Ночь империи

Плеча коснулась знакомая тонкая рука с парой слегка звякнувших золотых браслетов на запястье, и Крокум посмотрел в сторону нарушителя своего утреннего одиночества.

– Что там случилось?– Василиск, не убрав от него ладони, кивком указал в сторону ворот и моста.

Поняв, что, заблудившись в своих мыслях, перестал следить за прихожанами, Крокум тоже посмотрел в ту сторону и поморщился. Если люди и падали ниц в пределах Пантеона, то это были истово верующие в Первородных. Так как все они ещё были в пределах своего дворца, желание биться лбом об землю у народа могло вызвать появление кого-то вышестоящего по званию.

Видимо, одновременно с Василиском вспомнив, кто из должных прибыть сегодня мог вызвать у простого люда подобную реакцию, Крокум поморщился. Прибежавшего к ним от ворот послушника они встретили с донельзя кислыми минами.

– Почему нужно делать всё именно так?– устало вздохнул Король богов, когда послушника отправили обратно, встретить важного гостя.

– Потому что в этом весь Хеймор?– вопросом на вопрос ответил Крокум.– Я думаю, он ещё не раз швырнёт нам в лицо своё теперешнее превосходство.

Василиск заломил светлую бровь и ещё раз вздохнул. Собирался пойти за остальными, но те уже вышли на крыльцо. Нориа постаралась, то и дело способная что-то, да разглядеть в ближайшем будущем.

Не нужно было смотреть, чтобы убедиться, что позади пыхал праведным гневом Шумер. Он в этом состоянии был ещё с момента похорон Владыки, когда услышал, что их старший брат – единственный возможный преемник.

Они все в некоторой мере недолюбливали Хеймора, уже не первое столетие не отзывавшегося на данное при рождении имя. Нужно было приучить себя, наконец – Айорг, Айорг. Владыка Айорг, теперь. Они его не слишком любили, он тем более не пылал к семье любовью – сложно было после четырёх сотен лет, которые он «благодаря» им провёл, способный передвигаться только с помощью рук.

Однако, от Шумера при одном только упоминании старшего начинало веять такой ненавистью, что даже ко всему привычному Крокуму становилось не по себе.

– Выпендрёжник,– выплюнул субъект крокумовых мыслей, упираясь руками в бока.

– Разве не наоборот?– осторожно поинтересовалась Нориа.– Я ждала толпу народа, стражу… А он один..?

– Почти один,– поправил её Василиск.

Пользуясь тем временем, что у них оставалось наедине друг с другом, Король богов повернулся к своим братьям и сёстрам.

– От того, как пройдёт его визит, зависит наше будущее в империи. Поэтому я прошу вас,– вскинув указательный палец, он ткнул в сторону Шумера,– я очень прошу вас. Забудьте, что он – ваш старший брат. Забудьте, что он – Хеймор Кровавый. Это – Владыка Айорг, солнце и луна империи Эрейи, отец нации и наместник Первородных на бренной земле. К нему нужно относиться с уважением, его не нужно пытаться вывести из себя. И того, кто с ним, тоже не нужно пытаться тыкать палкой. Понятно?

– Почему это ты на меня показал?– проворчал Шумер, отклоняясь чуть в сторону от все это время направленного на него пальца.

– Потому что ты уже сейчас готов плеваться ядом в его сторону, вот почему!– Василиск взмахнул руками и замер, чуть расставив их в стороны.– Никаких конфликтов. Благочестие, благородство, взаимоуважение и вежливость.

Шумер пробормотал что-то себе под нос, но полноценным ответом не удостоил. Остальные просто молча покивали, выказывая тем самым своё согласие с выставленными условиями. Оставалось надеяться лишь, что и Владыка готов был придерживаться подобных правил.

2.

Мерный звон колоколов летел вверх и, подхватываемый ветром, разносился в стороны – к домам; к путникам, находившимся в дороге; к тем, кто с первыми рассветными лучами ушёл работать в поле. В небе ещё теплился рассветный рыжевато-розовый след, на котором ярко выделялись белые кучи облаков.

С давних времён Пантеон принято было считать отдельным градообразованием, и заблуждение это брало своё начало с тех годов, когда большинство территорий империи были мало обжиты. Рядом с небольшими поселениями он казался громадой, окружённой водным рвом. По прошествии лет стало ясно, что влиял на подобное мнение лишь масштаб в сравнении. Несомненно, ныне он не казался вдруг меньше, но явно не переплёвывал, как прежде утверждали, дворец и прочих. Скорее, был рядом с ними.

Окружённый высокими неприступными стенами из девственно-белого камня, массив сердца веры высился над расположенным в паре шагах от него городом, который справедливо считался самым истово верующим. Его жители и обитатели окрестных поселений готовы были, если не каждый день, то хотя бы несколько раз в неделю пересекать белокаменный мост, соединявший их с «благословенной землёй», ворота в которую были открыты всегда с рассвета до того, как исчезнет за горизонтом последний солнечный луч.

«Святое место,– говорили все, кто искренне верил в божественную природу Пантеона и Первородных,– там всегда светит солнце, шумят на лёгком ветру вечнозелёные сады и не откажут никому в помощи».

Уверенным можно было быть лишь в последнем: любой, даже, если это был преступник, имел право прийти сюда и попросить укрытия. Ни военные, ни кто-либо ещё после этого не могли более предъявлять ему никаких претензий. По крайней мере, пока он не решил бы, что с него достаточно ежедневного чтения заветов, работы на общее благо и питания исключительно водными тварями да растениями.

Сколько себя помнил, Самаэль ни разу не был внутри. Многие его знакомые в армии хоть раз заезжали в Пантеон. Не из-за веры, а для общего развития – взглянуть, как оно там. По молодости он некоторое время думал о необходимости сделать так же, но каждый раз находились причины и отговорки, чтобы не ехать. Для него обитель Первородных была тайной, малые крохи информации о которой знал по рассказам, да рисункам в книгах.

Когда белоснежные стены и солнечные отблески на позолоте крыш показались в зоне видимости, к воротам уже шёл народ.

Они надеялись быть первыми, чтобы проскользнуть до толпы, но задержались, вынужденные рыскать в поисках лошадей. Своих через переход не протащили, оставив на постой во дворе у хозяина таверны, в которой заночевали, и Айорг до сих пор не уставал ворчать о том, какой Ноктис предатель. После того, как его отправили в столицу, разобраться в ситуации с Вахэ Ойсеном, перевёртыш так и не вернулся. Не то, чтобы от него этого ждали или отдали ему прямой приказ, но в глубине души валакх наверняка надеялся, что питомец будет достаточно совестлив и не бросит хозяина.

Глядя на комплекс, к которому они приближались, Самаэль не сдержал раздражённого вздоха. Каким образом Пантеон, хозяева которого вечно вопили о необходимости отказаться от армии, как от источника насилия, был образчиком укреплённой крепости, а дворец Владыки являл собой печальный пример идеально простреливаемого строения?

Предъявлять эту претензию Айоргу было бесполезно, потому как за снос половины стены в столице была ответственна дочь Мортема, но хотелось сделать банальное замечание. Взгляни, мол, как должна выглядеть оборона твоей обители: в Пантеон можно пытаться разве что швырнуть пару подожжённых камней из требушетов. Да и то, не знаешь, куда попадёшь.

Когда он уже почти открыл рот, интуиция где-то в сознании усиленно заворочалась и намекнула, что валакх скорее всего обидится. Точно обиделся бы, что не кто-то там со стороны, а сам первый тави ставит ему в пример не самого любимого младшего брата.

– Нравится?

По привычке державший поводья только для вида одной рукой (благо лошадь была спокойной), Айорг курил трубку. Тонкая ниточка сизого дыма тянулась вверх и в какой-то момент начинала завиваться вокруг него, словно маленькая своевольная змейка. В воздухе, полнившемся ароматами полевой травы и отдалёнными запахами города, чувствовался лёгкий след можжевеловых листьев, который он всегда примешивал в табак.

– Крепость как крепость,– хмыкнул Самаэль,– как бы ни стремились её называть святым местом. Смогу сказать больше, когда окажемся внутри.

– Внутри сады, деревья в которых видели моё детство, а большая часть троп лежит на воде,– Айорг внезапно зазвучал почти мечтательно.– Если нырнуть достаточно глубоко, можно найти потайные тоннели, которые соединяются в большую подземную сеть. Но я бы не советовал: там много всякой рыбины, не всегда дружелюбной, и несколько старых водных.

При упоминании «троп на воде» Самаэль невольно поёжился. Плавать он не умел от слова «совсем». Нельзя было назвать чувства к водоёмам нелюбовью или боязнью в полной мере – хотя случай, когда Джанмариа Гринд просто швырнул его, где было поглубже, и заставил выбираться на берег, до сих пор был свеж в памяти. Самаэль всегда оправдывался перед собой тем, что не мог понять принципа.

Первый раз услышав такое от него объяснение, Айорг долго и безудержно смеялся. Не стал пытаться кидать тогда уже бывшего выше него на голову Самаэля в пруд, но заметил: существо, умеющее держаться в рукопашном бою, точно сможет совладать со своими руками и ногами в воде. Валакх обвинил его в том, что после пары неудачных попыток нашёл себе достойную отговорку и использовал бы её до конца дней.

С отговорками жизнь, без сомнений, становилась на треть проще, чем обычно. Во всём, что он делал или не делал в последнее время, рано или поздно возникало злополучное «потому что», и после него будто сваливался с плеч лишний груз.

Начав размышлять о своей нелюбви к воде, тави задумался, не сбросил ли он однажды с себя что-то важное какой-нибудь банальной отговоркой, которую окружающие даже не заметили.

– Всё в порядке?

Голос валакха прорезал тишину, возникшую будто только вокруг тави на некоторое время. Слух вернулся вновь, принося раздававшиеся уже ближе голоса прихожан, перезвон и плеск воды.

– Вспомнил, как Джанмариа боролся с моими недостатками,– Самаэль повёл плечом.

Айорг понятливо хохотнул и пообещал, что не будет пытаться лишний раз столкнуть его с каменных дорожек в воду.

Звучало, как издёвка над всей сутью их взаимодействий. Оно всегда имело в себе тот неприятный привкус, который заставлял держать ухо востро. Айорг знал, что генерал, даже, если молчит, может планировать что-нибудь, что самому валакху не понравится; Самаэль всегда помнил, что маленький Владыка может распахнуть пасть, как змея, и впиться ему в горло четырьмя рядами острейших зубов.

Именно поэтому в Пантеоне Самаэль решил как минимум перемещаться по центру этих дорог на воде, чтобы, в случае чего, столкнуть его было сложнее.

За несколько метров до моста валакх с завидным энтузиазмом объявил, что дальше они пойдут пешком, и вера в успех кампании у тави пошатнулась основательно. Хватало того, что правитель решил явиться без должного сопровождения, одетый в обычную одежду, так теперь он ещё и захотел вдруг пройтись по мосту пешком вместе с толпой прихожан.

Самаэль уже успел начать придумывать многочисленные варианты развития событий, при которых в общей массе народа затесались несколько убийц, только их и ждавшие, когда Айорг со смехом его успокоил: чем дальше от столицы, тем меньше людей могли похвастаться знанием того, как выглядел правитель.

Первый тави сделал вид, что успокоился, но выдал своё волнение с головой, когда один из мужчин среди прихожан вдруг возопил: «Да будет славно твоё правление, Владыка», и грохнулся наземь. Толпа зароптала, люди начали останавливаться, оглядываться и, слыша о присутствии монарха, тоже падать ниц. Не прошло и пары минут, как все на мосту, кроме них двоих, стояли на коленях, уткнувшись лбом в каменную кладку.

– Ты просто прекрасен в своём умении «не привлекать лишнего внимания»,– пробормотал Самаэль, на всякий случай заводя довольно улыбавшегося валакха себе за спину.

– Ой, ладно тебе,– Айорг со смешком отошёл от него и наклонился, чтобы поднять ближайшего к ним человека с колен,– встань, отец. Все встаньте. Я – такой же прихожанин, как и вы, и поклоняться здесь нужно не мне.

– Ваше Высокопревосходительство!

К ним, едва ли не перескакивая через коленопреклонённых людей, подбежал молодой человек лет двадцати с небольшим на вид.

– Ваше Высокопревосходительство,– он остановился на почтительном расстоянии, выдохнул и, прижав сжатую в кулак ладонь к сердцу, поклонился,– пусть будет долгим Ваше правление и лёгкими победы.

Выпрямившись, он осторожно подступил на небольшой шаг.

– Прошу, простите. Мы не ждали Вас так рано. Если бы знали, что-

– Нет нужды,– Айорг одарил его самой благосклонной улыбкой из всех, имевшихся в арсенале.– Мне не нужен особый приём. В Пантеоне и я, и эти люди равны.

– И всё-таки,– решил стоять на своём юноша.– Прошу, пройдёмте со мной. Первородные теперь уже знают о Вашем прибытии и ждут Вас.

Самаэль отстал на шаг-полтора, позволяя валакху идти рядом с юнцом, все ещё сокрушавшимся, даже, когда согласились пройти с ним, что никого не предупредили заранее. Он только мельком глянул на провожавших их взглядами прихожан, которые теперь в неуверенности топтались на том месте, где до этого бились лбами об пол.

Желание назвать Владыку позёром хуже самого Короля богов пришлось затолкать поглубже на задворки сознания.

3.

– Доброго вам дня, Первородные,– Айорг раскинул руки и широко улыбнулся. Можно было поверить, что он действительно рад встрече, если бы все не понимали, что с этого момента начинается бал лицемерия и притворства.– Славных вам дней и чистого неба над головой.

Пока все торжественно друг другу зубоскалили, Самаэль стоял чуть в стороне. В этих стенах и при данных обстоятельствах его титул становился довольно слабым довеском к личности, да и особого внимания к себе он не ждал. Даже больше – надеялся, что сосредоточатся на Айорге. Король богов, как оказалось, не всегда готов был выполнять желания прихожан.

Как только с официальными приветствиями между высшими чинами было покончено, Василиск обратил свой взор на него.

– Доброго дня и тебе, тави Гринд. Ясного солнца и славных побед.

Смотревший себе под ноги в попытке убедиться, что все они сейчас не провалятся под воду, Самаэль подавил желание дёрнуться и поднял голову. Коротко улыбнулся и убрал правую руку за спину, кулак левой прижимая к сердцу.

– Доброго дня, Король богов. Первородные,– он поклонился, на некоторое время замирая в этом положении.– Славных дней и чистого неба над головой.

– Раз с официальными приветствиями покончено,– улыбнулся Айорг, мельком его осмотрев,– как насчёт того, чтобы заняться делом?

– Успеется,– ответил ему с точно такой же улыбкой Василиск.– Мы взяли на себя смелость подготовить небольшой пир по случаю Вашего визита. Вы, наверное, устали с дороги, так что сегодня отдохните, а завтра – дела.

Если бы Владыка способен был копошиться в чужих мыслях не только посредством прикосновения, он бы услышал, как мысленно умолял его отказаться от этой затеи Самаэль.

– Конечно,– он пожал плечами,– почему бы и нет. Но при одном условии – мой генерал должен сегодня убедиться, что вы тут не пытаетесь мутить воду.

– Вы о нас столь плохого мнения?– Шумер недоверчиво прищурился.

Видно было, что ему из всех пятерых труднее всего заставлять себя улыбаться старшему брату и общаться с ним не только вежливо, но и спокойно.

– Ни в коем случае!– Айорг рассмеялся, вскинув руки.– Но лучше лишний раз перепроверить.

– Ничего страшного,– не дал продолжить эту мелкую перепалку Василиск.– Я всё понимаю, проверяйте. Санбика, будь любезна, проводи тави Гринда.

Когда Самаэль, вынужденный со всем согласиться и давивший из себя улыбку, прошёл мимо него, валакху потребовались некоторые усилия, дабы сдержаться. Тави словно бы невзначай скользящим движением задел его руку и дал таким образом знать всё, что думал. В крайне нецензурном ключе.

Оставшись с четырьмя из пятерых родственников, Айорг спокойно улыбнулся.

– Раз уж выдался такой шанс, могу я прогуляться по садам? Те, что есть у нас во дворе, ни в какое сравнение не идут с вашими.

Василиск, благосклонно кивнув, указал ладонью в сторону дорожки.

В тот небольшой промежуток времени, пока на них не было сосредоточено ничьё внимание, Король богов, ничтоже сумняшеся, отвесил Шумеру звонкую затрещину.

– Что я говорил?! Вежливость и взаимоуважение!

– Я ничего не делал!

– Ну да,– усмехнулся Крокум,– «вы о нас столь плохого мнения»? Ты мог бы сказать «ты обнаглел», и никто не услышал бы разницы.

Нориа, хмурясь, посмотрела в сторону дверей во дворец.

– Мне не нравится этот Гринд.

– Да ладно тебе,– пожал плечами Шумер,– очередной мальчик на побегушках у брата, который своей головой думать не умеет.

Не желая вступать в ещё большую полемику, Василиск оставил мнения родственников без ответа. Он бы только потратил лишнее время, пытаясь их убедить, что нынешний расклад был самым неудачным из возможных: оба гостя были каждый сам себе на уме.

Если Айорга он знал – хотя бы немного, но всё же – то с Гриндом возникала проблема. Понять, что творилось в голове у суламаррэ, было невозможно. Так уж повелось, что эти эмоциональные калеки испытывали крайне малый спектр чувств и эмоций, но прекрасно за годы своего существования научились их копировать. Заставить поверить собеседника, что они столь же выразительны, как и он, для них не составляло труда.

Впрочем, одна эмоция у тави Гринда явно была искренней – он не спускал взгляда с воды и старался держаться от неё на максимально дальнем расстоянии.

4.

Казавшийся слишком большим и давящим снаружи, внутри дворец Первородных оказывался удивительно просторным. Бежевый мрамор полов с коричневой геометрией узоров по кайме каждой плиты был начищен так сильно, что в нём можно было увидеть своё отражение. Мраморными были и стены, но здесь хитросплетения узоров вило светлое золото, через каждые несколько метров сходившееся в единый круг с вставками из кусочков зеркал. Они отражали каждый сантиметр помещения и свет от множества свеч в желтоватых стёклах подсвечников. Этот образ бесконечно множился, отчего казалось, будто один только расходившийся от входа на три стороны коридор не имел краёв.

Перешагнув порог, Самаэль на пару мгновений замер, позволяя себе привыкнуть к обманчивым масштабам.

Прежде ему рассказывали про Пантеон: про сады и про тварей, которые шныряли в местном водоёме, но никто из рассказывавших никогда не был внутри. Сюда дозволялось входить лишь послушникам, самим Первородным и их подмастерьям, а в крайне редких случаях – тем, чьи просьбы требовали немедленного решения и особого вмешательства.

Именно из-за отсутствия хоть каких-то заранее полученных знаний о внутренностях дворца Первородных, тави чуть не подверг опасности провала весь их визит. Стоило ему только попытаться сделать первые шаги вперёд, как в локоть вцепились узловатые пальцы Первородной Санбики.

Осознав, что сделала, женщина поспешно отпустила его, хотя выглядело это так, как если бы она вдруг поняла, что дотронулась до больного проказой.

– Простите, тави, простите!– она заговорила впервые за всё время с их с Айоргом появления.– Есть правила, которые все обязаны соблюдать, и… Здесь нельзя ходить в обуви.

Она была странной, эта конкретная Первородная. Казалось таковой ещё с момента, когда Самаэль увидел её в столице. Она была… обычной.

Слишком обычной, если брать во внимание представление о тех, кто руководил жизнью в Пантеоне. Когда говорили «Первородная», в голове сразу рисовался образ богоподобной женщины, краше и лучше которой днём с огнём не сыщешь во всём Каэрлие, но Санбика максимально под него не подходила.

Надеясь, что никто из здешних не балуется на досуге чтением мыслей, Самаэль позволил себе вспомнить одного из приближенных Иблиса, бывших на свадьбе – вот уж кто подходил под образ Первородной, весь из себя прекрасный и лощёный.

А у неё даже голос был ничем не примечательный. Хотя, для верующих, наверное, была лучшей из всех.

Разум, наконец, вернулся к настоящему моменту и словам про обувь. Посмотрев на свои сапоги, Самаэль невольно нахмурился.

– Правила, это, конечно… Хорошо. Но я три дня в пути был. Вы уверены, что сейчас мы не можем немного нарушить устои?– виновато улыбнувшись, он развёл руками.– Король богов ведь за нами не следит.

На самом деле никаких проблем, кроме моральных, с тем, чтобы бегать босиком, не было. Только одним делом было ходить босым по своему дому, другим – делать то же самое в месте, которое, хоть и с натяжкой, можно было назвать общим. По ощущениям было всё то же, как если бы завтра Айорг всех их заставил сверкать голыми пятками во дворце.

– Или снимайте сапоги, или оставайтесь на пороге,– строго пригрозила ему пальцем Санбика.– Ах, да, оружие здесь тоже запрещено.

– А ещё, наверное, нельзя пить, курить табак и сквернословить,– беззлобно усмехнулся Самаэль, смиряясь с неизбежным и нагибаясь, чтобы разуться.– А также – ни в коем случае не заниматься-…

Он прервался, чуть пошатнувшийся, когда избавился от одного сапога, но Первородная оказалась любезна достаточно, чтобы подержать под локоть. Шутка ушла в никуда, но Санбика восприняла её всерьёз и потребовала закончить предложение.

– Вы серьёзно, сударыня?– стянув второй сапог, Самаэль со смешком выпрямился.

– Вполне.

– Ну, а я – не очень. Поэтому не буду ранить Ваше нежное представление о мире. Считайте, что я ничего не говорил.

Санбика фыркнула, только теперь отпуская его локоть, и гордо вздёрнула нос. Всем своим видом пыталась показать, что ни капли не оскорбилась и вообще прекрасно понимала все бедные шутки и намёки, какие только могли прилететь в её сторону. Тави вдруг обнаружил себя ласково улыбавшимся, как если бы наблюдал за попыткой маленького ребёнка казаться старше своих лет. Ей такое поведение удивительно шло.

– Что делать с оружием, сударыня?– держа в одной руке свою обувь, второй он снял с пояса ножны.– Есть у вас, где складывать мечи нерадивых гостей?

Судя по тому, как резко стушевалась Первородная, правило было, а схема его выполнения отсутствовала. К своей чести, Санбика постаралась как минимум не подавать виду, что её что-то беспокоило: забрала оружие, совсем слегка поморщившись от его веса, и на пару минут исчезла за одной из дверей.

Военное воспитание опять вылезло как нельзя кстати, порождая мысли о безответственности и абсолютном отсутствии страха у пантеоновских жителей: она оставила в одиночестве гостя из столицы, который считался ярым приверженцем идей не очень лояльного к Первородным Владыки. Кто знал, что он мог сделать, пока никто не следил?

Мнимое отсутствие слежки быстро стало очевидным: Самаэль затылком чувствовал чей-то взгляд. Смысла вертеться по сторонам в попытке высмотреть стороннего наблюдателя не было – этот кто-то прятался в тенях и создавал ощущение, будто смотрели стены, а не что-то живое. Кто-то из подмастерьев, не иначе. Странным было бы ждать от Короля богов и его родни абсолютного доверия.

– Идём,– вернувшаяся Санбика мельком взглянула на его ноги, как если бы сомневалась, что тави сдержит слово и будет ходить босиком.– Можете гордиться – мало кому доводилось побывать в покоях одного из Первородных.

– Это не то, чем стоит гордиться.

Он искренне надеялся, что произнёс это достаточно тихо, чтобы остаться неуслышанным, но в этой семейке острый слух был у всех поголовно. Женщина одарила его неприветливым взглядом и, оскорблённо хмыкнув, пошла дальше.

Надолго её возвышенное молчание не затянулось.

– Полагаю, нет смысла спрашивать, верующий ли Вы.

– Полагаю, нет.– Отозвался Самаэль, с деланным интересом осматривавший узоры из белого золота и стекла, тянувшиеся вдоль стен.– Растили меня не так, да и жизнь не располагает к подобной чепухе.

– Военных к нам много заходит, чтобы Вы знали,– Санбика поумерила спесь, но раздражение в её голосе все ещё слышалось.

– Отставных военных,– многозначительно пригрозил пальцем тави.– Я трижды герой империи, сударыня, выиграл много битв и видел достаточно. Ни в одном сражении ваш брат мне не помогал, а вот тактика, стратегия и силы сотен и тысяч солдат – да.

– Откуда же Вам знать, что Вам не помогали?

– Потому что, если Вы и помогаете, то потом кричите об этом на каждом углу,– ласково усмехнулся Самаэль.– Поэтому я, к примеру, могу упомнить каждый раз, когда Его Высокопревосходительство оказывал мне поддержку или думал, что помогает, на деле портя мою жизнь больше прежнего.

– Он всем нам попортил жизнь,– тихо вздохнула Санбика, сцепив руки в замок на уровне пояса.– Но я считаю, что остальные все ещё преувеличивают, когда считают его монстром, недостойным нормального отношения.

Самаэль взглянул на неё, пытаясь найти в прозвучавших словах хотя бы намёк на подвох, но Первородная была искренней. После такого можно было не удивляться, если она скажет, что и правление старшего в столице считает легитимным от начала и до конца.

Сам тави не готов был в следующую секунду бежать обратно в Лайет и убеждать простой люд, что Айорг и появляться во дворце в своё время не должен был, однако, и в абсолютную случайность его восхождения на трон не верил.