонился в сторону от спутницы.– Эта девчонка ещё вчера всё настроение испортила.

О ком шла речь, понимали без уточнений все: Офра за короткий срок зарекомендовала себя, как самое худшее из возможных собраний всех стереотипов об имперцах. Даже те, кто не виделся с ней лично, знали, что несмотря на все имевшиеся доказательства процветания страны, она считала каждого здесь варваром и до сих пор пыталась пугать окружающих своим статусом дочери Владыки Мортема Жестокого.

Как ни печально, в основном она вызывала реакцию, полную противоположную той, которую ждала – её отца в Геенне знали и отношение к нему было настолько тёплое, насколько тёплым оно могло быть здесь к выходцу из Эрейи.

– Поселил бы её с девочками,– Лилит фыркнула, присев рядом и откинув волосы за спину.– Елизадра быстро научит, как с тобой общаться.

– Мировоззрению не научишь. Проще отправить её в какой-нибудь дворец, дать слуг и забыть.

Женщина в деланном изумлении вскинула брови, положив ногу на ногу, и Иблис не мог не зацепиться взглядом за изгибы её тела, прослеживавшиеся через лёгкую, полупрозрачную ткань платья. Из всех четверых Лилит единственная не выказывала никакой толком реакции никогда – ни в тот день, когда появилась вторая, ни, когда появилась третья, ни сейчас. Знала, что все формальности останутся формальностями.

Было у него три женщины, четыре или пять, ни одна из них всё равно не могла соревноваться с Первой, с которой властитель огненных земель неизменно проводил свободные часы, советовался и перед которой единственной был настоящим.

– Маленький Владыка готов был костьми лечь, лишь бы её за меня выдать,– усмехнулся, подумав, он.– Надо было всё-таки на скорую руку придумать парочку сумасшедших традиций.

– Пускай четверо проверят её для тебя пригодность,– хохотнула Лилит.– Я тоже могу. Всё равно ведь ты к ней ещё и пальцем не притрагивался.

Искоса взглянув на ифрита, она заметила направленный в её сторону недовольный взгляд и задиристо улыбнулась.

– Что такое, Князь? Тебя что-то не устраивает?

– С чего это ты вдруг сейчас ей заинтересовалась?

– Не знаю. Может, мне кажется, что мы с тобой засиделись.

Будучи без предупреждения подхвачена за руку, Лилит залилась смехом и позволила перетянуть себя с насиженного места. Оказавшись на коленях супруга лицом к нему, она прижалась к Иблису, обнимая за шею.

– Лучик, ревность – плохое чувство. К тому же, со стороны того, кто… как они говорят теперь? «Заинтересован в маленьком Владыке»?

Иблис скривился, обнимая её за талию и чувствуя, как на плечо скользнули мягкие волны огненно-рыжих волос. Слухи по крепости и всему Дэву гуляли постоянно, но обычно он уделял им мало внимания. В отличие от нынешнего, который стал донельзя популярным после одного-единственного разговора.

– Я сказал, что был бы не против воспользоваться ситуацией,– деликатно поправил мужчина.– Если бы для этого сложились условия. Бегать за ним и уговаривать желания нет… К тому же, у меня есть кое-кто другой.

– Правда?– Лилит улыбнулась, перебирая пальцами пряди его волос.

– Не испытывай удачу, Первая женщина. Ты знаешь ответ.

– Госпожа Лилит, слава богу!

Оба одновременно со вздохом закатили глаза и обернулись на голос (Лилит, впрочем, лишь подняла голову, чуть ослабляя объятия). В их сторону, в последний момент вопреки ожиданиям перескочив сильно выступавшую выше остальных плиту, о которых постоянно запинались слуги, бежал Марбас. Оставшиеся три шага он, одёрнув вниз опасно всколыхнувшуюся от резкого движения ткань тёмной туники, доходившей до середины икры, преодолел в рекордную пару скачков.

Остановившись, нарушитель спокойствия опёрся обеими руками на посох, плотно обмотанный шкурой и с резной верхушкой, напоминавшей скрюченную лапу какого-то животного, державшего несколько звеньев цепи.

Лилит с нахальной улыбкой щёлкнула по частично забранным в пучок платиновым волосам гостя. Это была одна из тех особенностей, которая наряду с вечно залёгшими под серыми глазами тенями, вгоняла окружающих при виде Марбаса в лёгкий ужас. Каждый считал своим долгом заметить, что он похож скорее на вылезшего из могилы мертвеца, чем главного врачевателя целой страны.

Иблис, давно привыкший к каждому из своих подопечных, порой ловил себя на мысли, что настоящему облику главы легиона рафимов был бы рад больше, чем одетому в балахонистый кафтан, вечно съезжавший с плеча, тонкому моложавому смертнику, того и гляди готовому отправиться к праотцам. Он был таким не специально, но в рукавах безразмерной одежды всегда можно было что-нибудь припрятать; лохматившиеся волнистые волосы не мешали ему, пока не начинали оказываться у кого-то в обеде – обычно рок судьбы в этом вопросе падал на Гаап – а синяки под глазами… Что ж, недосып имел своё неповторимое влияние и на огненных.

– Ты опять не спал всю ночь, крошка,– с лаской, в которой было трудно отличить – подвох это или искренняя эмоция, произнесла Лилит.– Что случилось?

– Госпожа Лилит, я…– Марбас только теперь умудрился заметить глядевшего на него через плечо Иблиса и коротко кивнул.– Здрасьте. Так вот, госпожа Лилит,– наклонившись вперёд и не заваливаясь с риском упасть только благодаря посоху, врачеватель протянул худую руку к собеседнице,– помните, пару недель назад Вы жаловались на недомогание?

– Боже, Марбас,– женщина с фырканьем осела супругу на колени.– Нашёл, о чём говорить сейчас.

Иблис, до этого не придававший значения довеску на себе, едва слышно охнул, когда супруга на него опустилась. Он не был из числа тех, кому по смешному стечению обстоятельств достались скорость реакции и долгожительство, но не физическая сила. Предпочитал держать себя на уровне обычного человека: это помогало меньше уставать, да и добавляло некоторых ощущений. В частности, тех самых, которые теперь дали понять, что Первая женщина прибавила в весе.

– Ты поправилась.

– Что?– возмущение Лилит развернулось вихрем.– Ты совсем с ума сошёл на старости лет?!

– Дорогая, тебе стоило бы убеждать меня в отсутствии лишнего веса, когда ты не сидишь у меня на коленях,– спокойно усмехнулся ифрит.

– Не надо ссориться, прошу,– Марбас прервал грозившийся затянуться спор, положив руки им на плечи.

С лёгким раздражением посмотрев на посох, которым ему чуть не задели по виску, Иблис решил закончить разговор как можно быстрее. В этом желании великий губернатор его опередил:

– Нужно радоваться – Вы понесли!

Лилит, скрестив руки на груди, молча уставилась на Марбаса, с улыбкой пожавшего плечами.

Называть вопрос детей и возможность ими обзавестись нельзя было даже просто острым или щепетильным, а потому поначалу женщине показалось, что ей послышалось. Огненные не брезговали попытками что-то устроить с представителями других народов, но редко, когда из этого выходило что-то достойное. Чистокровных не появлялось уже давно.

– Подожди,– она почесала висок, свободной рукой взмахивая в направлении врачевателя.– Ты хочешь сказать-

– То, что уже сказал,– хохотнул Марбас.– Это чудо, и я сам сначала не поверил, но все указывает именно на это. Через несколько месяцев у Геенны будет принц. Или принцесса. Или оба сразу, точно сказать не могу.

Сцепив пальцы в замок, глава легиона рафимов с улыбкой посмотрел на Иблиса:

– А Вы станете отцом, Князь. Уже… В который раз.

Переглянувшись с ним, Лилит пару мгновений сидела молча.

Оба пытались в достаточной мере осознать услышанное, а в следующую секунду будто что-то изменилось в самом воздухе вокруг. Со смехом обняв супругу, властитель огненных земель крепко прижал её к себе, пряча лицо в плавном изгибе её шеи. Когда последний раз хоть кто-то из обитавших в Тааффеитовой крепости слышал его искренний смех, вспомнить было сложно.

Имевший достаточно детей от многочисленных любовниц, огненный, как и многие из его поданных, успел давно забыть, каково было иметь возможность вырастить и воспитать настоящего ифрита. Не одного из множества полукровок, больше половины из которых даже не знали, что их отец – сам Князь.

Наблюдая за радостью правителя и его супруги, Марбас облокотился на посох и умилённо улыбнулся. Только в моменты проявления искренних эмоций их Князь вновь становился похож на того самого созданного лучшим, любимейшего сына, который когда-то давно позволил им увидеть мир и самим выбрать свой путь. Казалось, что в такие моменты и сами они становились такими, какими были когда-то: ещё не искалеченные, не отвергнутые своими семьями и близкими.

Строгий взгляд, чувствовавшийся кожей, заставил вернуться мыслями к реальности. Стараясь почти не отводить руку от талии супруги, Иблис показал врачевателю четыре пальца, и глава легиона рафимов со вздохом направил свои шаги в обратную сторону. Хоть ему и поручили четырёх старших, и сделать это надо было поскорее, на ещё несколько забегов он был не готов.

2.

Солнце медленно поднималось из-за горизонта, и лучи его рассеивали сумрак, скрывавший берег лазурного моря. Постепенно двигаясь вверх, свет обрисовывал высокие здания из песчаника, тянувшиеся ввысь из самой воды, столь прозрачной, что можно было увидеть сновавших под её толщей рыб и редких представителей водных народов, яркими пятнами выделявшихся в синеве вод.

На крепостной стене, окольцовывавшей город, пестрели изображения мифических существ, коих любой человек без колебаний приравнял бы к ярчайшим представителям тёмного царства.

Первым в глаза бросалось центральное изображение, где мужчина с телом золотого цвета, раскинув за спиной три пары чёрных крыльев, тянулся одной рукой к солнцу, а вторую с мечом – упирал в землю. На голове его шесть симметрично расположенных рогов образовывали своего рода корону, обвитые драгоценными нитями. На общем фоне ярко выделялся чёрный доспех, в который был закован этот «хранитель города». Один из них.

Упёршись руками в перила, Самаэль слегка перегнулся через борт и осмотрел центральную картину. Слева от неё был изображён закутанный в чёрный свободного кроя балахон мужчина, скрывавший лицо под медной маской. Держа в одной руке причудливый посох, увенчанный тонкими сплетениями нитей, которые держали в центре прямоугольный тёмно-синий кристалл, он смотрел прямо и единственный не имел крыльев. Взгляд сам собой зацепился за пару витых высоких рогов, и конкретно в этом случае возникали стойкие ассоциации с вахши. Удивительно, как эти отродья ещё не вздумали кричать о своём родстве с ифритами.

Имевшая долгую историю, земля огненных казалась чем-то особенным даже в сравнении с империей Эрейи, и в этом был её шарм. Они существовали дольше, чем кто бы то ни было – говаривали, жили ещё тогда, когда о создании империи никто и не задумывался – и этот факт нельзя было не учитывать при взаимодействии.

Больше всего удивлял не город, а само понимание: каким-то образом этот корабль шёл не в один из прибрежных пунктов, а напрямую в столицу. Последним из имперцев, кто смог попасть в Дэв, был Мортем Жестокий, но даже ему потребовалось сначала столкнуться с вахтовиками. Те были основной причиной всех слухов: они не жили в береговых деревнях, а всего лишь приезжали туда на работу, принимать товары и отправлять свои. Все купцы так или иначе попадали именно к ним, и именно поэтому пошёл слух о том, что вся Геенна – грязные, потасканные жизнью грубые варвары.

Не хотелось даже думать, каким образом корабль с промежуточной стоянкой в Верхнем Аларане выбил себе дозволение причалить к берегам столицы.

Корабль пришвартовался, с едва слышным стуком ударившись бортом о пристань. Матросы затянули потуже узлы для удержания судна на месте, перекинули на деревянный настил широкую доску.

Сходить на сушу, какие бы сложные отношения с водой у него ни были, Самаэль не спешил: он не имел ни малейшего понятия, куда идти и с кем говорить. В том, что никто из местных не знал имперский, сомнений не возникало. Можно было попробовать вытянуть какую-то информацию на общем, но кто бы сказал ему, самозванцу без официальных бумаг, как добраться на аудиенцию к самому правителю. Стоило искать военных, наверняка должных патрулировать город – хотелось верить, что хотя бы эта практика здесь была схожа с эрейской.

Геенна казалась другим миром, пугала и завораживала одновременно. Всю жизнь наивно полагавший, что восторженным ребёнком чувствовал себя первый и единственный раз в Лайете, тави обнаружил себя жадно осматривавшим все, что можно было увидеть с корабля.

В числе сходивших на пристань особенно привлёк внимание старик, слабый и болезный, с завидным упорством тащивший на спине немалых размеров мешок. Второй он подтаскивал рукой, и при каждом новом шаге вперёд был слышен лёгкий звон – украшения, бытовая мелочь, не иначе.

Решив, что от простаивания на месте его проблемы не исчезнут, Самаэль двинулся с места. Возле старика он притормозил, аккуратно тронув того за плечо, и ифрит, по счастью, без лишних слов понял желание иностранца помочь с ношей.

К моменту, когда они покинули пристань, минуя группу воинов в крылатых серебристых доспехах, тави осознал, что в ближайшие пару минут потеряется в этой жизни и конкретном городе окончательно. Бросить старика на середине пути не позволяла совесть.

Ифрит между тем, найдя бескорыстного помощника, начал было что-то рассказывать на своём языке. У него было грубоватое, местами каркающее звучание, слегка резавшее слух, привыкший к мелодичности накаадэ, который считался в Эрейе государственным. В попытках прикинуть, было ли у ифритов так же с десяток диалектов, порой различных настолько, что выходец из северной области не мог понять южанина, Самаэль пропустил какой-то вопрос в свою сторону. Последнее стало ясно только по интонации и взгляду его спутника.

Старик быстро смекнул, что ему не ответят, но к своей чести не растерялся. На ломанном, трудно разбираемом из-за акцента общем сказал, что продаёт заморские диковинки на здешнем рынке и снова спросил, зачем сам тави явился на его родину.

– К Князю,– не нашёл в себе ни сил, ни желания врать Самаэль.– С посланием.

В изумлении вскинув брови, ифрит быстро позволил этой эмоции смениться на восторг. Без предупреждения подхватил тави за рукав и утянул на небольшую площадь, которая после узких улиц между невысокими домами из песчаника ощущалась, как настоящий пустырь. Он продолжил говорить уже на своём, но Самаэль понял требование посмотреть туда, куда указывал его спутник крючковатым пальцем – и на пару мгновений стало дурно.

Дэв был огромен. На пристани это казалось не такой большой проблемой, но теперь, оказавшись непосредственно в самом городе, тави с ужасом осознал – то, что хотя бы могло претендовать на звание резиденции правителя, находилось за одну, а то и две лиги от него. Крепость, чьи крыши в свете солнца бликовали кроваво-красным, высилась над городом, напоминая вросший в гору драгоценный камень.

Видя разочарование и усталость своего помощника от жизни, старик состроил печальное выражение лица, но потом вдруг вскинулся и махнул рукой кому-то позади.

Рука в кованой серебряной перчатке оказалась на его плече раньше, чем Самаэль успел обернуться.

– Вот уж не думал, что вновь увижу живого, не закованного в цепи имперца в Дэве.

Этот говорил на общем гораздо лучше старика, но теперь было не до оценки чужой речи. Резко развернувшись, тави предусмотрительно отступил на шаг назад и только чудом не запнулся о сваленный на землю мешок.

Стоявший напротив солдат был примерно одного с ним роста. Солнечный свет, падая на его доспехи, бликовал, чего никогда не замечалось на обычной амуниции. Несмотря на ситуацию, тави нашёл время на удивление: это было настоящее серебро. Другие металлы, использовавшиеся для доспехов, так на солнце не слепили.

– Кто ты такой и что здесь забыл?– ифрит взял на себя наглость опустить все формальности, кладя ладонь на эфес меча.

От движения слегка шевельнулись пластины перьев на крылатых наплечниках. В бою такой доспех бы не защитил: серебро было пластично и прогнулось бы от одного хорошего удара. Впрочем, у Самаэля возникало мало сомнений в том, что подобраться к этим воинам на нужную дистанцию будет задачей крайне сложной.

– Я первый из великих генералов империи Эрейи,– не испытывая ни малейшего желания ввязываться в передряги на чужой территории, тави кивнул солдату.– Самаэль Гринд. Меня прислали проведать нашу принцессу, что не так давно обручилась с Князем.

– Допустим,– ифрит прищурил глаза бледно-голубого оттенка.– Я должен верить на слово?

– Да,– Самаэль развёл руками.– Солнце нашей империи пожелал, чтобы этот визит был инкогнито. У меня не никаких доказательств, кроме моих слов… И уверенности в том, что Князь узнает меня, когда ты меня к нему приведёшь.

Солдат нахмурился, крепче сжав эфес меча.

Кажется, в передрягу влезть бы всё-таки пришлось.

3.

Ступая по чёрным ступеням к обсидиановому трону, Иблис едва не запнулся о расправленное крыло одного из золотых грифонов, стоявших вдоль всей лестницы.

Когда-то давно эти животные действительно существовали, и лично Князь видел, как рос и становился все сильнее с каждым днём один из представителей самой редкой разновидности – огненный эркен. К нему он попал, тогда ещё молодому, как диковинка из-за стены их города, и, если бы не своевременное вмешательство одного существа, тот малыш грифона так и остался бы мало на что способным. Благодаря должному уходу, детёныш окреп и позже вырос до огромных размеров.

Мощные, красивые звери, требовавшие к себе уважения и отношения, как к равным, они были, к сожалению ифрита, пережитком прошлого. Остались только такие, в виде статуй, иногда попадавшихся на глаза. Порой хотелось, чтобы и тот, кто помог ему вырастить того детёныша, тоже был увековечен хоть как-то, пусть самой малостью.

Остановившись на мгновение, Князь заложил руки за спину и с выражением лица, которое плохо его знавшие охарактеризовали бы, как недовольство, посмотрел на верхушку трона, где сходились линия в линию с диском алого солнца высеченные в спинке ядовито-алые линии перьев. В своё время, когда один из подопечных представил это, все, что волновало молодого хозяина Геенны – предотвращение ошибок отца и других существ, когда-то виденных. Результатом стала невозможность кому-либо, кроме самого Князя, претендовать на престол, но неопытный Иблис в давние времена жалел об этом. Каждый раз в первые пару лет с некоторым содроганием он то и дело смотрел на алый диск в верхней части спинки, символизировавший превосходство над миром.

Дрожавшие от страха при одном упоминании земель огненных раньше, теперь почти все забыли о прошлом. Не видя больше того, что им было дозволено, они смеялись и говорили об отставании в развитии. Лишь люди по-прежнему боялись, позволяя страху накрывать с головой, когда в очередной раз читали своё священное писание и там видели пару тех самых «страшных непроизносимых слов».

Мысли о детях были тяжелее самых запутанных размышлений о судьбе государства. Властитель огненных земель не мог точно сказать, не хотел он чистокровного вовсе или не хотел именно сейчас, но интуиция то и дело тянула мысли в сторону второго варианта: пока было слишком рано.

Внутреннее чутье прежде никогда не подводило; если бы не оно, ставшее одним из основополагавших факторов, Иблис бы не стал тем, кем являлся. Он привык доверять этому чувству, которое с новыми силами развернулось после известия о состоянии Лилит.

Больше всего не нравилось то, что оно тянуло не только волнение за будущего ребёнка, но и за всю ситуацию в мире: как бы отреагировали другие? Как бы отреагировала империя, для которой шанс ифритам вновь рожать чистокровных детей, звучал бы, как скорая перспектива оказаться в меньшинстве?

– Убить бы его,– со вздохом принявшись тереть глаза, пробормотал мужчина.

На той стороне Недремлющего моря почти наверняка чихнул Владыка.

– Ещё на свет не появился, а родной отец уже убить хочет!

Заставив себя отвлечься от изучения злополучного трона, Иблис обернулся на низкий женский голос и с долей сомнения проследил за тем, как Белет заботливо поправил сползшую с бирюзового с золотой оторочкой тюрбана шаль главы легиона тахкиренов.

Гаап, будучи единственной из четырёх старших женщиной, умела, не сказав ни слова, вводить окружающих в заблуждение. В этом они были схожи с Белетом, но если тот только выглядел не сильно отличным по яркости и укладке тканей от своих девиц, то Гаап все попросту называли тем титулом, какой у неё был когда-то давно. Женщина абсолютно по всем признакам, глава тахкиренов охотно откликалась на «принца» и «губернатора», что вгоняло впервые её видевших в ступор.

– Ну что, Княже,– на ходу отряхнув с подвязанного под грудью верхнего платья невидимую пыль, Гаап подошла и похлопала огненного по плечу.– Поздравлять или ещё рано?

– Я бы не поздравлял,– скривился Белет.– Будто без детей ответственности мало.

Азмедай перестал задумчиво смотреть в окно и поглаживать бородку, неизменно вызывавшую ассоциации его образа со старым, в своё время слишком налегавшим на еду бараном, и ожидаемо не смог промолчать:

– Не всем, знаешь ли, только и делать, что хвостом вертеть.

– А тебе, видимо, завидно,– Белет с мягкой улыбкой прижал ладони к щекам.– Сам-то давно не замечаешь, что под животом происходит, и кто там чем крутит.

Гаап с Иблисом молча наблюдали. Женщина, осмелев, упёрлась в его плечо локтем, и властитель огненных земель машинально потянул носом запах карамели, всегда неизвестно как державшийся на её коже. Остальные тоже могли похвастаться каждый своим особенным ароматом, но всегда и везде к нему примешивалась сера, бывшая личным проклятьем каждого жителя здешних земель. Гаап каким-то образом обходила все законы природы.

Перепалку тем временем прервал последний из четырёх. Выступил вперёд, отодвигая Белета себе за спину, и многозначительно пригрозил пальцем оппоненту. С Велиаром – ростом чуть выше среднего, крепко сбитым мужчиной, спорить себе позволял исключительно Князь. Остальные предпочитали находиться на хорошем счёту у того, кто в подчинении имел исключительно военизированные легионы. На какой почве с ним сдружился главный красавец всей Тааффеитовой крепости, теперь всегда имевший верного защитника, оставалось только догадываться.

Азмедай и Гаап искренне верили в наличие интрижки, Лилит и пара других женщин с радостью подливали масло в огонь слухов, Велиар с Белетом таинственно отмалчивались.

– Кудрявым слова не давали,– хохотнул Белет, повисая на плече у главы миштаров.– Так что помолчи, барашка.

– Князь, нет, ну Вы видите?– устало вздохнул Азмедай.– Видите, что этот мальчишка себе позволяет?

– А мы все тут просто дива’атхи во плоти,– отфыркнулся Иблис.

Поведя плечом, он сбросил с себя руку Гаап и прошёл к трону. Заняв своё законное место, закинул ногу на ногу и, сведя кончики пальцев вместе, посмотрел на беспечно изучавшего потолок Марбаса.

Созвавший всех, как и было приказано, он остался в зале, но пока Иблис не мог определиться, было ли это плюсом.

Фырканья недалеко от них сошли на нет, и Азмедай, с видом оскорбленной невинности скрестив руки на груди, отвернулся от своих оппонентов.

– Давайте лучше к теме,– Белет скользнул к трону и удобно умостился на подлокотнике, от которого Иблис чуть отодвинулся.

Глава легиона инкубов умел при довольно высоком росте и худобе, за которые за глаза Азмедай и ещё парочка ифритов называли его жердью, перемещаться с той грацией, что была доступна не каждой из его подопечных. Ифритки могли стараться, упражняясь в легконогости, стирали стопы и пальцы в кровь, но только их глава двигался, будто перетекая из одного состояния в другое. Он выглядел идеальным, умел держать этот образ, сам же его недолюбливая за двоякость, но только, пока не оказывался в пределах своих покоев.

Гаап, искоса взглянув на друга, вспомнила, как однажды заглянула к нему утром с целью вытащить из постели и отправиться на небольшую прогулку по городу. Вместо женственного юнца, флиртовавшего со всем, что двигалось, двери ей открыл молодой всклокоченный мужчина, одетый в длинную рубаху с пятнами от краски, с курительной трубкой, слегка дымившей, в зубах. Увидев посетителя, Белет проснулся моментально и захлопнул дверь перед самым её носом. Исключительно для того, чтобы спустя полчаса появиться на пороге вновь, свежим, прекрасным и благоухающим.

– Мы должны объявить об этом народу,– повёл рукой Азмедай.– Это настоящее чудо – живорождённый ифрит, после стольких тысяч лет!

– Думаю, если бы Князь хотел поделиться со всеми радостью, мы бы сейчас здесь не совещались,– Велиар скрестил руки на груди, вскидывая бровь.

Марбас отвлёкся от изучения пейзажа за окном и махнул посохом, привлекая к себе внимание.

– Простите, но мы не можем пока ничего утверждать.– Врачеватель многозначительно пригрозил Азмедаю пальцем.– Ситуация с другими женщинами остаётся неизменной, но теперь есть надежда, что благодаря Первой мы сможем все исправить.